...Посмотришь угрюмо, не слыша молений,
Туда, на границу, где зреет гроза,
И только тогда, лишь по сердца веленью,
Сумеешь увидеть чужие глаза.
Сливаясь с волнами, мерцая огнями,
Они все следят, словно ищут ответ,
И ты, разделенная с ними морями,
Не знаешь, ответить им «да» или «нет».
Они обещают тебе все земное:
Удачу, богатство, безмерную власть...
Забыв лишь сказать, что все это – чужое,
Что взять это - значит навеки пропасть...
...Руками сжимаешь чужие ладони,
Губами шевелишь, взывая к богам...
Но сердце не чует далекой погони,
Но сердце кричит: «Ты не их!! Не отдам!»
И грустный бессмертный, держа твою руку,
Забудет о том, что вы были врагами...
Забудет, поняв, разделив твою муку,
И скажет упрямо: «Она будет с нами...»
Пролог
- 1 -
Такой боли он не испытывал никогда. Резкая, внезапная, как мечом под сердце, пронзившая его неожиданно, словно неведомый враг подкрался сзади. Стало нечем дышать, и бессмертный впервые на своей памяти пожалел о том, что не может больше обходиться без воздуха: время греческих богов, время их расцвета, близилось к концу, и приходилось беречь силы, чтобы не оказаться в один прекрасный момент там, откуда будет не выбраться.
Он резко сел на постели, судорожно и неосознанно сжимая в вспотевших ладонях мятую черную простынь. Любовь к мрачным цветам все еще теплилась где-то внутри, словно последнее напоминание о бесчисленных храмах, в которые он мог возвращаться тогда, когда вздумается. Но только не теперь, когда большинство их были разрушены под натиском варваров, появляющихся откуда-то со стороны пустынь.
Было душно. За распахнутым окном колыхалось красноватое марево, напоминающее туман и обволакивающее Олимп уже не первый месяц. Афродита, в последнее время позаимствовавшая у смертных парочку суеверий, утверждала, что это плохое предзнаменование. Ей не верили, но неприятное чувство, оседающее где-то внутри, оставалось. В памяти все еще были живы Сумерки, и выжившим богам совсем не хотелось повторения того кошмара. Впрочем, Непорочное Дитя, выросшее в Римскую Шлюху, давно уже скрылось с глаз олимпийцев, не тревожа их покой своим присутствием.
Арес нахмурился, продолжая ощущать боль, немного притупившуюся, но не ставшую менее мешающей. Умение исцелять и исцеляться самому отнимало слишком много сил, чтобы он начал совершать со своим телом какие-то манипуляции, поэтому мужчина просто поднялся на ноги, морщась от неприятных ощущений, и подошел к окну, надеясь получить хоть один глоток свежего воздуха.
Удар. Сильный, в солнечное сплетение, заставивший воздух, уже почти попавший в легкие устремиться обратно наружу.
Арес упал на одно колено, сраженный вернувшейся болью. Упал, не понимая, что происходит и что за неведомый соперник играет с ним в столь странную игру.
Еще один удар, в область сердца, на этот раз еще более страшный. На глаза навернулись слезы, и бог смахнул их сердито тыльной стороной ладони, жадно заглатывая ртом неприятный на вкус воздух. В голову закралась мысль, что случилось что-то непоправимое. Мысль крамольная, не имеющая право на существование, и все же...
Превозмогая не отпускающую боль, мужчина оделся и, собравшись с силами, переместил свое враз отяжелевшее божественное тело туда, где ему по существующим законам находиться было запрещено.
Япония. Страна жестоких богов и страшных богинь. Страна, в которую он никогда бы не ступил по собственной воле.
Страна, которую сейчас он бы стер с лица земли, если бы у него еще была его прежняя мощь.
Она исчезла. Растворилась в воздухе, подобно призраку, которым, судя по всему и являлась. Пропала, выскользнув из рук обнимающей ее Габриэль, и проклятый бард не сделала ничего, чтобы задержать ее!
Тело снова скрутила боль, и Арес, непонятным даже для себя усилием сделавшийся невидимым, вновь упал на колени, кусая губы.
Что случилось с ней в этой далекой стране?! Почему он не почувствовал ничего, когда она умирала?! Что нужно сделать для того, чтобы воскресить ее?!
Урна!! Маленькая вещица в руках сказительницы! Добраться до нее, вырвать, бросить в фонтан!! Откуда известно, что это поможет?! Неважно, сейчас нет ничего важнее того, чтобы вернуть ту ускользающую дымку, что растворяется в облаках...
Арес метнулся было к Габриэль, по-прежнему не замечающей его, однако новый приступ боли ударил по ногам. Что-то неведомое, но очень могущественное, преградило путь греческому богу и погрозило ему пальцем, как маленькому ребенку, тянущемуся за чужой игрушкой. Вспышка досады, обиды, желания окрикнуть барда, чтобы та, наконец, сделала хоть что-нибудь – все это растворилось в одно мгновение в старом привычном красноватом тумане. И Арес, рухнувший на знакомые выщербленные плиты на полу своей спальни, бессильно зарычал, ударяя кулаком по камню...
Ничего не будет. Ничего из того, на что смело надеяться его уставшее от вечности сердце.
- 2 -
Несколько лет спустя
...Босая простоволосая девушка в странной для Греции одежде бежит по пустынной дороге, и за ней стелется пыльный след, как если бы отмечая длительность ее пути. В руках у нее – шест, увитый каким-то цветущим растением, за спиной – котомка, явно пустая и служащая больше для баланса, нежели для чего-то еще. Светлые глаза сощурены и устремлены вперед.
Она торопится, словно боится опоздать, и губы ее, посеревшие от дорожной пыли, запекшиеся от жары, время от времени шевелятся, будто бы она бормочет про себя молитву...
«Надежда...»
* * * * *
...На палубе корабля, мерно подпрыгивающего на невысоких волнах, стоит мужчина. Высокий, светловолосый, атлетично сложенный, он скрестил руки на груди, и, не отрываясь, смотрит на горизонт, торопя приближение земли.
За его спиной равномерно работают матросы, и капитан, уже долгое время не сходящий с мостика, хмуро смотрит на своего единственного пассажира. Он внушает ему безотчетный страх, который не поддается разумному описанию, и капитану хочется, даже не взирая на немалую сумму, полученную им за перевозку, побыстрее избавиться от этого мужчины. Словно бы вместе с ним и уйдут те демоны, что преследуют команду по ночам, являясь во снах.
Будто почувствовав пронзительный взгляд капитана, мужчина чуть поворачивает голову, и на губах его мелькает улыбка.
Он возвращается домой после долгого отсутствия. Его никто там не ждет, и все же он знает, что вернуться необходимо.
Потому что вот уже много ночей подряд он просыпается в холодном поту, и даже днем, когда он опускает веки, его тревожит кроваво-красное зарево, приходящее из снов. Зарево, которое он уже видел когда-то давно, в чужой стране, в чужих глазах.
Чужой страх, который совсем скоро может вновь охватить родную Элладу.
И он вновь закрывает глаза, едва заметно шевеля губами.
«Надежда...»
* * * * *
- Ты не понимаешь, что творишь!
- Я делаю то, что не смог сделать в свое время ты!
- Ты прекрасно знаешь, к чему приведет твое желание! Сделать это... такой ценой... ты не можешь!
- Я могу! И хочу! А ты, вместо того, чтобы помочь мне, визжишь о том, что все кончится плохо. Уж не ты ли когда-то давно не сомневался в успехе подобного мероприятия?
Рассерженный Арес отступает на шаг, не опуская взгляда, и глаза стоящей напротив него женщины вспыхивают огнем яростного пожара.
Габриэль торопится. Сегодня полнолуние, последнее полнолуние года, день, когда можно вершить самые страшные ритуалы.
Ритуалы, призванные оживлять мертвых.
Почему ты не попросишь о помощи Гекату? - снова заговаривает бог и морщится: Геката единственная из олимпийцев, кто не только не растерял силу, но напротив, стал еще более могущественным за счет того, что смертные, растеряв веру в богов, обратили свое внимание на темную сторону жизни.
Габриэль разворачивает свиток, который держит в руках. На лице ее, ставшим за прошедшие годы более жестким и непроницаемым, играют отблески огня, танцующего неподалеку. Теперь это уже не наивная девочка-бард, когда-то давно покинувшая свою деревню в поиске романтических приключений. Это не миротворец, пытающийся доказать людям, что Путь Любви сильнее Тропы Войны. Это не плачущий убийца, сдирающий с ладоней запекшуюся кровь вместе с кожей. Это – лидер, готовый вести за собой народы, если потребуется. Арес знает, он был свидетелем многих деяний Габриэль, которые та совершила после смерти Зены.
Бог прикрывает глаза, ощущая на веках пляску смертоносного пламени, разожженного женщиной, наконец-то решившей для себя всё. И Аресу, некогда могущественному богу, почти растерявшему свои силы, немного страшно стоять рядом с той, которая призывает на Землю Смерть.
- Одумайся, - снова говорит он, и голос его звучит хрипло и почти умоляюще. Он, бог, умоляет о снисхождении смертную!! И это не кажется ему чем-то неправильным.
Он исчерпал свои возможности еще три года назад, когда несколько месяцев подряд пытался оживить женщину, без которой его вечное существование тускнело и пускало трещины по той оболочке наглости и беспринципности, окружавшей его всю его жизнь. Он сошел с Олимпа почерневший от горя и бессилия, и спустился на Землю, готовый забыть о своей божественной сущности, ведь больше его могущество никому не было нужно.
Встреча с Габриэль, ненавистным некогда бардом, отбирающем у него внимание Зены, заставило бога встряхнуться. Забыть взаимную неприязнь оказалось не так сложно, особенно в отсутствие того человека, из-за которого их отношения ухудшались с каждым днем. Они никогда не будут друзьями, но сплотиться ради достижения одной цели они все-таки сумели.
Арес не знает, что будут делать они, если Зена вернется (если!! он заставляет себя думать, что осечки не будет, но, всемогущие боги, это так сложно!!), но на этот раз она должна будет выбрать!! Мужчине неведомы мысли барда на этот счет, но он подозревает, что и она потребует от воительницы четкого ответа.
Но это будет не сейчас...
Арес закрывает глаза, чтобы не видеть, как Габриэль в своем длинном, иссиня-черном балахоне, подходит к пропасти, в которую некогда падала, чудом уцелев, как становится на самом краю, раскинув руки, словно пытаясь обнять кого-то. Как нараспев принимается читать заклинания на чужом и гортанном языке, звуки которого причиняют почти физическую боль. Каким мрачным торжеством загораются глаза женщины, когда откуда-то снизу, где ворочается в своей неизбывной ярости гневное пламя, исходящее от центра Земли, раздается неясный не то стон, не то вопль.
Губы бога шевелятся, и он вздрагивает, когда понимает, что произносит.
«Надежда...»
Словно услышав его, Габриэль оборачивается, и Арес пятится назад, осознавая, насколько в этот момент она похожа на свою безумную дочь.
- Я воскрешу Дахока! - звонким и прерывающимся от волнения голосом восклицает Габриэль. - Призову его обратно, чтобы он нашел Зену, в каком бы междумирье она не находилась!
И, будто бы в ответ на ее отчаянную надежду вернуть самое дорогое для них обоих – бога и смертной, - снизу, из самой густоты пугающего пламени, раздается смех.
Часть 1. Племя Дахока
Глава 1. Право на смерть
- 1 -
Спустя несколько месяцев после Японии, Рим, один из семи холмов
Габриэль было нечем дышать.
Она лежала на мокром песке, пропитанном ее собственной кровью, и пыталась поднять руку, чтобы дотронуться до раны на животе. Ей казалось, что должно быть больно, однако вместо боли руку ее окутывал холод, настолько сильный, что она просто не чувствовала ничего, что могло бы доказать ей, что она все еще жива.
Чуть повернув голову, женщина сощурила глаза.
Вокруг нее лежали трупы. Везде, насколько ей хватало взгляда: справа, слева, нагроможденные друг на друга в последней попытке дотянуться до врага даже в смерти. Наверху, сливаясь с ярким и злобным солнцем, кружили стервятники.
Свободной рукой Габриэль зачерпнула пригоршню отсыревшего песка и в яростном усилии выбросила ее вверх, словно пытаясь попасть им в наглых птиц.
- Я еще жива, твари! Слишком рано!! Слишком рано! - ей казалось, что она кричит, но на самом деле с губ ее срывался лишь невнятный хрип.
Стервятники продолжали кружить, спускаясь ниже.
Женщина медленно, сопротивляясь самой себе, закрыла глаза.
Эта битва была одной из многих, в которых она принимала участие после того, как вернулась из Японии. Китайские джонки, до отказа набитые низенькими узкоглазыми матросами... Бескрайние степи, заполненные отчаянными скифскими рубаками... Белозубые и смуглые пираты, бороздящие на кораблях бездонные просторы Посейдона... Холодные, занесенные снегом, деревни викингов с их дородными женщинами и великанами-мужчинами... Габриэль побывала почти везде, где когда-либо хотела.
Исключение составили лишь земли фараонов.
Из-за Зены.
Глаза Габриэль под неплотно сжатыми веками забегали, будто бы ей снился какой-то сон.
Зена мертва. Вот уже почти полгода, как Габриэль существует без нее. И существование это настолько безразлично ей, что она позволила себе отправиться в Рим, вспоминая свою самую страшную боль. Боль, которую тогда она могла разделить. Сейчас же она столкнулась с ней лицом к лицу одна. И это было страшно.
Желая забыть свои страхи, бард с головой окунулась в битвы. Ей было все равно, на чьей стороне сражаться – римлян или греков, все равно, кого убивать. Она заставляла себя забывать ужас перед убийством и кидала себя в бой при первой же возможности.
Боги поначалу миловали ее, отводя стороной карающие удары Судеб, давно уже вознамерившихся отправить ее вслед за Зеной: ведь родственным душам положено быть рядом, и в аду на Земле, и в Раю на небесах. Потом появились первые травмы, когда олимпийцам, помнящим о сказительнице, надоело тратить на нее свое время.
Женщина облизнула высохшие и потрескавшиеся губы и медленно, преодолевая боль, перевернулась на бок.
Эта битва отличалась от всех предыдущих: участников было больше, сражались они яростнее, и Габриэль на какие-то мгновения почудилось, будто над всем этим безумием, как в старые добрые времена, реет безумный и неудержимый бог войны.
Только теперь, когда время было всем, что только у нее осталось, она вспомнила, что быть этого не могло: Арес забросил все дела на Земле и Греции в частности, сосредоточившись на ритуалах и обрядах, которые могли бы вернуть Зену обратно. Учитывая количество сил, оставшихся у богов после Сумерек, Габриэль сильно сомневалась в успешном исходе дела, но никуда лезть не собиралась, тем более на Олимп.
Она не хотела видеть Ареса. Ни тогда, ни теперь, когда не осталось ничего, что еще могло бы связывать их.
Афродита почти не появлялась, и Габриэль не призывала ее, как бывало раньше: с этой Габриэль у богини любви было слишком мало общего.
Что-то большое и темное закрыло злобное солнце, прожигающее до костей, и женщина не сдержала довольный вздох: ей бы не хотелось умереть так, изжарившись под гневными лучами. Довольно с нее того, что она расстается с жизнью на чужой земле.
- Цезарь, ты все-таки избавился от одной из нас, - прошептала она, уверенная, что слушать ее некому: вокруг одни мертвецы. - Но главная добыча в твои руки так и не пришла...
- Ты там с кем разговариваешь? - добродушный мужской голос раздался где-то совсем рядом, и Габриэль прищурилась, силясь разглядеть того, кто бродил рядом. Однако все ее усилия привели лишь к тому, что перед глазами расплылось одно большое темное пятно, в очертаниях которого можно было смутно угадать человеческую фигуру.
Женщина слабо зарычала, когда сильные руки заворочали ее из стороны в сторону, бесцеремонно ощупывая рану и разрывая одежду. «Что там разрывать...» устало подумалось Габриэль, которая не могла даже среагировать на боль, так обессилело ее тело.
- Ну вот и зачем тебя понесло сюда? - все так же ворчливо продолжал мужчина, отпуская ее, и женщина почти блаженно вытянулось на песке.
- У меня есть право на смерть, - просипела она, едва шевеля губами.
О да, это единственное, на что у нее еще оставалось право...
По-прежнему невидимый мужчина скептически хмыкнул, потом как-то одним движением, незаметным для Габриэль, закинул ее себе на плечо и вместе с ней отправился куда-то, прочь от этого места.
- А право на жизнь кто отнял у тебя?
Интонации в голосе неожиданного спасителя (спасителя ли?) неожиданно заставили женщину усмехнуться. Боль куда-то ушла, тело потихоньку немело, и бард лишь удивлялась тому, что она так долго остается в сознании.
- Право на жизнь исчезло вместе с ней...
Внезапное чувство обеспокоенности заставило Габриэль широко открыть глаза. Шакрам! Она не может оставить его здесь! Он уже слишком долго был с ней, чтобы она не успела к нему привыкнуть. И это последняя память... о ней.
- Я взял его, - неведомый спаситель, казалось, читал мысли женщины. - Не волнуйся, уж я-то понимаю, что он для тебя значит...
Он тихонько засмеялся и пошел вперед широкими, но аккуратными шагами. Габриэль, поддерживаемая бережными руками, закрыла глаза.
- Спасибо, Геракл, - пробормотала она, наконец-то поняв, кто уносит ее отсюда. - Ты всегда появляешься там, где тебя не ждут.
Сын полубога снова засмеялся и чуть ускорил шаг. Рана женщины не была смертельной, но, учитывая то, сколько времени она провела здесь и как слабо ее желание бороться за жизнь...
Геракл тряхнул головой, отбрасывая упавшую на глаза прядь светло-каштановых волос.
Он тоже знает, какого это: терять тех, кто дорог тебе больше всех. Но люди уходят, с этим надо смириться, иначе невозможно будет жить дальше.
Ему было понятно, почему Габриэль металась по свету, бросаясь то в одну битву, то в другую. Возможно, неосознанно, но она искала путь, тот самый, который приведет ее к Зене.
«Интересно», вдруг подумалось полубогу, «чем занят Арес?»
Мужчина перешагнул через очередного мертвеца, буднично отметив, что римляне усовершенствовали доспехи и сражаться в них теперь стало не в пример легче. Он и сам принимал участие в этой битве, правда, на другой стороне – на стороне греков. И вот уже после окончания всего, когда последняя когорта римлян, пятясь, сошла с восточного склона, преследуемая оставшимися в живых греками, Геракл решил, что помощь его больше не нужна. Однако, какой-то добрый бог из тех, что еще не совсем разучились покровительствовать смертным, толкнул его пройтись на западный склон. И вот – неожиданная находка.
Мужчина поправил неподвижно лежащую у него на плече Габриэль и вздохнул.
Они не виделись очень давно, с тех пор, как он помогал Зене спрятаться от гнева громовержца Зевса и разродиться прелестной дочуркой. Конечно, до него доходили слухи, что за те 26 лет, что они провели порознь, Зена и Габриэль совсем не изменились, но он не ожидал, что это действительно окажется правдой.
Геракл покачал головой.
Они еще поговорят.
Обо всем, что так или иначе связывает их.
- 2 -
Несколько месяцев спустя после ранения Габриэль, Рим, дворец императора
Августейшему императору, повелителю всея-всея-всея и Римской Империи, было отчаянно скучно. Работа с документами утомила его нещадно, и он, нимало не скрываясь, смотрел в распахнутое окно, за которым по площади маршировали новенькие, только что созданные отряды легионеров. По всему полагалось, что сегодня вечером состоится официальный смотр войск, на котором будет присутствовать, в силу собственного статуса, и правитель. Но только боги знают, как ему не хотелось никуда выходить!
- Мой император! - подобострастно заговорил один из главных советников, Линий Красс, сгибаясь в угодливом поклоне чуть ли не до земли. Император брезгливо поморщился и лениво махнул рукой, дескать, говори, что там у тебя.
- По-видимому, сегодняшний парад придется отложить, - в голосе Линия Красса слышалось плохо скрываемое удовольствие: он тоже, как и многие остальные, имел планы на этот вечер, которые ну никак не хотели состыковываться с официальными мероприятиями, заведенными при дворе.
Правитель, мужчина грузный, можно даже было сказать – дородный, заметно оживился, услышав новость. Приличия обязывали его спросить, в чем же причина столь скоропалительной отмены смотра войск.
- Что-нибудь случилось? - голос его звучал визгливо, ничуть не соответствуя облику, однако придворные давно уже ко всему привыкли и не посмеивались в кулачок.
Линий Красс, советник по военным делам, снова поклонился. Ему хотелось домой, и он был только рад отправиться туда пораньше.
- Генерала Максимуса не будет на смотре: он не успел добраться сюда из Галлии.
Император пожал плечами. Не будет так не будет, это не его заботы. Последняя война закончилась несколько месяцев назад, и военачальники разбрелись по дальним легионам, налаживая дела там. Если Максимус не находит нужным вовремя являться на зов своего императора...
Мужчина покосился налево, на шикарный ковер, привезенный не так давно из Персии.
Яма с голодными львами всегда была кстати, приходилось ли туда сбрасывать провинившихся легионеров или последователей этого смешного патлатого иудея, несущего весть о едином боге.
Император хмыкнул, качая головой.
Единый бог... Придумают же! Впрочем, вечно тощим и озлобленным львам все равно, кого рвать на части.
- Отдай приказ о временном роспуске войск, - наконец, вяло махнул рукой повелитель, и терпеливо ждавший реакции Красс вновь поклонился, принимаясь пятиться назад. Уже за дверью, вдали от императора, он облегченно вздохнул и поднял голову. На губах его одна улыбка сменила другую, льстивую и подобострастную, и он, подобрав полы тоги, поспешно засеменил вниз, по широкой, устланной красным ковром, лестнице, мимо стоящих навытяжку солдат.
- Слава богам, сегодня я... - забормотал он и осекся, резко остановившись.
Навстречу ему, растянув ярко-алые губы в улыбке, поднималась женщина. Длинные, рыжеватые волосы, небрежно схваченные черной ленточкой, обрамляли белое лицо, не тронутое загаром. Яркие светлые глаза впивались взглядом в замершего советника, и где-то в их глубине плескалась хорошо всем известная злость. Правая рука покоилась на рукояти меча, словно бы женщина в любой момент готова была нанести удар.
- Чьим богам ты молишься, советник Красс? - издевательский голос пронесся над головой мужчины, и он поежился, подавляя в себе инстинктивный страх. Каждый раз, встречая на своем пути эту женщину, советник не мог понять, откуда в нем берется этот страх, что заставляет подгибаться ноги.
Они были знакомы давно, с того времени, как женщина обманным путем, околдовав своими чарами императора Октавиана, возглавила римскую армию, породив множество нелепых слухов, доходящих до того, что многие искренне верили, будто ей помогает бог войны Марс. Потом она неожиданно исчезла, поговаривали, что для того, чтобы сразиться с восставшей из небытия какой-то греческой воительницей. Красс даже мог вспомнить имя той гречанки: Зена. Да, точно, Зена... И вроде бы они дрались тогда в Колизее, на радость многочисленным бездельникам, протирающим туники на гладиаторских боях...
- Я молюсь тем богам, которые давно забыли про тебя, - буркнул советник себе под нос, рассчитывая, что женщина его не услышит. Однако хищная улыбка ее стала еще шире, когда она резким движением руки притянула к себе ошеломленного Красса.
- Религия – это ересь, - доверительно шепнула она в самые губы мужчины, побелевшие от напряжения. - А богов нет, потому что они мертвы. И Рим – ни что иное, как Королевство Ереси, ибо живые не должны молиться своим мертвецам.
Красс нервно сглотнул, не понимая, о чем она говорит. Ходили слухи, что до того, как вернуться в Рим, женщина ездила в Индию, где обучалась у тамошних мудрецов. Вновь оказавшись в городе на семи холмах после стольких лет путешествий, она пугала народ своими странными речами. Иногда они смешили, иногда пугали, звуча, как мрачные пророчества. Но каждый, кто осмеливался смеяться над ее словами, познал на себе силу ее ярости, которая, казалось, лишь усилилась после путешествия на восток.
Убийств в Риме всегда было много, но с недавнего времени кровь начала литься рекой, захлестывая мостовые.
В Рим вернулась его Шлюха, прозванная Кровавой за все бесчинства, которые она творила на его земле.
Судорожно дернувшись, Красс выскользнул из внезапно обмякшей хватки женщины и торопливо сбежал вниз по ступенькам. И лишь уже в самом низу он рискнул обернуться.
Женщина смотрела ему вслед и усмехалась.
Мужчину передернуло, и он поскорее ушел прочь, стараясь не думать о том моменте, когда они снова столкнутся на своем пути..
Рука императора непроизвольно дернулась к шнуру, когда в зал быстро и стремительно ворвалась женщина. Еще один шаг – и он мог бы сбросить ее вниз, к рычащим хищникам! Однако она, отлично зная планировку помещения, лишь аккуратно обошла тайник со львами, приблизившись к трону.
- Появилось желание избавиться от меня? - криво усмехнулась она. Правитель выпрямился, резко отдергивая руку от шелкового шнура, и поджал губы. Негоже выказывать страх перед обычной девкой, пусть даже она может одним ударом отправить в запредельные земли лучшего из солдат его армии.
- Что ты здесь делаешь, Ливия? - неприязненно поинтересовался он. - Смотра не будет, уверен, ты уже об этом знаешь.
Женщина с холодными глазами по имени Ливия погасила улыбку, придав своему порочному лицу выражение скорби.
- Увы, генерал Максимус не оправдал моих надежд, - скучающим тоном произнесла она, и император ужаснулся: что она посмела сотворить с одним из его лучших военачальников?!
- Ты ведь не... - он привстал со своего ложа, захлебнувшись гневом вперемешку со страхом. - Ты не могла... Ты... убила его?!
Ливия прицокнула языком, с оттенком восхищения наблюдая за тем, как выкатываются из орбит глаза мужчины по мере того, как он все больше и больше начинал понимать, кто вполз в его империю и прочно угнездился там.
- Видно, ты плохо читал мемуары Октавиана, - ухмыльнулась она. - Он же писал, что от Шлюхи Рима не стоит ждать ничего хорошего...
Император отшатнулся назад, когда она резко приблизилась к нему, обдавая ароматом страха, смешавшегося с ненавистью.
- А уж от Кровавой Шлюхи – и подавно...
Смех, глумливый и неприятный, полетел по залу. Император сглотнул и выпрямился, приводя свои мысли в порядок.
- Отвратительная тварь! - прошептал он. - Только смерть избавит нас от тебя...
Женщина расхохоталась еще громче, запрокидывая голову назад, и вырвавшиеся из плена ленты волосы хлестнули ее по плечам.
- Кто сказал тебе, что смерть – это забвение? - голос ее звучал издевательски. - Ты думаешь, что за чертой нас ждут озера кипящей серы или дивные райские сады со сладкими яблоками, так? - она презрительно сощурила глаза, изучая замершего правителя. - Смерть – это призывной пункт, откуда тысячи рекрутов отправляются в гущу невиданных доселе сражений. Туда, где ангелы, демоны и души мертвых рубят друг друга на куски, разбивают кости и рвут жилы. Как ты думаешь, - она склонилась еще ближе к императору, - кому достанется победа? Кто, стоя по горло в крови, поднимет над головой штандарт своей армии?
Император молчал. Его страшил аромат безумия, которым явственно несло от Ливии. От женщины, призванной рожать своих сыновей, а не убивать чужих.
Ева мрачно усмехнулась, довольная тем, как запугала правителя. Она шла сюда совсем не за этим, ей нужно было обсудить кое-какие вопросы, связанные с усовершенствованием армии, но отказать себе в удовольствии припугнуть лишний раз мужчину... Нет, это не для нее.
Она вернулась в Рим вскоре после того, как горестные вести дошли до нее из Японии. Она долго ждала, что Габриэль разыщет ее, и они вдвоем оплачут женщину, бывшую для них самой дорогой на свете, но...
Время шло, а светловолосый бард и не думала приходить к ней. Более того, до Евы начали доходить слухи о том, что Габриэль сражается, и совсем не за греков.
Она убивала своих соплеменников, как когда-то это делала Зена.
Тогда Ева умерла.
Просто потому, что ей некого больше было ждать в этой жизни.
Посланница Элая, она была чужой среди амазонок, ее не брали в расчет воинственные племена, которым она пыталась показать прелесть жизни без убийств, ее бог забыл о ней.
И те, кого она любила в своей жизни больше всех остальных, ушли.
Настало время для Ливии вернуться.
И отомстить.
- Ты зря боишься смерти, император, - задумчиво сказала женщина, направляясь к выходу. - Ибо смерть есть лишь начало великой битвы за жизнь...
- Кто сказал тебе это? - тихо спросил правитель, когда она уже была почти за порогом.
Плечи Ливии едва заметно дрогнули, и она чуть повернула голову. Голос ее, глухой и словно сорванный от долгого плача или крика, донесся до императора:
- Моя мать...
- 3 -
Чертоги Олимпа, покои бога войны, шесть месяцев после встречи Габриэль и Геракла, найденный на полу обрывок пергамента, на котором нет ни начала, ни конца
(начало записи, лист оборван) ...выносимо... Острая боль сменилась тупым покалыванием, и я не знаю, что лучше.
Она бы посмеялась надо мной, узнав, что я, по примеру Габриэль, начал записывать свои мысли. Пою о том, что вижу, сказала бы блондинка. Пою о том, что чувствую... в этом разница между нами. Я никогда не читал свитков барда, она никогда не прочтет мои, уж я об этом позабочусь.
Сегодня, взяв в руки перо, непривычно тяжелое для моих пальцев, привыкших держать вещи совсем иного рода, я вдруг задумался: быть может, ее судьба навечно связана с тем, кто умеет облекать свои мысли в поток слов на пергаменте? Уж не оттого ли я тогда решил заняться этой дребеденью? Чтобы в будущей жизни Судьбы связали нас, а не ее и ее...
Я уже несколько месяцев не выхожу отсюда, метаясь между различными верованиями и обрядами. Я взываю к чужим богам, забыв про олимпийскую гордость, я пробовал на вкус черную магию Египта, закрытую для тех, кто не посвящен с детства в ее тайны, я опустился до того, что принес жертву Гекате, как обычный смертный, желающий получить ее поддержку. Единственное, чего я так и не сумел, так это вернуться в Японию, на место ее смерти, чтобы попробовать разобраться во всем до конца.
Конечно, лучше всего было бы пообщаться с Габриэль, но я не хочу ее видеть. Не могу видеть.
Это глупо, смешно, нелепо, страшно, но я РЕВНУЮ барда к тому, что она видела ее гибель. Что она, а не я была рядом с ней в этот момент. Моя единственная удача была, когда она выпила слезы Селесты, и я унес ее в тот грот. Я! Я, а не блондинка с длинным языком и проклятыми мыслями! Я оставил их вместе даже в смерти, хотя, видит Зевс, больше всего мне хотелось бы занять тогда место рядом с ней...
Так, сестренка появляется, придется отложить...
...Вернулся. Кстати. Многие думают, что боги не умеют писать. Что нам не нужно этого. Не нужно, это так. Но разве люди знают только то, что им жизненно необходимо?
Я бы хотел заснуть. Погрузиться во тьму, навеянную Гипносом, и забыться в ней. Возможно, навсегда, если бы это дало мне шанс снова встретиться с ней. Но нет, она покинула грешную землю не в Греции, где я бы с легкостью отыскал ее. Она канула в вечность на том отвратительном острове, населенном мелкими узкоглазыми людишками, которых я мог бы раздавить одним щелчком пальцев!! Почему я этого до сих пор не сделал?
Ха!!
Да потому что мои силы тают, как и силы богов, оставшихся в живых после Сумерек. Такое впечатление, что, умерев, она забрала мое могущество с собой...
Я начинаю склоняться к тому, что ее оставили в междумирье. Я не чувствую ее, а ведь чувствовал всегда, каждый раз, как она умирала.
Сейчас посмотрел на себя в зеркало. Да, не зря Дита так быстро испарилась: более страшной рожи я еще не видел. И не только у себя. С другой стороны, бог войны должен внушать ужас... Чтобы армии противников бежали с поля боя, когда я, гордый и надменный, буду спускаться к ним во всем величии своей славы, поддерживая фаворитов...
Ух, дайте мне силу обратно, я хочу воевать!
Но я отвлекся, мда...
Сестра принесла мне последние новости. Я бы даже назвал это сплетнями, но для богов, к коим я пока что еще отношусь, разница между этими двумя словами не имела значения.
Рим движется к своему упадку. Медленно, но верно. Его собственный разврат и жажда крови губит его столь же верно, сколь скатывается вниз сель, ревущий горный поток из воды, смешанной с грязью и камнями.
Она бы порадовалась падению великого города.
Но сегодня я радовался вместо нее.
Тартар, я не должен записывать свои мысли!! Я не ее проклятая блондинка, которая могла и среди ночи вскочить и схватиться за перо, потому что ей в ее голову приходила некая великая история, которую она просто была обязана записать. Сколько раз я становился свидетелем этого, появляясь в ночи у их костра и оставаясь невидимым. Я был уверен, что она чуяла меня, как лиса чует собак, охотящихся на нее. Чуяла, но молчала. Словно бы ей доставляло удовольствие сознание того, что я подсматриваю за ней, как мальчишка.
Я злился, о, как же я злился, когда видел их вместе, рядом. Мне было все равно, что они делали: готовили ужин, смеялись, укладывались спать... Я всего лишь знал, что все улыбки, слезы, смех, радость и горе моей любимой женщины принадлежат другому. Другой... Блондинка принимала их, как нечто само собой разумеющееся, в то время как я...
Я бы снимал слезы с ее ресниц губами, шепча слова утешения.
Я бы пил вместе с ветром ее смех и никак бы не мог утолить жажду.
Я бы кружил ее в танце, разделяя радость.
Я бы прижимал ее к себе, утешая в горе.
Я жил бы для нее...
Но все это было не для меня.
Сейчас, когда я испробовал все средства для того, чтобы вернуть ее в мир живых, когда я сижу на этом стуле, почерневший от усталости, с вываливающимся пером из рук, и терпеливо записываю то, что не должен был бы думать...
Сейчас я думаю, что плохо старался. Быть может, стоило немного изменить тактику, понаблюдать за Габриэль, понять, что же такого есть у нее, чего никогда не видела во мне она.
Я не знаю, о чем написать еще. Я думал, что вылью на пергамент свою злобу, а получается только боль. Я – бог войны!! И распустил нюни, как смертная женщина.
Интересно, она много плакала? Ее маленькая сказительница, которая осталась теперь совсем одна?
Я не следил за ней, хотя иногда мне очень того хотелось.
Дита пару раз говорила мне, что, объединив наше горе, мы смогли бы обрести покой. Ну да, ну да, в объятиях друг друга, конечно.
Признаться, иногда, глядя на тело спящей блондинки в ее руках, я начинал думать, каково это: иметь право обнимать сказительницу? Чисто мужской интерес, не стоит сразу думать, что я изменял в мыслях ей. Мне просто было интересно. И я... (конец записи, лист оборван)
Глава 2. Вызвать огонь на себя
- 1 -
За несколько лет до возвращения Дахока на Землю, заброшенный храм Афродиты на севере Греции
Пыльные прохладные сумерки. Западный ветер лениво играет с кронами деревьев, и время от времени высохшие от его настойчивых ласк листья падают вниз, к подножью старой статуи, изображающей полуобнаженную женщину. Возле старого, увитого плющом, колодца, что расположился неподалеку от храма, клубится рой мошек. На выщербленных ступенях, ведущих к приоткрытой двери, замерла ящерица. Над начавшей осыпаться крышей храма суетится какая-то птица: не то строит гнездо, не то пытается поймать себе добычу на ужин.
Близится конец лета, и, хотя вокруг по-прежнему зелено и солнечно, чувствуется невесомое дыхание осени, подкрадывающейся откуда-то с севера.
Тихо. Слишком тихо даже для такого спокойного вечера, словно бы мир находится на грани чего-то важного и затаил дыхание, потому что окончательное решение зависит не от него.
Невысокая женщина с заплетенными в косу светлыми волосами стояла перед входом в храм довольно долго, как если бы ждала чего-то. Если бы кто-нибудь заглянул в ее зеленые глаза, то сумел бы увидеть, что подобное ожидание ничуть женщину не тревожит. Напротив: казалось, она всеми силами хотела бы оттянуть момент, когда нога ее ступит на территорию старого языческого храма, давно забытого своими жрецами.
Из-за старого, побитого молниями, дерева, вышел мужчина. В руках у него была огромная охапка валежника, который он свалил к ногам женщины, едва только приблизился к ней.
- Вот ты где, - немного ворчливо сказал он, но достаточно тихо для того, чтобы не спугнуть ни птицу, ни свою спутницу. - Габриэль, я, конечно, понимаю твое желание скрыться от меня, но пожалей мои старые ноги!! Мне за тобой не угнаться.
Бард обернулась. На лице ее блуждала улыбка: мягкая и немного растерянная. Будто бы она на время забыла, где очутилась.
- Это храм Афродиты, Геракл, - едва слышно прошептала она. - Храм забытого бога...
Голос ее прервался, и она поспешно отвернулась. Геракл, чуть постояв, подошел ближе и обнял ее за плечи одной рукой.
Ему не надо было больше ничего объяснять.
Афродита не являлась на зов Габриэль с тех пор, как умерла Зена. Сказительница мало и очень неохотно говорила на эту тему, но из того, что ему удалось услышать, полубог сделал вывод, что Габриэль почему-то винит себя за этот разрыв с богиней любви. Конечно, если бы женщина все-таки решилась поговорить с ним, он бы сумел убедить ее в том, что ничьей вины тут нет и что, скорее всего, у Афродиты просто недостаточно сил, чтобы откликнуться на зов своей любимицы. А спуститься с Олимпа, с горы, парящей среди рассветных облаков, бог без своих возможностей не может. Если только его оттуда скинут...
Геракл покачал головой, вспоминая ту неприглядную и неприятную историю с Гефестом. Впрочем, кто старое помянет... Да и нет в живых ни одного из участников этой истории.
«А храм-то совсем в запустении», подумалось мужчине. Когда он остановил взгляд на статуе, в которой было очень и очень непросто признать некогда великолепную богиню: лицо облупилось под действием времени, а обе руки были отбиты, видимо, какими-то воинствующими подростками, пытающимися утвердиться за счет издевательств над старыми богами. До оригиналов им не дотянуться, вот и отводят душу!
Габриэль осторожно высвободилась и сделала несколько неуверенных шагов по направлению к старым ступеням, остановилась возле них и, присев на корточки, провела рукой по пыльной поверхности, ласково, почти любовно.
Геракл улыбнулся.
