Комментарии актеров и создателей:
Lucy Lawless: «Когда я впервые прочитала, что Каллисто была отцом, то смеялась как ненормальная. Это самая смешная вещь, которую я когда-либо слышала… Хотя идея была классная… Я думаю, что, когда Зена сталкивается с Хорошей Каллисто, то она не может поверить в это и отказывается относится к ней, как к доброму духу. Она не может ей доверять… Из-за моей глупости от беременности я даже не могла синхронизировать движение губ для песни, а я ведь пела ее миллион раз… Каллисто в роли папочки для ребенка Зены – это хорошая идея на бумаге, но теперь, когда я смотрю на все это, то это кажется каким-то мерзким.»
Hudson Leick: «Я думаю, что это действительно странно. Очень, очень странно. Странно, что Каллисто стала отцом ребенка Зены. И она не только отец, но и сам ребенок. Идея очень странная. Думаю, что на эзотерическом уровне это захватывающе, что мы так сильно друг на друга влияем… в какой степени мы остаемся самими собой? И в какой степени это маленькие кусочки других людей – всех, с кем вам приходилось встречаться?»
Rob Tapert: “Мы хотели сделать Каллисто ответственной за беременность Зены, потому что мы решили, что это будет самым большим вызовом для Зены, но так и не потрудились обыграть все это. Мы думали, что могли бы сделать ставку на более поздний срок с дочерью Каллисто, но не вышло. Потом это просто не казалось важным… Я обожаю этот эпизод. Каждый его аспект. Думаю, что Рене и Кевин Смит были потрясающи вместе. Думаю, что Хадсон и Тим Омандсон в роли Илай были прекрасны в нашей сцене Гефсиманских садов. У меня на глазах появляются слезы каждый раз, когда я смотрю этот момент. Это один из моих пяти любимых моментов во всем ЗКВ… Но мы сделали кое-что с Зеной, что до сих пор не дает мне покоя. И это была проблема со сценарием. Мы отправили ее на задание, которое не имело значения, чтобы убрать ее с пути, чтобы убить Илая, потому что этого не могло случиться при ней. И, о Боже, я бы хотел, чтобы мы нашли решение получше, которое бы увело ее из города, а не просто так гоняться за плохими парнями. И даже не смотря на то, что это был эпизод с большой силой и великими событиями для всех героев, роль Зены была порой слабой… Нам просто нужно было найти для Зены подходящее занятие в этой серии, которое я до сих пор не придумал, которое было бы достаточно большим для Зены. У всех были великолепные части, а ее роль в этом эпизоде слаба… Одна из забавных вещей в этом эпизоде, и я думаю, конкретно, для Рене, была в том, что Арес старался выиграть Габриель, соблазнить ее на свой путь. И он определенно никогда не обращал на нее в прошлом никакого внимания, кроме как на раздражающий фактор. Поэтому, он давил так сильно, как только мог, чтобы сделать ее своей новой королевой воинов, зная, что Зена ею уже не будет. И я не знаю, какие у него были намеренья на самом деле и как бы все это вышло. Мы так никогда и не ответили на этот вопрос. Но мы обыграли всю эту драму для него в погоне за ней».
Donald Duncan: «Центральным элементом этого эпизода была большая драка на подвесном мосту, в которую была вовлечена дополнительная операторская группа. Там было много снимком подвесного моста сверху, а под низ мы положили голубой экран, чтобы внизу можно было сделать ущелье и реку. И я думаю, что они выглядели достаточно реалистично. Они довольно хорошо над этим поработали. Поэтому, я думаю, что это была хорошая двух или трех дневная работа над этой сценой, чтобы сделать хороший, драматический центральный элемент этой серии».
Renee O'Connor: «Смерть Илая… к этому столько вело. Габриель знала, что он собирается пожертвовать собой и что это было ради веры мира, это он просил у нее. Доверится ему и верить, что он делает то, что должен. Он просил ее позволить ему исполнить свою судьбу. И потому что она так его любила, она отпустила его…Это был интенсивный день. Действительно тяжелый для меня. Я говорила режиссеру Гарту Максвеллу, что это, возможно, самый тяжелый съемочный день, который был у меня в жизни. И часы тянулись так долго. Мы начали с самого утра с конфликта между Аресом и Илаем и продолжили со сценой, где Илай разворачивает Габриель. Мы провели весь день работая над этим до момента, когда появляется Зена. И я рыдала над ним всякий раз вплоть до семи вечера!..Мне до сих пор неловко показывать такие сильные эмоции перед съемочной группой. Ты действительно должен верить, что не делаешь из себя абсолютного идиота. А если и так, то что? Ты должен напоминать себе, что это неважно, что ты плачешь перед всеми этими людьми. Поэтому я продолжала работать не смотря на это весь день. И в конце ты принимаешь горячую ванну, уходишь и все. Иди домой к семье, обними и поцелуй их и будь счастлив, что ты жив, что твоя жизнь так хороша… Но Гарт хотел, чтобы Габриель плакала громко и в конце издала крик, который Зена услышала, будучи на мосту. Я просто не хотела этого делать. Ненавижу, когда Габриель такая. А потом я подумала, что сериал такой стилизованный, что это не по-настоящему. Нам с Люси понравилась наша сцена спора, потому что мы могли там немного показать зубы…С моей точки зрения, сценаристы пытались соблазнить Габриель идеей власти и амбиций, которые ей мог дать Арес. Но я не думаю, что она пошла бы по этому пути…То, что Зена говорит, что мы те, кто создает правосудие в мире, заставляет Габриель думать: «Ладно, если все будет так, то я буду стоять на своих двоих и быть