Воспоминания – это то немногое, что всегда остается с человеком.
Они остановились на ночлег недалеко отсюда, возле бодро бегущего по своим делам ручья, и совсем не ожидали обнаружить тут храм Афродиты. Во всяком случае, Геракл не ожидал, поскольку по северным лесам путешествовал не слишком часто. А вот Габриэль... Создавалось впечатление, что она была уверена в том, что найдет его здесь.
- Это самое древнее святилище Афродиты, - словно подслушав мысли полубога, проговорила Габриэль. Голос ее звучал чуть приглушенно, но Геракл решил, что это из-за того, что она находится к нему спиной.
- И ты думаешь, что здесь она точно отзовется? - понимающе кивнул он.
Сказительница не ответила. Вместо этого она стремительно поднялась на ноги и легко взбежала вверх по ступеням, через какие-то мгновения скрывшись в темноте провала, именуемого дверью. Геракл посмотрел ей вслед, потом вздохнул, подобрал валежник и отправился к месту их привала.
Они путешествовали бок о бок уже достаточно долго, привыкая видеть друг друга по утрам. Геракл отлично знал, что его присутствие не заменит Габриэль Зену, но ведь и бард лишь цветом волос была похожа на Иолая (*), погибшего в одной из жестоких битв около берегов Ирландии. Геракла тогда не было рядом с ним, и полубог до сих пор корил себя за то, что отказался уступить и отправиться в море вместе с Золотым Охотником. Но...
Но люди теряют любимых, раз за разом, и каждый раз это все больнее и больнее...
А им, ему и Габриэль, слишком тяжело находиться в одиночестве.
Габриэль ступила в центр зала и запрокинула голову. Она прищурилась, всматриваясь в провал на крыше, заросший паутиной, и усмехнулась, представив себе лицо Афродиты, окажись она сейчас здесь. Ведь это было ее любимое святилище.
На Севере, как непременно уточнила бы шаловливая богиня.
Сказительница не сумела удержаться от смеха, живо представив себе, с каким оттенком кокетливости Дита произнесла бы это.
- Давно я не слышала тут смеха, я уж подумывала переименовать сие место в Залы Скорби, а себя – в богиню Плача-и-траты-драгоценного-времени-на пустое-горе, - звонкий голос мгновенно наполнил помещение, и Габриэль, вздрогнув, едва успела обернуться, чтобы увидеть, как в свете привычных блесток рядом с ней появляется Афродита.
На лице барда расплылась широкая улыбка, и она шагнула вперед, раскидывая руки.
- Давно не виделись, - громко произнесла она, проглатывая так и не появившиеся слезы.
Ошеломленная богиня только распахнула глаза.
- Ты?! - выдохнула она, бледнея. Габриэль остановилась.
- Что?
Богиня затрясла головой, отступая назад.
- Ты мертва... Они сказали мне, что ты мертва, - она шептала, а губы ее белели все больше и больше. - Я не чувствовала тебя, ты ведь наверняка звала меня, конечно, звала и думала, почему я не отзываюсь... И Арес...
Лицо Габриэль посуровело, и она опустила руки.
- Значит, меня похоронили вместе с ней, - она не спрашивала. Она знала точно, кто сделал так, чтобы богиня любви была уверена в ее гибели.
Афродита снова затрясла головой.
- Они вновь солгали... - ее затрясло, и она обхватила руками обнаженные плечи, словно ей стало холодно. - Последний раз, когда они лгали... - богиня замолчала и опустила голову.
Габриэль улыбнулась, холодно и неприятно, любой бы назвал ее улыбку скорее оскалом.
- Я хочу кое о чем рассказать тебе, Дита, - медленно заговорила она. Богиня подняла голову и уставилась на нее.
- Дай мне привыкнуть к тому, что ты жива, сказительница, - едва ли не жалобно попросила она.
- Привыкай, - сказала Габриэль, продолжая улыбаться. - И слушай...
Спустя некоторое время
Богиня попятилась назад, отчаянно мотая головой. Она отступала от молчащей Габриэль так, будто бы та была змеей, готовой ужалить в любой момент.
- И даже не проси меня поддержать тебя, - губы Афродиты тряслись. - Олимпийцы и так натерпелись слишком много после Сумерек, чтобы потворствовать тебе в твоем безумии! Потому что это безумие, Габриэль, неужели ты сама этого не понимаешь?!
Сказительница отрицательно покачала головой.
- Нет, Дита, - в голосе ее сквозила печаль. - Было бы безумием упустить единственный шанс, который может принести мне удачу... А ты отказываешься мне помогать...
Афродита резко выдохнула, и золотистые блестки окутали ее сплошной пеленой.
- Один раз вам удалось его победить, - слова звучали глухо, потому что богиня была уже почти за пределами храма. - Но во второй раз это может не получиться...
Она исчезла окончательно, и последние блестки осыпались на пол к ногам барда.
Габриэль немного помолчала, прислушиваясь к дрожащему звону, оставшемуся после Афродиты, потом глубоко вздохнула и выкрикнула:
- Арес!!
Через пару минут терпеливого ожидания в синих искрах, окутавших зал, начала медленно и как-то неуверенно проступать мужская фигура. Забытый смертными бог пытался материализоваться в храме другого забытого бога. Учитывая, сколько сил осталось у повелителя войны, это должно было быть вдвойне труднее.
Габриэль искривила губы в ломаной усмешке и закинула голову, принимаясь рассматривать помрачневшее небо, усыпанное мириадами звезд.
- Ты не мог не отозваться, - пробормотала она, щуря глаза. - Я – единственная нить, продолжающая хоть как-то связывать тебя с ней... И уж ты-то мне поможешь...
------------------------------------------------------------------------------
(*) Я помню, что по легендам Иолай жил долго и умер глубоким старцем. Однако, с легкостью смотря, как авторы сериала перевирают историю, я подумала: а почему бы мне не последовать по их стопам?
- 2 -
За несколько месяцев до возвращения Дахока на Землю, Рим
Император в панике метался по тронному залу. Известия о том, что орды варваров движутся на столицу его могущественной империи (во всяком случае, министры продолжали убеждать своего повелителя в том, что Рим по-прежнему нагнетает ужас на все страны известного мира) изрядно подкосило его и так не слишком устойчивую психику. Не будучи в силах вовремя разобраться с внутренними делами, император отчетливо понимал, что внешняя политика тем более не дождется от него внятных решений. К тому же в военных делах мужчина никогда силен не был.
Паника, нагнетаемая правителем, постепенно перекинулась и на всех остальных. По дворцу, охваченному смятением, люди не ходили, а носились маленькими перебежками, будто бы ожидали нападения варваров из-за любого угла. Люди на улицах разговаривали шепотом и вспоминали последний день Помпеи: над Римом и впрямь словно бы нависло облако из пепла, извергаемого проснувшимся вулканом.
Ливию мутило от всего происходящего. Она сидела у себя в покоях, с нетерпением ожидая того момента, когда этот проклятый город, принесший столько горя ее матери, будет разрушен. Она была уверена в том, что Риму не выстоять: кто, как не она, передала предводителю варваров детальный план римских подземелий. Обитатели города на семи холмах всегда гордились своей клоакой, теперь им придется ее возненавидеть.
Ливия запрокинула голову и хрипло рассмеялась.
- Весь их хваленый Рим – одна большая вонючая клоака, - пробормотала она, вставая. Из рук с громким стуком вывалился кубок, и красное, словно кровь, вино, растеклось по полу. Женщина склонила голову, рассматривая лужу, слишком пристально.
Из ее окна всегда открывался отличный вид на городскую площадь, ведь император, не поскупившись, отвел ей лучшие покои во всем дворце. К слову сказать, ему не предоставили другого выбора: Ливия умела добиваться того, что ей было нужно. А в этот раз ей нужно было самую малость...
Уничтожить Рим!
Ливия со злостью отшвырнула кубок, с неким удовлетворением усмехнувшись, когда, он, вылетев в распахнутое окно, ударил кого-то внизу.
Она долго ждала, когда, наконец, сможет отомстить за свою мать. Сделать то, что не удалось ни Аресу, ни Габриэль, ни самой Зене. Да, она дождалась смерти Цезаря, но не гибели того, что делало ее по-настоящему несчастной.
Ее проблемой был не Цезарь.
Ее проблемой было то, что поддерживало в Цезаре стремление к власти.
Рим – это пиявка, сосущая из своих жертв силу, подчиняющая их себе, затмевающая разум и делающая сердце черствым.
Уничтожь Рим – уйдут и все те, которые его питают.
Ливия тряхнула головой, сердито, прогоняя прочь непрошенные слезы.
Возвращение к прошлому не прошло незамеченным. Тихая, временами кажущаяся забитой, Ева, посланница Элая и его бога, вновь сменила наряд и улыбку: жестокая воительница, истреблявшая амазонок и добывающая кровавому городу его кровавую славу, вернулась.
Чтобы мстить.
Ливия вновь засмеялась, немного истерично, думая о том, что мать не одобрила бы ее нынешнее поведение. Но теперь балом правила не Зена: ей не удалось сделать так, чтобы Рим пал на колени, моля о пощаде. Она рушила не город, она уничтожала людей. Но пока есть хоть одна ниточка, по которой этот кровопийца качает для себя силы... Пока существует хоть один ребенок, гордящийся своим народом-убийцей...
- Тебе осталось совсем немного... - прошептала женщина, сжимая виски: от выпитого начинала болеть голова, поскольку вино римляне всегда делали отвратительное. – Немного – и твои улицы зальются твоей собственной кровью. Я приносила тебе жертвы много лет. Теперь я положу свою последнюю жертву на иной алтарь... - помутневшие глаза обратились в сторону багровеющего заката. – Я приношу жертвы своей матери, ты слышишь?! – выкрикнула она, не заботясь о том, что ее могут услышать. – Моей матери, которая все равно об этом не узнает, потому что она мертва и находится там, куда длинные руки этого греческого засранца дотянуться не могут, иначе он давно бы притащил ее обратно!!
Ливия, конечно же, имела в виду Ареса. Их с Зеной бога. Одного на двоих.
Женщина глубоко вздохнула, подходя к зеркалу.
Она вернется в Грецию. Разыщет Габриэль. И все-таки заставит ее рассказать все подробности.
Потому что ей это нужно.
Она пожертвовала своим спокойствием, чтобы уничтожить самую большую боль своей матери.
Пусть же и Габриэль пожертвует чем-нибудь во имя своей подруги.
Настало время Еве вернуться. Только вот будет ли это столь же просто, как вернуть Ливию? Кто поверит теперь ее пророчествам и миру, который она понесет людям?
Женщина опустила взгляд, разглядывая свои ладони.
- На вас столько крови, - руки были холодными и отказывались слушаться. – Сумею ли я отмыться во второй раз...
За окном раздался чей-то истошный рев, сменившийся дикими воплями. Стены дворца содрогнулись от топота множества ног.
Армия варваров была близка, и Рим посылал своих сынов на смерть, чтобы те, ценой собственных жизней, продлили его агонию.
Ливия захохотала, всматриваясь в зеркало, и содрогнулась, захлебнувшись смехом, когда на блестящей поверхности отразилось чужое лицо. Захотелось обернуться, но воительница и так отлично знала, что одна в комнате.
- Здравствуй, моя прелесть, - с глумливой улыбкой произнесла белокурая женщина, выплывая из зеркала подобно призраку. – Настало, наконец, мое время, ты так не считаешь?
Ливия отшатнулась, когда незнакомка рванулась к ней незримым порывом ветра, и осела на колени, ощущая с ужасом, как та проникает в нее.
Холод.
Пустота.
Боль.
И все тот же насмешливый голос, срывающийся с собственных губ:
- Посланница Элая и языческая богиня – плохое сочетание. Но мы это исправим, ведь так, красавица?..
И город, теряющийся в бряцании оружия, не услышал истошного вопля, донесшегося из дворца.
- 3 -
Судный день
Арес метался, как раненый зверь, с тем только исключением, что выть ему не хотелось. Хотелось, однако, ударить кого-нибудь, сильно, жестко, так, чтобы потекла кровь и пришло удовлетворение от чужой боли.
Сегодня это свершилось!
Сегодня Габриэль, маленькая несносная блондинистая писательница, вызвала самое тёмное, самое жестокое и самое сильное из всех существ, с которыми богу войны приходилось иметь дело.
Хотел бы он сказать, что это Зена, но, увы, с возвращением воительницы на землю грешной Эллады все еще надо было повременить. Хотя бы потому, что Дахоку, вероятно, потребуется какое-то время, чтобы войти в свою прежнюю форму.
Арес остановился, лихорадочно сжимая рукоять своего меча, и перевел взгляд на алтарь, возле которого стояла, одетая в темно-красный балахон, Габриэль. В руках ее, ничуть не дрожащих, был кубок, который она неторопливо наполняла вином.
Арес пригляделся, кляня свои ускользающие силы.
Не вином, нет.
Кровью.
Звери не пьют амброзию, они питаются сырым мясом своих жертв и фантомами страха в призрачных одеяниях, развевающихся на ветру.
Мужчина тряхнул головой, прогоняя противную дрожь, вознамерившуюся пробежаться по его спине.
Возвращение Дахока было обставлено не так помпезно, как можно было того ожидать. Он всего лишь появился, воплотившись из воздуха, в центре зала, облаченный в черные одежды, даже не скрывающие лицо, и его появление не сопроводилось унылыми стонами замученных душ или всполохами жертвенного огня, так любовно разведенного светловолосой писательницей.
Или теперь уже следовало говорить – воительницей?
Бог фыркнул: он находился достаточно далеко, чтобы его никто не смог услышать, поэтому мог фыркать и ворчать в свое удовольствие.
Габриэль снова отрастила волосы, однако вместе с ними разум к ней не вернулся, скорее наоборот: она лишилась последних его остатков, все же докончив то, что планировала так долго и так тщательно. Дахок отныне вновь станет ступать по цветущей Греции, своим ядовитым дыханием опаляя все, до чего сможет дотянуться.
Следовало задаться вопросом: а стоит ли возвращение Зены того, чтобы ради этого губить все остальное?
Стоит.
И, только осознавая этот единственно верный ответ на вопрос, Арес не смел больше проклинать Габриэль за ее решимость. Потому что она, так же как и он, не могла жить без женщины, чья улыбка была их путеводной звездой на веки вечные, во многих сотнях жизней, которые они проживали и еще проживут. Втроем, вдвоем – сейчас это Аресу было не так важно, ведь цель пока не достигнута, слишком рано думать о чем-то другом.
Она сделала то, что должен был бы сделать он, не растеряй он все свои божественные способности. И еще неизвестно, какие силы пришли бы на помощь ему, ведь вполне может статься, что Дахок в конце концов остался бы его единственной надеждой.
Так же, как и у Габриэль.
Мужчина прислонился к влажной, покрытой мхом, стене, продолжая наблюдать за разговором Габриэль и чуждого божества. Его силы уже не позволяли ему услышать все подробности, однако по движению губ он легко мог догадаться, о чем идет речь.
- Ты помнишь меня?
- Да... Мать моей дочери... Убийца моей дочери...
- Не надо высокопарных фраз, Дахок, я возродила тебя, я же тебя могу загнать обратно, пока ты слаб, как котенок. Ты прекрасно сознаешь это, не так ли?
- Ты пытаешься запугать меня, женщина? Думаешь, я не справлюсь с тобой при желании?
- Не справишься. Я училась магии, Дахок. И доучилась до того, что связала наши с тобой сущности, ведь возродить тебя можно было, лишь принеся кровавую жертву. Я окропила алтарь своей кровью. Погибну я – погибнешь ты. Полагаю, ты не настолько глуп, чтобы проверять правдивость моих слов.
Арес довольно усмехнулся. При всей его открытой и в чем-то вполне понятной неприязни к блондинке он не мог отрицать, что она всегда обладала живым и гибким умом, позволяющим ей выходить сухой из множества мокрых ситуаций. Даже теперь, стоя лицом к лицу с, вероятно, одним из самых ужасных созданий Вселенной, Габриэль не теряла присутствия духа, говоря то, что она считала нужным сказать.
Дальше Арес следить не стал. Ему был понятен ход разговора, и ему не хотелось знать, что бард предложит Дахоку в обмен на возвращение Зены. Да хоть саму себя, ему-то какое дело!
И только где-то в глубине души бог осознавал, что уходит из храма именно поэтому.
Чтобы не видеть.
Чтобы не слышать.
Чтобы сказать потом, что этого не было.
Габриэль твердо сжала губы, почувствовав исчезновение Ареса. Способность растворяться в воздухе, возвращаясь на Олимп, была той чуть ли не единственной способностью, которая осталась у богов после Сумерек. Люди переставали молиться греческим небожителям, отчего их силы уходили в небытие. Правда, Габриэль всегда думала, что Арес теряет могущество вовсе не из-за этого.
Ей было страшно оставаться здесь в одиночестве. Конечно, она никогда не покажет своего страха – Зена многому ее научила – однако, сам страх от этого ее решения никуда не денется. С Аресом, пусть молчаливым и остающимся за спиной, она все же ощущала себя увереннее. У нее была поддержка, небольшая, но была.
Конечно, она не врала Дахоку про их кровную связь. Всего лишь перепутала факты. Не он умрет, если она погибнет.
Все будет наоборот.
Женщина резко вскинула голову, позволяя сполохам зажженного в зале огня осветить ее уставшее лицо.
Она не ждала представлений от вызова канувшего в вечность злого бога, но, тем не менее, была слегка разочарована той простотой, с которой он появился. Разумеется, не стоило сбрасывать со счетов отсутствие сил на внешние эффекты, однако хотелось чего-то более... Впечатляющего, что ли...
Габриэль всмотрелась в лицо мужчины, сидящего перед ней.
Ничем не примечательное лицо, спокойное, в чем-то даже симпатичное. Если бы только не шрамы, портящие его, и не красные искры, то и дело вспыхивающие в карих глазах.
Дахок выбрал себе обычную внешность, чтобы появиться здесь, что еще раз доказывает, что сил у него немного. И все же они есть, иначе сейчас Габриэль беседовала бы с пламенем.
Заметив интерес к своей персоне, Дахок растянул узкие губы в улыбке и спросил:
- Ты ведь вызвала меня не потому, что тебе захотелось отдать должок, я прав? – он по-птичьи склонил голову к правому плечу, и в другой ситуации сказительница ответила бы на улыбку.
- Свой должок ты получишь, если поможешь мне воскресить Зену, - она не стала оттягивать и сразу открыла все карты.
Дахок вскинулся, и Габриэль готова была поклясться, что вокруг него почти незримой, удушливой волной, всколыхнулось бесцветное пламя.
- Зена?! Я что-то слышал о ней... Моя дочь... Она упоминала...
- Значит, ты приблизительно знаешь, с кем придется иметь дело, - оборвала его бард, не желая возвращаться воспоминаниями в день рождения своей Надежды. – Я требую уплаты за то, что вернула тебя сюда.
Дахок тихонько засмеялся, заполняя смехом зал.
- Умная девочка... Но ты должна понимать, что возвращение из мертвых – дело непростое. Тем более, для меня, ведь твой мир всеми силами отторгает меня, - он снова склонил голову, следя умными и хитрыми глазами за бесстрастной Габриэль. – Что ты еще можешь дать мне для того, чтобы я был уверен, что задержусь здесь после исполнения своей части уговора?
Сказительница молчала. Она почти не была готова к тому, что Дахок потребует от нее чего-то еще, кроме того, что она уже смогла ему дать. Казалось бы, возвращение сюда само по себе должно было бы стать великолепной наградой. Но в чем-то бог прав: он не может быть уверен, что Габриэль не найдет способ вернуть его туда, откуда вытащила его.
А ведь она будет искать.
- Хорошо, - наконец, отозвалась женщина, и отзвук стали в ее голосе поколебал воздух. – Если ты вернешь Зену, я оставлю тебе то, что удержит тебя здесь навсегда.
Арес проклял бы ее, услышав такое, но его здесь не было. А она обязана была сделать все возможное для возвращения Зены.
Дахок с интересом подался вперед, подцепляя худой рукой подбородок барда.
- Правда? И что же это будет?
Габриэль расчетливо медленным жестом склонилась к нему так, что губы их почти соприкоснулись.
- Я дам тебе то, что отобрала в прошлый раз, - ее губы едва шевельнулись. – Я дам тебе ребенка.
Глава 3. Бесценные вещи
- 1 -
Спустя два дня после пришествия Дахока
Был яркий солнечный день, и детишки носились по оживленной площади, весело перекликаясь друг с другом и бросая мяч. Взрослые время от времени шугали их, однако мелюзга всегда возвращалась, принимаясь с жаром резвиться под ногами прохожих.
На главной площади Олимпии находился рынок, внутри которого уютно расположились в своем неисчислимом множестве разнообразные лавки. Здесь можно было отыскать и лавки с заморскими пряностями, и лавки с оружием, которое было трудно найти даже в столичных городах Греции, чего уж там говорить про фрукты, овощи и предметы бытового обихода. Правда, сегодня все сплошь и рядом охотились за цветами, да так рьяно, что у цветочниц чуть ли не с самого утра закончились запасы. Оно и не удивительно, ведь через пару дней намечался большой праздник весны, и цветы потребуются для украшения домов и улиц, чтобы с распахнутыми объятиями встретить весенние уличные гулянья, которые движутся сюда из самих Афин, чтобы совсем скоро ступить на выщербленные камни площади.
Темноволосая девушка в индийской одежде сидела на маленькой лавочке, расположенной у дома, густо увитого плющом, и старательно делала вид, что изучает свиток, который она и купила-то буквально только что. А все потому, что ее уже замучили косые взгляды, бросаемые на нее прохожими. Нет, в Олимпии не боялись по-чужеземному одетых девушек, однако в городе жили любители и профессионалы охоты на женщин, у которых с приходом весны взыграли в душе самые бурные чувства.
В сотый раз пробежав взглядом по пергаменту, девушка нервно вскинула голову, обегая взглядом площадь. Время клонилось к вечеру, полдень давно прошел, а тот, кого она ждала, так и не появился. В конце концов, она, конечно, могла бы и не дожидаться, а погулять где-нибудь и вернуться сюда снова, однако девушке эта мысль в голову почему не приходила. Можно было бы сказать, что она не знает города и оттого банально боится заблудиться, но...
Но все было иначе.
Ливия, Кровавая Шлюха Рима, а ныне Ева, посланница Элая, не хотела быть узнанной.
Здесь, посреди снующей толпы, она могла быть уверена, что никто не задержит на ней взгляд на достаточное количество времени, чтобы опознать в ней жестокую воительницу, воспитанницу Ареса. На рынке все были заняты своими проблемами: поскорее купить, не продешевить, сохранить мешочек с деньгами от ловких пальцев пронырливых воришек... Другое дело сонные и ленивые улицы Олимпии. Там ходят неспеша, любуясь домами, разглядывая прохожих, обсуждая мирские дела.
Там ее узнали бы очень скоро.
Ева свернула свиток и, положив его рядом с собой на скамью, поглубже надвинула капюшон.
Она покинула Рим слишком давно, чтобы все еще вспоминать о нем, однако мысли по-прежнему тяготили ее. Мысли о совершенном.
Она возвращалась к крови и боли только затем, чтобы отомстить за свою мать. Можно сказать, это ей удалось: великая столица, раскинувшаяся на семи холмах, отныне всего лишь простой город, забывший о своем величии. Туда больше не стекаются со всего света знаменитые воины и философы. Большинство храмов закрыты или разрушены, великолепные дворцы пустуют, а на некогда прекрасных улицах разгуливают, непотребно хохоча, варвары, пришедшие из степей.
Рим проиграл ту последнюю войну, в которой Ева принимала участие. И она этому была только рада.
В конце концов, то, что не убивает вас, делает вас сильнее.
Рим не выстоял. На его силу нашлась иная сила, сумевшая распотрошить его и вывернуть наизнанку, оставив сохнуть и съеживаться под безжалостным солнцем.
Но оставалась еще одна сила, сущность которой Ева пока так и не сумела постичь.
Сила, настигшая ее у зеркала и вырвавшая с корнем отдельные воспоминания, по-прежнему витала где-то рядом, окрашивая бытие в смутные оттенки кроваво-красных цветов, высаженных у аллей. Задурманивала голову белым оттенком безумия с синеватыми проблесками божественной ауры. Нашептывала по ночам о чужих кошмарах и детских слезах. Вспоминала истории, которых Ева никогда не слышала, но которые казались ей отчего-то очень знакомыми.
И эта сила требовала себе все больше внимания.
- Прости, я опоздал, - тень закрыла девушку от солнца, и она подняла глаза, чтобы посмотреть на того, кто наконец-то пришел.
- Здравствуй, Геракл, - негромко сказала она, и мимолетная улыбка придала лицу мягкости.
Божественный герой улыбнулся в ответ и присел рядом, внимательно окидывая взглядом проходящих мимо людей.
Они должны были встретиться в Олимпии еще несколько недель назад, но корабль, на котором плыл Геракл, возвращаясь с Британских островов, попал в жуткий шторм, не оставивший от судна капитана Галена ни единой щепки. Из команды и тех, кто находился на борту, уцелел лишь сын Зевса, но и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы добраться невредимым до ближайшего берега. Раньше можно было бы сложить вину за случившееся на происки богов, но сейчас Ева не знала ни единого бога, который бы еще мог управлять морской стихией. С уходом Посейдона моря и океаны обрели свободу и теперь сражаться с ними надо было в одиночку, не полагаясь на божественную защиту.
- Это уже случилось, - голос не смотрящей на героя Евы был бесцветен, однако Геракл прекрасно знал, что ей не безразлично то, что происходит. – Два дня назад. Она вызвала Дахока, Геракл. Теперь все потеряно.
- Ну, почему же, - возразил мужчина и взял в руки забытый свиток. – Все только начинается.
Они с Евой познакомились незадолго до смерти Зены. Тогда дочь воительницы путешествовала по Индии, куда, в своих бесконечных скитаниях, забрел и Геракл. Случайно встретившись в одном из храмов, они разговорились и выяснили, что у них много не только общих интересов, но и знакомых.
Гераклу было очень приятно познакомиться с дочерью некогда любимой женщины, но еще больше ему было горько утешать в час, когда известие о гибели Зены докатилось до них гулким эхом, разорвавшимся где-то в сердце.
Тогда они разделили слезы на двоих, не сумев разделить боль, потому что каждый предпочел перенести ее в одиночестве. Два сильных человека, они улыбались друг другу при встрече днем, а ночами с тоской смотрели на звездное небо, представляя себе далекую страну и женщину, погибшую на ее просторах.
Однако сейчас они встретились не для того, чтобы почтить ее память.
Была проблема посерьезнее.
И имя ей – Страх.
Ева нагнулась, сорвала травинку, проросшую через камни площади, и сказала, не поворачиваясь к Гераклу:
- Понятия не имею, как Габриэль решилась на такое... - пауза. – Воззвать к самому древнему злу, какое только известно нам... Разве это не кощунство?
Мужчина искоса посмотрел на нее, и ветер в одно мгновение растрепал его каштановые волосы.
- По-моему, бОльшим кощунством явился бы тот факт, что ничего не сделала для того, чтобы вернуть Зену, - в тоне его проступили ворчливые нотки. – Это только мой братец может ныть всем и каждому, как он любит Зену, и отсиживаться на Олимпе, вместо того, чтобы действительно попытаться что-нибудь сделать!
Ева усмехнулась, и ее худое лицо с резкими чертами стало почти красивым.
- Он бы не обрадовался, услышав тебя сейчас, - резонно заметила она, продолжая вертеть в пальцах травинку.
Полубог пожал могучими плечами, и девушка заметила старый, побелевший шрам на его плече, выглядывающий через прореху в желтой рубахе.
- Он вообще не рад, когда слышит меня, поэтому сразу лезет в драку, лишь бы заставить меня замолчать, - он покачал головой.
Мимо них гордо прошла старуха с целой охапкой разнообразных цветов. Следом за ней, семеня и беспрестанно кланяясь, шел продавец, за которым вприпрыжку бежал еще с десяток нагруженных цветами ребятишек.
Подготовка к празднику была в самом разгаре.
- Что мы станем делать? – вновь заговорила Ева, так же, как и Геракл, следя за процессией.
Полубог немного помолчал, играя мышцами.
- Отправимся в Дельфы. Насколько я знаю, Габриэль собиралась воззвать к Аполлону, чтобы получить совет. Хотя, какой совет может дать ей напуганный приходом Смерти бог... - с сомнением пробормотал Геракл.
Ева кивнула и встала, поправляя капюшон.
- Тогда до встречи завтра в порту, - в голосе ее прорезались внезапно приказные нотки, живо напомнившие Гераклу Зену. – Я уже снарядила корабль, он ждет только указания курса.
Мужчина не стал интересоваться, откуда у бедной последовательницы такие деньги. К тому же ему были известны некоторые неприглядные подробности ее жизни, из чего можно было сделать вывод, что какие-то сбережения у нее оставались.
Не могли не остаться.
И все же...
Все же Геракл нахмурился, заметив мгновенный отблеск в глазах Евы, словно блеснула сталь меча. Уж не думает ли Ливия вернуться в третий раз? Это было бы совершенно некстати.
Полубог еще раз вгляделся в глаза девушки, однако на этот раз ничего там не увидел. Наверное, показалось. После такого длинного и утомительного перехода еще и не такое может почудиться...
«Ах, Габриэль, Габриэль...» он качнул головой, с тоской вспоминая белокурую болтливую девчушку, какой он встретил сказительницу в первый раз. Что с тало с ней теперь? Смерть Зены изменила многое, но еще больше изменит ее жизнь, если Дахок вернет ее обратно.
Геракл всем сердцем был за то, чтобы снова увидеть синие глаза королевы воинов, но он категорически отказывался поддерживать Габриэль в ее стремлении заставить Дахока поработать на них. В этом его поддержала Ева, с которой они, собственно, и собирались встретиться с Габриэль, попытаться заставить ее понять весь ужас того, что она сделала и еще собирается сделать.
Он хотел окликнуть уходящую Еву, спросить ее, где она живет, проводить ее, чтобы никто не посмел нарушить ее покой, когда вдруг девушка обернулась и тихо сказала:
- А насчет Ареса ты неправ, Геракл... Он бы сделал невозможное, если бы смог. Но он лишился не просто любимой. Он лишился ее поддержки.
И она ушла, оставив опешившего Геракла стоять возле скамейки, на которой, всеми забытый, лежал свиток с витиевато выполненной записью о семи затонувших кораблях.
- 2 -
Дельфы, старый храм Аполлона, этот же вечер
Внутри было тихо. Так тихо, что можно с легкостью было услышать, как падают вниз и разбиваются на тысячи осколков капли, стекающие откуда-то с потолка.
Ни пения птиц, ни людских голосов, ни топота ног... Ничего.
Все покинули этот храм, как и город, оставив его на милость богам, забывшим про свое предназначение.
Греция слабела. Все больше и больше, становясь открытым всем ветрам, что дули с пустынных степей, пригоняя сюда орды скифов. Все началось с периферийных городов, таких как Одессос и Пелион. Теперь настала очередь Дельфам оставить свой последний след в паутине истории.
Не то, чтобы Габриэль жалела о падении некогда просвященного города. Ей было все равно даже тогда, когда она услышала о Потейдии, которую разграбили и сожгли варвары, пришедшие из далеких земель. Наверное, удивительно сознаваться в подобном равнодушии, но в ее родной деревне не осталось никого, о ком она еще могла бы вспоминать с тоской. Лила и Сара давно перебрались в Афины, племянница вышла замуж, и достаточно удачно, сестра же больше никого не встретила, предпочтя остаться с дочерью и помогать той с детьми и по хозяйству. Габриэль даже успела пару раз навестить их, до того как...
Сказительница высоко запрокинула голову, чтобы не дать слезам показаться на глазах.
До того, как Зена умерла.
После все пошло на спад, словно бы сама Греция противилась тому, что ее лишили одной из самых любимых ее дочерей. Бесконечные войны, раздоры между правителями, гражданские бунты – все это в течение нескольких лет положило конец Греции как одной из самых великих держав в мире. Вслед за Римом она медленно, но верно, двигалась вниз, а на место ее уже претендовали новые, более молодые, государства.
Дельфы на данный момент являлись последним городом, который оставили жители. Самым странным было то, что они покинули его еще до того, как армия кочевников могла бы ступить на улицы. По сведениям Габриэль, всегда очень четко следившей за передвижением по Греции чужеземных войск, до прихода солдат оставалось никак не менее двух месяцев.
Многие удивлялись тому, что Эллада, обладающая такими великолепными воинами, как спартанцы, до сих пор не смогла дать отпор завоевателям. Но ответ был прост: растеряв в ходе беспрерывной войны с Римом половину армии, правители Греции, собравшись на едином совете, дружно решили, что остатки сил бросят на защиту главных городов, таких как Афины, Коринф и Олимпия. Всем остальным надлежало быть уничтоженными.
Возможно, мера была слишком жесткой, но Габриэль, научившись у Зены ведению военных дел, отлично понимала, что выход это действительно единственный разумный. Не стоило разбрасывать солдат по землям Эллады, не зная точно, в каком месте начнется сражение. Так Греция потеряет и остатки своих воинов. Защита хорошо укрепленных, готовых к осаде, столичных городов – вот верное решение. За то время, что кочевники движутся сюда, в Коринф и Афины доберутся наемники, уже призванные послужить правому делу. Не безвозмездно, разумеется.
Все шло не так, как хотела бы Габриэль, но пока что у нее не было причин жаловаться открыто: она призвала свое зло, чтобы вернуть свое добро. Это ли не повод радоваться?
Дахок, а точнее, тело мужчины, оживленное беспощадной силой, разгуливал по храму, то и дело задирая голову и рассматривая украшения. Скульптуры, алтари, весь внутренний декор – все осталось нетронутым. Уходя в спешке, люди даже не все взяли из своих домов, что уж говорить о храмах. Впрочем, последнее как раз было неясно: воров меньше не становилось, почему же они не прихватили с собой то, что уже никто не охранял?
- Как мило здесь, - в бесстрастном голосе Дахока не было даже намека на издевку, и однако бард точно знала, что он издевается. – Помню, во время моего пришествия сюда последний раз мои храмы так не украшали.
- Вероятно, потому, что ты занимал чужие, - холодно улыбнулась Габриэль и вдруг спросила: - Пришествие в последний раз? Хочешь сказать, ты бывал тут раньше? – ей бы очень не хотелось забивать себе голову этой мыслью, но не спросить она не могла.
Сегодня глаза Дахока уже не были такими, какими они были вчера. Сегодня они были мертвыми, и, когда он посмотрел на женщину, ей очень захотелось отойти подальше, чтобы больше никогда не встречаться с ним взглядом.
- Я был здесь задолго до твоего рождения и, если ты не выполнишь условия нашего договора, приду снова, раз за разом, - это не было угрозой, это была просто констатация факта. Габриэль вынудила себя улыбнуться.
- Почему ты полагаешь, что я могу тебя обмануть?
Дахок пожал плечами и отвернулся, принимаясь снова разглядывать храм.
- Все врут, - отстраненно проговорил он, закладывая руки за спиной. – Особенно те, которые от меня чего-то хотят.
Габриэль не могла не признать, что в чем-то он прав. Когда-то давно они с Зеной поспорили на тему того, что лучше: верить людям и обманываться в них или же считать, что все они от природы вруны и обманщики и убеждаться в обратном. Дахок, похоже, в этом вопросе разделял точку зрения королевы воинов.
- Ты хотела поклониться какому-то своему богу, - влез в мысли женщины мужчина, и Габриэль, вздохнув, обвела взглядом пустое помещение.
- Я не думаю, что отсюда он услышит нас теперь....
- Мы слышим вас, смертные, ведь вас теперь стало так мало... - грустный голос раздался откуда-то из левого угла, и Габриэль поспешно обернулась, не забыв положить руку на рукоять кинжала, выглядывающего из-под дорожной куртки.
Аполлон изменился. Вместо сильного, уверенного в себе красавчика, каким помнила его Габриэль, он превратился в горбящегося мужчину средних лет. Загар его побледнел, победной ухмылки на губах больше не наблюдалось, а позолота с одежд и вовсе сошла.
Дахок выступил чуть вперед Габриэль, пристально рассматривая тихо сидящего у стены солнцеликого бога.
- Я помню тебя, - сказал он, наконец, после достаточно продолжительного молчания, и Аполлон с недоумением прищурился.
- Где же твоя летающая доска, солнечный мальчик? – как и прежде, в интонациях Дахока невозможно было уловить ни малейшего намека на издевательство, и все же Габриэль поморщилась.
- Это наши боги, прояви уважение, - видимо, она сказала это как-то по-особенному, потому что грозный бог молча склонил голову и отошел. Но бард не собиралась тешить себя пустыми иллюзиями: ей сходит подобное отношение с рук только потому, что Дахок не успел еще набрать достаточной силы. Однажды им придется схлестнуться, и тогда...
Ну вот тогда она и будет думать!
- Я знаю, зачем ты привела сюда этого... – Аполлон подал голос неожиданно даже для Дахока, не говоря уж о Габриэль. Бог выступил вперед, до странности нелепо горделивым жестом поправляя накидку, и сердце сказительницы вдруг сжалось.
Это действительно были их боги, пусть старые, потрепанные, лишенные львиной доли сил, но все-таки они принадлежали им! Разве же можно давать их в обиду? Уж не сделала ли она ошибку, призвав сюда ту силу, что когда-то почти захватила весь мир?
В сердце шевельнулись сомнения, как маленькие червячки, прогрызающие себе дорогу. Острыми зубами они вцепились в наполненные кровью ткани, грозя вот-вот прорвать их и выпустить жизнь наружу.
Габриэль резко мотнула головой.
Лучше жалеть о том, что сделал, чем вспоминать упущенную возможность, не так ли говорила ей Зена?
- Ты всегда был великим предсказателем, Аполлон, - бард подошла к богу поближе, отмечая его уставший, но цепкий и внимательный взгляд, который он переводил с нее на держащегося позади Дахока. – Увидь же будущее! Поведай его нам! Скажи... - голос внезапно до шепота. – Скажи, получится ли у меня... увидеть ее... снова...
Солнцеликий бог неуклюже поднял руку, словно собираясь погладить замолчавшую женщину по голове, но, увидев за ее спиной ненавязчиво маячащего Дахока, передумал и отошел обратно.
В помещение храма ворвался ветер, закружившийся вместе со старыми листьями, усеявшими пол, в диком танце.
- Я не стану ничего тебе говорить, - буркнул Аполлон, вернувшись в свой угол и запахивая накидку. Глаз его видно не было, но Габриэль готова была поклясться, что сумела бы прочесть там только гнев и обиду.
- Ты предала свой народ, сказительница, и своих богов, - голос бога становился от слова к слову все глуше и глуше, и Габриэль с раздражением поняла, что Аполлон просто-напросто уходит, растворяясь в толще воздуха, среди золотых пылинок.
Однако же слова его, про предательство, что-то зацепили внутри.
Не об этом ли толковал Арес не так давно, во время одной из их бесед, которые так ни разу ни к чему и не привели? Бог войны был категорически против призвания Дахока, однако же, всем своим существом поддерживал идею возвращения Зены. Но Дахок – их единственная и, скорее всего, последняя надежда.
Сказительница проводила тяжелым взглядом окончательно исчезнувшего Аполлона и повернулась к терпеливо ждущему Дахоку.
- Будущее и я мог тебе предсказать, - вполне миролюбиво сказал он ей, но женщина только усмехнулась.
- То будущее, которое ты считаешь единственно правильным? – она покачала головой. – Не думаю, Дахок, что оно бы мне понравилось, - женщина резко развернулась, двинувшись к выходу из храма.
Чужой бог еще какое-то время смотрел ей вслед, потом пожал плечами.
И ветер унес с собой его слова, брошенные напоследок.
- 3 -
В это же время, Олимп, бывший зал Зевса
В божественных покоях совсем не так тихо, как можно было бы подумать. Конечно, до шумного бесчинства прошлых лет, когда залы на Олимпе были наполнены голосами и смехом бессмертных и их любимцев, было далековато, однако и скучать особо не приходилось. После ухода многих богов на... покой, оставшимся пришлось заняться делами, к которым они не имели раньше совершенно никакого отношения. И, надо справедливо отметить, с новыми обязанностями все справлялись вполне сносно.
Ну, почти все.
Тронный зал Зевса, который после его смерти облюбовала себе ненадолго ныне покойная Афина по праву наследования перешел к Аресу, который, надо заметить, не стал вяло отнекиваться, мол, не надо таких щедростей, я не достоин и все такое прочее. Коротко кивнув, когда на общем собрании голосование присудило ему многими желаемые покои, бог преобразил залы по своему вкусу, затемнив им и украсив коллекцией оружия, коего у него было не счесть.
Но, как водится, со всеми делами сразу Арес управиться был не в состоянии (да и не пытался он это сделать), поэтому вскоре пришло время думать о заместителе.
Никто особо на эту должность не рвался, ибо после кончины Зевса боги, почувствовав раздолье, старательно отлынивали от своей непосредственной работы, проводя время в бесконечных увеселениях и пирах.
Артемида, совершенно неожиданно сумевшая оправиться от раны, которую ей нанесла Зена, предпочитала носиться по своим любимым лесам в компании девиц странного поведения, которых на Олимпе никто не знал.
Аполлон, златокудрый красавчик, как-то очень быстро осунулся, погрустнел, перестал предаваться любимым занятиям вроде игры на кифаре, да и вовсе опустился, не следя за собой. По Олимпу ходили слухи, что он был тайно влюблен в Афину.
Персефона, заняв место мужа в подземном мире, всеми силами боролась с последователями Элая. Но, учитывая, что миролюбивая религия все больше набирала обороты, бедняжка-богиня все чаще и чаще говорила, что скоро плюнет на все и уедет отдыхать. Многие осуждали ее за то, что она не скорбит по мужу, однако тут же говорили, что это только все подтверждает: он околдовал ее зернышком граната, после его смерти колдовство утратило силу. К тому же, рядом по-прежнему крутился Харон...
Деметра, получившая возможность видеться с дочерью не лимитированные полгода, а тогда, когда вздумается, расцвела пышным цветом и чуть было не забыла напустить на Грецию зиму.
Гермес вовсю отрывался с нимфами и дриадами, пируя себе и в ус не дуя.
Остальные боги Ареса как-то не так занимали, поэтому волей-неволей, но взгляд ему пришлось остановить на том, кто, как могло показаться на первый взгляд, меньше всего подошел бы ему на должность заместителя.
Афродита никогда не хотела работать на Олимпе. Ее устраивала свободная занятость, сдельная оплата и возможность работать самой на себя. Поэтому предложение Ареса засесть вместе с ним в бывших залах Зевса поначалу поставило богиню любви в тупик.
Благополучно пережив гибель мужа и относив по нему трехдневный траур – что для богини любви, поверьте, ооооочень много! – Дита не последовала примеру остальных богов и не кинулась разбазаривать себя в мелких пирушках и случайных связях. Единственный нелицеприятный случай, о котором помнил Арес, был тот, с Калигулой. Но, поскольку, никто, кроме них двоих о нем даже не подозревал, то и говорить, в общем-то, было не о чем.
Конечно же, Афродита согласилась. А что еще прикажете делать богине, оставшейся в одиночестве? Только спасаться работой!!
Недовольным никто не остался: те, кто считал, что Арес просадит Олимп Локи при игре в карты, полагались на благоразумие Афродиты, что, впрочем, было несколько странно, веря, что она сумеет успокоить брата при случае... Те же, кто недолюбливал Диту, успев испытать на себе насланные ею острые любовные переживания, доверяли Аресу сдерживание вздорной богини.
В целом, Арес, хоть и растерявший почти всю свою силу, положением на Олимпе был доволен. И своим собственным тоже. Еще бы, верховный бог... Нельзя сказать, чтобы он рвался к этому всю свою бесконечную жизнь, но все же...
К тому же сейчас, без Зены...
Арес резко тряхнул головой, рассердившись на себя за неподходящие моменту мысли, и оглядел присутствующих.
Он собрал богов сегодня здесь для того, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию с Дахоком. Кстати сказать, как он понял, о пришествии древнего бога в этот мир еще никто, кроме него, не знает, иначе бы тут царила такая паника, что впору было бы спасаться бегством, чтобы не пришибли невзначай. Ну, а раз такое дело, оттягивать дольше не стоит.
- Тишина! – рявкнул Арес, чуть приподнимаясь со своего любимого черного трона, который он, конечно же, перенес сюда самым первым.
Боги, до этого мирно переговаривавшиеся, удивленно замолкли, поглядывая на бога войны. Или теперь следовало говорить – верховного бога?
- Братец, ты орешь громче нас всех, но толку от тебя пока маловато, - скептически заметила Афродита и одернула свой неизменный розовый пеньюар.
Как правая рука Ареса, она сидела рядом с ним, что, впрочем, не мешало ей мило беседовать с теми, кто находился на другом конце зала. Причем, разговор этот шел совсем не мысленно.
Бог войны покосился на сестрицу, удержался от того, чтобы погрозить ей пальцем, и встал окончательно, возвышаясь над троном.
- Я собрал вас сегодня с тем, - начал он и запнулся, глядя, как сгущается воздух в центре зала, и из этого сгущения ко всем присутствующим выходит неспешной походкой Аполлон.
- Ты опоздал, - не терпящим возражений тоном сказал Арес, думая о том, что больно быстро вошел во вкус верховного бога: командовать другими он любил всегда.
- Я опоздал потому, что одна из твоих фавориток сегодня вызывала меня, - отрезал бог света и, откинув назад плащ, в который кутался, прошел к столу. Дионис подвинулся, уступая ему место.
Арес нахмурился.
- У меня не осталось фаворитов, - чуть глуховато проговорил он, сжимая с силой кулаки, но так, чтобы этого никто не заметил.
Фавориты... Он променял бы всех на одну! Если бы только была возможность...
Аполлон прищурил светлые глаза, и лицо его исказила хитрая усмешка.
- Или ты скажешь, что не знал, что эта сказительница вызвала в наш мир Дахока, чтобы оживить твою старую любовницу?! – произнес он, и наступила тишина.
Это был сильный ход. Взоры опешивших от новости богов обратились к Аресу.
Бог войны вздохнул.
Ну, разумеется, теперь он окажется виноватым в том, что не успел сообщить это приприятнейшее известие до того, как Аполлон раскрыл свою пасть! Цербер его сожри! Так ведь нет, тот теперь стал вегетарианцем, после того, как случайно полакомился одним из магов, не признававших животной пищи.
Тьфу!
И уже тем более он промолчит по поводу того, была ли Зена его любовницей или же нет.
Боги, опомнившись, зашумели, перебивая друг друга, крича, вскакивая с мест. Афродита, до сего момента сидевшая неподвижно, вдруг хлопнула в ладоши, и сверху на всех просыпался дождь из розовых лепестков.
- Что это? – подозрительно поинтересовался Арес, ловя один лепесток и опасливо поднося его к носу, чтобы понюхать.
- Заклинание симпатии, - кратко пояснила богиня, на которую, разумеется, в отличие от остальных дождь этот не подействовал. – Оно длится недолго, но ты успеешь выпроводить их всех вон, чтобы мы могли поговорить с тобою наедине.
Распознав за милой улыбкой сестры недвусмысленный приказ, Арес лениво взмахнул рукой, давая понять богам, что собрание окончено, так и не успев начаться.
Когда за Аполлоном, ушедшим последним, развеялся в помещение легкий дымок, Арес недовольно посмотрел на Диту, хмуря брови.
- Что за выходки с заклинаниями? – он злился на то, что она могла то, чего уже не хватало ему. Богиня снисходительно улыбнулась ему и чуть пошевелила пальцами, словно бы разминая их для чего-то.
- Почему ты молчал про Дахока? – голос ее, несмотря на улыбку, был достаточно напряжен.
Она боялась, и страх ее волнами перекатывался по залу, отталкиваясь от стен и возвращаясь обратно, рокотом своим заглушая все остальные звуки.
Арес покачал головой.
- Я и собирался сообщить обо всем, когда этот выскочка меня опередил, - проворчал он, опускаясь обратно на трон и закидывая ногу на подлокотник. – Страшно не то, что Габриэль вызвала Дахока...
- А то, что она вызвала его, - закончила за брата богиня любви и, немного помедлив встала, подойдя к нему поближе.
Страха в ней почему-то стало меньше, но что послужило тому причиной, Арес пока определить никак не мог. Возможно, она придумала что-то, о чем сейчас расскажет ему.
Бог всмотрелся в светлые и слегка печальные глаза сестры.
Или не расскажет.
Такое тоже бывает.
- Думаешь, мне стоит поговорить с Габриэль на эту тему?
Арес выдал свою самую лучшую улыбку.
- Ты прямо ждешь не дождешься шанса увидеть свою ненаглядную сказительницу, - ворчливо и в диссонанс улыбке выдал он. – Решишь проведать старую приятельницу – передай ей привет от меня.
Дита небрежно пожала обнаженным плечиком и фыркнула, становясь прежней, беззаботной и веселой богиней войны.
Маска, которую она теперь носила с честью.
- Не думаю, что нам захочется говорить о вас, мальчиках, - пропела она. – Мы так давно не виделись, что уверена, у нас найдутся темы для беседы и поинтереснее.
Легкий жест – и вот ее уже нет в зале, только одиноко витающий под потолком лепесток напоминает о свершившемся.
- Поверь, она всегда была рада поговорить обо мне с Зеной! – запоздало крикнула вслед Дите Арес и покачал головой.
- И почему у меня такое чувство, что она меня вечно подкалывает? – пробормотал он себе под нос, устало откидываясь назад.
А немного подумав, он даже соизволил ответить сам себе:
- Потому что так оно и есть!
Глава 4. Щедрые дары
- 1 -
Спустя несколько дней, Ассиус, город под Дельфами
Еве было не по себе. Путешествие по Греции вымотало ее так, как не выматывало никогда раньше. Слишком много энергии было вокруг, энергии настолько злой и тяжелой, что она давила на плечи, пригибала к земле, вынуждала дышать урывками.
Греции больше не было. Вместо нее, прибыв на родную землю, Ева обнаружила горстку разрозненных городов, тщетно пытающихся хоть напоследок объединиться, чтобы еще немного противостоять завоевателям. Немногим раньше Ева и сама была бы в числе тех, кто разграбил и сжег Грецию только потому, что она стояла бы на пути к величию.
Величия у самой Греции давно уже не было.
Встреча с Гераклом не открыла паломнице ничего нового. Против Дахока они все равно пока не могли ничего сделать, а против Габриэль...
Против нее Еве не слишком уж хотелось идти. В конце концов, когда-то они с ее матерью были близки, и в память о Зене...
Впрочем, о какой памяти можно было вести речь, если Зену помнили лишь избранные? По истечение всего каких-то нескольких лет Греция забыла о своей прославленной дочери и о том, что она сделала для своих собратьев.
Еве, конечно же, было обидно. Но сделать что-либо... Это уже не в ее силах. Да и хочет ли она того?
Девушка присела на скамью, возле которой остановилась, раздумывая, и прикрыла глаза.
Не так давно с ней случилось нечто странное, что-то такое, о чем она до сих пор не могла вспоминать без дрожи...
...Захлебывающийся в крови Рим.
Надсадные голоса входящих в город завоевателей, которые жгли и рушили все, что только попадалось им на глаза.
И Ливия, стоящая на коленях перед треснутым зеркалом, в котором не было ее отражения, даже разбитого на сотни кусочков...
Ева мотнула головой, отгоняя назойливые и неприятные воспоминания. После всего того, что случилось, она почему-то боялась смотреться в зеркала, словно бы вновь и вновь опасалась не увидеть там того, что должно было быть обязательно.
Однако же каждый раз, когда она превозмогала себя, в отражении все было в порядке.
Почему она вдруг снова стала прежней? После того, как вернулась в кровавое лоно Рима, чтобы привести его к гибели? После случая с разбитым зеркалом девушка вдруг отчетливо поняла, как глубоко омерзительно ей то, что она делает, пусть даже вершилось все это во имя самой дорогой для нее женщины на свете.
Ливии снова не стало. На этот раз Ева уже не решалась говорить, что навсегда, но где-то в глубине души почему-то жила уверенность в том, что повтора не будет.
Не сейчас.
Девушка прищурилась.
В маленьком городке Ассиус, что улегся возле Дельф, сегодня было тихо.
Ева знала, что надо дождаться Геракла: он ушел купить что-нибудь на ужин и велел ей особо не появляться на людях – мало ли что. Но как можно усидеть в душной комнате, когда на улице так светло и чисто и пахнет свежими булочками?!
Ах, девушка очень надеялась, что Геракл принесет ей парочку!
В сами Дельфы они намеревались отправиться завтра. Герк сообщил, что Габриэль не уйдет оттуда ближайшие пару дней, потому что Дахоку нужно набраться сил перед тем, как он вернет Зену. Ева даже не стала спрашивать, откуда он это знает: у полубогов есть свои маленькие хитрости, о которых они не любят распространяться.
Что ж, несколько лишних часов рядом с Гераклом...
Ева улыбнулась сама себе, поднимая голову и вытягивая ноги, шевеля большими пальцами.
Этот мужчина ей нравился. Она не могла вспомнить, чтобы он нравился ей так же много лет назад, когда они встретились впервые. Тогда он для нее был живой легендой, подобной титанам, которых, в отличие от богов, Ева никогда не видела. Она же для него была всего лишь дочерью старинной знакомой.
А он... Он был – и есть! – красив, высок, умен и... полубог.
А к богам Еву всегда тянуло.
Ее отношение к нему поменялось, хоть она и призналась себе в этом только сейчас.
Его к ней – нет, и она видела это. Надо признать, было немного обидно оставаться для него дочерью Зены, но это давало определенные преимущества.
Те самые, которыми – и Ева не сомневалась – воспользуется Габриэль при встрече с полубогом.
Потому что обе они любят женщину, которую когда-то любил и он сам.
- 2 -
Дельфы, поздний вечер, один из заброшенных домов на окраине города
Габриэль ошиблась: Дельфы не были пустыми.
Когда она и Дахок покинули храм, и женщина решила, что следует остаться здесь и набраться сил, навстречу им, из ближайшего дома, показались мужчины с мечами наперевес.
Драки не случилось, потому что Габриэль до сих пор помнила, как когда-то умела увещевать словами, не хватаясь за оружие.
Договориться с жителями труда не составило: убедившись, что ни Габриэль, ни Дахок вреда им причинять не собираются (по поводу последнего утверждения бард долго ухмылялась, но, разумеется, разубеждать никого не стала), горожане милостиво разрешили им занять любой из пустующих домов, а выбор был огромен. Здраво рассудив, что соседство им не нужно, Габриэль направилась к противоположному концу города, и волей-неволей богу пришлось идти за ней.
Сказительницу забавляло то, что сейчас Дахок беспомощен, как и все люди вокруг, может лишь размахивать кулаками, заявляя о том, как грозен был когда-то. Крови, которую использовала Габриэль, хватило лишь на то, чтобы призвать его из безвременья, но чтобы он обрел силу, нужна другая кровь. Нужно больше крови!
И Габриэль пока не знала, где сумеет ее взять.
С другой стороны, у нее еще есть время, чтобы обо всем подумать.
Возможно, подойдет кровь животных...
- Не подойдет, - голос Дахока, раздавшийся сзади, вынудил Габриэль замереть. Ну, она хотя бы не подпрыгнула, что тоже выглядело бы весьма нелепо.
- О чем ты? – отстраненно спросила она, оглядывая временное жилище. Здесь все было по минимуму: низкая деревянная кровать без матраса, покосившийся стол, на котором стоял кувшин, очевидно, пустой, пара колченогих стульев и шкаф, потрескавшийся настолько, насколько это вообще было возможно. Никаких признаков того, что еще недавно здесь кто-то жил.
- Я о крови священных животных, - Дахок снова напомнил о себе, и на этот раз Габриэль не стала игнорировать его слова.
- Ты читаешь мои мысли? – она повернулась к нему, но безо всякой злобы, слишком сильна была усталость, внезапно накатившая волной. Хотелось упасть прямо на эту неудобную кровать, что стояла перед ней, и забыться сном. Можно даже кошмарным.
Дахок тонко улыбнулся ей, и эта улыбка уже не была столь неприятна женщине, как прежде. Вероятно, она начала к ней привыкать.
- Именно так, мой драгоценный бард, - Габриэль вздрогнула, услышав от него эти слова: раньше ее так называл лишь один человек. – Ведь мы все еще связаны, ты помнишь? – бог приподнял брови, испытующе глядя на Габриэль. – Как ты там говорила: умрешь ты – умру и я...
Сказительница поморщилась и покачала головой.
- Шел бы отсюда, поискал себе свой дом, - она подчеркнула слово «свой», чтобы ни у кого ни в чем не осталось сомнений.
Дахок театрально прижал руки к груди, выпрямляясь.
- И ты откажешь мне в том, чтобы спать у твоих ног, о мать моей мертвой дочери? – к концу веселой фразы в голосе мужчины прорезалась такая ненависть, что по спине Габриэль пробежал холодок. Она успела забыть о том, чем отплатила Дахоку за то, что он сделал ее своей Избранной.
Она успела забыть о своей боли, потому что уже давно ее заменила другая.
Чуждый бог совсем не пугал ее своей когда-то непобедимой силой. Быть может потому, что в данный момент он был практически беспомощен. А о том, что станется потом, думать не хотелось.
Дахок ушел, не оглядываясь, и Габриэль знала точно, что он отсюда никуда не денется: ритуал возвращения связал их крепче веревок, и разорвать его было нельзя. Хорошо это или плохо – они все узнают позже. А сейчас...
Габриэль плотно прикрыла дверь, немного подумав, притворила все ставни на окнах. Стало темно, очень темно, но ни свечек, ни чего-либо другого у барда все равно не было, поэтому она, нащупав кровать, присела на краешек, чтобы глаза привыкли к перемене освещения.
Что-то знакомое было в обстановке. Сколько раз они с Зеной останавливались в таких домах? И не сосчитаешь! Правда, в основном подобным убранством могли похвастаться хижины бедняков, а никак не жилища дельфийцев, чей город был приравнен к столичному по статусу и получал такие же дотации от государства. Но война, проходя мимо, уравнивает всех.
Женщина моргнула пару раз, когда ей начало казаться, что в комнате становится светлее, причем очень быстро, гораздо быстрее, нежели рассчитывала она.
- Ах, мой душистый горошек, как же приятно обнаружить тебя... - радостно улыбающаяся богиня любви, в следующее мгновение появившаяся в ореоле розовых лепестков, запнулась чуть и продолжила, уже не столь бодрым тоном: - ... здесь!
Габриэль, не давая себе удивиться неожиданному появлению той, с которой они не общались уже очень долго, хмыкнула:
- В Греции разруха, Дита, или ты все это время отмокала в ванной и пропустила все самое интересное?
Слова ее не были добрыми, но богиня любви, казалось, даже не обратила на них внимания. Она взмахнула рукой, посылая к потолку заряд чего-то слепящего, и тот взорвался там, осыпав комнату разноцветными блестками и распространив по ней ровный мягкий свет.
- Я ожидала застать тебя не одну, - Афродита кокетливо склонила голову к плечу, принимая свою любимую позу: левая нога чуть вперед, левая же рука покоится на боку.
Габриэль покачала головой, поднимаясь. Ей было странно появление здесь теперь уже почти чужой для нее богини.
Сколько они не виделись? Год? Два? Три?
- Дахока здесь нет, если ты об этом, - голос был спокоен и даже чуточку весел, словно бы они, как две кумушки, собрались вдали от мужей, чтобы пообсуждать их.
Выражение лица богини изменений не претерпело, разве только глаза стали колючими. Любовь и шипы? Афродита совершенствуется.
- Зачем ты вызвала его в наш мир? – переход от милых любезностей сразу к делу явился для Габриэль своеобразной неожиданностью, и она замешкалась прежде, чем ответить на него:
- Я хочу вернуть Зену. Твой брат оказался не способен мне помочь. Приходится искать помощи на стороне, - бард изогнула брови.
Она была сама доброжелательность, буквально излучая свет и тепло, но в глубине глаз ее таился лед.
Что нужно было от нее Афродите? Гораздо проще им обеим было бы, если бы богиня просто обняла ее в самом начале, оставив разговор о Дахоке на потом. В конце концов, когда-то они были подругами...
Или пытались ими быть.
Габриэль вскинула голову, глядя на богиню.
- Арес сам не свой все эти годы, - Дита была серьезной. Такой сказительница видела ее лишь раз в жизни, когда погиб Гефест, возлюбленный муж светловолосой любимицы Олимпа. И вот сейчас...
Они и правда волнуются там, наверху.
Оно и понятно, после всего того, что Зена устроила во время Сумерек... С другой стороны, боги – и Арес во главе! – сами эти Сумерки и затеяли. Не начни они охотиться за Евой, никто не пошел бы на них войной с целью тотального истребления!
Все свои беды – во всяком случае, большинство – мы вершим сами, нравится нам такое утверждение или нет.
- Ты пришла говорить о Дахоке? – Габриэль отошла к окну. – Или Арес послал тебя передать мне привет?
Афродита засмеялась, тихо и мелодично, ничего общего с прежним заливистым смехом богини любви. Но ведь меняются все, разве не так?
- Ты так прозорлива, моя кошечка, - в голос закрались старые интонации. – Но, думаю, привет он тебе передаст лично. У меня же к тебе другой разговор, - богиня подошла к одному из стульев, махнула небрежно рукой, и на него буквально упало узорчатое покрывало, по виду мягкое и пушистое. Но подходить и трогать его Габриэль не стала, к тому же Дита почти сразу же уселась на него и скрестила ноги.
Сказительница подняла брови, безмолвно удивляясь.
О чем они станут говорить с ней?
О тех жертвах, что принесла и еще принесет Габриэль?
О тех угрозах, которым подвергаются и еще подвергнутся олимпийцы?
Или же о том, как сделать счастливым ее брата?
- 3 -
Раннее утро, еще до рассвета, Олимп, залы войны
Арес метался по Олимпу сам не свой. Силы не позволяли ему теперь безнаказанно перемещаться с места на место в любой момент, когда ему вздумается, поэтому он берег их: кто знает, что приключится?
Афродита все еще не появлялась. Око богов, в которое он мог бы пронаблюдать за ней, уже давно не работало, а Гефеста не было среди них, чтобы его починить. Связаться с сестрой тоже не представлялось возможным по причине всё того же отсутствия необходимых сил.
Не то, чтобы Арес волновался, что Дита не справится с Габриэль при случае.
Не то, чтобы он не доверял блондинке... Ну разве что самую малость... Ну, ладно, ладно, он вообще ей не доверял, но против богини ей все равно не выстоять!
И ведь оставался еще Дахок... Вряд ли Афродита захочет встретиться с ним, однако может статься так, что это он захочет встретиться с ней. И кто тогда поможет ей?! Ну почему, почему, почему он отпустил ее?! Хотя, как бы он сумел ее удержать...
Арес нервно налил себе полный бокал вина, залпом опрокинул его, налил еще раз и повторил. Сколько он уже выпил? Это его мало волновало. В конце концов, боги ведь не хмелеют, не так ли? Он помнил свой первый опыт со смертностью. Оооо, как же плохо тогда ему было... Повторять это он не станет ни при каких обстоятельствах. А то, что он пьет сейчас... Но ведь надо же как-то успокоиться!
Мужчина выругался почти неслышно, цедя сквозь зубы. Завтра он должен будет еще раз встретиться с Локи и Тором, чтобы обговорить все подробности возможного союза. Скандинавия с Грецией никогда не ладили, но на фоне грядущих перемен следовало забыть о былых разногласиях и объединить силы. Против Дахока выстоять очень сложно, а если он сумеет набрать прежнюю силу...
В том, что он сможет это сделать, Арес почти не сомневался. Ведь чтобы оживить Зену, потребуется не только знание парочки заклинаний, которыми теперь гордо владеет блондиночка. О нет, волшебству такого рода всегда требуется кровь, много крови, чем больше – тем лучше! И уж кто-кто, а чуждый бог, не единожды планировавший захватить этот мир, не откажется от того, чтобы поднакопить чуть-чуть больше силу, чем вообще-то надо для оживления. Да и кто узнает о том, что у него в рукаве завалялось на парочку молний больше?
Продолжая ругаться, уже более громко, Арес схватил кувшин с вином обеими руками и жадно припал к нему, словно погибающий от жажды в пустыне путник. Красные струйки весело побежали вниз по бороде, скрываясь за отворотом жилета, но бог не обратил на это никакого внимания, продолжая пить. Закончив, он с видимой злостью отшвырнул кувшин в угол, где тот и разбился, и повернулся к окну.
Там, неодобрительно глядя на него, на подоконнике сидела Афродита собственной персоной и слегка покачивала правой ногой.
Арес открыл рот да тут же и закрыл, не найдя, что бы такого сказать.
- А я тут... - сипло начал он, - со странным чувством ощущая, как вино бежит по его крови, смешиваясь с ней, заменяя ее собой.
И почему ему это не нравится?
Богиня любви, так и не спрыгнув на пол, сказала, и в голосе ее послышалось осуждение:
- Я никогда не замечала за тобой тяги к человеческим напиткам, братец, - она вскинула бровь, и сердце бога защемило: он узнал этот жест. Ах, как много он отдал бы за то, чтобы сейчас увидеть его на другом лице!
Арес кашлянул, утер бороду и щелкнул пальцами, высушивая и себя, и одежду. Уж на это силы его всегда хватало.
- Ты была у Габриэль? – как можно более безразлично спросил он и даже потрудился отвести взгляд, делая вид, что его безмерно заинтересовала какая-то наглая мушка, осмелившаяся пролететь в покои воинственного бога.
Афродита заливисто рассмеялась и покачала головой.
- Если ты хочешь узнать о чем-то определенном, братик, тебе придется самому наведаться к моей маленькой сказительнице, - она снова улыбнулась. – И не говори мне, что тебе этого не хочется.
Последнюю фразу она почти пропела, таким тоном, что Арес взбесился. Дита не раз и не два намекала на то, что у ее брата существует какой-то странный интерес к спутнице Зены, недаром же он никак не может выбросить из головы Габриэль и продолжает приходить к ней, пусть даже только затем, чтобы в очередной раз поспорить и поругаться.
Конечно же, Арес всегда и всюду отрицал подобную нелепицу! Он интересуется блонди?! Да скорее три слона, на которых стоит мир, сойдут с места и отправятся путешествовать, забыв про свою обязанность, нежели он почувствует к этой маленькой дряни симпатию! Это ведь из-за нее они с Зеной...
О нет, только не думать сейчас об этом!
Разгоряченный вином бог, с каждым мигом утрачивающий свои силы, вцепился обеими руками в край стола, пытаясь устоять на месте. А потом вдруг стукнул кулаком по столешнице и растворился в ослепительно яркой вспышке синего пламени.
Дита на мгновение прикрыла глаза, а когда открыла их вновь, то рядом с ней уже никого не было.
Богиня улыбнулась, немного беспечно и довольно. В глазах ее заплясали озорные чертики.
Она не сказала Аресу, о чем говорили так долго они с Габриэль.
Что они обсудили все, что пропустили за столько лет вынужденной вражды.
Зена, Ева, Сумерки, Элай – никто не остался в стороне.
И только Дахок сумел каким-то образом избегнуть этой участи.
Афродита знала, что по этому поводу не выяснит у Габриэль ничего. И не потому, что не поймет.
Бард никогда не скажет ей, сколько бессонных ночей она провела, пытаясь разобраться в старых записях, хранящих в себе формулу призыва существ из иных миров.
Не скажет о том, сколько слез пролила, потому что у нее ничего не получалось долгое время.
Афродита никогда не узнает об этом.
Узнать об этом могла бы только Зена, но Габриэль не скажет и ей, потому что тогда это не будет чем-то особенным.
Богиня вздохнула, принимаясь рассматривать свои ногти.
Она подождет брата здесь. Силы его на исходе, но их еще должно хватить на то, чтобы вернуться обратно. А уж куда он отправился – здесь гадать не нужно...
Габриэль уже засыпала, когда комната вдруг озарилась ярким свечением, и прямо из него вышел, нет, вывалился Арес, весь какой-то встрепанный и чем-то сильно рассерженный. Таким холеного бога сказительница видела всего лишь раз, во время его первой игры со смертностью.
Она очень устала за прошедший день, и ей хотелось спать, но присутствие в комнате постороннего мужчины как-то не настраивало на то, чтобы отвернуться к стенке и захрапеть.
- Сегодня меня решил навестить весь Олимп? – поинтересовалась Габриэль, садясь на постели. Афродита наколдовала ей одеяло и подушку, так что у нее были большие надежды на сладкие сны, если бы не гости, приходящие так невовремя.
Арес покачнулся, устремляясь вперед. Он решительно не желал признавать, что вино ударило ему в голову. Боги не пьянеют, вы слышите?! И горе вам, если вы посмеете утверждать обратное!
- О чем вы говорили с Дитой? – он думал, что говорит свирепо и требовательно, но на самом деле язык его заплетался. Габриэль поморщилась. Таким бога войны она наблюдать не хотела. Импозантный мужчина с искусным жалом вместо языка нравился ей гораздо больше, хотя она никогда бы в том не призналась. Даже самой себе.
- Не нужно ли тебе протрезветь, Арес? – сухо спросила она. Вытягивать ноги из-под теплого одеяла не хотелось совсем, но смотреть на то, как качается перед ее носом готовый упасть Арес... Нет, это тоже не дело.
- А вот трогать меня вовсе не надо! – Арес отмахнулся от рук Габриэль, протянутых к нему, и отступил назад. – Я хочу знать, когда ты отправишь Дахока обратно!
Сказительница помолчала, всматриваясь в ставшие черными глаза бога.
- Тогда, когда он выполнит условие нашей сделки, - она вздернула голову, сжимая губы. Почему-то возникло предчувствие, что ничем хорошим это утро не закончится.
Но ведь предчувствие вовсе не обязано сбываться, ведь так?
Арес засмеялся было, но поперхнулся, закашлялся, схватился рукой за спинку стула, удерживая равновесие.
Его выводило из себя спокойствие женщины. Как может она так просто спать здесь, когда неподалеку бродит тварь, готовая сожрать за раз и их, и весь этот мир?! Как могла она выпустить на волю с таким трудом загнанное в небытие зло?!
Габриэль не понравилось то, с каким вызовом вдруг посмотрел на нее Арес. А еще больше ей не понравилось то, что она услышала от него в это раннее серое утро:
- Мне всегда было интересно, - Арес прищурился и выпрямился, отлепляясь от стула, злобно смотря на барда. - Почему маленькая тварь, болтающаяся у Зены под ногами, все делает для того, чтобы Зене потом пришлось заново переделывать свою работу?
Она жестко хлестнула его открытой ладонью по лицу. Он даже не покачнулся, отвечая ей тем же, от чего голова ее мотнулась назад, и сама она осела на пол, на колени, хватаясь руками за мгновенно вспыхнувшую от боли щеку.
- Ты всегда... была с...с...сучкой, - алкоголь заставлял его говорить медленно, подбирая слова, словно бы он хотел разъяснить ей какую-то ошибку. – Подставляла ее, потому что хотела быть самой правильной, самой невинной, с...с...самой святой... - бог снова покачнулся, хватаясь рукой за косяк двери. – Ты умеешь только говорить! Работать языком, бла-бла-бла, - он наглядно показал то, в чем так хороша Габриэль по его мнению, и это вышло слишком двусмысленно, хотя он и не собирался этого делать. – А ты когда-нибудь задумывалась о том, что ей стоило постоянно выпутывать тебя из историй, а?!
- А ты когда-нибудь думал о том, что ей стоило терпеть тебя и всю ту боль, что ты ей причинял?! – прошипела бард, поднимаясь с колен, и в глазах ее, зеленых с примесью песка, забурлила ярость. – Ты не сумел спасти ее сына, ее мать, сделал из ее дочери чудовище! Ты вынуждал ее дать тебе ребенка, шантажируя, что иначе Ева умрет!! Ты собирался сам убить Еву! – она выплевывала все это ему в лицо, и он почти попятился, прерывисто дыша.
- Ты забыла, что я спас, и тебя, и Еву, когда вы обе лежали там, в залах Афины, такие мертвые?! – оборвал он барда, но она, лишь чуть сбившись, продолжила:
- Где вся твоя любовь, о которой ты ей твердил?! Почему ты так и не сделал ее счастливой, ведь ты так хотел?!
- Да потому что ты вечно путалась под ногами! – злобно заорал он, надвигаясь на женщину. – Ты, ты, ты – она всегда говорила только о тебе!! Я – это не ты, и это самый большой мой недостаток!
Они стояли друг напротив друга, тяжело дыша и обмениваясь взглядами, в которых желания убить было гораздо больше, чем желания отойти назад. Эхо собственных слов витало вокруг них, забирая воздух, заставляя дышать часто и неглубоко. Хотелось ударить снова, выцарапать глаза, заставить заплакать...
Габриэль вскинула голову, и Ареса на мгновение пробрала жалость, когда он увидел, какой громадный синяк расплывается у нее на щеке от его удара. Однако он быстро прогнал эту жалость и еще больше набычился, ожидая продолжения схватки.
- Ты всегда был поблизости, Арес, но никогда не был рядом, - твердо сказала писательница, и глаза ее сверкнули. – И если ты думаешь, что на этот раз ты сумеешь оказаться рядом с ней первым, то ты крупно заблуждаешься...
Бог насторожился, стараясь прогнать остатки спирта из разума и мыслить четко.
- Что ты несешь, блонди? – как можно более презрительно поинтересовался он.
Габриэль торжествующе усмехнулась, глядя прямо на него и не отводя взгляда.
- Это будет только моя Зена, Арес. Моя, ты понял? Ее память в руках Дахока, и уж, будь уверен, тебя она помнить не будет!
Удар.
Сильный.
Беспощадный.
Намеренный.
Так больно где-то внутри.
И так сильно разливается в сердце ярость, застилающая глаза!
Еще одна пощечина, гораздо сильнее, чем предыдущая, отбросила женщину на кровать, и разъяренный бог войны накинулся на нее с дрожащими руками.
- Ты, ты, ты!! – ревел он, тряся ее за плечи, как нашкодившего котенка. – Ее любви никогда не хватало на меня, потому что ты забирала все! Ты хотела ее только для себя, маленькая эгоистичная тварь! Но я не позволю... - он захлебнулся собственной яростью, и в следующее мгновение волна еще большего гнева накрыла его с головой.
Глава 5. Истина пахнет кровью
- 1 -
Ближе к полудню, Ассиус
Ева проснулась с очень странным ощущением. Как-будто сегодня должно было случиться что-то такое, чему она сама помешать никак не сможет. Да и Геракл, вероятно, тоже не успеет оказаться там, где помощь его потребуется больше всего.
Скривившись от ясно ощутимой будущей боли, Ева спустила ноги на пол, тут же отдернула их, потому что пол оказался ледяным, и подняла колени к груди, обнимая их.
У них с Гераклом были разные комнаты, поэтому сейчас никто не поинтересовался, почему она такая бледная и столь тяжело дышит.
Оно и к лучшему.
Девушка подняла руку, утерла лоб, мимоходом удивившись тому, что он был сухим, и все-таки заставила себя встать. Взгляд, брошенный в окно, ясно дал ей понять, что проспала она дольше обычного, что само по себе тоже было странно. Да и вообще, странного вокруг было до странности много.
Усмехнувшись собственным мыслям, Ева подошла к кувшину с водой, ополоснула лицо и снова выглянула в окно.
Сегодня они пойдут в Дельфы.
Ева покачала головой, вытирая руки полотенцем.
О чем они станут говорить с Габриэль? Будь на месте Геракла Зена, она бы не стала медлить и просто убила бы Дахока, как расправилась в прошлый раз с его дочерью.
Будь на месте Геракла Зена, никакого Дахока здесь бы не было.
Ее мать могла бы гордиться тем, что приносится в жертву во имя того, чтобы она вернулась сюда, в бренный мир плоти. Но она гордилась бы смертями во имя себя, будь она по-прежнему безжалостной воительницей, рубящей головы направо и налево. Сейчас же... Сейчас, по мнению Евы, Зена предпочла бы остаться там, где она оказалась.
Искупление есть расплата за грехи. Чтобы душа была спокойна, следует через него пройти.
Конечно, Ева ужасно переживала после смерти Зены, плакала и кляла то, что не была с ней рядом в последние минуты. Но, с другой стороны... Королева воинов обрела покой, за которым так долго шла...
Только вот Габриэль этого не понять. Как, впрочем, и Аресу. Эти двое, ненавидя друг друга со всей возможной силой, все же очень похожи. Хотя бы тем, что центр их вселенной – женщина с голубыми глазами, вобравшими в себя все оттенки неба.
Посланница Элая глубоко вздохнула.
Зена умерла, но дело ее жизни продолжает идти по земле Греции, оставлял свои следы. Легенды о ней продолжают жить там, где их и не надеешься обнаружить. Даже в Индии, где последние несколько лет жила Ева, сохранились свитки, написанные спутницей великой воительницы – сражающимся бардом по имени Габриэль. Там до сих пор верили, что светловолосая девушка, изображенная на картине неизвестного индийского художника, борется где-то далеко за мир и справедливость, как и ее учитель.
Ева усмехнулась, облокачиваясь на подоконник.
Что бы сказали они, узнав, что их кумир возвратила к жизни самое ужасное существо из тех, что когда-либо видел мир?