такой же сильной, как ты». Зена училась у Ареса, поэтому, я думаю, Габриель решила, что может поучиться у лучших. Арес знает, что это слабость Габриель, особенно в этот момент. Он пришел, чтобы соблазнить Габриель и перетянуть на свою сторону. Так, чтобы он смог добраться до Зены. Он всегда хочет Зену. И лучший способ это сделать – через ее подружку…Я думаю, что Арес просто играет с Габриель. Это единственный вариант, который оправдывает то, что он не убил ее сразу же…Аресу просто нравится все это. Играться с Габриель и делать ее еще более злой – это именно то, чего он хочет…Когда я увидела финальную версию эпизода, тот момент, когда я в сцене похорон шла вперед, а потом повернулась, камера не показывает близко, что происходило. Но я помню, что Гарт сказал мне дойти до моей отметки и оставаться на месте, потому что камера приблизится очень медленно. А потом я повернусь и уйду. Конечно же, я не очень комфортно чувствовала себя из-за слез. Я дошла до отметки и осталась там на пару секунд, а потом ушла. Мы могли сделать только один дубль, потому что я оставляла следы на песке. Но, когда я увидела фотографию Джеффа Скотта, он снял то, что мы не увидели в эпизоде – чувство потери. Думаю, что Джефф проделал отличную работу, уловив этот момент…Это была большая редкость, что мне удалось поработать в одной сцене с Кевином Смитом и я не была там пятым колесом. Сцена в пустыне была хороша, потому что там видны изменения в героине…Но момент с божественными силами был странным, потому что я не знала, что они хотят от меня и это не было чем-то специфичным, я не знала, как далеко они хотят зайти… Гарт Максвелл просто сказал: «Знаешь, это внутренний опыт». Я не знаю, это было интересно. Думаю, что идеей было искушение Габриель…когда она думала пойти с ним по этому пути… Сцену, где Габриель разговаривает с прахом Илая, постоянно меняли. Не думаю, что мне удалось уловить ее суть. Определенно не получилось. Я думаю, что они просто пытались озвучить внутренний конфликт Габриель, о том стоит ей присоединяться к Аресу или нет. Но не думаю, что было особо понятно, что она собирается сделать».
Kevin Tod Smith: «Это одна из таких ситуаций – у каждого из нас есть моменты в жизни, когда мы что-то делаем, делаем то, что, как нам кажется, мы хотим, мы достигаем цели, а потом думаем: «Зачем я это сделал?». Я скажу точно, я только что закончил съемки эпизода с Джошем Бейкером, и мы разговаривали о наших любимых фильмах, и мы вспомнили одно кино, вот откуда был тот момент, и я подумал, что если бы смог получить хотя бы долю таких эмоций в моменте, где Арес убивает Илая, то это был бы великолепный момент. Это сцена из фильма «Мост через реку Квай», где они пытаются взорвать мост и Алек Гиннесс был так одержим постройкой этого моста, забыв, что они делают его для врага, и в момент, когда приходят все союзники и пытаются его взорвать, он говори: «Что же я сделал?». Тот момент, когда на тебя обрушивается весь вес, весь ужас – знаете, свет познания может быть самой ужасной вещью и это именно тот случай. Это был именно тот момент в ЗКВ, мгновение связи, когда меч Ареса прошел сквозь Илая и внезапно Арес открыл все, и он навечно связан с Илаем в этом моменте, физически и духовно… Рене в этой сцене между нами была такой тихой. Это интересный момент – парень, который только что убил того, кто ей так нравился, это последний человек, которого она бы хотела видать. Но в то же время она созрела для выбора; она так опустошена внутри; она потеряна. Все во что она верила перевернулось с ног на голову и, каким-то странным образом, это идеальное время, чтобы встретиться с ней. И Рен в этой сцене просто открытая рана, мне много и не пришлось делать. Вот почему было приятно работать с Люси и Рен. У них была такая огромная приверженность сериалу. Они столько туда превносили, такой груз эмоций и подобного, очень часто мне нужно было сделать лишь малость. Просто танцевать вокруг того, что они делали, и это делало мою работу намного веселей и проще, чем она могла быть… Секрет в плохих парнях в том, что никогда не стоит бояться зла. Если тебе заботить будешь ли ты нравиться людям, то из тебя плохого парня не выйдет. Это было как, когда мне нужно было убить Илая. Это было тестом. Если у меня будет хоть какая-то симпатия после того, как я убил Иисуса, то это много значит. Значит, я прошел долгий путь. Это случилось почти в самом начале этого эпизода, а потом он отправился к Габриель и я подумал: «Боже мой! Ему сошло это с рук! Он только что убил спасителя, а теперь пытается перетянуть Габриель на свою сторону». Я просто решил копнуть тут, тот факт, что ему настолько нравится его игра, что он способен на подобное. Он представляет ей свою логику, и то, как он это делает, превращает ее в неопровержимую. Это интересно, частенько сериал показывает разные уровни касаемо веры и того, чем она на самом деле является. Странно то, что там есть симпатия к моему герою, ведь он делал ужасные, ужасные вещи, однако, у основания этого, единственный способ, с которым это работает, это если верить, что он действительно любил Зену. А не просто ждал возможность вернуть свое приобретение, которое выскользнуло у него из пальцев, что он действительно сильно ее любил. Я думаю, что это было вызовом. Сказать: «Как кто-то, способный на такую любовь, способен и на такие ужасные поступки?» И это было хорошо для меня, пытаться найти способ сбалансировать все».