Совершенный хаос.
Беспросветная тьма.
Ледяное зло, которое селится внутри тебя и расправляет огненные щупальца, проникая в самые дальние уголки твоего тела и, что самое ужасное – души. И там, цепляясь за пепельные остатки того, что когда-то было твоим сердцем, оно все растет, набирает силу, смотрит на мир твоими глазами, пустыми и полными песка, который набросал в них плачущий ветер.
Зена тоже была огнем. Быть может, тогда, когда она вернется, все станет по-прежнему?
Что пообещала Габриэль Дахоку в обмен на свое желание?
Девушка снова вздохнула, рассеянно слушая, как громко и почему-то яростно стучит у нее в висках кровь, потом отошла от окна и взяла одну виноградинку от той грозди, что лежала в корзине на столе: добрая хозяйка постоялого двора вечером принесла его Еве, говоря о том, что сейчас самый сезон для сладких ягод и будет просто грешно не попробовать их.
Было тоскливо. Солнечные дни давно уже не доставляли обычной радости. Гораздо лучше было, когда лил дождь. Хотя бы потому, что тогда Ева могла выйти на улицу и плакать, не скрывая слез, которые смешивать с потоками льющейся с небес воды. А в дни, когда светило солнце, ей приходилось улыбаться, играя свою обычную роль.
Интересно, не надоело ли Гераклу носить свою маску доброжелательности и готовности помочь ближним? Он ведь тоже потерял всех, кого любил.
Когда-то он любил и Зену...
...Раскрой ладонь, посмотри, как танцует на ней изжелта-красный слиток пламени. Он жжет тебя, не сознавая своей силы, покусывает неосторожно, примеряясь, улыбается оскаленным ртом, играя свою роль послушно, как актер в маске Арлекина.
Сожми ладонь. Сомни пламя. И проследи, как ссыпается сквозь пальцы серый туманный пепел, оставляющий на коже путаные узоры своих нерассказанных историй. Ветер подхватит пепел и унесет его прочь, теряя по пути маленькие частицы. И из каждой потом, не сразу, через века и тысячелетия, вновь взовьется пламя, рвущееся к небесам.
Запомни свой огонь. Сохрани его. Выжги образ на сетчатке глаз, чтобы, даже опуская веки, видеть искрящийся танец и улыбку-оскал, отданную тебе...
Ева встряхнула головой, вырываясь из плена воспоминаний, и только сейчас поняла, что стук, который она приняла за пульсацию крови в висках, на самом деле раздается где-то снаружи.
Стучали к ней в дверь. Тяжело, настойчиво.
И она знала, кто это может быть.
Распахнув дверь, Ева улыбнулась стоящему на пороге Гераклу.
- Я проспала, знаю, - виновато начала она, но тут же осеклась, глядя в его бледное, покрытое потом, лицо с расширенными глазами.
- Что-то случилось?! – спросила она, уже точно зная ответ.
Геракл кивнул и указал рукой на окно. Ева резко развернулась и подбежала к нему. И ахнула, прикрывая рот ладонью: на горизонте поднималось огромное облако серо-черного дыма.
Дельфы горели.
- 2 -
Незадолго до этого, Дельфы
Арес резко открыл глаза и тут же пожалел об этом: похмельная боль обволокла его голову тугим полотенцем, сдавливающим лоб. Очень хотелось перегнуться через кровать, на которой он лежал, и избавиться от того, что мерно булькало в животе, видимо, еще со вчерашнего дня.
Кстати, а что было вчера?
Бог, лишенный даже возможности избавить себя от страданий, перевернулся на бок, морщась и думая, что переворачиваться, морщиться и думать – это очень плохо. Следовало в кратчайшие сроки перестать это делать.
Памяти не было совсем. Нет, ну, конечно, он прекрасно помнил, кто он такой, чем занимается и что стало с Зеной, но вот то, что было вчера... Точнее, наверное, будет сказать – сегодня утром...
Это, видимо, вспоминать ему придется долго. И упорно. А можно просто у кого-нибудь спросить.
Встать он все-таки смог и, пошатываясь, побрел к двери, мимоходом удивляясь тому, что жилет его снят и аккуратно положен на стул, а ножны стоят, прислоненные к стене.
Уличный свет больно ударил по глазам, которые тут же начали слезиться. Бог остановился, потер их кулаком: вроде полегчало, но все равно было слишком светло. Тут в голове тоже начало проясняться.
Он в Дельфах. А пришел он сюда, чтобы... поговорить с Габриэль? Да, конечно, поговорить... И для храбрости он выпил вчера лишнего.
Арес фыркнул, удивляясь собственным мыслям.
Для какой такой храбрости?! Чтобы встретиться лицом к лицу с этой белобрысой, выпустившей из клетки хищника, от которого им всем придется побегать?
Право, такие мелочи!
Но что же все-таки вчера было?
В Дельфах царила тишина, изредка прерываемая карканьем ворон, всегда падких на помойки, в которую теперь превратился некогда процветавший город. Здесь еще должны были быть люди помимо барда и этого... который не отсюда... однако Аресу вовсе не хотелось кого-либо разыскивать. Больше всего он сейчас желал разобраться в той информации, что ему отказывалась выдавать собственная память, и вернуться на Олимп, ибо там его уже должны ждать Тор и Локи. С Дитой они, безусловно, пообщаются очень мило, но не продуктивно.
Аресу очень не хотелось натолкнуться на Дахока, поэтому он, сам себе в том не сознаваясь, косил все время взглядом по сторонам, пытаясь определить, на каком расстоянии от него может находиться злобный бог. Силы у них явно не равны, даже учитывая то, что Дахок только что появился здесь и, в принципе, особым могуществом обладать не может. Особенно учитывая то, что перед этим он несколько лет провел в безвременье, где подпитывать силы по определению негде.
Габриэль стояла возле колодца, мерно крутя ворот и вытягивая ведро. Подумав о странности того, что здесь все еще не засорены колодцы и отметив накачанные руки барда, Арес непроизвольно коснулся правой щеки и скривился: там болело. Удивительно, но болеть начало только тогда, когда он увидел сказительницу. Могло ли это быть как-то связано?
Бог остановился и кашлянул, привлекая внимание.
Габриэль обернулась, и Арес понял, с чем именно связано то, что у него ноет скула.
Синяк на лице барда переливался всеми цветами радуги, но удивительным образом гармонировал с ее общим образом.
Бог вспомнил о том, что всегда любил ее – если можно так выразиться – с длинными волосами, вот прямо как сейчас.
- Мммм, - промычал мужчина, хрустя пальцами. – Это ведь не я, правда? – он прищурился, пристально глядя на синяк.
Габриэль усмехнулась, одной половиной лица, рывком вытащила ведро и тут же опустила вниз второе.
- Нет, конечно, не ты, - она отвернулась, аккуратно отпуская ворот. – Я просто упала на твой кулак.
Смешанное чувство досады и жалости пробралось куда-то под кожу Ареса, защекотало там, тщательно мешая.
Бог хмуро поежился.
- Ну, мне тоже досталось, - он кончиками пальцев прикоснулся к ноющей натянутой коже под глазом. – Я хорошо выгляжу?
Габриэль окинула его скептическим взором и заверила:
- Лучше всех, - было очевидно, что разговаривать с ним ей не хотелось, однако Арес был категорически противоположного мнения. В конце концов, его почему-то не оставляло чувство того, что он сделал что-то не то. Но вот что именно...
Он побродил немного вокруг сказительницы, наслаждаясь легким ветерком, бегающим по его по обнаженным плечам, покидал многозначительные взгляды на сосредоточенную Габриэль, по-прежнему занимающуюся водой, и, наконец, не выдержал:
- Я вчера сделал что-то непозволительное?! – выпалил он, ужасаясь тому факту, что приходится буквально унижаться перед надоедливой блонди. Впрочем, если вдуматься, не такая уж она и надоедливая... это он ей скорее последнее время надоедает...
Габриэль со вздохом посмотрела на него.
- Что в твоем понимании может быть более непозволительно, чем это? – она ткнула пальцем на свой синяк. – Я, знаешь ли, пока не обладаю достаточной силой, чтобы отвечать тебе тем же!
- Ну да, ну да, а мой просто за ночь вырос, другого места не нашел, - ворчливо отозвался Арес, потряхивая головой, которая немедленно отозвалась протестующей болью. – Я вообще-то, - он снова покашлял, - имел в виду... ну там... я тебя не тронул? – он многозначительно выделил последнее слово, вкладывая в него тот самый смысл, который тщательно ускользал от него самого.
Габриэль посмотрела на него, как на сумасшедшего.
- Нет, дорогой, - голос ее стал сладким, почти приторным. – Ты пришел, подарил мне цветы, я пошла ставить их в воду, поскользнулась, когда пролила воду, упала, потеряла сознание, очнулась – и вот оно! – ужас в ее голосе стал похож на настоящий.
Арес стиснул зубы.
- Ну тогда я могу не волноваться, что изнасиловал тебя: на такую гарпию даже у Харона бы ничего не поднялось! – со злобой выплюнул он, схватил ведро с холодной водой и окатил себя.
Легче стало. Позже, когда сошла боль от неожиданного обморожения. Да, сложно стало богам после Сумерек и смерти Афины: дар врачевания практически сошел на нет, их бессмертие... оно у них осталось, но больше так, на словах...
Просто никто пока не пытался их убить.
Габриэль долго смотрела вслед упрямо идущему к дому Аресу, пока он не скрылся в дверном проеме. Потом покачала головой, усмехаясь, и в третий раз опустила ведро вниз, в прохладные недра глубокого колодца.
Чуть позже, Олимп
Арес возлежал на своей кровати, театрально закатывая глаза и раскинув руки.
Ему было плохо, но не настолько, насколько могло бы показаться с первого взгляда.
И шумное появление в его покоях божественной сестры состояние ему не улучшило.
С первого же взгляда стало ясно, что ей известно все. Может быть, даже чуточку больше, чем самому Аресу.
Глаза бога войны быстренько сменили страдание от боли на виноватое выражение.
Афродита презрительно посмотрела на Ареса и нехотя щелкнула пальцами, подавая ему лед. Потом присела рядом на кровать, внимательно следя за действиями брата.
- Ты говорил ей ужасные вещи, - она сморщила нос, моргая. – Те, которых она не заслужила.
- Блонди не заслужила моего внимания к ней? – слабо, через силу, ухмыльнулся бог, прикладывая лед к трещащей голове. – С чего бы это?
Богиня гневно сверкнула глазами и шлепнула его по руке.
- Ау! – взвыл он. – Поосторожнее, пожалуйста, я тут немножко болею все-таки!
- Вот именно, что на голову ты болеешь, братик, - сердито констатировала Дита, однако бить его больше не стала. – Ты пошел к ней поговорить, насколько я помню, а во что это вылилось? – воздух вокруг нее запульсировал разноцветными волнами: бессмертная гневалась.
Арес продолжал выглядеть виноватым, хотя на самом деле уже потихоньку подумывал о том, а почему бы не потребовать хоть немного участия к себе? В конце концов, не он один говорил какие-то там ужасные вещи, Габриэль тоже язык не прикусывала! И даже стоит признать, что в чем-то она была права...
Афродита посмотрела на вмиг погрустневшего брата, вздохнула и совершила какой-то сложный жест над его бедной головой.
Бог изумленно заморгал, чувствуя, как боль и похмелье отступают, медленно, но верно.
- Ээээ, - он вопросительно глянул на сестру. – Афина вернулась, и сегодня вечером у нас по этому поводу праздник, да?
Дита покачала головой.
- Та способность к излечению, что была у нее, после ее смерти не ушла безвозвратно и теперь потихоньку возвращается к нам, в равных долях, - пояснила она. – Я пока могу не очень много, но простую головную боль снять в состоянии.
- И это не может не радовать! – воскликнул Арес, поднимаясь. Силы и бодрость духа моментально к нему вернулись, прыгать, конечно, не хотелось, но кое-какие подвиги он вполне был способен совершить.
Вместе с похмельем ушли и сожаления по поводу Габриэль. Она говорит, что все нормально и ни на кого не жалуется, так стоит ли ему переживать? Ну, повздорили они вчера, с кем не бывает? Вон Зена как-то даже убить ее пыталась...
Впрочем, он и сам частенько об этом подумывал, чего уж там...
- Локи с Тором прибыли, - нарушила воспоминания бога Афродита. – И ждут тебя в главной зале. Поспеши.
Она растворилась в лепестках роз, оставив после себя едва уловимый сладкий аромат.
Арес покрасовался немного перед зеркалом, приводя в порядок прическу и, сосредоточившись, переместился к скандинавским богам.
- А мы-то думали, греки пить умеют! – шумно приветствовал его появление здоровяк в меховых шкурах, небрежно перекрещенных на плечах. За спиной у него виднелась рукоять мощного топора, который он носил без видимых усилий, а голову венчал рогатый шлем.
Рыжеволосый мужчина с тонкими и бледными чертами лица кивнул Аресу из другого конца зала.
Скандинавские боги уже давно пережили свой Рагнарек и теперь были гораздо сильнее греческих. Это ли не повод дружить с ними?
Арес с удовольствием пожал руку Тору и уже открыл было рот, чтобы сказать, что он еще его перепьет, представься такая возможность, когда Локи, неспеша подошедший к ним, лениво заметил:
- Что-то плохо вы следите за своими владениями, дорогой друг...
Арес непонимающе уставился на него.
- У тебя там город пылает, а ты даже в ус не дуешь, - сжалился над ним хитрый бог. – Беги тушить, а то ведь их у вас и так не слишком много осталось.
Бог войны кинулся к окну. Зрение бессмертного все еще оставалось при нем, поэтому ему не составило труда увидеть то, о чем толковал Локи.
Дельфы горели.
- 3 -
Дельфы, еще до появления северных богов на Олимпе
Все, что она могла бы сказать Аресу о прошлой ночи, Габриэль благоразумно оставила при себе. В конце концов, поиздеваться над богом войны... Когда ей снова удастся такое с тем, чтобы чувствовать себя полностью правой?
Это не она пришла к нему. Он решил навестить ее и указать на свои права. Но о каких правах может идти речь, когда...
Габриэль сердито тряхнула головой, подошла к окну и распахнула ставни.
Она вернулась в дом только тогда, когда Арес исчез оттуда, переместившись на Олимп. Ей не хотелось обсуждать с ним свои синяки, свою усталость и... И все остальное.
Синяки заживут, усталость пройдет, когда она выспится, а что до остального... Время лечит многое. Излечит и это.
Она полночи смотрела за тем, как беспокойно спит бог войны. Кто сказал, что боги не спят? Если она еще хоть раз услышит такое, она первая бросит в говорящего камень.
Арес не просто спал. Он храпел, заняв большую часть кровати и прижав барда к самой стенке. Она очень хотела бы выбраться, но могучее тело мужчины просто лежало камнем, преграждая все пути к отступлению.
Как давно она лежала вот так, рядом с мужчиной? После смерти Зены, конечно, встречались ей на пути воины и философы, которые пытались ухаживать за ней или же, не спрашивая разрешения, затащить в постель. Она отказывала всем и не потому, что блюла целомудрие.
Трудно отдаваться тому, кому не хочешь. А она не хотела.
Ее первый и единственный муж, Пердикус, до сих пор был жив в памяти. Она не хранила ему верность специально, просто так получалось. В свое время ей очень нравился Элай, с его карими глазами и безумными идеями, которым она верила. Но потом не стало и его.
Зато рядом всегда была Зена.
Габриэль улыбнулась тому, как прозвучали ее собственные мысли, и вспомнила, как говорила Лее, что, не будь Зены поблизости, познать себя ей было бы очень просто. Интересно, что о ней тогда подумала бедная жрица?
Но мысли вдруг вернулись обратно, к Аресу.
Иногда ей хотелось хорошенько встряхнуть его и проорать в ухо так, чтобы он содрогнулся: «Ты в своем уме, бог войны?! Давно ли ты клялся в том, что сделаешь для Зены все, что в твоих силах и даже больше? Где они, твои обещания? Почему ты не хочешь поддержать меня?!»
Конечно, было понятно, что именно так пугает Ареса.
Дахок. Бог, с которым они уже однажды сталкивались на арене Греции, и победителем тогда вышел совсем не Арес. Но вечно бояться чего-то – тоже не выход. Надо глядеть в лицо опасности. Особенно, когда игра стоит свеч.
Габриэль потянулась, разминая затекшие мышцы. Месяцы военного безделья, когда она изучала все возможные книги, ища ритуал вызова, почти закончились. Осталась самая малость. Но эта малость потребует от нее еще больше усилий, чем все остальное.
Дверь отворилась, почти бесшумно, но натренированный слух женщины тотчас уловил шаги того, кто, мягко ступая, вошел в комнату.
Зена научила ее слушать шаги, так что теперь она могла знать, кто стоит у нее за спиной без того, чтобы задавать ненужные вопросы.
- Я пока не приглашала тебя к себе, Дахок, - спина неестественно пряма, глаза смотрят в одну точку на небе, а все тело напоминает сжатую пружину, готовую развернуться. – Что тебе нужно?
Бог – а это действительно был он – засмеялся, до странности приятным смехом, но Габриэль не намеревалась поддаваться на его обольщение. Все боги, к которым она так или иначе испытывала неподдельную симпатию, жили здесь, в Греции, и менять свои предпочтения она не собиралась.
- Мне нужна сила, мать моего ребенка, - голос Дахока был спокоен, словно бы это и не он только что смеялся. – Как ты хочешь оживить свою подругу, если у меня не будет достаточного могущества?
Габриэль повернулась к нему, смеряя взглядом.
Бог выглядел тщедушнее, чем вчера. Нет, лицо его по-прежнему было тем же, оно не потекло и не оплавилось, но что-то такое угадывалось в его общем облике... Что-то, что заставляло думать о том, куда он скоро вернется, если не дать ему того, чего он хочет.
Бард не стала отшатываться, когда длинные и теплые пальцы мужчины, в теле которого находился Дахок, коснулись вдруг ее лица, там, где все еще горел всеми красками синяк, оставленный Аресом.
- Я могу дать тебе силы расправиться с тем, кто сделал это, - задумчиво пробормотал Дахок, внимательно разглядывая сказительницу.
Габриэль усмехнулась. Расправиться с Аресом? Дельная мысль, и почему она не включила это условие в их договор, когда вызывала Дахока?
- Мне вполне хватит того, что ты дашь мне, - спокойно отозвалась она, с удовлетворением ловя отблеск досады, мелькнувший в глазах мужчины.
- Как хочешь, - он не стал настаивать. – Но вопрос о мой силе остается открытым.
Габриэль пожала плечами и отошла к столу, принимаясь перебирать лежащие на нем сухие листья, видимо, оставленные там еще с прошлой осени.
- И как ты хочешь, чтобы я это сделала? – она бросила взгляд на бога.
Улыбка зазмеилась на его тонких губах, и он чуть склонил голову, посматривая на неярко горящую свечу. Во взгляде его промелькнуло нечто такое, от чего Габриэль побледнела.
- Ты хочешь, чтобы я... - она мотнула головой. – Я ни за что не пойду на такое!
Дахок небрежно пожал плечами.
- Либо это, либо что-то другое, - он внезапно метнулся к Габриэль единой волной, будто сливаясь с воздухом и зашептал ей на ухо, шевеля завитки светлых волос: - Мне нужен страх, аэд, которым я смогу питаться, - губы его скользнули по мочке уха Габриэль, и та едва подавила позыв к рвоте. – Страх, который я буду смаковать, разрывать в клочья, впитывать в себя... И тогда я сделаю все, о чем мы договаривались...
Шепот его казался бархатной змеей, вползающей в самые недра тела, ищущей себе дорогу, ласково касающейся чего-то внутри так, что все вспыхивало огнем, тут же сменяющимся леденящим холодом.
Бард сглотнула, все-таки отодвигаясь, а потом резко выбежала на улицу, продолжая глотать кажущийся прогорклым воздух.
Не иметь жалости.
Не думать о том, что делаешь.
Не смотреть им в глаза.
Руки сами схватили факел, закрепленный на внешней стене дома. Схватили и сжали так крепко, словно не собирались с ним расставаться.
Надо уметь приносить жертвы во имя того, что тебе дорого, потому что иначе все слова о жертвенности – пустой звук.
Она давно потеряла способность сочувствовать всем подряд, так почему же она сейчас медлит? Почему дрожат руки, а в голове мелькают хаотичные обрывки воспоминаний о том, что рассказывала ей Зена?
Япония. Фамильный склеп. И полыхающая деревня, жители которой так и не поняли, как страшно поплатились за свою глупость.
Габриэль ощущала, как тянет из оставшейся открытой двери холодом, в то время как от рвущегося из рук факела пылало таким жаром, что впору было отодвинуться. И она снова находилась между двух огней. Отдаться любому из них – значит, проиграть.
В этой битве не будет победителей. Но здесь не будет и побежденных.
Потому что она так решила.
Масло уже было пролито, куда надо, и бард знала точно, кто потрудился над тем, чтобы сделать это.
И отказа он бы не принял.
Габриэль бросила факел, безучастными глазами наблюдая за тем, как огонь побежал по пролитому маслу, жадно облизывая его и заставляя танцевать вместе с собой едиными языками оранжевого пламени.
Она знала, что людям было не выбраться из своих домов: когда город должен погибнуть по воле судьбы, ему не спастись ни при каких обстоятельствах.
Дельфы запылали слишком быстро даже для пустого города, словно какие-то боги решили помочь ей в осуществлении этого кошмарного плана.
Габриэль даже не покачнулась, когда огонь едва не достал ее, сердито взметнувшись к небу пламенной рукой.
Криков слышно не было, но она, была уверена, что они были. Просто она зажимала уши.
Огонь высовывался из окон домов, выбивал двери, подсекал крыши... но никто, никто не выбежал наружу, пытаясь спастись от его неумолимого кнута.
Страх был повсюду. Сказительница чувствовала его кожей, которую немилосердно кололо чужой болью. Волосы шевелились, когда волны паники проносились мимо нее, исчезая за спиной.
Она, даже зажимая уши, слышала, как хохочет там, в доме Дахок, поглощающий то, что она дала ему. Удивительно, как еще не разверзлись небеса и не пролились на них гневным дождем, туша город.
Но... Но видно боги смирились с ее настойчивостью.
И крохотная слезинка застыла в уголке правого глаза, поблескивая в отсветах умирающего города.
Жертва была невозможна по своей сути, и это делало ее еще более страшной.
Она оказалась способна на это.
Но все дело в движущей силе. Если есть, кому приносить жертвы, то неважно, какие они.
Она никогда не расскажет Зене, что сделала для того, чтобы вернуть ее.
Хотя бы потому, что тогда Зена уйдет.
Чего не сделаешь... ради любви.
Глава 6. Вход скорби запрещен
- 1 -
Где-то на приличном удалении как от Дельф, так и от Олимпа
В пещере было темно. Мало того, там было еще и сыро, поэтому огненная вспышка, появившаяся где-то вдалеке и осветившая пространство, показалась бы стороннему наблюдателю весьма уместной в данной ситуации. С потолка и с кончиков сталактитов стекала вниз, по каплям, прозрачная в полумраке вода, со звоном шлепаясь вниз. Пугать в пустоте было некого, однако временами из зияющих проходов доносились какие-то странные завывающие звуки, распространяемые ветром по всей пещере. И снова тишина... Холодная, спокойная, недвижимая... Не понять, таится ли в ней что-нибудь или она продолжает оставаться пустой, играя с самой собой в какие-то игры, которые непонятны тем, кто попадет в нее первый раз?
Безумный жук, когда-то давно залетевший сюда и до сих пор не сумевший найти обратного пути, полз себе по камню, лелея надежду что-нибудь найти. Ну там, поесть, вы знаете, когда сводит желудок, уже разбираться не будешь: что под лапы попадется, то и употребишь. Правда, в пещере очень сложно отыскать что-то, что действительно можно съесть. Жучку в этом вопросе пока везло, он каким-то образом продолжал отыскивать своих собратьев по нелегкому делу – поиску выхода к солнцу – и поедать их. Вот зрение только начало его подводить, да оно и не удивительно: в темноте нужны совсем другие навыки.
Однако, вспышку света неподалеку он увидел совершенно четко, в конце концов, она была слишком яркой для того, чтобы ее не заметить. Желудок, измученный длительным голодом тут же приказал ползти туда, чтобы проверить, а вдруг найдется что-то вкусненькое. С желудком согласились все, кроме мозга, но мозг был настолько мал и тщедушен среди остальных органов, что слушать его никто не стал, а он, тихонечко высказав свои возражения, снова замолчал, радуясь, что ему вообще тут нашлось место.
Ползти пришлось довольно долго, лапки начали отказывать, ибо на голодный желудок мало чего получается хорошего. Но жук упрямо карабкался, то вверх, то вниз, то снова вверх, прямо таки нутром чуя, что вскорости его ждет победа.
Ну вот уже почти! Еще немного! Совсем чуть...
ХРУСТЬ!
Добрые боги сразу забрали многострадального жука к себе, не позволив ему увидеть, чья нога столь безжалостно прервала его пусть не слишком веселое, но все же существование. А женщина, которая наступила на него, спокойненько прошла мимо, не заметив ничего, что могло бы это ее спокойствие поколебать.
На самом деле, если бы жук остался жив, он бы, наверное, заинтересовался тем, а почему то сияние, что он увидел еще издалека, исходит именно от этой женщины. Интерес его, конечно же, был бы прежде всего шкурным, поскольку он очень рассчитывал на покушать, а тут – такой колосс! Впрочем, дальше история уже будет совсем не про жука...
Женщина, вокруг которой и впрямь распространялось огненное свечение, очень помогающее ей в передвижении, неспеша шла вперед, по сторонам не оглядывалась, на помощь не звала, что наводило на мысли о том, что появилась она здесь по собственной воле и явно что-то ищет. Только вот что можно искать в почти кромешной темноте, пусть даже ты и подсвечиваешь себе... самой собой?!
Эта женщина просто обязана была быть не простой смертной, однако кроме сияния ничего сверхъестественного в ней не было: кожаный воинский костюм, кожаные же сапоги, меч за спиной и кинжалы в отворотах сапог. Ну и стоит, наверное, уточнить, что костюм был открытым настолько, насколько вообще возможно.
Женщина, на вид которой можно было дать от 25 до 35 лет, прошла еще пару шагов, остановилась вдруг, словно прислушиваясь, потом резко выкинула руку вперед, и с пальцев ее сорвался отчаянно крутящийся огненный шар. При ударе его об стену пространство вокруг содрогнулось, и камень осел вниз мелкими крошками, поднялась пыль, на мгновение скрывшая за собой фигуру незнакомки.
Когда пыль осела, то сквозь пролом в стене легко можно было рассмотреть нечто, что весьма напоминало алтарь. Старый, заброшенный, кое-где треснувший, но все-таки алтарь. Он представлял собой два камня, аккуратно обточенных и положенных друг на друга так, что по виду он напоминал гриб. Квадратный такой гриб. С каждой из четырех сторон верхнего камня спускались вниз искусно вырезанные каменные ленточки, усеянные непонятными письменами. Над камнем, на четырех ножках, расположившихся в углах, был сделан небольшой навес, тоже украшенный весьма прихотливо.
Женщина немного постояла, склонив голову набок и разглядывая алтарь, потом подошла поближе. Каменная крошка под ее ногами противно заскрипела.
- Ну, в кои-то веки все это обвалилось, а я рядом стою, - пробормотала женщина и откинула назад длинные светлые волосы, потом подумала немного, чему-то хитро усмехнулась и что было силы саданула кулаком по поверхности алтаря.
- Тащи сюда свою задницу, многоликая, есть разговор!
На самом деле ритуал вызова богов совсем не такой. Он включает в себя долгую подготовку, зарезанную жертву, пару жрецов и прочие мелочи. Но какой же бог устоит, когда его так мило призывают?
Все снова затряслось, и свечение вокруг блондинки погасло, потому что прямо из середины алтаря вырвался совсем другой свет, более яркий, более жгучий, более страшный. И из той же самой середины начала подниматься медленно прозрачная женская фигура. Поднималась она долго, но когда все же поднялась во весь рост и плавно опустилась на землю, то стало возможным разглядеть ее полностью, пока она приобретала насыщенность.
Это была высокая женщина с округлыми формами, одетая в нечто, что и одеждой-то язык бы не повернулся назвать: пара кожаных ремешков прикрывала соски, от бедер спускался вниз треугольник черной материи, который сверху соединялся металлической цепочкой с теми самыми ремешками. На плечи был наброшен черный плащ, больше напоминавший крылья летучей мыши, а голову венчал капюшон. Но, однако, самым примечательным была вовсе не ее одежда.
Ее лик был тройным. Ну, знаете, когда не одно лицо, а сразу три! Никогда не видели? И лучше не видеть, ибо это зрелище заставило вызвавшую богиню блондинку брезгливо поморщиться. Глаза у богини были пустыми и молочно-белыми, словно затянутыми какой-то пленкой, а перед центральным лицом колебалась какая-то прозрачная завеса, больше напоминающая дым.
Блондинка хмыкнула и небрежно изобразила что-то такое, что должно было быть, очевидно, поклоном.
- О, Геката, ты все-таки не смогла усидеть, когда я вонзила шило в твое мягкое место!
Лица богини изменений не претерпели, однако в пещере стало заметно холоднее. И это несмотря на то, что вокруг блондинки снова запылали отсветы пламени.
- Кто ты, ничтожная? – прогудела богиня и, казалось, голос шел откуда-то из-за спины светловолосой женщины. – Как смела ты тревожить мой покой? Я могу наслать на тебя безумие за такую дерзость!
Ответом ей послужило хихиканье, быстро переросшее в захлебывающийся смех, раскатившийся по всей пещере.
Отсмеявшись, блондинка небрежно кинула:
- Я могу сама кого хочешь заразить безумием, не пугай меня, многоглазая, а то как бы тебе самой не заразиться от меня чем-нибудь непотребным!
Стены пещеры затряслись от громкого крика разъярившейся богини, которая вмиг увеличилась в росте. Два лика, что были по бокам, втянулись в нее, и она стала похожа на обычную женщину, с той только разницей, что эти самые лики, превратившись в призраков, вынырнули у нее из-за спины, угрожающе разевая безгубые рты. Черные поджарые собаки, взявшиеся невесть откуда, бесшумно встали у ног Гекаты, и ядовитая пена с их пастей падала вниз, прожигая камни. Ветер засвистал, оглушая, и откуда-то из глубины пещеры покатился, нарастая, низкий рокот.
Блондинка смотрела на все происходящее скептически, не меняя позы. Создавалось впечатление, что ее ничуть не волновал возможный исход событий.
- Хватит пылить подолом, дорогая, - она принялась внимательно осматривать свои ногти. – А то ведь, знаешь, я могу сделать и вот так! – в тот же момент рука была стремительно выброшена вперед, очередной сгусток пламени сорвался с кончиков пальцем, и ближайший черный пес свалился замертво, превратившись в обугленную головешку.
Богиня какое-то время безмолвно смотрела на ту, что вызвала ее, потом едва заметно кивнула, и собаки исчезли столь же бесшумно, как и появились, а призраки рассыпались в пепел, что упал к ногам Гекаты. Ветер притих, как, впрочем, и рокот. Сама богиня снова стала прежнего роста, а глаза ее, впервые за все это время, стали нормальными.
- Я знаю тебя, - она посмотрела на блондинку. – Но, насколько я помню, единый бог сделал так, чтобы ты никогда не смогла вернуться и сеять безумие.
Блондинка махнула рукой.
- Да-да-да, это только твоя привилегия, - она скучающе осмотрелась по сторонам, потом подошла к алтарю и села на него. – И да, этот светозарный Элай все сделал, как по написанному, - она мелко захихикала. – Но я, как видишь, снова здесь, жива и здорова.
Геката приподняла брови.
- Жива – да, но вот насчет здоровья я бы на твоем месте не торопилась, - размеренно проговорила она, явно намекая на явное безумие, которым так и несло от гостьи. – Что тебе надо от меня?
- Ах, ну как же вы любите все – сразу к делу! – обиженно надула губы женщина. – Нет, чтобы поболтать по душам, узнать, как мои дела... - она помолчала немного, но Геката явно не собиралась поддерживать разговор. Тогда блондинка пожала плечами, очень недовольно.
- Как насчет того, чтобы присоединиться к Дахоку и разрушить Олимп?
Минута молчания была прервана оглушительным и низким хохотом Гекаты, раскатившемся по пещере.
- Дахок? – отсмеявшись, сказала она, глядя на выжидающую блондинку. – Насколько я помню, Геракл закинул его далеко... Слишком далеко.
- Меня тоже закинули далеко, однако... - блондинка развела руками, и глаза ее стали колючими. – Дахок вернулся. И собирает последователей. Я стала первой.
- Почему ты? – законно поинтересовалась Геката, более не выказывая удивления по поводу столь неожиданного возвращения древнего бога: видно, подобное всегда было в ходу.
Блондинка закатила глаза.
- О боги, ну а почему бы и нет? – раздраженно отозвалась она, но было видно, что рассказать эту историю ей все-таки хочется. Дахок попал в безвременье не пустым. Геракл вытащил его из тела Иолая, но силу забрать забыл, - она хихикнула. – Наш герой в кои-то веки что-то забыл сделать. Итак, Дахок оказался там, где вся мощь его не может найти применения. А потом наша умница вытащила его оттуда, - блондинка мечтательно прикрыла глаза. - Но, выходя, с силой так или иначе надо расстаться. Однако зачем же тратить ее ни на что?
Карие глаза распахнулись.
- Он отдал ее мнееее... - улыбка стала плотоядной. – Потому что знал, что я распоряжусь ею с умом. И вот я здесь, выполняю условия нашей с ним сделки.
Геката раздумывала недолго.
- Что будет мне за то, что я помогу ему?
Блондинка удовлетворенно кивнула. Казалось, она и не сомневалась никогда в том, что богиня примет ее предложение.
- Ты не олимпийка, Геката. Это значит, что путь к вершине для тебя закрыт. Дахок сделает так, что ты станешь править Олимпом.
Богиня призрачного безумия снова засмеялась.
- Он обещает слишком много для того, кто пока пребывает без сил в чужом мире, однако... - она сделала паузу. – Мне нравится идея поквитаться с олимпийцами, - богиня кивнула и протянула ладонь, из середины которой вдруг закапала кровь, черная и густая.
- Скрепим наш договор кровью, так, чтобы разорвать его не могла ни ты, ни я без того, чтобы не пострадать.
Блондинка, чуть поколебавшись, все же приняла рукопожатие, по-прежнему улыбаясь.
- Не бойся, - сказала Геката, видя, как гостья борется с сомнением. – Я свое слово не нарушу. А что насчет тебя, Каллисто?
Улыбка на губах огненной богини стала еще шире.
- 2 -
Олимп, бывший зал Зевса, спустя два часа после гибели Дельф
- Мне плевать на то, чья она любимица! Я считаю, что наказание за призыв Дахока и сожжение одного из городов может быть только одно! – орал Аполлон, брызгая слюной во все стороны. Оно было и понятно, все-таки сгорел его любимый город, его протежируемый город.
Арес, бродивший по залу взад-вперед, досадливо отмахнулся от бога света, словно от надоедливой мухи.
- Что-то ты так не вопил, когда Дельфы сами по себе шли к упадку, - саркастично заметил он.
Божественное собрание началось уже достаточно давно, но к единому выводу они так и не пришли. Половина богов, предводительствуемая Аполлоном, кричала о том, что то, что сделала Габриэль – это попрание всех человеческих и божественных ценностей, что она безумна и что ее следует покарать, пока не стало слишком поздно. Остальные, к которым негласно относились Арес с Афродитой, считали, что сделанного не воротишь и надо продолжать наблюдать, не вмешиваясь пока что во все происходящее.
Бог войны, которому порядком надоело слушать вопли разгоряченных родственников, три раза звучно хлопнул в ладоши и тут же облегченно вздохнул: зал наполнился тишиной. Боги продолжали надрываться, но уже где-то там, в другом измерении, вне его слуха.
Теперь можно было и порассуждать.
Конечно, Габриэль поступила очень самонадеянно. Боги в Греции вообще очень критично относятся к любому новичку, посмевшему беспокоить их на предмет занимания соседней комнаты, а уж когда это самый бог и вовсе хочет вытеснить их из обжитых помещений...
Арес хмыкнул, перебирая пальцами по эфесу меча.
Как ему следует поступить в такой ситуации? Согласиться с большинством и наказать блондиночку по всей строгости? Ооо, с каким бы удовольствием он сделал это! В прежние времена...
Но сейчас – нет. Даже лучше сказать: только не сейчас, когда она так близка к своей цели.
К их цели.
Они могли ссориться, могли не выносить друг друга, могли бить друг друга, как это случилось вчера, но было что-то, чего отнять у них не мог никто.
Общая память и любовь.
Как бы Аресу это не претило, как бы он не плевался при одной только мысли об этом, но Габриэль любила Зену. Эгоистично, надсадно, тяжело – но их любовь имела место быть.
В чем-то они даже были похожи. Своим отношением к Зене. Сейчас, после стольких лет без королевы воинов, воспользовавшись возможностью заново переосмыслить некоторые моменты, Арес понимал: они оба хотели ее для себя и только. Даже методы их в чем-то были схожи: они оба попадали в беду, чтобы Зене приходилось их спасать. Габриэль, конечно, делала это чаще, зато он сам – масштабнее.
Бог удовлетворенно улыбнулся, вспомнив, какие глаза были у Зены, когда она поняла, что он отдал бессмертие за то, чтобы ее подружка вместе с ее дочерью могли и дальше дышать. Тогда, признаться, он не думал о благодарности, но потом, спустя несколько месяцев, ему начало казаться, что одним «спасибо» Зена легко и дешево отделалась. Она могла бы поцеловать его, хотя бы...
Впрочем, как же, поцеловать, на глазах подружки?
Арес фыркнул и снова хлопнул в ладоши. Вернувшийся ор на мгновение оглушил его, но мужчина ничем не выдал того, что ощутил какой-то дискомфорт.
- Тихо всем! – рявкнул он так, что перекрыл собой всех присутствующих.
- Ну что опять?! – с нескрываемой злобой воскликнул Аполлон, садясь на свое место. – Будешь снова доказывать всем, какой ты умный?
Арес смерил его взглядом, но ничего не ответил. Слишком много чести.
- Что ты собираешься делать? – поинтересовалась Афродита. Она на этом собрании держалась молча, оно и понятно: восстановившиеся почти до изначальных отношения с Габриэль богине портить не хотелось. Но она не хотела также и идти наперекор семье.
Дилемма...
Арес пожал могучими плечами, не обращая внимания на то, что все, буквально все следят за ним, пристально, готовясь накинуться или же одобрительно зашуметь.
- Я знаю только одно, - раздельно, выговаривая каждую букву, произнес он. – Я слишком долго отрицал свои желания, - он запрокинул голову и улыбнулся. – А желаю я возвращения Зены.
Секундная гробовая тишина сменилась взрывом эмоций.
- Ты всегда был идиотом! – визжала Артемида, топая ногами. – Шел на поводу у своих штанов!
- Папа не зря не любил тебя! – что было сил поддерживал сестрицу Аполлон.
- Нет, ну ведь нельзя же вот так вот взять и махнуть на нас рукой, - гудел Дионис, почесывая лиловый нос.
- Либо ты с нами, либо против нас! – подвел окончательную черту крикам Гермес. Вечный юноша, он внимательно смотрел на Ареса, единственный, кто не высказался, ни за, ни против. Черные смоляные кудри его падали ему на оливковые глаза, которые, казалось, жили отдельно от лица. Он сидел, откинувшись назад, достаточно небрежно для того, чтобы подумать, будто он чем-то озабочен.
Арес посмотрел на него, чуть подумал и улыбнулся. Брат всегда был ему симпатичен живостью ума и тела. И вот теперь он единственный, исключая, конечно, Диту, кто хочет услышать зов его сердца, а не разума.
- Я не понимаю, в чем такая проблема? – Арес подошел к столу и оперся на него кулаками. – Один раз мы уже победили Дахока, сделаем это и во второй раз. С одним только исключением: я хочу, чтобы он вернул мне...
- Твоя шлюшка давно забыла про тебя в своих Райских Кущах! – выкрикнул Аполлон и жестоко за то поплатился: мощнейший удар вмиг подлетевшего к нему Ареса опрокинул златокудрого бога на пол, о который тот смачно приложился. Из носа бога тотчас же потекла кровь, и он сморщился, открывая и закрывая рот.
Арес распрямился, тяжело дыша, чувствуя, как отливает от висков черная волна ярости, накрывшая его в тот момент, когда он услышал оскорбление. Никто, НИКТО не смел говорить так о Зене!!! И не посмеет, пока он жив и может это услышать!!!
- Я. Требую. Уважения, - раздельно проговорил он, разворачиваясь к богам и игнорируя хныканья Аполлона, к которому бросилась на помощь его сестра. – Да, я не Зевс, но это не значит, что мои желания и требования можно игнорировать, - он обвел тяжелым взглядом молчащих бессмертных. – Я ясно выражаюсь?
- Ты забыл только об одном, - тихо сказала Афродита. Она по-прежнему сидела на своем месте и не собиралась двигаться. Арес живо повернулся к ней.
- О чем же?
Богиня любви повела плечами, поправляя воздушную накидку.
- Не мы тогда победили Дахока, - она взглянула на Ареса, прямо в глаза. – Это сделал Геракл.
Имя сводного брата давно уже не вызывало в боге войны никаких эмоций. После смерти Иолая и почти всех, кого так или иначе любил полубог, встречаться они стали все реже и реже, пока, наконец, не сделали вид, что забыли друг о друге. Пока была такая возможность, Арес посматривал за братом в Око богов, но теперь связь между ними прервалась окончательно.
Поскольку Арес молчал, боги начали постепенно уходить, кто, как обычный смертный, через дверь, кто - растворяясь в воздухе и оставляя после себя быстро исчезающий дым.
Дождавшись, когда последним исчезнет по-прежнему стонущий Аполлон, Афродита поднялась со стула и, подойдя к брату, положила руку ему на плечо.
- Так что же ты решил?
Арес посмотрел на нее, мрачно и без особого энтузиазма.
То, что он решил, оспаривать никто не будет.
Потому что он – Верховный бог.
Потому что он накажет любого, кто осмелится ему противоречить.
Потому что хоть раз, за свою долгую жизнь, он хочет сделать то, что от него действительно ждут.
И пусть на его стороне всего лишь надоедливая маленькая сказительница с хорошим ударом – он сделает это.
Любви необходимы жертвы. Однажды он уже пожертвовал своей семьей и остался в выигрыше. Почему бы ему не сделать так снова? В конце концов, это то, чего хочет он.
Бог не стал прощаться и просто растворился в воздухе, отправляясь туда, где его совершенно не ждали.
Ну и пусть, ведь он так любит сюрпризы!
- 3 -
Сожженные Дельфы, чудом уцелевший храм Аполлона
Габриэль было холодно. Она, стоя на пепелище, где воздух все еще был пропитан тягучим жаром и ломким чужим страхом, куталась в одежду, пытаясь хоть как-то укрыться от пронизывающего ледяного ветра, достающего, казалось, до самой души.
Прошло уже достаточно много времени после гибели Дельф, но Дахок никак не мог успокоиться. Он бродил по городу, сгребал ладонями седой пепел, оставшийся после всего, и любовался им, словно шедевром одного из мастеров старой школы. Габриэль не могла да и не хотела следить за ним. Она знала точно, что бог, пусть и набравший силу, никуда от нее не денется: обещания должны выполнять даже самые темные из тех сущностей, что обитают во вселенной, потому что, обманув, они лишатся всего. Таков закон мироздания и нарушать его могут только смертные люди, что живут здесь и уже давно мыслят не подчиняться богам.
Сказительница прикрыла глаза, чтобы не смотреть на багрово-красный закат, чьи отблески проникали даже в старый храм Аполлона, в котором она находилась.
Она уничтожила целый город по собственной прихоти. И пусть прихоть эта была для нее важнее всего на свете, правы будут те, кто осудит ее, беспощадно осудит. Но правы также будут и те, кто поддержит барда в ее стремлении сделать мир хоть чуточку счастливее и чище. Ведь не только она одна будет радоваться, когда заглянет в те самые синие в мире глаза, которые до сих пор снятся ей каждую ночь.
Женщина присела на обломок ступеньки, ведущей на второй этаж храма, и задумалась.
Ритуал воскрешения так и остался для нее загадкой. Если бы она смогла разгадать его самостоятельно, то ничья сила ей бы не потребовалась. Тем более, сила Дахока. Но даже Арес, когда она попросила его о помощи впервые много лет назад, отказался что-либо сделать. Не мог или не хотел – это уже другой вопрос. После его отказа она принялась изыскивать другие способы, которые, в конце концов, привели ее к Дахоку.
Позади раздался какой-то шорох, и сказительница с ее обострившимися нервами вскочила на ноги, хватаясь за саи: она носила их с собой не так уж и часто, отдавая в последнее время предпочтение простому мечу, какой был у Зены, но сегодня почему-то решила вдруг вспомнить, как удобно они лежат в ладони.
- Кто здесь?! – повелительно выкрикнула она, чувствуя, как мелкие капли страха побежали по спине. Она в городе мертвых, кто еще может идти сюда по ее душу?
Снова шаги, но пока никого не видно.
Габриэль поудобнее перехватила саи и вся напряглась, готовясь к возможной схватке.
Кто идет за ней? Кого ей следует бояться?
Появившаяся на обугленном пороге женская фигура, подсвеченная закатными лучами солнца, показалась Габриэль знакомой. Она чуть расслабилась, не спеша, однако, опускать оружие.
- Габриэль, - знакомая фигура говорила до боли знакомым голосом. – Ты не узнаешь меня?
Сказительница растерянно моргнула.
- Ева? – шевельнулись губы, но без особой уверенности.
Последний раз она слышала о Еве...
Последний раз она слышала о Ливии, и эти слухи не доставили ей много радости. Хотя, разруха в Риме не радовать по определению не могла. Грустно было сознавать, что не они приложили к этому руку, хотя Ева – Ливия! – очень старалась. А потом вести из римской столицы прекратили поступать в виду того, что города попросту не стало. Забыв о Риме, Габриэль забыла и о Еве.
И вот теперь, после стольких лет...
Габриэль сглотнула. В ее планы не входило намерение встретиться с дочерью Зены. Впрочем, можно было догадаться, что молва о ее действиях разнесется далеко за пределы Греции.
Ева, видя, что Габриэль не спешит кидаться к ней с радостными объятиями, осторожно ступила вперед, надеясь, что бард, с которой они так хорошо общались при Зене, все же не станет кидаться в нее саями. Это было бы очень больно, особенно, если бы она не сумела их поймать.
- Только не говори, что не помнишь меня, - Ева приподняла брови, подходя еще немного ближе и с удовлетворением отмечая, что сказительница уже почти совсем расслабилась и смотрит на нее не так враждебно. – Или ты очень невовремя припомнила все те бессонные ночи, что провела по моей милости, когда я только родилась?
Незамысловатая шутка немного разрядила обстановку, и Габриэль, наконец, улыбнулась.
- Здравствуй, Ева, - в голосе барда не было особенной теплоты, однако, с этим как раз все было ясно: она не могла не понимать, почему Ева вдруг оказалась здесь, в сожженном дотла городе. – Ты пришла укорять меня и пытаться наставить на путь истинный?
Габриэль убрала саи и отошла, приближаясь к развалившемуся алтарю, кажущемуся слишком старым. Дочь королевы воинов внимательно следила за ней, ловя каждое движение.
- Я пришла понять, почему ты так делаешь, - тихо отозвалась она, словно боясь потревожить кого-то.
Наступило время молчания, нарушаемое лишь пением одинокой птицы, которой было невдомек, что на кладбищах не поют. Молчание, которое прервала усмехнувшаяся Габриэль:
- Ну да, если ты говоришь с богами – ты верующий, если боги говорят с тобой – то твое имя Зена, - она покачала головой, всматриваясь в разбитое окно. – Ева, а мне не понять, как можно не желать возвращения Зены? – сказительница развернулась, глядя на последовательницу Элая. – Я помню, чему учит твой бог: если тебя бьют по одной щеке, то подставь другую.
Ева нахмурилась, видя, как загораются в зеленых глазах барда гневные огоньки.
- Не слишком ли часто меня били по щекам, а, Ева? – тон Габриэль стал вызывающим. Она не хотела обсуждать свои поступки. Она не испытывала радости от свидания с дочерью любимой подруги, потому что ничего, кроме упреков, не будет.
А упреки ей не нужны.
Ева покачала головой.
- Ты не ведаешь, что творишь, - начала она, но Габриэль не дала ей закончить:
- Творить будет Дахок, - жестко сказала. – Если ты не можешь мне помочь, то лучше не стой на дороге, - она вскинула голову. – Пощады не будет, Ева. Только не тогда, когда я так близка к своей цели.
Это же время, южная окраина Дельф
Здесь все было так же, как и у входа в Дельфы. Впрочем, вход в город теперь был повсюду, однако светловолосый мужчина, расхаживающий неподалеку от одного из сгоревших домов, сейчас и думать не хотел о том, что он может повстречаться с мародерами. Кто же по доброй воле сунется туда, где, судя по быстро распространяющимся слухам, бесчинствует само зло?
Геракл оставил женщин наедине, справедливо полагая, что им есть о чем поговорить. К тому же, он надеялся, что Ева все-таки сумеет образумить Габриэль, и втроем они придумают что-нибудь, что не позволит им погибнуть от рук Дахока, когда тот наберет полную силу.
Он не понимал, почему Габриэль, будучи прекрасно знакома с повадками, хитростью и жестокостью черного бога, все-таки решилась на такой поступок. То есть, конечно, явная причина была ясна. Но что заставило ее просить о помощи именно ЭТОГО бога? Неужели не нашлось никого другого, кто мог бы взять бремя ответственности на себя?
Геракл боялся предстоящей схватки. Не боятся только глупцы, а глупцом он никогда не был. Однако же, он уже однажды выбросил Дахока из этого мира. Что помешает ему поступить и второй раз так же? Ведь сейчас не будет Иолая, в чье тело так легко вселиться...
Синяя вспышка озарила окрестности, и полубог резко обернулся, с легким удивлением глядя на то, как выходит из воздуха его божественный брат. Брат, о котором вспоминать сейчас ему хотелось бы меньше всего.
Арес, не убирая руку с эфеса меча, сделал попытку улыбнуться настороженно глядящему на него Гераклу.
- Ты один и без охраны? – он с преувеличенным интересом огляделся по сторонам, не обращая внимания на то, как предупредительно шевелит его волосы западный ветер. – Где же твой вечный болтливый блондинчик? – Арес вдруг подумал, что у его брата и Зены слишком много общего: даже спутников они будто бы выбирали в одной лавке.
Глаза полубога заледенели. Арес, готовый к схватке, отступил на шаг, но ничего не произошло.
- Иолай умер много лет назад, - бесцветно сказал Геракл. Арес подумал чуть и пожал плечами. Стыдиться того, что он ляпнул что-то не то, бог не собирался.
- Смертные умирают, - сухо констатировал он и, не дожидаясь, пока брат хоть как-то прореагирует, добавил: - Нам не справиться с Дахоком поодиночке. Быть может, стоит объединить силы?
И мир не рухнул, когда Геракл приподнял брови, услышав такое предложение.
Глава 7. Право на жизнь
- 1 -
Храм Аполлона, Дельфы
Ева долго не понимала, о чем говорит ей Габриэль. Посланница Элая сидела на старых ступеньках, обхватив руками колени, и слушала, слушала, слушала светловолосого барда, что-то горячо втолковывающего ей. Суть разговора была ясна: Габриэль отчаянно пыталась доказать ей, что ее цель вовсе не так безумна, как кажется на первый взгляд и что надо всего лишь действительно ПОНЯТЬ ее.
В храме было очень тихо, исключая негромкие и отрывистые слова Габриэль, расхаживающей из стороны в сторону. Солнце уже почти зашло, время клонилось к полуночи, и Ева боялась думать о том, что случится тогда. Что-то подсказывало ей, что Дахок набрал необходимую силу, и Габриэль больше тянуть не станет.
Оно и правильно, кто знает, что еще может встать у нее на пути?
Ева хотела возвращения матери. Было бы странно и стыдно не хотеть этого, только вот желания у них с Габриэль разнились. Бард хотела воскрешения Зены любым способом, не считаясь с мнением окружающих. Ева же еще помнила, какой вред может принести война богов, затеянная с людьми.
- Ты не слушаешь меня!
Ева вздрогнула, переводя взгляд на Габриэль, которая пристально и недовольно смотрела на нее.
- Не слушаю, - вздохнув, подтвердила Ева. – Какой смысл, если ты все равно сделаешь так, как нужно тебе? А сражаться с тобой я не собираюсь...
Сказительница улыбнулась. Она уже достаточно давно несла откровенную чушь, вспоминая о родителях, сестре, племяннице, говоря о том, что намеревается в скором времени посетить их, а Ева только поддакивала изредка.
Габриэль тянула время. У нее оставались подозрения, что Ева появилась здесь не одна. Сказительница чуяла это нюхом, но доказательств тому пока не было. Однако, нужно быть готовой ко всему. Скорее всего, помешать ей закончить начатое хотят многие. Просто далеко не все знают, где она сейчас.
Ева поднялась, разминая затекшие ноги, и в тот же момент рухнула обратно вниз, снесенная волной, ворвавшейся внутрь снаружи. Больно ударившись спиной об острый скол камня, девушка поняла, что не может дышать, и только лишь бессильно глотала ртом воздух. Она не видела Габриэль, но почему-то была уверена, что на помощь та ей не придет.
Боль расползалась по всему телу, захватывая самые отдаленные участки, вгрызаясь с проворством дикого зверя. Ева закричала бы, но рот по-прежнему был сведен судорогой, да и воздух отказывался поступать в легкие.
Умирать не хотелось совсем, но слабеющие пальцы, пытающиеся уцепиться хоть за что-нибудь, уже начинали отказывать.
Ева закрыла бы глаза, но боль не давала ей сделать и этого. Тонкие иглы принялись колоть в виски, проникая все глубже и глубже. Казалось, что сейчас из носа пойдет кровь, зальется в горло и тогда точно невозможно будет сделать ни единого вдоха.
Девушка последним усилием стукнула кулаком по каменному полу, не ощутив этого удара.
Смириться?
Ну нет!
Свечение возникло рядом с ней, окутывая теплом, и чьи-то руки мягко и нежно коснулись ее лба.
Ева изумленно вдохнула и только потом поняла, что она сделала. Она снова может дышать!
Боль ушла не мгновенно, нехотя, ворча и огрызаясь, не желая расставаться с добычей, и на последовательницу Элая глянули темные глаза, так старательно излучающие доброту.
- Моя бедная девочка, - певуче проговорил Дахок. – Почему же твой бог не пришел к тебе на помощь, а заставил меня сделать это?
Он протянул руку, предлагая Еве подняться, но она оттолкнула его, старательно дыша, и встала сама на неверные дрожащие ноги.
- Мы незнакомы, - сипло проговорила она, взглядом ища Габриэль.
Сказительница сидела возле поваленной колонны, ошеломленно мотая головой. Видимо, ее тоже неплохо приложило, раз она не реагирует на свечение, заполнившее собой храм.
Где же все боги, когда они так нужны?!
Дахок склонил голову к плечу, улыбаясь.
- Никто не придет, - в голосе его промелькнуло удовлетворение. – Моя сила почти вернулась ко мне. Не думаешь ли ты, что я не стану ею пользоваться?
Ева проигнорировала тот факт, что бог беззастенчиво прочитал ее мысли, и бросилась к Габриэль.
Бард была в порядке, но на оклики пока не реагировала, дышала немного тяжело и смотрела в одну точку. Ева хотела было похлопать ее по щекам, но передумала и повернулась к Дахоку.
Бог выглядел хорошо. Ева ни разу не видела его до этого момента, однако могла предположить, что, заполучив обратно свои возможности, он усовершенствует свой облик. По сути, ему не нужно было слишком много. Всего лишь то, что он имел раньше. Мелочь, правда?
Девушка поднялась с корточек, смело глядя в глаза чужого бога.
- Уходи, откуда пришел, - тихо сказала она ему, лишь надеясь на то, что если что-то пойдет не так, Элай сможет прийти ей на помощь.
Дахок какое-то время смотрел на нее, почти изумленно, потом запрокинул голову и зашелся в громком смехе, от которого, казалось, сотрясаются и без того ветхие стены. Ева следила за ним без страха, но напрягая каждый мускул, чтобы быть готовой. Ливия ушла, однако память о ней продолжала жить и здравствовать.
- Не ты призывала меня сюда, девочка, - отсмеявшись, Дахок снова стал серьезным, хотя тень улыбки продолжала незримо витать на его тонких губах. – Не тебе меня и выгонять.
Ева вскинула голову, немного жалея о том, что у нее нет с собой никакого оружия: все-таки с ним она всегда чувствовала себя более уверенно.
- Ты причинил мне боль, а потом показал, какой ты добрый, убрав ее, - девушка пожала плечами. – Ты думаешь, это заставит меня взглянуть на тебя иначе?
Дахок закружил рядом с ней, то подходя, то отдаляясь. Он рассматривал ее пристально, как смотрят на незнакомый предмет, с которым придется иметь дело долгое время, и этот осмотр очень не нравился Еве. Она чуяла волны злобы, исходящие от бога, но заподозрить его в чем-либо было слишком сложно: он вел себя совершенно нейтрально, и глаза его были пусты. Они не таили в себе злобы, однако же и доброты в них было не заметно.
Сзади послышался шорох, и Ева обернулась, глядя, как с легким кряхтением Габриэль поднимается на ноги, потряхивая головой. Сказительница все еще была немного дезориентирована, но уже, судя по всему, четко различала предметы и знала, где находится.
- Ты доволен жертвой? - хрипло проговорила бард, когда ей, наконец, удалось полностью обрести равновесие. Ева, внезапно отошедшая на второй план, все пыталась поймать взгляд Габриэль, но ей это не удавалось: зеленые глаза женщины упрямо смотрели на остановившегося бога.
Дахок развел руки в стороны, и Ева с содроганием увидела, как заплясали на кончиках его пальцев миниатюрные язычки пламени, словно готовые вот-вот пронзить пространство.
- Твоя жертва была щедра, аэд, - звучно проговорил бог, и сам воздух, казалось, зазвенел от его голоса. Испуганно зазвенел.
Габриэль выпрямилась и замерла, однако от Евы не укрылось то, что пальцы ее правой руки судорожно сжимают рукоять сая. Сказительница явно к чему-то готовилась.
Воздух снова зазвенел, на этот раз гораздо ощутимее, и посланница Элая скривилась, когда от этого звона заныли зубы. Становилось жарче, словно бы солнце, давно ушедшее на покой, снова вернулось и заглянуло прямо в этот храм, отдавая им все свое внимание.
Ева мотнула головой, надеясь прогнать морок, но тщетно. По лицу заструился пот, и стало трудно дышать. Хотелось лечь на пол и прижаться щекой к каменным плитам, что, в общем-то, было самым правильным решением. А еще можно было просто уйти отсюда, оставив Габриэль саму разбираться с тем, что она натворила.
Дахок вскинул руки, и пламя с них взметнулось вверх, к потолку. Еве на мгновение показалось, что сквозь языки огня просвечивает очень испуганное лицо какого-то мужчины, чье лицо показалось ей смутно знакомым. Воздух затрещал, готовый вот-вот порваться и выпустить на волю что-то такое, его Ева интуитивно боялась. И вдруг...
Вдруг невесть откуда взявшийся синий сгусток энергии ударил ничего не подозревающего Дахока прямо в грудь. Бог дернулся, устояв на ногах, однако пламя тут же погасло, вонзившись обратно в пальцы Дахока. Еве показалось, что она увидела, как промелькнула ярость в глазах бога, но на его губах тут же расцвела очередная улыбка.
- А я ждал, когда же кто-нибудь придет!
Габриэль повернулась в ту сторону, куда смотрел Дахок, и не то прошептала, не то простонала:
- Арес...
Бог войны, вышедший из тени, белозубо ухмыльнулся сказительнице.
- Да, малышка, пришел большой парень, теперь можешь расслабиться! – он положил руку на эфес меча, в другой без видимых усилий зажег еще один энергошар и небрежно откинул голову назад, принимая свободную позу.
Взгляд Дахока метнулся за его плечо, и Ева невольно посмотрела туда тоже.
- Геракл! – выдохнула она. Арес мельком глянул назад и пожал плечами.
- Ну да, пришло два больших парня, так что можно расслабиться всем, мы все тут уладим.
Ева даже не стала удивляться тому, почему два брата, которые, мягко говоря, никогда тесно не общались, вдруг появляются здесь, вместе, да еще и не пытаются придушить друг друга!
Общие враги объединяют лучше, чем кружка старого доброго эля.
Геракл встал с Аресом плечом к плечу, сурово глядя на молчащего Дахока.
Габриэль утомленно прикрыла глаза, опускаясь на пол. Ева кинулась к ней, по пути думая о том, что бард наверняка бы не позволила мужчинам решать все между собой, не будь она травмирована.
- Дахок, один раз я уже отправил тебя в небытие, - голос полубога звучал приглушенно, возможно, из-за того, что остатки чуждой магии продолжали витать в воздухе. – Ты хочешь, чтобы мы все повторили?
Дахок молчал не так уж и долго, однако его молчание дало Еве возможность дойти до Габриэль и склониться над ней, чтобы попытаться понять, что же случилось с бардом. Но уже следующие слова Дахока вынудили девушку с ужасом обернуться назад.
- Мой друг, разве ты хочешь убить меня?
Голос, заполнивший собой тишину, был слишком знаком почти всем присутствующим. Даже Арес недоуменно поморщился, услышав его. Геракл же и вовсе застыл на месте, успешно пародируя собственную статую, что некогда была установлена ему в Коринфе.
Маленький светловолосый мужчина, стоящий на месте Дахока, улыбнулся ему, складывая руки на животе.
- Ты ведь не забыл, как любил меня, Геракл? – спросил он, блестя глазами.
Полубог сглотнул, чувствуя, как мгновенно пересохло в горле. Арес схватил его за руку.
- Не вздумай поддаваться на его трюки! – процедил он сквозь зубы, готовясь удержать Геракла силой, если потребуется. – Такое уже было, вспомни! К тому же, - он рубанул по больному, - Иолай давно мертв!
Брат посмотрел на него глазами безумнее, чем были у самого Ареса, когда фурии заняли его голову.
- Арес... - голос его стал сиплым. – Но ведь это Иолай... И он жив!
- 2 -
Незадолго до этого, окраина Дельф
Геракл смотрел на Ареса так, словно не узнавал его. Собственно, тут было чему удивляться: бог войны, с которым они сошлись во мнениях только один раз в жизни, стоял рядом и предлагал сотрудничать. Неужели олимпийцы обессилели настолько, что не гнушаются помощью отверженного сына Зевса, которого ранее и знать-то не хотели?
Полубог не знал, что ответить на предложение Ареса. Всегда оставалось сомнение в том, что бог будет играть по правилам, которые им же самим и навязаны. У него всегда найдется лазейка для того, чтобы отступить назад и переиграть интересующие моменты.
Впрочем, Зена когда-то говорила, что Арес способен на благородство. Разумеется, в личных целях. Ну а уж тут цель была как никогда личной!
Темнело слишком быстро для того, чтобы можно было еще сомневаться в происходящем. Получив в свое распоряжение сожженные Дельфы, Дахок вернул силу, могущую помочь Габриэль в ее терзаниях. Собственно, для Геракла не было такой уж большой загадкой, кто именно спалил город. Он не осуждал барда, потому что давно утратил свой бесконечный альтруизм в попытках снова и снова верить людям. Бард не разочаровала его, напротив: в нем зародилась смутная надежда вернуть то, что было однажды так жестоко утрачено.
Никто не знал, сколько бессонных ночей провел сын Зевса, оплакивая свои потери. После смерти Зены, весть о которой пришла к нему в не самое лучшее время, Геракл долго вспоминал всех тех, что бросили его на их общем пути.
Деянира.
Дети.
Серена.
Мама.
Отец... Убитый его собственными руками!
Ясон.
Зена...
Иолай стал последней каплей, но тогда, когда до его гибели было еще далеко, Геракл думал о Зене. О практически последней из тех, кто еще хоть как-то связывал его с прошлым.
Она вошла в его жизнь странным образом, мгновенно завоевав сердце, а потом и душу. Спокойный характер воина не позволил сыну верховного бога броситься в водоворот чувств, о чем он сожалел не раз, в какой-то мере отыгравшись после встречи Серены. Вторая жена чем-то напоминала ему гордую воительницу. Нет, не внешностью, для этого они были достаточно разными, однако было что-то такое в характере Серены, что-то несгибаемое, что роднило ее с Зеной. Быть может, это были отголоски Хинды, так и не умершей до конца. В любом случае, после гибели Серены, Геракл нередко корил себя за то, что любил ее не потому, что она – это она, а потому что она напоминала ему другую женщину.
С губ могучего полубога исторгся печальный вздох, и он мотнул головой, устремляя взгляд на терпеливо ждущего Ареса.
- Ты предлагаешь сотрудничество, - медленно и раздельно произнес Геракл. – В чем твоя выгода от этой сделки?
Бог войны приподнял брови, и уголки красиво очерченных губ неудержимо поползли вверх.
- Ах! – он картинно приложил руку к сердцу, не снимая, однако, второй, с эфеса меча. – Мой родной брат отказывается верить мне в том, что интересы мои чисты и невинны!
Геракл хмыкнул, качая головой, и отбросил назад прядь волос, упавшую ему на глаза от порыва несильного ветра.
- Не паясничай, а то привыкнешь, - посоветовал он, подавляя странное желание осмотреться по сторонам. Что-то тревожило его, будто кто-то, кого видеть хотелось еще меньше, чем Ареса, подслушивал их разговор.
Арес покорно погасил улыбку, размышляя на тему того, когда в последний раз они беседовали с братцем вот так вот спокойно, не готовя кулаки для сокрушительной атаки. Нет, ну бывало всякое, конечно... Например, когда они пытались прикончить того белобрысого чудика, объявившего о конце света и приславшего четверку всадников в немодных нарядах... Или там еще...
Нет, вспоминать о прошлом Аресу как-то не слишком хотелось, тем более, что перед ними сейчас стояла очень осязаемая задача, решить которую следовало в кратчайшие сроки.
Ветер переметнулся от одного брата к другому, ласкаясь и шепча что-то на ухо. Позади, рядом с обвалившимся и обгорелым зданием, в серой дымке наступающей ночи мелькнула неясная фигура, замершая вдруг, когда Арес вновь заговорил:
- Пока что мы с тобой блюдем общие цели, - он приподнял правую бровь. – Нужно остановить Дахока. Любым способом.
Геракл помолчал чуть.
- Но разве ты не хочешь возвращения Зены? – поинтересовался он, с интересом ожидая ответа. Бог войны помедлил прежде, чем ответить:
- Твоя задача – помочь с Дахоком. Все остальное не должно тебя касаться.
Это действительно было так. Арес мог принять помощь в борьбе с чужаками, но вот возвращение Зены... Это не должно касаться никого!! Будь его воля, это не касалось бы даже Габриэль, однако, как ни прискорбно это сознавать, бард по сути была единственной, кто добился хоть каких-то результатов в вопросе возвращения королевы воинов. Арес ненавидел ее за то, какими методами она добивалась результата, но вынужден был быть благодарным за то, что она этих самых результатов все-таки добивалась.
Ветер снова напомнил о себе, ласково потеревшись о ногу Ареса. Мужчина нахмурился, прислушиваясь. Следовало быть внимательнее, особенно теперь, когда Дахок мог быть повсюду.
Геракл, заметив, как помрачнело лицо брата, тоже насторожился. Ему уже давно было не по себе в этом мертвом городе. Тьма, пепел, остатки вещей – по опыту полубога подобные места не терпели чужаков. На пепелищах всегда чувствовалось нечто неприятное, способное вогнать в тоску и уныние, словно призраки погибших терлись вокруг тебя, заглядывая в глаза пустыми глазницами, шевеля несуществующим языком и произнося слова наоборот на мертвом языке. Геракл старался избегать таких мест, но сегодня ему бы это все равно не удалось.
Очнувшись от своих ощущений, полубог поймал на себе тревожный взгляд Ареса.
- Ты тоже чувствуешь? – сквозь зубы процедил бог войны, и Геракл нахмурился, следя за тем, как он вытягивает из ножен свой меч.
- Я чувствую чье-то присутствие, но не более, - согласно отозвался полубог и отступил на шаг, давая возможность Аресу нанести удар.
Бог не стал ждать, и вот уже широкое лезвие меча описало идеально ровный полукруг. Оно обязано было зацепить любого, кто стоял бы рядом с ними, будь он видимым или нет, однако столь эффектный жест оказался совершенно неэффективным.
Крутанувшись вокруг своей оси, Арес недоуменно застыл, глядя на сероватую дымку, ползущую от того места, где он только что стоял. Геракл шагнул к брату, сжимая кулаки. Не зря, ох, не зря он не любит пепелища!
Раздался женский смех, больно резанувший по ушам мужчин, и седой туман, что крутился у их ног, вдруг трансформировался в совершенно четкую фигуру.
- Арес, ты приветлив, как всегда! – глумливая усмешка исказила черты Каллисто, шагнувшей вперед.
Геракл отшатнулся, брезгливо и очень удивленно морщась. Арес же только пробормотал что-то сквозь зубы и покачал головой, не спеша вкладывать меч в ножны.
- Ты же сдохла, - бросил он женщине, вовремя вспомнив, как та убила Страйфа. Не то, чтобы он питал к заморошу некие теплые чувства, но было весьма и весьма обидно лишиться удобной мишени для метания кинжалов.
- Все мы мертвы, пока не родимся вновь, - философски заметила Каллисто. Казалось, ее не покоробило невежливое обращение, но однако же она встала чуть поудобнее, поигрывая катышком пламени, возникшем у нее в руке. Геракл, увидев это, осторожно тронул Ареса за плечо, указывая ему на огонь. Бог войны нетерпеливо дернул головой, показывая, что в такие моменты отвлекать его не стоит.
- Что ты забыла в мире живых, олицетворение безумия? – неприязненно спросил Арес. Каллисто снова засмеялась и погрозила ему пальцем.
- Не старайся обидеть меня, дорогой, я в очень хорошем расположении духа, - она цокнула языком. – Подумать только, какой чудесный сегодня день! – улыбка сияла на ее лице, но глаза, колючие и внимательные, говорили об обратном.
Геракл и Арес переглянулись, и бог, что-то внезапно заподозрив, вдруг схватил брата за плечо, крепко и больно. Геракл, мгновенно поняв, что тот собирается делать, только сосредоточился: сил у богов и так осталось мало, и не хотелось подрывать их своим неверием.
Каллисто, продолжая улыбаться, смотрела на то, как медленно и неуверенно мужчины исчезают в голубоватом свечении, и похлопывала открытой ладонью по бедру. В глазах ее светилась откровенная злоба.
Чуть позже, Дельфийский храм Аполлона
- Мой друг, разве ты хочешь убить меня?
Полубог сглотнул, чувствуя, как мгновенно пересохло в горле. Арес схватил его за руку.
- Не вздумай поддаваться на его трюки! – процедил он сквозь зубы, готовясь удержать Геракла силой, если потребуется. – Такое уже было, вспомни! К тому же, - он рубанул по больному, - Иолай давно мертв!
Брат посмотрел на него глазами безумнее, чем были у самого Ареса, когда фурии заняли его голову.
- Арес... - голос его стал сиплым. – Но ведь это Иолай... И он жив!
- 3 -
Храм Аполлона
- Вся чертова компания в сборе... - устало пробормотала Габриэль, увидев, какими глазами смотрит Геракл на стоящего перед ним Иолая. Сказительница оттолкнула руки готовой помочь ей Евы и тряхнула головой, вытаскивая саи.
Она не была удивлена появлению тут Евы, не удивилась и Гераклу. Защитники человечества, добровольно взявшие на себя эту роль, всегда появлялись тогда, когда меньше всего рассчитываешь на это их появление. Но, ввязавшись во что-то серьезное, нужно быть готовым к тому, что противник будет играть только по своим правилам.
Вот и сейчас: надо, наверное, было посочувствовать Гераклу, вновь проходящему через одно из самых страшных событий своей жизни, но Габриэль ощущала только некое мстительное злорадство. Кто просит их мешать?! Почему она никогда не мешала им пытаться вернуть любимых людей, которые ушли в царство Аида? Почему ей все отказывают в праве быть счастливой?!
Дахок, тряхнув пепельными волосами, молитвенно сложил руки. В глазах его, таких знакомых и таких чужих, бегали искорки веселья: бог явно забавлялся, играя со своими смертными игрушками.
Арес, продолжая удерживать Геракла рядом с собой, брезгливо кривил губы. Мало того, что снова объявилась Каллисто, которую он столько лет – и весьма оправданно! – считал почившей. Мало того, что сейчас он просто мечется между своими желаниями и правильным решением, которое устроило бы если не всех, то многих. Судьбам этого мало! Так еще и Дахок решил поиграть, напялив на себя маску дружка Геракла, за которого тот, разумеется, продаст если не душу, то тело точно!
Ева ошеломленно смотрела то на сменившего обличье Дахока, то на растерянного Геракла, которому, казалось, был знаком тот мужчина, чье лицо сейчас носил чужеземный бог. Не удовлетворившись осмотром, девушка глянула на сосредоточенного Ареса, мельком подумав о том, что ни разу не видела его таким серьезным. Для бога войны все и всегда было слишком легким, но однажды приходит время, когда начинаешь сомневаться в собственных силах.
Даже не посмотрев на молчащую Габриэль, Ева снова перевела взгляд на Геракла. Чувство странной нежности вдруг захлестнуло ее, когда она подумала, что этот красивый мужественный мужчина сейчас борется со злом, чтобы защитить ее. Ну, конечно, не только ее, но и ее тоже, ведь правда? И все-таки, чье же лицо сейчас у Дахока?
По лбу побледневшего полубога градом катился пот. Разумом он прекрасно понимал, что Иолай давно мертв и сейчас он видит только его фантом, не имеющий ни души, ни памяти. Однако сердце было не переспорить, и оно упрямо твердило о том, что нужно снова спасать друга, как это было много лет назад.
Решившись, наконец, Геракл сделал мучительный шаг вперед, по пути стряхнув с плеча руку Ареса, который вцепился в него буквально мертвой хваткой.
Заметив движение полубога, Габриэль дернулась было, готовясь встать на защиту того, что в прошлый раз сама пыталась погубить, однако остановилась, услышав голос Дахока:
- Не спеши, герой, - губы Иолая искривились в неприятной усмешке. – Силы по-прежнему неравны. Дай же мне хоть один шанс! – интонации голоса неуловимо изменились, и, если бы Габриэль не знала, кто на самом деле скрывается под личиной Иолая, она могла бы подумать, что Золотой Охотник и впрямь с ними.
Геракл, сраженный заново воплощением Иолая, остановился, пытаясь понять воспалившимся от боли и нахлынувшего старого горя разумом, что происходит. И только в самый последний момент сумел каким-то образом отпрыгнуть прочь от летящего прямо на него сгустка яростного пламени.
Воспользовавшись моментом, Габриэль резко рванулась вперед, к Дахоку, смутно понимая, что должна защитить его, хотя бы до того времени, когда он призовет Зену обратно. Пламя, появляющееся ниоткуда, почему-то мало волновало ее, вероятно, потому, что Дахок сам был пламенем и уж против него сумел бы выстоять.
Арес, увидевший, как на него летит огонь, последовал примеру брата и аккуратно шагнул в сторону. Этого шага ему хватило, чтобы заряд пролетел мимо и, ударившись об стену, рассыпался на миллионы больно жалящих искр.
Ева, по-прежнему находящаяся не в эпицентре событий, изумленно смотрела на вставшую рядом с Дахоком Габриэль. Впрочем, нет: смотрела-то она на Габриэль, а вот видела...
За спиной ничего не подозревающей сказительницы медленно проступали из воздуха две фигуры, по одной на каждое плечо: одна, высокая, мощная, страшная, но явно женская, и вторая, поменьше, более щуплая, с длинными светлыми волосами. Обе они были знакомы проповеднице, однако она готова была клясться чем угодно, что никогда раньше не встречала их. Впрочем...
Зеркало!!
- Дорогие мои, пришел день расплаты! – глумливо взвизгнула вторая женщина и засмеялась, окинув голову назад.
Геракл, поднявшийся с пола после своего броска, дернулся, но, вновь почувствовав на плече руку Ареса, замер.
- Каллисто! – в один голос произнесли они, и глаза бога запылали неясным огнем. Было совершенно не понятно, радуется он появлению безумной богини или печалится.
Габриэль не хотела поворачиваться. Сказать, что она была в шоке, узнав ЭТОТ голос... это не сказать ничего!!
Каллисто, ненормальная блондинка, отравившая ей жизнь надолго, если не навсегда... воительница, превратившая жизнь Зены в вечный кошмар... ангел, отдавший свою душу малютке Еве!!
Вот оно!!
Ангел! Как она смогла вернуться?! Ведь ее душа... Она была в Еве, все это время...
Заметив, как напряглось тело Габриэль, Дахок успокаивающе коснулся ее руки.
- Не волнуйся так, избранница моя, - проворковал он. – Вернуть Каллисто было совсем не так трудно, как может показаться...
- Гораздо сложнее будет заставить ее убраться обратно! – закончил за него Арес. Бог стоял в расслабленной позе, небрежно поигрывая мечом. На лице его играла легкая полуулыбка. Но вот он встретился взглядом с немного потерянной Габриэль и...
И пораженный Геракл, к которому подошла Ева, увидел, как брат, только недавно предлагавший ему сотрудничество, переходит на сторону врага.
- Ты снова врал, - бездумно констатировал полубог, следя, как Арес становится рядом с Габриэль, по-прежнему держа руку на мече.
Бог никак не ответил. Мысли его были заняты лишь тем, как позволить Дахоку возвратить Зену, а потом отправить его обратно в ту клоаку, откуда он выполз.
Габриэль поудобнее перехватила саи, с неким оттенком благодарности глянула на Ареса и все-таки обернулась.
- Кто вернулся к нам, под солнце! – как можно более спокойно произнесла она, смотря на ухмыляющуюся Каллисто и пока игнорируя вторую женщину, стоящую все так же молчаливо.
Богиня реющего пламени сверкнула глазами, будто бы только сейчас заметила, кто находится возле нее.
- Моя маленькая подружка! – обрадовалась она, хлопнув в ладоши. – Ты скучала без меня, правда?
Габриэль старательно усмехнулась и, не ответив, посмотрела на спутницу Каллисто. И вдруг вздрогнула, почувствовав, как леденящий душу холод поднимается по ногам, ползет по спине, оставляя липкий след, вгрызается в сердце, стремясь урвать от него кусочек побольше.
- Геката, - в священном ужасе перед неутомимой богиней ночи и кошмаров прошептала Габриэль, подавляя порыв отойти подальше. И чуть было окончательно не приросла к полу, когда белые и пустые глаза Гекаты обратились к ней.
- Не дрожи, смертная, - равнодушный голос богини тек спокойно, не будоража ветер. – Я не трону тебя, пока ты сама не бросишь мне вызов.
Габриэль сглотнула и выпрямилась, поднимая голову: все-таки свои боги все были и будут гораздо страшнее тех, кто приходит извне.
И в этот момент, показавшийся ему наиболее удачным, Геракл метнулся вперед, нанося удар.
Никто не успел даже среагировать, настолько быстро действовал полубог. Пожалуй, только Каллисто хмыкнула неопределенно и подняла было руку, но тут же опустила: поздно. Задевать Дахока ей не хотелось.
Удар был великолепен, и Арес, как бывалый воин, по достоинству оценил его, прикинув, что если бы Геракл точно так же ударил по нему, не миновать было бы пары сломанных костей. Не обошелся без переломов и Дахок, отлетевший на несколько метров назад, но почему-то бог войны был уверен, что эти его повреждения заживут гораздо быстрее, чем на любом из олимпийцев.
Звук трескающихся костей прозвучал музыкой в ушах полубога, наконец-то уверившего свое сердце в том, что это не Иолай. Первый удар нанести было безумно тяжело, но теперь он был уверен, что остальное сделать будет гораздо легче.
Не ожидая, что кто-либо присоединится к нему в битве с Дахоком, Геракл принял боевую стойку, готовясь к продолжению атаки. И вовремя.
Дахок быстрее молнии метнулся к нему, не показав даже вида, что его как-то повредил удар мужчины. В глазах его сверкнула такая жажда крови, что даже Каллисто чуть притушила ухмылку и на всякий случай отошла подальше, зажигая в ладони крутящийся огненный шар.
Трансформировавшись в полете в нечто, отдаленно напоминающее птицу, Дахок щелкнул челюстями как раз в том месте, где за мгновение до этого стоял Геракл: полубог, обладающий отличной реакцией, в прыжке откатился прочь, тут же поднявшись на ноги. Вот где приходится сожалеть о том, что не пользуешься оружием.
Арес удовлетворенно кивнул, продолжая следить за ходом битвы. Он не волновался за брата по двум причинам, одной из которых, как и прежде, оставалась почти подавленная неприязнь к кровному родственнику. Вторая была менее прозаичной: он был уверен, что сможет прийти на помощь в решающий момент.
Ева взволнованно следила за метаниями по залу двух мужчин, один из которых становился ей дороже с каждым движением, с каждым замахом, с каждым ударом, удачным или нет. Если бы она могла, она стала бы сражаться бок о бок с ним, но, боясь, что это сражение вернет обратно Ливию, девушка продолжала лишь стоять, молча наблюдая за ходом поединка. И только тяжело вздымающаяся грудь и блестящие глаза выдавали ее истинные чувства.
Геракл, отлично понимая, что простым боем тут не отделаешься, произвел серию отвлекающих маневров, и тут же, не давая Дахоку опомниться, нанес ему несколько отличных ударов. Потом, уже не сомневаясь, что этот раунд борьбы останется за ним, размахнулся, намереваясь пробить череп бога.
Ева ахнула, подавшись вперед, прижимая руки к лицу. Арес сокрушенно цокнул языком. Каллисто довольно заржала.
Камни под ноги подворачиваться имеют тенденцию очень невовремя.
Геракл рухнул на пол, ударившись спиной, но успел увернуться от разящего удара того монстра, в которого превратился Дахок.
Стены храма тряслись от выплескивающейся наружу силы, и Габриэль была уверена, что после того, как кончится битва, храм простоит очень и очень недолго. Конечно, она хотела, чтобы победил Геракл, но желание это перекрывалось желанием увидеть, как Зена протягивает ей руки, и улыбка ее затмевает собой все остальное. Поэтому сказительница подавила порыв рвануться на помощь полубогу и снова застыла, внимательно следя за развивающимися событиями.
Закружившись в танце смерти, Дахок, вытянув вперед руки-крылья, увенчивающиеся острыми когтями, попытался укусить Геракла. Не зная, будет ли это смертельно, но, полагая, что в любом случае – весьма болезненно, полубог метким ударом по челюсти отразил атаку, лишь чудом избегнув соприкосновения.
И снова настала очередь отвлекающих маневров, после которых последовала серия четких и метких ударов. Не успевая удивляться тому, почему Дахок не пользуется своей магией, Геракл вдруг подумал о том, что бог может экономить силы для последнего решающего рывка. Или же для того, для чего его призвала сюда Габриэль.
Дахок победно взревел, увидев, как полубог медленно отходит, пригибая голову, и, не обратив внимания на боевую позу мужчины, метнулся вперед, расставляя когти для последнего удара.
Геката, которая держалась практически незаметно и явно пока не понимала, зачем ее призвали сюда, подняла одну бровь, продолжая следить за поединком.
Геракл, произведя очередной маневр, в следующий момент нанес ужасающий по силе удар в голову монстра.
Габриэль думала, здание обвалится прямо сейчас, такой страшный крик испустил Дахок, камнем упав на пол после столкновения с кулаком Геракла. Бард зажмурилась, мотая головой и пытаясь избавиться от звона в ушах, и в тот же момент аж присела от душераздирающего вопля Каллисто: богине надоело стоять и смотреть, и она метнула вперед тот самый огненный шар, что до этого вертела в руках.
Геракл, занятый тем, чтобы не попасть под когти беснующегося монстра, отпрыгнуть от огня не сумел.
Страшная боль пронзила руку, в глазах потемнело, и полубог рухнул вниз, подняв кучу пыли.
Каллисто победно засмеялась, запрокидывая голову.
- Один маленький огненный шарик для богини – и такие неприятные последствия для простого смертного, - констатировала она.
Габриэль снова тряхнула головой.
- Дахок! – выкрикнула она столь повелительно, что даже Арес, по-прежнему бездействующий, удивленно воззрился на нее. – Дахок, делай то, для чего я привела тебя сюда!
Монстр, прекратив выть, повернул голову, внимательно глядя на маленькую светловолосую женщину, что-то приказывающую ему. Столько вкусного мяса... теплой крови... криков и страха, которыми можно напитаться! Он уже было дернулся к ней, готовясь сокрушить, как вдруг мысль того, кто все еще находился внутри, пронзила его насквозь.
Вернуться будет нельзя, если он убьет ее. А возвращения сюда, возвращения навсегда, он жаждет едва ли не больше всего на свете!
Габриэль расслабилась, когда монстр медленно кивнул ей, начиная превращаться обратно в человека. Точнее, натягивать на себя тело человека, как потрепанную одежду. Сказительница с трепетом ждала, что он снова предстанет в обличье Иолая, но, видимо, у бога уже не было сил, чтобы продолжать разыгрывать трагедию.
Храм вновь затрясся, и Арес, выхвативший меч, задрал голову, с тревогой всматриваясь в качающийся потолок. Даже богу не хочется быть погребенным под кучей камней.
Габриэль повернула голову, с оттенком злорадства глядя на нервничающую Каллисто. Видимо, богиня до сих пор отчетливо помнила, как Зена пару раз насылала на нее камнепад.
- Никакой благодарности за спасение! – надула губы Каллисто, очевидно, имея в виду то, что это она отбросила Геракла от Дахока, обеспечив тому пока не очень явную, но все же победу.
Тем временем Геката, которой так и не пришлось вступить в бой, сыграв свою роль для устрашающей массовки, исчезла, оставив после себя лишь легкое облачко сизого дыма. Немного подумав, оценив обстановку, Каллисто последовала за ней. Для сказительницы, по большому счету, так и осталось тайной, зачем Дахок организовал себе такую мощную поддержку.
Храм продолжал трястись, и Ева, успевшая добежать до Геракла, присела на корточки рядом ним, самоотверженно прикрывая его собой.
Арес оскалился, все крепче и крепче сжимая меч. Божественное сердце учащенно билось, предчувствуя то, что сейчас должно было произойти. Неужели, неужели, неужели?!
Дахок, полностью принявший человеческую форму, опустился на одно колено, и Габриэль с отвращением увидела, как он ногтем указательного пальца провел по своему запястью, отворяя вену. Тугой поток темно-красной крови хлынул на пол и поскользил, образуя вокруг бога идеальный круг.
Стены вновь затряслись, и откуда-то сверху, в двух шагах от Габриэль, рухнул вниз огромный кусок каменной плиты. Бард даже не шелохнулась: она была уверена, что Дахок не позволит ей погибнуть. Страх за собственную шкуру силен у всех, даже у всемогущих богов.
Геракл застонал сквозь зубы, приходя в себя, и первым, что он увидел, было лицо Евы, склонившейся над ним.
- Я в раю и мне прислали ангела, чтобы он встретил меня у врат? – пробормотал он, пытаясь пошутить и очень надеясь, что не услышит положительный ответ.
Ева хихикнула, совершено как маленькая девочка, но тут же снова посерьезнела.
- Надо убираться, - она коснулась ладонью лба мужчины. – Ты сможешь?
Габриэль сглотнула, глядя, как стена крови возносится над Дахоком, продолжающем стоять на одном колене. Ветер забушевал вокруг, бросая в глаза сказительнице пыль и ее собственные волосы. Было нечем дышать потому, что воздух вдруг стал вязким и густым, как свежесваренный кисель.
Арес чувствовал, как по лбу его катятся капли пота, но не шевелился, боясь даже сглатывать слюну. Впрочем, и сглатывать-то было нечего: рот пересох, а глаза, напряженно всматривающиеся в кровавый круг, готовы были выкатиться из орбит.
Где же она?! Где?!
С не меньшим напряжением смотрела вслед исчезнувшему за кровавой пеленой Дахоку и Габриэль. Влажные от пота ладони сжимали рукоятки сай, готовых ринуться в бой при первой возможности.
Ветер затих. Небо над храмом почернело от набежавших туч, Габриэль видела это сквозь полуразвалившиеся окна. Хотелось закричать, лишь бы только разбить тишину, обручем давящую на виски.
Геракл, с помощью Евы поднявшийся на ноги, обернулся, привлеченный надвигающейся бурей.
Кровавая пелена, обволакивающая Дахока, разлетелась вдруг в стороны, разделившись на сотни и тысячи мелких капель, усеявших пространство, осевших на лицах напряженно застывших в ожидании людей и богов.
Габриэль забыла, как дышать, неотрывно глядя в центр очерченного круга.
Арес наконец-то сглотнул, моргая.
Геракл с Евой переглянулись.
Дахока не было внутри круга. Он стоял неподалеку от него, невесть как прорвавшись сквозь плен кровавого дождя. Стоял и с удовлетворением смотрел на дело своих рук.
Арес снова сглотнул, чувствуя, как все более быстро стучит его сердце.
Там была Зена. Зена такая, какой он ее запомнил. Она стояла в центре круга, очерченного кровью, и тело ее, как и всех остальных, покрывали маленькие багровые точки.
Она вышла из крови, как когда-то и мечтал Арес. Только вот сейчас мечты эти были поглощены другими, за воплощением которых он наблюдал.
Ветер утих окончательно, любуясь женщиной-воином, родившейся из пены, подобно Афродите. За тем только исключением, что пена эта была не морской.
Эти доспехи, эти волосы, эти губы... Лишь глаза были закрыты, и бог был лишен возможности всмотреться в их синеву.
Обернувшись, Арес посмотрел на Габриэль, чтобы убедиться, что это не сон, что она видит то же самое.
Сказительница стояла, не двигаясь, и только по ее расширенным глазам можно было понять, что то, к чему она стремилась, наконец-то произошло.
Зена даже не двинулась с места, когда Арес с ревом рванулся к молчащему Дахоку, занося меч.
Ударов было много, все мощные и неожиданные, однако Дахок, как можно было предвидеть, с легкостью парировал все. Арес, усилием воли заставляя себя не смотреть туда, где стояла Зена, с сердцем, опьяненным ликованием, пошел на хитрость, сделав вид, что споткнулся. Затем, пробежав как бы по инерции шаг или два, резко вскинул меч, целясь в противника. Казалось бы, сокрушительный удар неминуем, однако Дахок без проблем ушел и от него, заставив Ареса лишь недоуменно посмотреть ему вслед.
Бог войны начинал понимать, что при всех способностях Дахока их нынешние схватки с ним – не более чем игра. Игра, которую придумал и ведет ухмыляющийся бог, в глазах которого реет пламя.
Габриэль все смотрела и смотрела на Зену, не глядя на сражающихся мужчин. Смотрела на женщину, чье возвращение было единственным, что хоть что-нибудь значило для измученного сердца сказительницы. И бард, преодолев внезапную слабость, шагнула вперед, даже не обратив внимание на раздавшийся позади вой и содрогнувшиеся стены.
Это Арес наконец-то сделал то, чего не добился Геракл: ударив со всей силы, он пронзил Дахока острием меча и, ничуть не сомневаясь, провернул лезвие, всаживая его еще глубже.
Вопль раненого бога заставил потолок пойти трещинами, а ветер взвиться вверх, кидая песок в глаза Аресу. Бог пошатнулся от неожиданности и отступил назад, потряхивая головой.
Сверзившийся с потолка обломок огромной плиты, упавший прямо перед носом Габриэль, даже не замедлил ее движение: она по-прежнему смотрела только на Зену, чьи глаза все еще были закрыты.
Дахок взревел еще раз, зажимая рукой рану: все-таки его ранил бог, а такие ранения могут заживать достаточно долго. От его рева каменная плита, упавшая на пол раскололась, и один из кусков, набирая скорость, полетел прямо в сторону Геракла и Евы.
Полубог не успел ничего сделать, и камень ударил девушку по голове, упав к ее ногам. Даже не охнув, Ева обмякла в руках мужчины. Геракл, у которого все еще ломила рука, едва удержал ее.
- Мы уходим! – крикнул он отплевывающемуся от песка Аресу. Тот ничего не ответил, будучи занятым своими глазами.
Геракл поудобнее подхватил Еву и вместе с ней направился к выходу. Бежать он не мог, но старался идти как можно быстрее. Оборачиваться ему не хотелось. Он видел Зену, видел то, как она появилась, и плохое предчувствие, что жгло его душу очень давно, наконец обрело четкие очертания.
Кровь не дает силы. Она дает ее иллюзию, которую забирает, уходя. Именно поэтому тот, кто однажды вкусил крови, не может остановиться, ему требуется ее все больше и больше.
Полубог прерывисто вздохнул, затем крепко сжал губы.
Он не станет оборачиваться!
И все-таки обернулся.
Дахок исчез за мгновение до этого, издав на прощание еще один рев, уже не такой мощный. Габриэль даже не заметила этого. Впрочем, как и Арес, наконец-то справившийся со своим зрением.
Зена резко вскинула голову, делая вдох. Капли крови с ее волос разлетелись в стороны, несколько попали на сказительницу, и та вздрогнула, впервые за долгое время.
Геракл застыл, ожидая, что же произойдет.
И королева воинов открыла глаза.
Арес, даже не заметивший, что затаил дыхание, выронил меч и, чуть пошатываясь, пошел к ней.
- Зена, - он едва слышал сам себя, настолько был оглушен стуком сердца, возвещающего о том, что случилось чудо, которого он так ждал. Ему даже было все равно, что при таком раскладе Габриэль сейчас дойдет до Зены первой и, скорее всего, обнимет ее. Что Дахок все еще жив, а, значит, опасен. Что Каллисто вернулась, воззвав к Гекате.
И вот, когда он уже почти дошел до женщины, которую так ждал, его остановил ее голос:
- Что я вижу! Сам бог войны пришел проведать меня!
Ареса остановил откровенно насмешливый тон ее слов. Причем насмешка была злой. Не такой, к какой он привык.
Королева воинов продолжала стоять, не двигаясь, и глаза ее, с фиолетовым оттенком ярости, обследовали помещение, словно искали кого-то. Наконец, они остановились на боге войны. Она не улыбалась, на лице ее невозможно было прочесть какие-либо эмоции, но в ушах ошеломленного Ареса все еще отчетливо звучали ее слова.
Зена еще какое-то время сверлила застывшего бога пристальным взглядом, не обращая внимания на царящую вокруг суету, потом повернулась к Габриэль, остановившееся от нее на расстоянии вытянутой руки.
- Ну а ты кто такая?
Бард непонимающе вскинула брови.
- Это плохая шутка, Зена, - медленно сказала она, и в тот же момент воительница схватила ее за горло. Крепко схватила, словно и впрямь намеревалась задушить.
Зеленые глаза, не понимающие, что происходит, встретились с синими, заполненными яростью, какую Габриэль видела у королевы воинов лишь несколько раз.
Геракл обернулся было еще раз, но слабый стон Евы снова отвлек его, и он, подхватив девушку на руки, вместе с ней выбежал из храма, оставляя позади все то, что только что произошло и продолжало происходить.
Арес шагнул вперед, не понимая, что происходит, но Зена остановила его всего лишь одним брошенным в его сторону взглядом. Бог поспешил вновь замереть, старательно делая вид, что все идет так, как должно идти, и Зена вернула свое внимание задыхающейся Габриэль, которая безуспешно пыталась освободиться.
- Не вздумай больше так фамильярничать со мной, девочка, - процедила королева воинов сквозь зубы, наблюдая за тем, как медленно расширяются зрачки блондинки. – Для тебя я – Хозяйка Морей. Запомнишь?
В карих глазах бога войны, постепенно начинающего понимать, что происходит, мелькнули шальные искры.
Судьбы сжалились над ним.
И ОНА вернулась!
Часть 2. У мертвых нет имени
Глава 1. По горам, по долам, сегодня здесь, а завтра - там...
- 1 -
Спустя несколько месяцев после событий в Дельфах, остров Родос, ранняя осень
На острове было чудесно, как, впрочем, и всегда в это время года. Невесомые серебряные паутинки устилали мощеные дороги, ведущие к горе Сарон*, и вились в воздухе, так и норовя присесть кому-нибудь на плечо. Небо, легкое и пушистое от путешествующих облаков, выглядело чисто умытым и сияло от бережного внимания солнца, касающегося нежно своими лучами его разгоряченного лица.
Босыми ногами ступать по влажной от ночной травы росе было приятно. Проводить ладонью по высоким травам, достающим до талии – вольготно. Смотреть, прищурившись, на стоящий в отдалении маленький деревянный дом – уютно.
Габриэль приложила ладонь ко лбу на манер козырька и еще раз посмотрела на дверь дома, ожидая, кто же выйдет оттуда первым.
Сегодня она встала рано, еще с вечера решив набрать грибов в ближайшем лесу: уж больно захотелось грибного супа. Возражений со стороны Евы и Геракла не последовало, более того: они оба живо поддержали ее порыв и даже не вызвались пойти вместе с ней и помочь. В последнее время окружающие очень бережно относились к ее желанию побыть одной. Странно, отчего бы это могло быть?
Сказительница усмехнулась, поправила корзину, что держала в руке, и решительно ступила по-прежнему босыми ногами на пыльные плиты мостовой. Правитель Родоса очень заботился о качестве дорог на своем острове, поэтому Габриэль зашагала по выщербленным камням, стремясь добраться до поворота на свой дом.
Она, Геракл и Ева приехали сюда вскоре после того, как Зена вернулась в Грецию. Вспоминать о том моменте Габриэль, хоть она и была зачинщицей всего, не любила. Вероятно, потому, что Зена не захотела ее даже знать.
Тогда это было сродни шоку, какой испытала Габриэль, узнав о смерти воительницы. Зена, которая не узнает ее, которая не хочет разговаривать с ней... Которая хочет убить ее!!!
Бард долго пыталась осознать то, что произошло. Дахок вернул Зену-Завоевателя? Нет. Но кого же тогда? Как посмел он играть с ее памятью, зная, что его жизнь висит на волоске?! Убей Зена ее – и Дахока бы не стало. Вряд ли это то, к чему он стремится. Но что же тогда?
Габриэль знала – видела! – что Арес остался доволен тем, как все произошло. Не желая, чтобы Зена возвращалась подобным образом, бог войны, тем не менее, забрал все тузы, что только были спрятаны у Дахока. Получив Зену, он получил ее такой, какой всегда хотел видеть.
И забрал ее.
Сказительница меланхолично сорвала по пути высокую травинку и закусила ее, рассеянно всматриваясь в по-прежнему сверкающе небо.
Она не пыталась потом разыскать Зену – это было не нужно. Молва о ее возвращении прокатилась от юга к северу Греции тревожным набатом: королева воинов снова начала убивать. Убивать расчетливо и за деньги, как тогда, когда плавала по морям сразу после смерти своего младшего брата.
Ева и Геракл пребывали в не меньшем шоке от произошедшего, но им было легче: они никогда не ждали от действий Дахока того, чего ждала от них Габриэль. И теперь, лишенная Зены и известий о черном боге, сказительница не находила себе место.
Сначала она хотела потребовать у Ареса, чтобы он вернул Зену, напомнив ей о ее прежней, нормальной жизни, но потом вдруг передумала. И даже Ева, до сих пор проводящая в разговорах с тетей Габриэль долгие часы, так и не смогла понять, что же заставило барда отказаться от своего первоначального решения.
Габриэль выплюнула травинку: она почти дошла.
Домик они строили сами, втроем, когда решили покинуть материковую Грецию и обосноваться здесь. Родос показался им самым спокойным из всех островов и самым... светлым, что ли. Во всяком случае, Габриэль здесь очень нравилось.
Переезд и постройка не заняли много времени: Геракл, умелец на все руки и прирожденный домохозяин в душе, сумел обустроить их скромный быт так, что домой хотелось возвращаться. Раньше Габриэль была уверена, что дом – это человек, определенный человек для нее, но теперь... Теперь ей нужна была семья, и она у нее была.
Ева не захотела возвращаться в Индию, мотивировав свой отказ тем, что слишком устала мотаться по миру в одиночестве. Габриэль ничуть не удивилась, когда услышала от Геракла почти то же самое. В общем-то, удивляться тут было особенно нечему: в конце концов начинаешь уставать от людей.
Сказительница уже почти дошла до калитки, когда та с легким скрипом отворилась, и оттуда, заливаясь звонким лаем, выскочил лопоухий щенок с большим животом и отчаянно крутящимся хвостом.
- Ах ты моя радость! – весело воскликнула Габриэль, поспешно ставя корзину с грибами на землю и хватая щенка. В момент лицо ее и руки оказались начисто вылизанными, а на лай, перешедший в радостное поскуливание, из окна дома выглянула Ева.
- Быстро ты! – оживленно воскликнула она, вытирая руки. – Давай грибы, я воду поставила.
Габриэль еще раз чмокнула щенка в лохматую макушку, спустила его вниз, чем он остался не слишком доволен, и поспешила в дом.
Ей нравилось то, как они все обустроили. Двухэтажный домик, небольшой огород, посаженный Евой собственноручно, на котором всегда можно было ухватить зелень или овощи, колодец, выкопанный Гераклом и дающий чистую родниковую воду, пара старых деревьев с удобной скамеечкой между ними...
Все здесь дышало чистотой и покоем.
Ну, может быть, за исключением Горго, щенка, которого Ева подобрала около городского рынка и принесла домой. Поначалу возражавшая против него Габриэль теперь уже и представить не могла, что когда-то они существовали без него. Причем больше всех от Горго страдала Ева: пузан вытаптывал ей огород, носясь по утрам в погоне за мошкарой и птицами.
Войдя на кухню, Габриэль поставила корзину на стол, еще раз посмотрела, так ли много грибов она набрала, как ей показалось, и повернулась к Еве.
Девушка окончательно расцвела за то время, что они жили здесь. Если раньше, даже несмотря на все воинские таланты Евы, Габриэль почему-то считала ее гадким утенком, то сейчас она явно превратилась в прекрасного лебедя. Сказительнице хотелось бы думать, что виной тому свежий воздух, спокойная жизнь и ее приятная компания, но, если в первых двух пунктах сомнений не было, то вот насчет третьего...
Конечно же, от барда, давно научившегося от Зены замечать всякие мелочи, не могли укрыться те взгляды, что Ева бросала на Геракла, когда думала, что никто ее не видит. Самым интересным было то, что Геракл действительно ничего не видел! Наверное, он настолько привык, что женщины восхищенно смотрят на него, когда он проходит мимо, что такие мелочи ему и подавно не нужны. Впрочем, Габриэль предпочитала думать, что герой пока не видит в Еве женщину, воспринимая ее лишь как дочь Зены. А дочь – это ребенок. Дети же взрослыми не бывают.
- Уууу, сколько белых! – восхитилась тем временем Ева, с восторгом перебирая грибы. Габриэль с полуулыбкой наблюдала за ней, не забывая поглядывать в окно и контролировать передвижения Горго. Благо, они находились очень далеко от города и деревень, и можно было не опасаться, что щенок, забравшись в чужой огород или курятник, наделает там много шуму.
- Герк приходил? – словно бы невзначай поинтересовалась сказительница, прикидывая, сможет ли она сегодня вырваться на вечернюю пробежку. В последнее время у нее вошло в привычку бегать перед ужином, а потом забываться быстрым сном.
Без сновидений.
Потому что все то, что произошло не так давно, виделось ей лишь как один длинный дурной сон.
И о том, что Зена теперь с Аресом, она не думала.
Потому что думать об этом было невыносимо.
Ева пожала плечами, и Габ заметила, как у нее чуть порозовели щеки.
- Заходил и снова ушел.
Геракл сегодня с самого утра отправился в Родеос**, столичный город, чтобы прикупить пару-тройку лошадей. На вопрос, откуда у него деньги, полубог лишь загадочно поулыбался, оставил женщин в недоумении и ушел.
- Зафем фаходил? – с набитым ртом спросила Габриэль: она углядела на столе свежеиспеченные булочки и не замедлила ухватить одну.
Ева вздохнула, всем своим видом показывая, как бы ей хотелось, чтобы он Геракл зашел просто, чтобы на нее посмотреть.
- Высчитал, где можно поставить конюшню, сколько места она займет, всякое такое.
Бард покивала с умным видом. Лошади были им нужны хотя бы потому, что Родос все-таки островом был не маленьким и, чтобы добраться до противоположного его конца, пешком надо было идти не один час и день. Что ни говори, а на лошади это выходило ощутимо быстрее.
- Ладно, - Габриэль решительно отодвинула от себя четвертую булочку. – Пойду-ка я... - она на мгновение задумалась. – Свитки пересмотрю.
Ева с одобрением взглянула на нее, попутно ища нож для чистки грибов.
С некоторых пор сказительница вспомнила о том, что когда-то любила записывать истории. С того времени их приключилась масса, и Габриэль уже давала Еве почитать некоторые. Написаны они были столь живо, столь яростно, столь захватывающе, что девушка не могла оторваться от них, едва получала в руки. К тому же, многие подробности из жизни своей матери она получала только таким образом: ни Геракл, ни тем более Габриэль не хотели говорить с ней о Зене. Эта тема стала у них запретной, а ведь, как известно, запретный плод сладок.
Ева знала, что Габриэль думает о Зене гораздо чаще, чем хочет то показать. Потому что не думать о ней было невозможно. И, когда молчание, повисшее вдруг за обеденным столом, становилось тягостным, Ева видела, как мрачнел Герк, она понимала, что нужно срочно переводить разговор на какую-то другую, более веселую, тему. Обычно удавалось. Однако иногда Габриэль просто вставала и уходила, не появляясь до вечера или до самого утра. Что она делала и где бывала, Ева не знала и выяснять не собиралась. В конце концов, у каждого из них есть право переживать свое горе так, как они посчитают нужным.
- С нетерпением жду супчика! – уже с лестницы крикнула Габ, и тут Ева спохватилась:
- Ой, постой! – она хлопнула себя мокрой ладонью по лбу. – Тут тебе что-то принесли!
Габриэль удивленно замедлила шаги.
- В каком смысле? – осторожно поинтересовалась она.
- Ну парнишка какой-то прибегал и принес что-то, - пояснила Ева, довольная тем, что не забыла предупредить женщину.
- От кого? – осторожность все еще донимала Габриэль своими приступами: кто знает, что там ей принесли? От Дахока и Каллисто давно ничего не слышно, но кто знает, какой способ они изберут, чтобы избавиться от нее?
Впрочем, в Дахоке бард почти не сомневалась, удивляясь лишь тому, что он до сих пор не потребовал от нее то, что она ему обещала. А вот Каллисто ничего не стоит подослать ей отравленный перстень или цветок, будто бы от неизвестного поклонника. Хотя нет, Каллисто не откажет себе в удовольствии расправиться с ней собственноручно.
- Спасибо, - пробормотала Габриэль, и Ева кивнула ей, вновь принимаясь за работу.
Быстро подняться в свою комнату труда не составило. На кровати у нее лежал небольшой аккуратный сверток. Ткань, даже отсюда, казалась какой-то необычной и дорогой.
Габриэль в задумчивости остановилась на пороге, теребя волосы: она так и не удосужилась подстричь их, да и не было на то особого желания. Длинные волосы словно каким-то чудом возвращали ее в те времена, когда она была молодой и наивной, потому что, глядя на себя в зеркало, женщина видела частенько лишь холодный отблеск глаз, за которым не стояло ничего, кроме пустого разочарования.
Промашка с Дахоком была жива в памяти, напоминая о себе каждый день. Габриэль не жалела о том, что призвала его. Она жалела о том, что не сумела удержать его в поле видимости, проконтролировать. Впрочем, чтобы добиться контроля, ей бы потребовалась, как минимум, поддержка олимпийцев. А у них с поддержкой кого-либо дела всегда обстояли плохо.
Женщина присела на краешек кровати и аккуратно дотронулась ладонью до свертка. На какое-то мгновение ей почудилось, что он живой и дышит, и он. Чтобы развеять эту иллюзию, быстро развернула его.
Ткань и впрямь оказалась дорогой и редкой: Габриэль слышала, что такие делают только на востоке и сюда не привозят, однако же... она ведь держит ее в руках, не так ли?
А внутри лежал кулон. Тяжелый, словно сотворенный из цельного золота, с прихотливым узором по бокам и ликом солнца на верхней стороне.
Чуть подумав, Габриэль перевернула его.
На нее глянул четкий профиль луны.
Женщина снова повернула кулон на солнечную сторону и прочитала то, что было выгравировано там: «Познавший смерть не ведает стыда»
Габриэль дрогнула и резко обернулась. Ей почудилось, что на нее глянули очень внимательные и очень холодные чужие глаза.
Но позади, конечно же, никого не было.
------------------------------------------------------------------------------
* - я на Родосе никогда не была во времена Древней Греции, какие там горы были и были ли вообще – не знаю, посему всего лишь фантазирую. Как, впрочем, и во всем остальном
** - не знаю, как у вас, а у меня Родос почему-то ассоциируется с родео
- 2 -
Далеко от Греции, самые северные земли Скандинавии
- Нужно быть идиотом, чтобы забраться сюда! – взвизгнула Каллисто, которой колючий ветер в очередной раз ударил россыпью снежинок в лицо.
Мужчина, который шел впереди, чуть замедлил шаг, и богиня дерзкого пламени поспешила поправиться:
- Ну или всемогущим богом, не знающим страха, - эти слова она выговорила не без доли сарказма и поплотнее закуталась в теплую доху.
Если кто-то думает, что роль прислужницы высшего зла – доля завидная, то он крупно ошибается. Впрочем, поначалу Каллисто и сама так думала. Точнее, высшим злом она всегда считала исключительно себя, остальные как-то мало ее волновали. Пока не появился Дахок.
В первое его появление в Греции блондинистая стерва только забавлялась, играя с мыслью о том, что так или иначе может познакомиться с ним. Теперь же ей нравилось то, что он призвал ее. Ее непомерное самолюбие и раздутое эго раздувалось еще больше от того, что Дахок сделал ее своей правой рукой. Несмотря на все свои просьбы о смерти, Каллисто очень хотелось жить. Более того: ей хотелось радоваться этой самой жизни. Пусть в понятии окружающих радость ее была извращенной, но ей она доставляла удовольствие.
Единственной вещью, которую Каллисто терпеть не могла, было вынужденное повиновение.
Она абсолютно не хотела тащиться на север, чтобы найти там какое-то магическое кольцо, которое, по словам самого Дахока, должно было наделить его немыслимой силой, не сравнимой с той, которой он обладает сейчас.
Поинтересовавшись о том, зачем идти туда пешком, когда проще воспользоваться мгновенным перемещением, Каллисто услышала в ответ: «Вы глупцы!! Ваши артефакты так быстро теряют силы, потому что вы никогда не умели ими пользоваться!! Их даже добывать надо с умом!»
Немного отойдя от вспышки гнева, которая принесла богине парочку шрамов, Дахок счел нужным пояснить: «Любая магия – есть по сути живое существо. Оно не видит, не слышит, не говорит, но отлично чувствует и злится. Присутствие магии, превосходящей ту, что нам нужна, вызовет лишь еще одну вспышку гнева, которая не приведет ни к чему, лишь ослабит артефакт. По сути, все они – капризные дети, по воле чьей-то наделенные могуществом...»
Каллисто, отключившаяся на второй минуте разглагольствования Дахока, покивала ему с умильной улыбочкой и не стала возражать.
Теперь она об этом очень жалела.
Да, богам тоже свойственны усталость, раздражительность, чувство холода или голода. Да, боги стали более смертны, если можно так выразиться. Да, боги слишком хотят казаться лучше, чем они есть на самом деле.
Каллисто фыркнула, отбросила упавший на лицо светлый локон.
Заниматься самоуничижением? Нет уж, она найдет занятие поинтереснее!
Дахок по-прежнему шел впереди, время от времени поглядывая по сторонам и сверяясь с картой. Его попытки вести себя, как человек, смешили богиню, и она едва сдерживалась от того, чтобы не наговорить саркастичных гадостей. Останавливало ее только то, что после этого она бы долго зализывала раны прямо здесь, на белоснежном снегу.
Впрочем, кровь... Красное на белом... Должно хорошо смотреться!
Взбодрившись и продолжая себе представлять кровавые бойни, Каллисто бодро запрыгала через сугробы вслед за черным богом.
От Гекаты до сих пор не было ничего слышно. Пару раз Каллисто пыталась разыскать ее сама, но что-то удерживало ее от этой затеи. Возможно, барьер, который поставила перед собой трехликая богиня мрака и теней. Каллисто почувствовала его, лишь только попытавшись прорваться в место обитания Гекаты. Ее тотчас ударили миллиарды тонких иголочек, вонзившись куда только было можно. Эффект от такого нападения запомнился надолго, и Каллисто более не желала его повторять.
Богиня стряхнула с плеча упавшие снежинки и задумалась, даже остановившись на мгновение.
Зена после возвращения даже не узнала ее. Прошла мимо, как будто и не было всех тех трогательных моментов, что так крепко связали их!
Каллисто оскалилась, вспоминая кое-какие детали.
Так совсем неинтересно играть! Она не помнит ни Сирру, ни то, что сделала с ней! Да-да-да, можно все свалить на небрежность Дахока, но тем не менее!! Память к Зене должна вернуться! Любым способом!
Каллисто знала точно, что Габриэль сложила лапки и, после всех своих титанических усилий, не пытается что-либо изменить. Вряд ли ее устраивает то, что она наблюдает.
Арес, безусловно, доволен. Еще бы: сбылась мечта его бессмертной задницы! Теперь уж ему точно не на что жаловаться: Зена вернулась, она с ним, его силы тоже с ним... Пожалуй, ему осталось только уломать ее захватить весь мир не по частям, а сразу: как любой мужчина, бог войны никогда не был склонен растягивать удовольствие.
Каллисто мелко захихикала, так, что Дахок, уже склонившийся над чем-то под занесенным снегом деревом, недовольно глянул в ее сторону: Зена все вспомнит. Все. Уж в этом можно и не сомневаться.
Блондинка, вырвавшись из вязкого плена собственных тягучих мыслей, жадно уставилась на перстень, внезапно сверкнувший на указательном пальце бога.
- Кольцо Нибелунгов*! – хрипло прошептал Дахок, поднимаясь с колен и вздымая руку вверх, к редким лучам солнца, проникающим сквозь тяжелые тучи. - Наконец-то я нашел тебя!
Кольцо в ответ уныло блеснуло, будто и вовсе не было радо, что кто-то его отыскал. Впрочем, в такой пустынной местности, где повсюду лишь леса да овраги, лежать одному, закопанным в снег – не слишком веселое занятие.
Каллисто поддернула доху, зачем-то ощупывая кинжал на боку.
Колечко ей пригодится.
Обязательно.
------------------------------------------------------------------------------
* - так, ну про Кольцо Нибелунгов все знают? А я вот над ним слегка надругаюсь
- 3 -
Олимп, тоскливо-пустынные залы войны
Когда у богов есть занятия поинтереснее, чем сидеть в пиршественных залах и уныло обсуждать свое незавидное положение, они непременно покидают свою обитель. Вот и сейчас, после того, как силы к большинству богов вернулись по независящим от них причинам, бессмертные пустились во все тяжкие.
Артемида целыми днями резвилась в лесах, бегая наперегонки с ланями, а потом часами отмокала в кристально чистых озерах, приставая к нимфам и смеясь над их испуганными лицами.
Аполлон, тщеславно полагая, что силы к нему вернулись к первому, неспеша прогуливался по облакам, переговариваясь с солнечными лучами и любуясь своим отражением в неизменный реактивный скейт.
Бахус от радости заливал божественным вином свои рощи, откуда уже начали выбегать вакханки с целью кого-нибудь поим... ммм, покусать.
Купидон забавлялся со стрелами, получившими обратно свое волшебство, и не очень-то отличал на радостях белые стрелы любви от черных стрел ненависти.
Пожалуй, только Афродита не поддалась всеобщему ликованию и, закрывшись в своих покоях, сосредоточенно изучала какие-то фолианты.
Скучающий ветер пронесся по длинным просторным коридорам, заглянул в одну комнату, потом в другую и, наконец, в третьей нашел себе компанию.
Арес, самодовольно крутящийся у зеркала, разгладил усы и подмигнул своему отражению. Отражение сделало то же самое, и оба они остались довольны друг другом. Да и странно им было бы быть недовольными, если все складывалось так, как они хотели и даже лучше.
К Аресу тоже вернулись его силы, и он чувствовал себя, словно полностью обновился. Петь и танцевать не хотелось, но пару войн на радостях он все же устроил, собственноручно, так сказать. И реял, гордый и всесильный, над войском противника, вселяя уверенность в своих воинов.
Столь мелкие победы, конечно же, не могли доставить ему истинное удовольствие, поэтому он вновь обратил свой взгляд туда, где останавливал его задолго до этого.
Бескрайние скифские степи давно манили его своей неприступностью. Ему хотелось обосноваться там, построить свои храмы, найти новых приспешников. Греция медленно, но верно, шла по стопам Рима, все быстрее приходя к упадку, следовало искать новый источник энергии, новых почитателей.
Арес со вздохом поправил ножны, критически осмотрел руки, подумал о том, что надо почистить перстень, что он носит на мизинце, и решительным шагом вышел из зала.
На сегодня было намечено множество дел. Но, прежде всего, следовало добраться до Афродиты и выяснить у нее все, что касалось заключения мира с северными богами. В конце концов, Тор скоро устанет бегать туда-сюда и просто откажется от этого, несомненно, взаимовыгодного сотрудничества.
Найти богиню любви оказалось нетрудно: она сидела в своих комнатах, держа на коленях толстенный фолиант, и читала, читала, читала... Так увлеченно, что даже не сразу заметила вошедшего Ареса. Тому пришлось кашлянуть, да погромче.
- А, это ты, - скучно произнесла богиня, щелкнув пальцами, убрала с носа миниатюрные очки, захлопнула книгу и воззрилась на брата.
Арес приподнял брови.
- Странными вещами ты занимаешься, сестренка, - чуточку ворчливо и очень по-братски произнес он. – Все веселятся. А ты тут... - он помолчал, подбирая слова, и предположил: – Ну, не знаю... Киснешь?
Афродита засмеялась, но ее чистый и звонкий смех был испорчен скрипучими нотками, появившимися и не желающими исчезать.
- Арес, если ты не думаешь о будущем, то кто-то должен, - она пожала плечами. – Возвращение Зены – это хорошо, но то, память ее все еще подводит, не делает тебе чести.
Арес досадливо поморщился, удержавшись от того, чтобы топнуть ногой, как когда-то в детстве.
Возвращение Зены – это, в прямом смысле слова, дар богов. Очень жаль, что сам он так и не смог приложить к этому руку. Впрочем, он особо и не мешал, что уже делает ему честь, не так ли?
Зена вернулась не собой. Точнее, не той Зеной, к которой он успел привыкнуть и, чего уж там скрывать, которую сумел полюбить. Но Зена-пиратка – это то, чего он когда-то хотел.
В юности королевы воинов был такой период, когда, после смерти младшего брата, она покинула свою родную деревню, будучи изгнана оттуда собственной матерью. Именно тогда Арес, возникнув перед ней из дорожной пыли, соблазнительным баритоном поведал о возможностях, что могут открыть бескрайние морские просторы. В загоревшихся глазах Зены бог войны разглядел в тот момент неуемную жажду власти. Где-то на краю к ней примешивалось еще и желание разбогатеть, но власть главенствовала над всем, управляя поступками девушки.
И бог смеялся, глядя, как армада Хозяйки Морей топит торговые суда и берет на абордаж военные, швыряя солдат прямо в бушующие волны.
Для Зены не было ничего слаще, чем стоять в сильнейший шторм на капитанском мостике, держа штурвал уверенной рукой и смеяться прямо в лицо Посейдону, рычащему от невозможности сделать что-либо: ведь божественных любимцев трогать нельзя! Другие боги поначалу смотрели сквозь пальцы на забавы новой игрушки Ареса, но потом стали возмущаться: Зена с легкостью убивала их избранников, сама не попадаясь ни в какие ловушки, пусть даже они были расставлены с божественной изощренностью.
Арес гордился ею и плевать хотел на все визги Артемиды, лишавшейся своих любимцев одного за другим.
В то время Зена была наиболее близка к Завоевателю. Но на пути ей попался Цезарь!
О, как Арес возненавидел этого недалекого напыщенного индюка! В стратегии и тактике с Юлием сравниться не мог никто, но как человек он был... Бог войны поражался, насколько тупы могут быть люди, уперевшись в собственное желание править миром.
То, что Зена хотела того же самого, Арес милостиво упускал из виду.
Так или иначе, после встречи с Цезарем Зена изменилась. Не только физически. И Аресу это нравиться не могло. В ней пропала вся живость, что была раньше. Она стала мрачнеть с каждым днем и уже не столь охотно отзывалась на предложения Ареса совершить то или иное. У нее появилась какая-то своя цель, о которой бог, хотя и был ясновидящим, догадаться никак не мог.
Дахок сделал Аресу большое одолжение: он вернул Зену прежнюю, до встречи с Цезарем, испортившем ее. И теперь Арес мог рассчитывать на взаимность со стороны Зены в некоторых вопросах.
Во всяком случае, он очень на это рассчитывал.
Арес с неким неудовольствием вынырнул из плена воспоминаний и со вздохом посмотрел на по-прежнему выглядящую очень скучной сестру.
- Сходила бы навестила свою писательницу, - посоветовал он, сам поражаясь тому, что без прежнего гнева или раздражения вспоминает Габриэль. – Она, поди, соскучилась по тебе.
Афродита скривила лицо, отмахиваясь от такого совета, как от назойливой мухи.
- Я сегодня уже была у нее, ее не было, - пробурчала она, но от книги все-таки избавилась: та растворилась в воздухе с легким дымком.
Арес хмыкнул.
- Хочешь сказать, искать ты ее не пробовала?
Богиня покачала головой.
- Если бы ей было надо, она бы давно сама меня позвала, - она поджала губы.
Арес снова улыбнулся.
Дита отчаянно скучала по своей болтливой блондинке, хотя и не желала этого признавать. Да что там, иногда и он сам думал о том, что можно было бы навестить сказительницу, поболтать... Кощунственные мысли приходилось сразу отгонять. Да и не мог бог никак понять, почему же он теперь так спокойно и даже, можно сказать, почти нежно относится к Габриэль.
Хотя...
Наверное, он все-таки знает.
У него есть Зена.
У нее – нет.
И все тут. И не поспорить. Потому что его она помнит, а о Габриэль даже никогда не слышала. Дахок, может, и не хотел, чтобы так получилось, но сделал. И спасибо ему большое.
Хотя убить его все равно рано или поздно придется. Кстати, давненько он не подавал о себе вестей...
Арес нахмурился, думая о том, что пора уходить. На сегодня у него была запланирована масса дел.
И все исключительно приятные.
Прощаться с Афродитой он не стал, растворившись в воздухе синеватым облаком: замечательно, когда обладаешь достаточной силой, чтобы совершать такие трюки! По новому начинаешь ценить это умение, когда столь долго был его лишен.
Конечно же, он очутился там, где и должен был, еще бы он промахнулся, пффф! А вот той, к которой он, собственно, направлялся, в обозримом пространстве не наблюдалось.
Арес сладко потянулся, с удовольствием вдыхая аромат Зены, что витал в ее каюте, потом присел на краешек ее кровати. Подумал немного и прилег: все равно ведь ждать.
Корабль Хозяйки Морей носил гордое имя «Бушующий» и был уникальным в своем роде. Арес подсмотрел его идею в Коринфе и вручил ее лучшим мастерам Гефеста, чтобы те изготовили его в максимально быстрый срок.
Катафракт* длиною в 25 метров и шириной 8 метров был прекрасен. Арес, никогда не питавший особой любви к кораблям, вдруг воспылал ею к ним и любовался вместе с Зеной прямоугольными парусами, которые надувал ветер, и слаженностью действий команды, подобранной лично им для наиболее эффективного пиратства. Плюс он предусмотрел возможность штиля и велел установить скамьи для гребцов, четыре ряда.
Зена осталась довольна и им, и кораблем.
Теперь он ждал, когда же она его отблагодарит.
Судя по всему, Зена сейчас была на палубе: бог слышал воинственные выкрики, доносящиеся сквозь иллюминатор. В любое другое время он отправился бы за ней, посмотрел бы на ее, без сомнений, выдающееся искусство владения мечом, быть может, сам бы сразился с ней, но...
На сегодня планы, как уже отмечалось, у него были совершенно другие.
Арес прикрыл глаза, продолжая вслушиваться в звуки боя: они были для него самой прекрасной музыкой.
Времени прошло достаточно много прежде, чем дверь каюты распахнулась, и внутрь вошла Зена. Если она и удивилась, увидев Ареса, возлежащего на ее постели, то виду не подала.
- Мой бог, - широко улыбнулась она, глядя прямо в прищуренные и насмешливые глаза Ареса. – Чему обязана твоим вниманием?
Бог лениво поднялся, пробегая взглядом по всей фигуре женщины, от мерцающих в полутьме каюты синих глаз до стройных ног, обтянутых холщовыми штанами. На груди у Зены была лишь тонкая стягивающая повязка. Запястья обвивали неширокие наручи, предохраняющие руки.
И она была потной.
И улыбалась.
Арес шагнул к ней и остановился, буквально на расстоянии одного вздоха.
О, как же долго он ждал этого! Сжать ее в своих объятиях, поцеловать везде, куда дотянется, прошептать на ухо что-нибудь, что заставит ее вздрогнуть...
И, главное, без Габриэль под боком!
Зена, отлично понимая, что у бога на уме, расчетливо медленно отставила меч, которым сражалась, и так же медленно потянула шнурки, удерживающие повязку на груди. Как и всегда после битвы, будь она настоящей или тренировочной, ей хотелось одного: утолить свой голод. И не всегда едой.
Когда она увидела Ареса в том храме, где невесть как очутилась, то первой мыслью ее было то, как идет ему его новый костюм. Вторая мысль была прервана той странной блондинкой, назвавшей ее по имени. Но ничего, она получила по заслугам, жаль, Арес удержал ее от того, чтобы выбить нахалке мозги. Впрочем, один хороший удар Зена провести успела. Ну да разве стоит вспоминать об этом сейчас?
Глаза ее, продолжающие мерцать, вспыхнули сильнее, когда увидели, как жадно смотрит мужчина на ее обнажающуюся грудь. Еще мгновение – и повязка полетела на пол, подхваченная легким западным ветерком, проникшим в каюту.
Арес сглотнул. Любовное томление поднималось в нем от кончиков пальцев на ногах, по всей длине ног, и замирало в паху, где давно уже, тесно и туго, пульсировало его естество, готовое рвануться в бой. Бог хотел эту женщину так, как не хотел никого и никогда прежде.
Возможно, оттого, что он любил ее и ждал так долго, как не стал бы ждать кого-либо еще.
Зена снова улыбнулась, хищно и маняще, и протянула руку, кладя ладонь на ремень бога, удерживающий ножны.
- Это будет только мешать, - резонно сказала она, расстегивая пряжку.
Ножны с грохотом упали на пол.
Арес стоял, замерев, как олень перед охотником, и только ноздри его раздувались. Он впитывал запах Зены, живой, настоящий, присущий ей, запоминал его навсегда. Потом будут касания и поцелуи, но сейчас, когда ему доступно лишь обоняние, он хочет получить от него сполна.
Ладони Зены поползли по телу бога, проникая под жилет, расстегивая его, обнажая загорелую кожу, обтягивающие рельефные мускулы. Женщины закусила губу и чуть прикрыла глаза, проводя кончиками пальцев по напряженным соскам.
Да, она хотела этого мужчину, да и кто бы его не захотел, едва взглянув? От него буквально потоками исходили животные флюиды, мешаясь в то же самое время с непривычной галантностью и нежностью. Зена поражалась тому, как сильно изменился Арес за те несколько дней, что они не виделись, но факт оставался фактом: тогда, в храме, она увидела перед собой совсем другого бога.
И вот этого бога она действительно хотела.
Арес и раньше предлагал ей отдаться плотским радостям, но она всегда отказывала: ей был неинтересен секс с богом, который и так давал ей все, что она только могла захотеть. Сейчас же... Ну это совсем другое дело!
Арес дрогнул, едва удержавшись от того, чтобы не прогнуться, не прижаться к ладоням Зены, которые по-прежнему касались его слишком невесомо. Хотелось силы. Хотелось забирать, отдавая что-то взамен.
И только одна мысль, которую Арес никак не мог поймать, не давала ему покоя.
Воительница приоткрыла глаза, и руки ее вдруг скользнули вниз, слишком неожиданно для Ареса, захваченного качественно новыми ощущениями.
- Хочу видеть тебя голым, - просто сказала она и отступила назад, явно давая мужчине простор для действий.
На мгновение Арес даже замер, не веря своим ушам. Неужели то, к чему так рвется его тело и душа, сейчас случится?! Но не надо тянуть!
Скорей, скорей!!
Жилет уже давно был отброшен назад, когда истошный крик с палубы разрушил все очарование момента:
- Зена, на горизонте корабль!! Торговый!!
Воительница, инстинктивно повернув голову в сторону крика, с сожалением вернула взгляд на полураздетого Ареса.
- Мне жаль, - она улыбнулась вновь, но уже жестко, мыслями вся в предстоящей схватке. – Но мы всегда можем вернуться к этому моменту, ведь так?
Немного разочарованный тем, что не заметил в глазах и на лице Зены искреннего сожаления, Арес только лишь пожал плечами. Потом щелкнул пальцами, возвращая своей одежде прежний порядок.
- Ступай, - велел он, небрежным движением руки и Зену приводя в необходимый, по его мнению, вид. – Я буду сражаться на твоей стороне, и удача не минует тебя.
Зена коротко кивнула ему, подхватила меч и быстро вышла наружу.
Бог постоял немного, молча, потом разразился громовым смехом.
Вот уже ничто не стоит между ними, и все равно! Это судьба...
Стукнув кулаком в стену, Арес вдруг с удивлением понял, что сумел таки уцепить ту мысль, что не давала ему покоя.
Это была не та Зена.
Не та, которую он помнил.
Хорошо это или плохо? Она хочет его – это хорошо.
Но она, скорее всего, не любит его...
И это – плохо.
------------------------------------------------------------------------------
* - бронированный военный корабль. Впервые появился в Коринфе. Кстати, вы знали, что Зена всегда плавала только на торговых судах? Потому что только торговые суда ходили без гребцов
Глава 2. В поисках себя
- 1 -
Олимп, полночь, залы войны
...Жаркое пламя, разведенное в новом камине, освещает покои, бросая блики на два обнаженных загорелых тела, сплетенных в тугом объятии. Мужчина сверху, он едва прикрыт медвежьей шкурой, которая так и норовит сползти вниз от резких и сильных движений, обнажив мускулистые ноги и подтянутые ягодицы. Кудрявые темные волосы, пропитанные потом, неровно лежат на шее, и женская рука время от времени вцепляется в них, то отгибая голову мужчины назад, то, наоборот, притягивая ее ближе.
Мужчина негромко стонет при очередном движении, толкающем его вперед, и замирает вдруг. Женщина, которой на мгновение чудится, что на этом все кончилось, разочарованно вздыхает, но тут же вновь цепляется ногтями за широкую спину мужчины.
Они снова двигаются, размеренно, четко, то сталкиваясь, то отдаляясь, сплетая взгляды, руки и тела. Губы на вдохе прижимаются друг к другу, чтобы на выдохе разомкнуться вновь. Ноги женщины обвивают мужчину, прогнувшегося в талии, стремящегося как можно глубже проникнуть внутрь женщины, достать до сокровенного, затронуть то, что никому не удавалось затронуть до него. Языком он скользит вдоль шеи женщины, пробегая касанием от ее основания до мочки уха и обратно, прикусывая смуглую кожу, засасывая ее, стремясь оставить отметины после себя.
Заклеймить.
Женщина стонет, но стон ее переходит в рычание, когда мужчина вновь резко и на грани грубости вталкивает себя в нее, давая понять, что осталось не так уж и много. Плоть его напрягается сильнее, кажется, становится тверже и больше. Женщина прикусывает нижнюю губу партнера, прикусывает больно, почти до крови, и мужчина, срываясь на стон, прогибается в последний раз, в содрогании чувствуя, как выплескивается из него семя, навеки оседая в глубинах тела женщины...
Арес вскочил, задыхаясь, смутно понимая, что это сон и что он все еще один, правда, как раз в тех покоях, что ему только что снились.
Такие сны не навещали его очень давно. Во всяком случае, он не помнил, чтобы видел хоть один после смерти Зены. А вот после ее возвращения...
- Дожил, - пробормотал бог, садясь более ровно и подтягивая вместе с коленями к груди и мокрую насквозь простыню, обхватывая потные волосы ладонями. Потом вдруг поморщился и скинул простыню.
- Дружок, а не больно ли много тебе надо, а? – возмущенно проговорил бог, с некой долей интереса рассматривая свой стоящий член.
Оргазма во сне ему, видимо, оказалось маловато, раз тело требовало продолжения банкета.
Арес подумал немного и поднялся. Простыня окончательно упала с кровати, обнажив сильное божественное тело, отразившееся во всей красе в большом зеркале, что было установлено как раз напротив постели: бывали у бога женщины, которые очень любили разглядывать себя во время секса.
Арес встал точнехонько напротив зеркала и осторожно дотронулся ладонью до восставшей плоти.
- Дружище, нам пока не светит ничего, а ты тут в игры играешь, - укоризненно заметил он. Крошка Арес не отозвался, храня гордое молчание и всем своим видом показывая, что обойдется и без хозяина, если тот в ближайшее время ничего не придумает.
Бог войны тяжело вздохнул, удерживая себя от того, чтобы не закончить все во второй раз: в первый его длинное продолжение справилось вполне сносно – теперь простынь придется выбрасывать, ибо Арес уже давно не тратил силы на то, чтобы одним щелчком пальцев сделать вещь новой.
Отсутствие возможности дотронуться до вернувшейся Зены убивало. Хотелось так много, а приходилось довольствоваться вот такими вот снами! Конечно, оно лучше, чем ничего, но... Но Арес вовсе не хотел докатиться до самоудовлетворения, как тот же Вакх, которого давно избегали даже его вакханки.
Бог снова критически осмотрел себя в зеркало.
На свои размеры никогда не жаловался ни он сам, ни те, кому доводилось видеть его без доспехов. Плюс к этому добавлялось умение обходиться с дамами в постели и знание всяческих модных штучек с Востока. Позы Арес, как ни странно, предпочитал самые что ни на есть стандартные, хотя под настроение мог доставить девушке удовольствие и в шкафу у Афродиты, когда сама богиня развлекалась с Гефестом.
Арес гордо приосанился, вспомнив, какими обессиленными оставались женщины, когда он покидал их теплые постели. Даже, помнится, Каллисто...
А вот тут вот плоть Ареса едва не увяла: воспоминания о богине огня были не самыми лучшими из того, что память могла ему предложить.
Бог тряхнул головой, снова вздыхая и довольно уныло глядя на по-прежнему стоящий торчком член.
Бессмертным тоже приходится порой туговато, особенно в вопросах с собственным телом.
- Эх, Зена, тебя бы сюда, - проворчал Арес, осторожно и медленно поглаживая себя и вспоминая, каким неудовлетворенным он остался вчера.
Конечно, тот торговый корабль, что столь нагло прервал их общение, они разгромили. Арес крушил торговцев с особым удовольствием, и ему даже показалось, что и Зена рвала и метала окружающих гораздо более рьяно, чем обычно. Впрочем, иногда видишь только то, что хочешь.
Во всяком случае, шанса остаться наедине им вчера больше не представилось, да и Арес решил лишний раз не испытывать судьбу и немного потерпеть.
Оказалось, что терпеть-то ему как-то и не очень хорошо удается.
Бог запрокинул голову, старательно думая об отвлеченном. Однако, пока мозги пытались отвлечься, руки продолжали делать свое маленькое, грязное, но такое нужное дело.
Арес приоткрыл глаза, подглядывая за собой. Стыдиться подобных вещей он перестал еще в детстве, просто давненько у него не возникало такой необходимости: бог войны неожиданно для самого себя стал моногамен, а единственная женщина, которой он готов был отдаться целиком и полностью, почему-то до сих пор такой возможностью не воспользовалась. Многие бы сказали, что зря.
Маленький Арес, довольный от внимания хозяина, проявлял большую активность, сигналя о том, что скоро будет совершенно удовлетворен, как вдруг по комнате с громким хлопком разлетелись розовые лепестки, и прямо возле Ареса, конечно же, по-прежнему голого, материализовалась Афродита.
Чуть было не растерявшийся бог поспешно запрятал свое хозяйство в кулаке, мельком пожалел – впервые, кстати! – что оно у него такое большое, и принял как можно более независимый вид.
- Братик, ты тут... - начала богиня и мгновенно замолчала. Арес был почти уверен, что если бы она умела краснеть, то сейчас бы он увидел на ее щеках прелестный румянец.
- Как мило! – довольно быстро ожила Афродита и едва не захлопала в ладоши. – Наконец-то ты понял, что пора брать дело в свои руки!
- Дита! – угрожающе прорычал Арес, которому даже двинуться было трудновато, чтобы его «ручной зверек» не выскользнул из ладони, дабы мир посмотреть и себя показать. – Дита, лучше уйди!
- Да я тут подумала, может, чем помочь смогу, - богиня явно забавлялась, забыв об истинной цели своего визита, и ошеломленный Арес вынужден был наблюдать, как плавно меняются черты лица богини, перетекая в другие, такие же знакомые.
- Арес, я хочу тебя! – томно проворковала расшалившаяся богиня низким голосом Зены и вильнула бедрами. Вид розового пеньюара на мускулистом теле воительницы довел Ареса почти до белого каления, и он с подавленным рыком метнулся в сторону кровати, прячась под не успевшей высохнуть простыней.
Богиня любви залилась веселым хохотом, согнувшись пополам. Арес яростно смотрел на нее из-под простыни, натянутой чуть ли не до самого носа, но сделать ничего не мог: силы, хоть и восстановленные, все же тратить по пустякам не хотелось.
Дита, отсмеявшись и совершенно забыв, зачем она тут вообще появилась, послала братцу воздушный поцелуй.
- Развлекайся, - проворковала она, принимая свое привычное обличье и исчезая в пелене дождя из лепестков роз.
- И не возвращайся! – крикнул было ей вслед Арес, но тут же заткнул рот кулаком: мощная магия богини любви накрыла его с головой, умело прикасаясь в нужных местах. Обрадованное тело вновь запело гимн страсти и любви, и богу войны оставалось лишь откинуться назад, отдаваясь на милость ловким невидимым рукам и губам, доставляющим то блаженство, которого ему так не хватало.
- 2 -
Родос, раннее утро
Габриэль открыла глаза и уставилась в потолок, на котором, деловито перебирая лапками, умывалась муха. Едва солнечный луч, бодро перемещавшийся по комнате, настигал ее, муха перелетала на другое место, где снова принималась за старое. Понаблюдав некоторое время за ней, сказительница отвернула голову.
Ночь выдалась тяжелой, скорее всего оттого, что ближе к утру разразилась гроза, а до этого в доме стояла просто невыносимая духота, мешавшая заснуть. Габриэль, чьи нервы и так оказались измотаны странным подарком, сумела уснуть задолго после полуночи и уже сквозь свой тяжелый сон услышала, как застучали по крыше частые капли ливня, принесшего долгожданную прохладу.
Вставать не хотелось совершенно, ибо день сегодняшний не обещал принести ничего, кроме пустоты: Геракл уже должен был снова уехать в Родеос, продолжать смотрины лошадей. Видно, это дело ему полюбилось, раз уж он там пропадал днями и ночами. Впрочем, Габриэль подумывала о том, что он просто нашел себе девушку, но при Еве же такого не скажешь! Ева, кстати, сегодня тоже собиралась в город, сказала, что ей нужно прикупить кое-каких специй, которые, увы, на их огороде никак не вырастить.
Габриэль потянулась, подумав о том, как много она сегодня может сделать. Например, выспаться!! Проваляться весь день в постели, ничего не делая и вставая только затем, чтобы найти что-нибудь перекусить... Мечты, мечты...
Сказительница скользнула взглядом по вчерашнему кулону, нахмурилась и поспешно встала, спустив босые ноги на прохладный пол. Находиться одной в доме внезапно стало не так уютно, как только что.
Почему-то затошнило. Женщина мотнула головой и глубоко вдохнула, надеясь, что эти нехитрые действия помогут ей избавиться от позывов к рвоте, но тщетно: пришлось, как была, поспешно выбежать во двор и там, согнувшись в три погибели под кустом, опорожнить свой и так не слишком полный желудок.
Стало чуточку полегче, и Габриэль, утирая чуть дрожащей ладонью рот, разогнулась, осматриваясь.
Где-то неподалеку раздавался лай Горго: шельмец гонялся за бабочками и клацал зубами в опасной близости от посадок Евы.
Сказительница хотела прикрикнуть на щенка, но раздумала, потому что живот опять скрутило.
Расставшись с остатками ужина и расхотев принимать завтрак, Габриэль постояла, покачиваясь, босыми ногами на не успевшем прогреться песке, и медленно побрела обратно в дом.
Одиночество внезапно перестало казаться таким уж заманчивым, захотелось к ласке, к теплу.
К Зене.
Подавив непослушные слезы, вот-вот готовые сорваться с ресниц, Габриэль сердито глянула на продолжающего заливаться веселым лаем щенка и ступила на крыльцо.
Мысли о том, что Зена где-то там, пиратствует, вновь убивает невинных, доводили ее совсем не так, как тяжкие думы о ней рядом с Аресом. Бард почти не сомневалась, что бог войны, несмотря на приобретенную честность и доверие к нему со стороны самой сказительницы, воспользуется шансом привязать Зену к себе так, как всегда того хотел.
Еще больше угнетала Габриэль мысль о том, что Зена ему не откажет. У нее просто не будет поводов. К тому же Габриэль, как бы сильно она это не отрицала, отлично знала: Арес всегда нравился Зене. Она могла ненавидеть наглого и всемогущего бога, но смертного Ареса с щенячьими глазами и робкой улыбкой воительница простила бы и приняла в свои объятия. Не будь с ней рядом Габриэль, конечно.
А Габриэль с ней рядом как раз и не было...
Бард остановилась на мгновение на верхней ступеньке, когда вспомнила вдруг, как хорошо они проводили время втроем на старой ферме бабушки Зены. Она тогда уже научилась не воспринимать все ухищрения Ареса в сторону Зены как личное оскорбление, потому что прекрасно понимала: королева воинов останется с ней. И не из-за того, что чувствует, что обязана или должна. Просто потому... что так должно быть.
Потому что они связаны, во всех жизнях, во всех мирах.
Габриэль, будучи склонна к мистицизму, верила в это так же, как и в то, что темная сторона Зены неразлучна с сущностью бога войны. И эта вера убивала ее, потому что поделать с ней она ничего не могла, а знание такого бередило старые раны. Иногда она задавалась вопросом: что она быстрее простила бы Зене – измену с Аресом физическую или духовную?
Сейчас этот вопрос ожил вновь. И так не хотелось решать окончательно!
Возвращаясь к ферме... Именно тогда Габриэль впервые посетила мысль о том, что они вполне могли бы жить втроем. Ну, не то, чтобы жить... Так, иногда приезжать сюда, становиться обычными людьми, доить коров, ощипывать цыплят, заигрывать с соседками, которые совсем не в курсе, что ты – бывший бог войны...
Зена высказалась категорически против, когда Габриэль поделилась с ней своими идеями. «Представь,» сказала она, лежа рядом с бардом у огня в лесу неподалеку от Спарты, «мы разговариваем о чем-то, вдруг входит Арес и уводит меня с собой, потому что сегодня его очередь быть со мной...» Воительница выгнула бровь, внимательно следя за реакцией спутницы. «Я переживу несомненно приятные ощущения от того, что стала вещью, но переживешь ли их ты?»
Помнится, тогда Габриэль закусила губу и промолчала, остаток вечера глядя в неуклонно потухающий костер.
Ее фантазии не заходили так далеко. А как бы они могли бы быть счастливы, если бы Арес видел в Зене только подругу!!
Невеселая усмешка коснулась губ женщины.
Это бред и этого никогда не будет.
Войдя в дом и едва прикрыв за собой дверь, Габриэль вдруг резко остановилась.
Кто-то чужой был здесь! Она ясно ощущала его присутствие и все же никак не могла понять, где он.
Пожалев о том, что по уже укоренившейся привычке не взяла с собой оружие, сказительница осторожно придвинулась к полке, нависшей рядом с дверью, на которой стоял тяжелый кувшин: верное орудие в борьбе с грабителями.
- Дорогуша, не трудись столь тяжко: я уже по твоему дыханию знаю, что ты задумала, - насмешливый голос выплывшей из темноты Каллисто заставил Габриэль прижаться спиной к стене: этой встречи она никак не ожидала.
Блондинка погрозила молчащей Габриэль пальцем и оскалилась в улыбке.
- Я думаю, нам есть, что обсудить, милочка, не так ли? – она склонила голову к плечу, ожидая, вероятно, только положительного ответа.
Габриэль могла только устало кивнуть.
Когда же все боги оставят ее в покое?!
- 3 -
Родеос, центральный рынок, мясные ряды
Не то, чтобы Еве очень хотелось мяса. Скорее, даже наоборот: в такую жару есть желание только пить холодный свежий ягодный сок и лежать в тенечке, изучая манускрипты из других стран. Но нет, что-то ведь заставило девушку встать спозаранку и отправиться в город, старательно соврав Габриэль, что надо купить специй из Индии. На самом деле этих специй у Евы был еще полный кулек, учитывая, что она не так давно вернулась из этой воистину замечательной страны, родины сияющего Элая.
Ева поправила неудобно висящую на сгибе руки корзину и бросила взгляд по сторонам.
Не хотелось попасться на глаза Гераклу.
Ну да, она пришла сюда из-за него. И нет в этом ничего удивительного или предосудительного, в конце концов, каждая девушка в своей жизни должна хоть раз влюбиться в героя! Вон у Зены был Борайес, у Габ – Зена, а чем она хуже?! Конечно, страшновато почему-то немного при мысли о том, что рано или поздно придется сознаться в своих чувствах, но лучше уж рано!!
Как частенько говорит Габриэль: лучше сделать и жалеть, чем жалеть о том, что не сделал.
Девушка на мгновение замедлила шаги, когда ей показалось, что впереди мелькнула желтая рубаха полубога, но тут же вновь двинулась вперед. Она точно видела, как Герк заходил сюда, почему же теперь никак не может его отыскать?
Ева сморщила нос, проходя мимо мясника, с упоением рубившего нечто, что когда-то, видимо, было жизнерадостной хрюшкой. Девушка никогда не была вегетарианкой, учитывая весь ее прошлый жизненный опыт, но вид разделки почему-то вызывал в ней тошноту. Зажав нос ладонью, под легкие смешки, Ева быстро пробежала мимо мясника, с облегчением вздохнув только тогда, когда увидела, что стоит на цветочном ряду.
Здесь, разумеется, было гораздо красивее и светлее. Ни тебе стука топора, живо напоминавшего Еве о некоторых моментах из жизни Ливии, ни растекшейся по земле крови, ни засаленных фартуков продавцов... Остановившись возле ближайшего лотка, девушка с удовольствием втянула носом нежные ароматы. И... увидела того, за кем пришла.
Ну, разумеется, Геракл не выбирал лошадей! Он всего-навсего таскал тяжеленные сундуки и лари из лавок!
Ева даже забыла спрятаться, чтобы он ее не увидел, так и осталась стоять, открыв рот. И опомнилась только тогда, когда полубог, опустив свою ношу на землю, повернулся к ней.
Оооо, он был прекрасен: отсутствие рубашки делало доступными взгляду рельефные мышцы, на груди покрытые светлыми волосками, упругий живот, широкие плечи, бронзовую кожу... И на все это Ева готова была смотреть, не отрывая глаз!
Кто там говорил, что Герку давно за 60?! Да она ни за что не дала бы ему больше 40! Хоть он и утверждает, что всего лишь полубог, но выглядит он не хуже Ареса!
Ева хихикнула, подумав, что за такие кощунственные мысли Арес бы сильно стукнул ее по голове, и тут же прикрыла рот ладонью, потому что Геракл в этот момент посмотрел прямо на нее.
Состроив извиняющуюся мордочку, девушка судорожно принялась соображать, что же такого соврать, чтобы это выглядело убедительно. Пока она думала, переминаясь с ноги на ногу, Геракл переговорил с тем, кому помогал переносить вещи, взял у него небольшой кожаный мешочек, надо полагать, с деньгами, натянул брошенную рубаху и двинулся прямиком к Еве.
Девушка продолжала улыбаться ему до тех пор, пока он не подошел: улыбка просто отказывалась покидать ее губы.
- А я тут специи ищу! – выпалила она, предъявляя мужчине пустую корзину. Герк хмыкнул, осмотрел девушку с головы до ног и кивнул в сторону ближайшей таверны:
- Пойдем, посидим немного.
Оставалось только повиноваться.
Засеменив за героем следом, Ева даже на ходу не переставала думать о том, как ее к нему тянет. Все доводы самой себе о том, что она ведет себя, как глупая малолетка, девушка тут же отметала, оправдывая себя тем, что не влюбиться в такого мужчину просто греховно. К тому же, яблоко от яблони... Правда, она двигается немного в другом направлении, нежели Зена.
Войдя в таверну, Геракл сразу же направился к стойке, за которой меланхоличного вида старичок протирал и без того сверкающие стаканы.
- Кружку эля и кувшин яблочного сока, - заказал герой, потом подумал и добавил: - Ну и неплохо бы чего-нибудь перекусить, на ваш выбор.
Слова он снабдил белозубой улыбкой, и старик оживленно закивал, жестом подзывая к себе молоденькую разносчицу и передавая ей заказ.
Ева огляделась прежде, чем присесть за столик, выбранный полубогом.
- Как-то здесь пустовато, - заметила она, насчитав всего лишь трех посетителей помимо них. Геракл, галантно подвинув ей стул, уселся напротив.
- Зато вкусно кормят, - обнадеживающе отозвался он и подпер подбородок кулаком, внимательно глядя на девушку. Та изумленно хлопнула ресницами и невинно поинтересовалась:
- А что такое? – и даже повертела головой по сторонам, старательно убеждая и мужчину, и себя, что не понимает, зачем он ее сюда позвал.
Геракл вздохнул.
- Ты ведь не скажешь Габриэль, что я пашу тут, чтобы заработать на конюшню? – глаза его стали какими-то печальными.
Ева удивленно открыла рот: она полагала, что речь пойдет совсем о другом.
- Но ты же... - пробормотала она, - ты же говорил, что деньги есть...
Геракл горестно кивнул, отводя глаза.
- Я просто не хотел говорить, что постройка и оборудование дома и всего остального заставили меня истратить все деньги, - он принялся рассматривать свои большие ладони, сжимая и разжимая кулаки. – В конце концов, я могу построить конюшню, но вот построить лошадей... - он улыбнулся вдруг. – Это не ко мне.
Ева помолчала немного, покусывая губу, потом вдруг резко и неожиданно не столько для Геракла, сколько для себя, перегнулась через стол и, обхватив ладонями лицо мужчины, крепко поцеловала его в губы.
Какое-то время они оставались так, прижимаясь друг к другу губами, потом рот Геракла немного приоткрылся, обрадованная Ева хотела уж было углубить поцелуй, но в этот момент герой схватил ее за запястья, отодвигаясь и держа ее на расстоянии.
- Что это было? – Геракл явно был растерян, но Ева, чья проницательность и умение читать по глазам усовершенствовались в Индии, видела, что он не разозлен и не обижен. Более того: ему понравилось!!
- Это выражение симпатии, - просто сказала Ева и добавила: - Глубокой симпатии...
Геракл медленно отпустил ее, потом поднялся со стула.
- Я... я... - он заикался, словно пятнадцатилетний мальчишка.
Такого не было с ним слишком давно: краснеть только от одного поцелуя. Было ли причиной тому сознание, что перед ним сидит дочь Зены, а дети друзей – всегда дети? Ну, может быть, за некоторым исключением...
И да, стыдно такое сознавать, но ему тоже нравится эта молодая девушка, столь искренне улыбающаяся ему при встрече.
Ева, видя, что Геракл что-то обдумывает и никак не может решиться, тоже поднялась на ноги.
- Я знаю тут отличную гостиницу, - с намеком сказала она, беря дело в свои руки. Полубог вздрогнул, думая, что ослышался: уж слишком быстро все развивалось.
- Ээээ... - выдавил он из себя. – Я не могу.
Ева приподняла бровь, в лучшей манере своей матери.
- Мы уже давно знакомы, - она склонила голову к плечу. – Еще какие-нибудь отговорки?
Геракл мотнул головой так, что волосы хлестнули его по лицу.
- Я не могу, ты ж дочь Зены! – это было его последней надеждой, ибо перспектива заполучить молодую, красивую и, чего уж там скрывать, желанную девушку в свою постель начинала давить на штаны.
Ева с громким вздохом закатила глаза.
- Если бы я брала динар с каждого, кто говорил мне это, я давно была бы богаче Салмонея! – воскликнула она со смешком. – Я ведь не виновата, что большинство моих знакомых знавали так же и Зену!
- Салмоней еще жив? – смутно удивился полубог, понимая, что противопоставить Еве ему больше нечего. Да и не очень-то и хочется спорить дальше: в конце концов, они живые люди, которых тянет друг к другу. Разве это так плохо?
Девушка решительно подхватила корзину, не менее решительно взяла мужчину за руку и потянула его за собой к выходу.
- Эй, а еда?! – окликнул их старичок-хозяин.
- Запишите на счет и не продавайте: мы вернемся, - обнадежила старика Ева, не оборачиваясь. Геракл же обернуться все-таки умудрился и виновато пожал плечами. Старик подмигнул ему вслед, одновременно показывая несколько неприличных жестов, потом засмеялся и, пробормотав «Дело молодое!», велел разносчице нести все обратно.
В гостинице, о которой говорила Ева, мест свободных не оказалось, но девушку это не смутило: во времена военачальницы в Риме она частенько заглядывала в городские конюшни, надеясь застать там молодых и сильных конюхов. Вот и теперь приобретенный с годами нюх позволил ей быстро найти то, что им сейчас так требовалось.
Геракл и не пытался сопротивляться. Во-первых, он не мог сопротивляться слабой девушке. Во-вторых, его интересовало, что будет дальше. В-третьих, он просто не хотел сопротивляться! Да и кто бы на его месте захотел?!
- Отличное местечко, - пробормотал он, когда Ева с силой втолкнула его в двери конюшни, войдя следом.
Девушка ухмыльнулась, заложила дверь на засов и кинулась на героя. Герой на ногах устоял, но попятился назад и там, споткнувшись о перекладину, приземлился прямо на большой стог сена.
- Ну, наконец-то, - пробормотала Ева, зарываясь ладонями в волосы Геракла и принимаясь его целовать. Мужчина, поначалу, как-то прохладно отвечающий на поцелуи, постепенно привык к мысли о том, кто и как его целует, и принялся отвечать, да с таким жаром и пылом, что Ева едва сумела оторваться от него, чтобы перевести дыхание.
- Да, старичок, сил-то в тебе еще полно, - игриво заметила она и, не став тянуть кота за хвост, запустила руку под пояс штанов мужчины.
Геракл дрогнул и чуть было не прикусил язык, как Ева начала ласкать его, медленно и аккуратно, проверяя, исследуя, наслаждаясь.
- Я не сомневалась, что тебе есть, чем гордиться, - девушка второй рукой принялась расстегивать пояс, чтобы он ничему не мешал. – Да и вообще я думаю... - она осеклась, потому что при этих ее словах Геракл схватил вдруг ее за ту руку, которой она его ласкала.
- Погоди, - выдохнул он, но Ева, коварно улыбаясь, только помотала головой.
- Зачем?
Геракл чуть сильнее сжал ее запястье, на лбу у него показались бисеринки пота. Казалось, он пытается удержаться от чего-то. Но...
Полубог приглушенно застонал и дернулся. Ева чуть разочарованно вытянула руку у него из штанов и посмотрела на влажную ладонь.
- Быстро ты, - заметила она, шевеля пальцами и внимательно разглядывая их.
Геракл виновато пожал плечами.
- Я холост и одинок, - ему явно было не слишком удобно за произошедшее. Ева вытерла ладонь о сено и, перекинув ногу через бедра мужчины, оседлала его.
- Бывает, - беспечно заявила она, принимаясь неспеша раскачиваться. – Но ты же полубог, верно? – она усмехнулась, криво и до странности маняще. – Сделай так, чтобы я убедилась в этом окончательно.
Окончание ее фразы было поглощено приглушенным рыком мужчины, который быстро перекатил девушку на спину и навис над ней на руках, едва касаясь нижней половиной тела. Ева довольно обняла его за шею и обвила талию гибкими ногами.
- Ну же, - шепнула она, закрывая глаза. – Ненавижу останавливаться на самом интересном.
Геракл улыбнулся ей и склонился ниже, касаясь поцелуем припухших губ.
- Останавливаться не станем, я обещаю.
Глава 3. Время невинности
- 1 -
Рассвет
Как ни крути, но утро – самое верное время для того, кто хочет побыть в одиночестве. Особенно, если утро это – раннее.
В открытом море утром хорошо. Негромкий плеск волн за кормой, далекие перекрикивания чаек, седой туман, уползающий обратно в свою западную обитель снов и горячее солнце, только-только показывающее свой лик из-за горизонта.
Зена любила это время. Хотя бы потому, что тогда никто не мешал ей размышлять.
Услав смотрового, который вел корабль ночью, женщина встала за штурвал сама, уверенной рукой направляя его по начинающим набирать силу волнам. Пока что ничего не предвещало шторма или чего похлеще, но быть настороже стоит всегда. Особенно теперь, когда Посейдона, не покидающего свою стихию, докричаться было невозможно.
Зена нахмурилась, поправляя свободной рукой волосы, которые непослушный ветер забросил ей на плечи.
Арес пытался объяснить ей про то, почему все вокруг стало чужим после того, как она пришла в себя в том заброшенном храме. Как он сказал, Судьбы запутались в собственных нитях и, чтобы избежать чудовищной свалки времени и пространства, просто-напросто отсекли клубок. И все завертелось.
Зена не вполне поняла, почему свидетелями этого стали лишь боги, но это хотя бы объясняло тот факт, отчего в Греции наступила полная разруха. С горечью воительница слушала сбивчивый рассказ Ареса про гибель городов, которые находились в ее списке. Возникла даже мысль действительно двинуться на восток, как на то намекал воинственный бог. Но... Но пока что надо было накопить силы.
Женщина задумчиво всмотрелась в медленно окрашивающуюся алым каемку горизонта.
Ее мать умерла.
Ее братья погибли.
Ее деревня... Что стало с ее деревней, Арес не знал, да она и не стала слишком пытать его, и без того слишком много плохих новостей обрушилось на ее голову.
Поначалу то, что говорил ей бог, казалось бредом. Какая-то путаница во времени, потерянная память и пролетевшие в одно мгновение годы... Это все равно не оправдывало того, откуда у Зены появились на коже новые шрамы, а само тело стало более зрелым и сильным. Более того: с каждым днем, который уходил, чтобы не вернуться, Зена все отчетливее ощущала, что в ее жизни чего-то не хватает. Возможно, кого-то. И это ощущение не было тоской по матери и по семье в целом. Она силилась вспомнить кого-то, кто был сейчас от нее столь же далек, как она от берега.
Безусловно, она еще выпытает у Ареса все то, что будет ей интересно. Пока что ее занимает лишь одно: возникающие на ее пути корабли, которые можно грабить.
Воительница снова поправила волосы и, заложив два пальца в рот, залихватски засвистела, собирая команду.
- Нечего разлеживаться! – крикнула она им, заспанным и не понимающим, что происходит. – К северу отсюда идет римский корабль! Захватить его!
Упоминание о Риме смутно тревожило ее. Она не могла понять, отчего одно название заставляло ее язык покрываться налетом горькой пыли. Видно, Арес снова умолчал о чем-то важном, что ей следовало узнать в первую очередь.
Бог сильно изменился. Это касалось даже не его прически, одежды или черт лица. Он изменился внутри. Прежний огонь все еще горел в нем, но теперь Зена не боялась обжечься, как то было прежде, когда он направлял ее против остальных богов и людей.
Кстати, о богах.
Их не было. Об их исчезновении Арес рассказывал более подробно, упомянув о том, что из-за ошибки Судеб на Землю спустились Сумерки, поглотившие тех бессмертных, кто отказался сражаться с ними. Афина, Зевс, Посейдон, Гера, Аид – все они оказались жертвами «чудовищного недоразумения», как выразился бог войны. Зена не заметила на его лице печали по ушедшим, подумав о том, а не врет ли мужчина. С него сталось бы избавиться от половины семейки. Ведь он всегда лелеял эту мечту.
И все же ей казалось, что она очень долго спала с тем, чтобы проснуться сейчас, в каком-то другом времени.
Это уже была не ее Греция, не та, которой она ее помнила. Это не было хуже или лучше, это было... по-другому.
И все же ей хотелось назад. В ту память.
Зена мотнула головой, думая о том, что рано или поздно она все равно узнает всю правду, а пока можно наслаждаться тем, что имеет.
Неподалеку действительно двигался корабль. Поднеся к лицу подзорную трубу, Зена убедилась в том, что там знают об их приближении и суматошно бегают по палубе, готовясь к бою.
Женщина усмехнулась. Что может сделать легковооруженный торговый кораблик против них? Они сомнут его сразу, как рваный лист пергамента. Их булавочные уколы не страшны для «Бушующего», который был создан для битвы и только для нее.
Догнать торговцев не составило труда. Зена, тоскующая по нормальным битвам, вынуждена была радоваться и такому. На суше у нее пока что не было цели, особенно после рассказов Арес о пустынных и разрушенных городах. Она никогда не была падальщиком и не собиралась им становиться.
- На абордаж! – заорал Гален, ее правая рука, и первым прыгнул на торговый корабль, когда они подошли достаточно близко для такого прыжка. Тут же началась свалка, на палубе торгового судна стало трудно различать своих и чужих.
Зена лениво поигрывала саблей, которую держала в руке, и цепким взглядом следила за происходящим. Спешить вступать в битву нужды не было, ее ребята и без нее справлялись прекрасно, а ей сегодня почему-то очень не хотелось кого-то убивать.
Солнце поднималось над морем, как равнодушный судья, которого мало заботили проблемы тех, кто пришел к нему. Оно смотрело на разворачивающуюся перед ним битву и скучно зевало, прикрываясь яркими лучами.
Зена вздохнула, когда один из тех, кто охранял торговое судно, спрыгнул на «Бушующего», воспользовавшись промашкой одного из людей воительницы. Видно, настало время напоить сталь свежей кровью.
Но солдат вовсе не спешил вступать в бой. Он стоял, до странности ошарашенный чем-то, и только глазел на то, как женщина мягко и осторожно приближается к нему, не отводя глаз.
- Зена!
Собственное имя в чужих устах прозвучало неприятно, словно было ругательством. Зена оскалилась, поудобнее перехватывая эфес.
- Откуда ты знаешь мое имя?!
Солдат снял шлем, и взгляду воительницы предстало молодое лицо. Карие глаза и темные волосы смутно напомнили ей кого-то, но вот кого... Опять эти странные проблески, которые не дают покоя!!
Будь проклят Арес!! Какого Аида он не говорит ей всей правды?!
- Потому что мы знакомы, Зена! – юноша опустил меч, по-прежнему глядя на Зену. По лицу его блуждала смесь страха, радости и непонимания.
- Мы незнакомы, - отрубила попытку разговора Зена, не забывающая следить за тем, что происходило на торговом корабле, но солдат и не думал сдаваться:
- Ты была мертва, Зена! Кто вернул тебя обратно?!
Мертва?!
Слово, словно обухом, ударило по голове. Зена чуть было не пошатнулась.
Почему так тянет грудь? Будто бы этот мальчишка говорит правду... Но как она могла быть мертва, если сейчас стоит здесь, слышит звуки сражения, чувствует запах крови и разгоряченного металла?!
- Замолчи! – она хотела с лету разрубить его пополам, чтобы прекратил умничать, но что-то остановило ее еще до того, как она оттолкнулась от земли.
«Даже в смерти... Мы будем вместе...»
И зеленые глаза, облачком проплывшие над верхним парусом.
Споткнувшись от неожиданности, Зена мгновенным усилием воли вернула себе прежнюю позицию, но было поздно: канат, прилетевший сюда с торгового судна, оказался не пустым.
- Нет!!! – громкий выкрик кареглазого юноши не сумел ничего предотвратить. Висящий на канате солдат обеими ногами врезался в стоящую к нему боком Зену. Воительница даже не попыталась увернуться.
Когда ее ударили, она думала о том, почему память отказывается выдавать ей то, что она от нее требует. Почему она не может вспомнить, откуда у нее шрам на груди? Почему Арес увиливает от ответов? Почему она не помнит тех, кто называет ее по имени и смотрит странными глазами?
Волны сомкнулись над ней быстро. Сабля, вырвавшись из рук, стремительно ушла вниз, в мрачную глубину. Зена, на какое-то мгновение потерявшая ориентацию в пространстве, рванулась в противоположном направлении.
Она выяснит все, что ей нужно знать.
И начнет она с тех, кого не помнит.
- 2 -
Вечер следующего дня
Габриэль не находила себе места, бродя по дому, как заплутавшее привидение, тоскующее по невозможности кого-нибудь напугать.
Вчера они с Каллисто разговаривали недолго, но весьма и весьма продуктивно. Белобрысая мерзавка, хохоча и постоянно вспоминая Пердикуса, поведала барду историю о кольце Нибелунгов, не упуская не единой подробности.
Габриэль остановилась, пытаясь вспомнить ее дословно.
«...Кольцо, некогда принадлежавшее могучей династии северных королей, затерялось в веках, ожидая того часа, когда будет найдено. А искали его многие, ведь легенда, которой кольцо обросло подобно плющу, гласила: волшебная вещь исполняет любые желания владельца.
Найти его не так просто: затерянное во льдах, вмерзшее в землю, кольцо блеснет не каждому, потому что ждет только того, чьи помыслы чисты и направлены на благо...»
Габриэль хмыкнула, когда вспомнила, как Каллисто сказала: «Конечно же, я действую во благо! Во благо себя! Какой мне интерес с того, что Зена меня не помнит?!» И снова захохотала, дрянь!
Сказительница поначалу сжимала кулаки, старательно убеждая себя, что, ударив Каллисто, ничего тем не изменит: ей все равно дадут сдачи, а сам удар едва ли почувствуют вообще. Потом расслабилась и даже начала получать удовольствие от того, как смотрела, усмехаясь, на богиню огня. В конце концов, они блюли одинаковые интересы. Ну, почти одинаковые.
- Я понимаю, что ты хочешь завладеть кольцом, - медленно проговорила Габриэль, когда Каллисто закончила излагать свои теории и выжидательно уставилась на нее. – Я даже могу поверить в твое желание вернуть Зене память, потому что иначе ей будет скучно, - женщина приподняла брови, а богиня сделала невинный вид и пожала плечиками. – Я пока только не понимаю, какова моя роль во всей этой постановке?
Каллисто мелко захихикала, обнажив зубы, и склонилась к Габриэль. Та подавила порыв отодвинуться.
- Ты же держишь Дахока на коротком поводке, не так ли? – она практически утверждала, из чего Габриэль сделала вывод, что ей известно если не все, то очень многое. – Продолжай и дальше удерживать его там.
Сказительница пожала плечами, и на этом разговор был окончен. Она не знала, ни как Каллисто собирается отобрать у Дахока это кольцо, ни зачем она пришла к ней. Странно, что богиня решила поделиться своими планами. Возможно, что-то тут нечисто. А может быть, надо просто расслабиться и пустить все на самотек.
Зена нужна им всем.
Выйдя на улицу, чтобы подышать свежим вечерним воздухом, Габриэль нашла Горго, сосредоточенно грызущего косточку, заграбастала его, отчаянно сопротивляющегося, и уселась вместе с ним на маленькую скамеечку.
Надо было подумать.
Она почти уже успела смириться со своей неудачей в возвращении Зены. Желая вернуть все, как было, она переусердствовала. Зена действительно вернулась такой, как была когда-то. Только вот она даже не помнила Цезаря, а ведь когда-то представить себе, что она забудет о нем, было лишь игрой воображения. Теперь же королева воинов лишь мирно грабила, если можно было так выразиться, редкие римские корабли: город разрушен, но жизнь в округе его все еще продолжается, народ торгует и не теряет надежды на восстановление былого величия, пусть и не в таком размере.
Теперь же Каллисто говорит о том, что все можно исправить. Габриэль боялась, что, попади ей в руки кольцо, блондинка наделает немало бед, но разве не стоит это того, чтобы все, включая Зену, были счастливы?
Чтобы сама Габриэль была счастлива?
Бард всеми силами отметала мысли о том, что Зене может быть хорошо с Аресом. Отметала, потому что боялась что однажды и правда поверит в это, ведь сегодняшнюю Зену с богом войны роднит гораздо больше, нежели с Габриэль. Она даже не помнит ее, о чем тут вообще можно говорить?!
А как же родство душ и те клятвы, что они узнают друг друга в любой жизни, потому что иначе и быть не может?
Габриэль подняла голову к небу, высматривая две звезды, что когда-то Зена показала ей.
«Смотри», сказала она тогда, вытягивая руку. «Видишь их? Они вместе. Всегда. Сколько я себя помню, они появляются на небе в это время года и всегда рядом. Люди говорят, что они есть суть воплощения родственных душ. Ты веришь в это?»
Габриэль верила тогда, верила и сейчас. Но как же сложно быть одной, когда где-то там, под тем же мерцающим небом, Зена, возможно, обнимает Ареса.
И им наверняка хорошо.
Подавив вздох, Габриэль поднялась на ноги, думая о том, что надо спросить Геракла про кольцо Нибелунгов: он общался с северными богами. Возможно, они рассказывали ему что-нибудь об этом.
Кстати, давно она его не видела. Впрочем, как и Еву... Ну да не пропадут же они, взрослые уже люди!
Войдя в дом, женщина замерла: опять ощущение присутствия! Правда, на этот раз все было немного по-другому: не такое острое чувство, что в доме – чужие.
«Может быть, вернулся Геракл?» подумалось Габриэль, и она, игнорируя потявкивания Горго, которому понравилось сидеть на руках, побежала наверх.
Геракл с Евой буквально только что вернулись из Родеоса, где почти целый день наслаждались хорошей погодой и друг другом. Друг другом не в пример больше и радостнее.
Для Евы, впервые испытывающей столь сильную симпатию к кому-то, подобные отношения были в новинку, и она купалась в них, не желая вылезать на берег. Для Геракла, давно уже забывшего и думать о том, что он может кому-то быть приятен, это было как возвращение в молодость. Конечно, снаружи, телом, он был молод до сих пор и, вероятно, таким останется навсегда. А вот душе хотелось покоя. Быть может, он сумеет получить его от этой девчушки со сверкающими глазами и кровавым прошлым?
Но в жизни Геракла почти все его друзья и знакомые имели за плечами тяжкий груз старых грехов. Так стоило ли переживать?
- Ммм, - едва оказавшись в комнате Геракла, Ева тут же увлекла его на кровать, и думать не желая, что весь предыдущий день они провели, не влезая в одежду. – Думаешь. Габриэль дома?
Полубог, с непогасшей страстью – еще бы, столько лет воздержания! – отвечая на поцелуй, умудрился пожать плечами.
- Я не видел ее, когда мы шли сюда, - по правде сказать, он вообще ничего не видел, ослепленный происходящим, и если бы под боком обнаружилась армия, он вполне мог бы получить пару тумаков, прежде, чем начал бы действовать.
Ева коварно улыбнулась, залезая к герою в штаны.
- Отлично, - промурлыкала она, с хищным видом извлекая на свет то, чем Геракл имел полное право гордиться. Что, в принципе, и делал, просто не кричал об этом на всех углах.
Полубог прикрыл глаза, позволяя девушке делать с ним все, что она сочтет нужным.
Снять с него штаны? Без проблем, так только удобнее.
Едва касаясь, провести пальцами по внутренней поверхности бедра? Без проблем, подумаешь, всего-то и надо, что стиснуть зубы и восстановить дыхание.
Обхватить тонкими и сильными пальцами жезл жизни, как любит называть его Дита? Оооо, с этим будет сложнее!
Геракл выгнул спину, когда Ева, подхихикивая, нависла над ним, щекоча дыханием чувствительную кожу члена. Да-да-да, она все делает, как надо, знает точно, где...
- Геракл, ты... - с шумом распахнулась дверь.
Если бы сейчас обрушился дом, мужчина был бы поражен меньше и, скорее всего, даже не стал бы отвлекаться. Но как можно проигнорировать Габриэль, возникшую на пороге и широко распахнутыми глазами рассматривающую его... его всего?!
Смутившаяся Ева быстро отползла в сторону, предоставив Габриэль полный обзор.
Бард склонила голову к плечу, потом тряхнула ею и, пробормотав извинения, выскочила обратно в коридор. Кажется, она даже не покраснела.
Геракл поискал глазами, где его штаны, потянулся было за ними, но Ева его остановила.
- Думаю, тетя Габриэль больше не зайдет, - хитро проговорила она, в глубине души очень желая громко расхохотаться: помнится, Арес в свое время очень жаловался, что Габриэль любит заходить не вовремя. Вот и подтверждение!
Геракл открыл было рот, чтобы сказать, что вообще-то он не привык демонстрировать свои скрытые достоинства всем и каждому, поэтому после такого потрясения ему надо прийти в себя, чтобы продолжить изыскания, но губы девушки, вновь принявшиеся за старое, отвлекли его от всех лишних мыслей.
- Я извиняюсь, но у меня есть вопрос, - на этот раз Габриэль даже стучаться не стала.
Ева подавилась и случайно прикусила полубогу то, что обычно от укусов берегут. Взвыв, мужчина подавил порыв оттолкнуть девушку, но она и сама, все понимая, быстро отстранилась, продолжая кашлять.
Нежно поддерживая поврежденное достоинство, Геракл молча сполз с кровати, прошествовал по направлению к штанам и попытался в них влезть. Не тут-то было: некоторые части тела, даже после укуса не утратившие активный вид, никак не желали укладываться на место, гордо и даже в какой-то степени вызывающе торча наружу.
Габриэль. на глазах и по вине которой разыгралась эта трагедия, и не думала извиняться.
- Я понимаю, у тебя бы там ничего не было, чтобы так поспешно прятать, - она улыбнулась хмурому Гераклу. – Простите, что мешаю, но мне правда надо спросить.
Полубог пожал плечами. Кажется, он начинает сочувствовать Аресу.
- Что ты знаешь о кольце Нибелунгов?
Ева насторожилась. Геракл, переглянувшись с ней и наконец-то справившись со штанами, ответил:
- Магическая штука, с помощью которой можно добиться исполнения желаний, - он покачал головой. – Ты веришь в эти сказки?
Габриэль вкратце посвятила их с Евой в причину визита Каллисто. Внимательно выслушав, Геракл заявил:
- Ее желание вполне может стать явью.
- Но почему?! Она же хочет его для себя! Здесь же сплошная корысть! – возмущенно поинтересовалась Ева, которой уже давно рассказали, кто такая эта Каллисто и какое она имеет к ней отношение. Девушка не испытала от полученных знаний никаких положительных эмоций и, к тихой радости Габриэль, блондинку невзлюбила сразу и решительно. Еще бы: это ведь по вине богини пламени Ева столько лет жила с именем Ливия!
Геракл посмотрел на нее.
- Она делает это для себя, но ведь сделает еще и для нас, если у нее получится, - пояснил он. – А самое главное, что она даже об этом и не подозревает. Кольцо любит таких... невинных в вопросах альтруизма, - мужчина усмехнулся.
Габриэль, получив нужную информацию, решила, что настало время удалиться. Попечалившись еще разик, что так неудачно заглянула, она спиной нащупала дверь и скрылась за ней, плотно притворив.
Ева бросила на полубога шаловливый взгляд. Геракл сделал вид, что не заметил его. Тогда девушка подошла к нему и обняла за плечи, заглядывая в глаза.
- Мы ведь продолжим? – с надеждой спросила она. Геракл притворно тяжело вдохнул, закатывая глаза.
- Ты полагаешь, нам удастся? – он приподнял брови.
Ева куснула его за ухо.
- Тетушка Габриэль увидела все, что ей было нужно, - и захохотала, услышав из-за двери «О да, я полностью удовлетворена!»
Геракл зарычал, больше от желания тоже засмеяться, чем от чего-то еще, потом вдруг затих и пару раз задумчиво произнес:
- Бедный... Бедный Арес...
- 3 -
Пещера неподалеку от Рима
Там было мрачно и сухо. Редкое эхо от временами срывающихся капель, которые разбивались на тысячу мельчайших искринок, отвлекало. Но не настолько, чтобы забыть о цели визита в это потаенное логово Гекаты.
- Где ты, старая дева?! Выходи, я знаю, что ты меня слышишь! – громко вопила и топала ногой Каллисто, стоящая посередине большого зала, дополна забитого сталактитами. От каждого последующего выкрика каменные сосульки вздрагивали всем телом и так и норовили упасть, целясь в голову блондинке. Но она, едва очередной сталактит уже вот-вот готов был оторваться, вскидывала руку и испепеляла его на месте.
Она взывала к богине ночи уже достаточно давно и не теряла надежды все-таки докричаться. Вломившись без приглашения в чужую обитель, Каллисто рассуждала так: она пришла предложить альянс, так? Так. Пусть первый их договор не выгорел и не принес ощутимых результатов, со вторым все получится гораздо лучше.
Так? Так.
- Геката, мать твою хтоническим чудищам на забаву! – выругалась Каллисто, готовя очередной локальный взрыв. Мысль о том, что пещера может обрушиться, ее как-то не пугала. А испугаться бы следовало, учитывая весь прошлый опыт с камнепадами.
- Появись сейчас же!
Сильнейший порыв ветра, столь неуместный здесь, в замкнутом и неосвещенном пространстве, чуть было не сбил ее с ног. Небрежно поправив волосы, Каллисто нахально улыбнулась вынырнувшей из сумрака Гекате.
- Ты оглохла на старости лет.
Богиня никак не отреагировала на подколку. Она и появилась-то тут только потому, что ей надоело слушать призывы, бросаемые в пустоту. У нее почти не было дел в сегодняшней, практически разрушенной Греции, но сбавлять себе цену и откликаться на первый же призыв... Нет, этого она никогда не станет делать.
- Что тебе снова надо, безумица? – гулко поинтересовалась трехликая богиня, вокруг которой на этот раз не кружили призраки неупокоенных душ. Она явилась с тремя лицами, но они были слишком бесстрастны, чтобы кого-то напугать. Тем более, ту, которая пугать любила и умела сама. Правда, больше по мелочам.
Каллисто еще раз провела рукой по волосам, чуть-чуть подпаливая их: все-таки сырая атмосфера пещеры была ей не по душе, ой как не по душе.
- Ты поможешь мне изгнать Дахока, - напрямик заявила она, глядя богине в черные беспросветные глаза.
Мгновение тишины – и громкий хохот, раскатами сотрясающий пространство. Геката смеялась так, как богам смеяться вообще-то не положено по статусу: откидывая голову назад, содрогаясь плечами и не заботясь о том, что может показаться нелепой в своем неожиданном веселье.
- Значит, пришло время, - проговорила, отсмеявшись, богиня. Три лика давно уже покинули ее лицо, преобразовавшись в один, строгий и темный.
Каллисто досадливо поморщилась: выслушивать бредни старых олимпийских богов ей было ни к чему. Она хотела побыстрее покончить с тем, что зрело в ее воспаленном мозгу. Вернуть себе то, без чего так скучно жить.
- Ты должна будешь помочь мне забрать у него кольцо Нибелунгов, - она не просила, а приказывала. И только нагло ухмыльнулась, когда разгневанная богиня подлетела к ней в вихре черной пыли и склонилась, дыша в лицо смрадом пещеры.
- Ты забываешься! – прорычала Геката, и воздух от ее рыка расплескался по пещере волнами. – Как смеешь ты указывать МНЕ?!
Каллисто презрительно фыркнула и выразительно помахала ладонью перед носом.
- Ты смердишь, Геката, - откровенно заявила она. – Ты засиделась здесь в своей норе, - она обвела взглядом пещеру. – Не пора ли тряхнуть чем-нибудь, если это что-то у тебя еще осталось?
От такой наглости богиня ночных кошмаров даже не сразу нашлась, что сказать. По правде говоря, ей и самой иногда казалось, что конец Греции – это еще не конец для богов. Только вот почему она должна выслушивать это от наглой девчонки, которая и богиней-то стала по ошибке?!
Каллисто еще раз смерила богиню взглядом. Она уже не сомневалась, что та поможет ей: наглость – второе счастье, как говорят некоторые, и они правы.
- Подробности – при следующей встрече, - бросила блондинка и моментально растворилась в сгустках брыкающегося пламени.
Геката еще какое-то время стояла, смотря ей вслед.
Дахок, вне сомнений, был слишком чужим для этого мира.
Но не станет ли Каллисто подобной ему, когда заполучит артефакт?
Геката подумала немного, потом хмыкнула.
В конце концов, ей всегда есть, к кому пойти.
С приглушенным хлопком богиня исчезла в черном дыме, и пещера вновь опустела.
Глава 4. Разобраться в себе
- 1 -
Кровавый морской закат
«Бушующий» уверенно рассекал волны. Даже спущенные паруса и гребцы, получившие немного отдыха, не мешали ему идти вперед.
Зена сидела в своей каюте, гипнотизируя взглядом карту.
Надо сказать, карта эта была необычной: Арес каким-то образом умудрился разыскать карту самого Посейдона, которую тот прятал в морских недрах. По ней, словно живые, двигались маленькие кораблики, на каждом из которых можно было прочесть его название и рассмотреть, каким видом оружия он обладает. Этим Зена последние несколько часов и занималась, сама себе напоминая маленькую девочку, дорвавшуюся до кукол.
В последнее время ей попадались исключительно торговые суда, хорошей схватки с которыми вряд ли можно было бы ожидать. А воительнице хотелось битвы, такой, чтобы летели головы и лилась кровь, а сталь клинков пела, высекая искры и вызванивая громкий мотив победы!
Зена вздохнула, щелчком отправив один из игрушечных корабликов в дальний угол. Потом поднялась, с удовольствием распрямляя затекшие ноги.
Вчера она долго, хотя и без особого удовольствия, беседовала с тем солдатом, что назвал ее по имени. Откровения его были для нее удивительны: он говорил ей о том, чего с ней никогда не происходило, но утверждал это с таким пылом, что ему сложно было не верить. Во всяком случае, некоторые подробности, что он выдавал, Зена посчитала не враньем. Только вот ей до странности не хотелось верить в то, что она... умерла. И не единожды!
Зена нахмурилась, вспоминая имя паренька. Вирджил или как-то так... Он подрабатывал солдатом на одном из последних римских торговых кораблей. Как поняла воительница, он был бы не прочь остаться у нее в команде, однако к новым откровениям она пока готова не была.
Мальчишку следовало ссадить в ближайшем порту, если они, конечно, решат зайти в какой-нибудь порт.
Из разговора с парнем Зена четко уяснила для себя 3 вещи, 2 из которых противоречили друг другу, в то время как третья была непреложным фактом:
1. Вирджил врет.
2. Вирджил не врет.
3. Арес врет точно.
Правда, был еще кое-что, что Зена предпочла бы проигнорировать, но вряд ли бы смогла, даже при самом большом желании.
С памятью у нее совершенно явно были проблемы.
Воительница нахмурилась, потом подошла к ножнам, аккуратно прислоненным к стенке, вытащила из них свой меч и в три огромных прыжка, распахнув двери, очутилась на палубе.
Мирно работающая команда, совсем не ожидавшая появления своего капитана, чуть было не рассыпалась по кораблю, подобно крысам, узрев Зену, вид которой мог напугать любого. Черные волосы, вихрем взметнувшиеся по плечам, сверкнувшие кровавым отблеском заката глаза, в которых краснота почти поглотила собой чистую синеву, обнаженный клинок в руке... Но еще более угрожающе прозвучал ее рык:
- АРЕС!!
Бог войны не замедлил появиться в синеватом ореоле прозрачного дыма, то и дело пронизываемого крошечными молниями. Подтянутый, закованный в черную кожу, с белозубой улыбкой, он отвесил легкий поклон, не сводя горящих глаз с явно чем-то разгневанной женщины.
Матросы оживленно загудели, предчувствуя неплохое развлечение. Пока их никто не прогонял, а значит, им можно будет посмотреть на то, чего смертные удостаиваются не так уж и часто. Во всяком случае, простые смертные.
Не предупреждая, Зена бросилась в атаку, нанеся целую серию мощных и неожиданных ударов, настолько точных, что жилет бога вдруг засверкал новыми прорехами, которых быть там не должно было.
Усмехнувшись столь яростной атаке, Арес, все это время лениво уклоняющийся от особо изощренных ударов, вдруг вскинул до сих пор пустые руки и резко дунул в ладонь. Горсть чего-то, больше всего напоминающего песок, взвилась в воздух, лишь чудом не ослепив тех, кто имел несчастье оказаться неподалеку от разыгрывающейся схватки. Бог же, выхватив меч, кинулся в атаку.
Первые несколько скрещиваний мечей прошли слишком легко, и Зена только яростно усмехалась, продолжая наступать на мужчину, тесня его к борту. Быстрая подсечка – и Арес был отброшен в сторону, впрочем, без каких бы то ни было серьезных последствий для его костюма. Что-то пробормотав себе под нос, воительница вновь пошла в атаку, не давая опомниться ни себе, ни бессмертному.
Арес закружился вихрем вокруг Зены, пытаясь дотянуться до нее. Матросы восхищенно заулюлюкали, когда увидели, что одежда Хозяйки Морей вдруг в одно мгновение стала чередой длинных кожаных лоскутов, едва прикрывающих восхитительное сильное тело. Бог, довольный результатом, шумно выдохнул, пробегая взглядом по слегка обнажившейся груди, и тут же резко отклонился назад, чуть не встав на «мостик»: раздосадованная неудачей Зена спешила взять свое.
Она обрушила на бога всю ярость, атакуя его, как казалось ошеломленным морякам, буквально отовсюду, однако Арес ловко прыгал из стороны в сторону, уклоняясь от страшных по силе ударов и посмеиваясь. Вдруг движением руки, молниеносно выброшенной вперед, он ударил Зену по лицу. Точнее, намеревался ударить, потому что женщина немыслимым образом сумела уклониться и тут же швырнула в лицо богу пригоршню песка, которого на палубе, конечно же, отдраенной дочиста, было предостаточно.
Арес пошатнулся от неожиданности, взмахнув рукой, и это движение чуть было не стоило ему потери меча, однако и он оказался достаточно ловким для того, чтобы увернуться. Тут же он провел новый удар, который на этот раз достиг цели.
Пошатнувшись, Зена отпрыгнула назад, тут же вновь бросаясь вперед. Оба они прекрасно парировали последующие удары друг друга, словно бы предугадывая их, кружились в схватке, словно в смертельном, но прекрасном танце. Клинки высекали искры, встречаясь и тут же расходясь вновь в ожидании следующей встречи.
Наконец, обманный маневр Зены, сделавшей вид, что она отходит, достиг своей цели: Арес, расслабившись буквально на одно мгновение, поплатился за свою слабость. И, уже лежа на палубе, с мечом у горла, он нашел в себе силы довольно усмехнуться.
- Небольшая разминка перед сном, Зена? – хрипло поинтересовался он, даже не пытаясь встать.
Матросы одобрительно засвистели. Воительница, не удосужившись ответить на поставленный вопрос, резко убрала оружие и, развернувшись, направилась к своей каюте, небрежно кивнув по пути продолжающему валяться богу.
Арес неспеша поднялся, отряхнул и поправил жилет, придирчиво проверил, в сохранности ли его меч, церемонно поклонился продолжающим шуметь пиратам и вальяжно отправился следом за Зеной. Вечер начался более, чем удачно.
- Для чего все это представ... - начал мужчина, но договорить не успел: едва он возник на пороге, кончик меча Зены, который она, разумеется, не убрала, вновь уперся ему в кадык. Не то, чтобы это было больно, но все-таки неприятно.
- Может быть, мы... - бог попытался аккуратно отвести оружие в сторону, но прежний статус клинка моментально был восстановлен неумолимой рукой воительницы. Синие глаза Зены колюче буравили тяжелым взглядом смуглое лицо Ареса, явственно ища какие-то ответы.
Арес развел руки в стороны, показывая, что ничего не собирается делать, и все же дождался того момента, когда Зена нехотя, но отвела лезвие в сторону. Подавив желание потереть горло, бог кашлянул, не рискуя подходить: в столь тесных помещениях он предпочитал битвы иного рода, а к ним еще нужно подобраться.
- Ты ведь не просто так затеяла то представление, не так ли? – закончил он, наконец, свой вопрос и уставился на Зену, ища подтверждение в ее глазах. Подтверждение своим страхам.
Женщина смотрела на него молча, и молчание это ледяным ветром окатывало плечи Ареса, которые, казалось бы, были столь надежно защищены плотным жилетом.
- Что ты сделал с моей памятью, Арес? – голос ее был неэмоционален, но именно это и напугало бессмертного, вынудило его сглотнуть и обжечь слюной внезапно высохшее горло.
Судьбы не пощадили его. Этот день настал. Впрочем, он не мог не настать: даже ему, богу войны, не под силу уничтожить все то, что так или иначе сможет напомнить Зене о ее прошлом. Сейчас она станет требовать, чтобы он все рассказал ей. Вернул ей память.
Кто рассказал ей обо всем?!
Но возвращать Зене прошлое – это возвращать ей боль... семью... Габриэль! А еще – Ареса-предателя, которому есть место только рядом с болью.
К сожалению...
Арес сглотнул снова, прекрасно понимаю, что виноватым он окажется в любом случае. И ничто его не спасет, если только... Если только в глубине души Зены теплится по отношению к нему не одна лишь ненависть.
Смеет ли он надеяться на такое?
Но почему нет?
- Зена, - проникновенно заговорил он, когда уверенность в собственном голосе вернулась к нему. – Ты не веришь мне?
Он выглядел искренним, слова его казались искренними, от его удивления не несло наигранностью... И все же Зена чувствовала, что он лжет. Чувствовала, как в воздухе разливается тонкой струйкой аромат страха.
Арес боялся чего-то. Сложно было прочесть о причинах этого страха в его теплых карих глазах, поэтому Зена опустила взгляд, переведя его на руки мужчины.
Они двигались. Теребили пояс, трогали ножны, крутили пуговицы на жилете. Жили своей жизнью, словно бы сообщая всем окружающим «Мы знаем что-то, о чем нам приходится молчать, ведь рта у нас нет!»
Все-таки Арес врал ей. Врал крупно и продолжает это делать до сих пор, отчего-то тщательно скрывая от нее то, что произошло. Но ЧТО произошло?! Как может она требовать от него ответов, если не уверена в том, какие вопросы следует задавать?
Зена нахмурилась и отвернулась, отойдя к кровати.
Арес наблюдал за ней, боясь отвести глаза. Словно бы сделай он это – и воительница исчезнет. Растворится в воздухе, как тогда, на этой проклятой японской земле, орошенной его слезами!
Бессмертному очень хотелось подойти к женщине и сесть рядом, но ощущение странной неловкости сковало вдруг его тело, намереваясь добраться и до языка, заразив его косноязычием.
- Зена, - позвал бог, мучительно думая о том, что сказать и, главное, КАК сказать. – Зена, посмотри на меня, прошу...
По-прежнему спокойные и непроницаемые глаза женщины обратились к нему.
Ему хотелось обнять ее. Сказать ей о том, что все будет хорошо, потому что пока он рядом, ничто не посмеет пойти не так, как она того захочет. Исконно мужское желание – сделать так, чтобы любимой женщине в твоих руках было тепло и надежно.
Арес улыбнулся, надеясь, что улыбка эта не выглядит заискивающе.
- Я могу присесть?
Немного помедлив, Зена кивнула. В конце концов, что такое ложь? Всего лишь слова, которые все равно растают на рассвете вместе с седой дымкой.
Бог осторожно опустился на кровать, чувствуя, как она прогибается под его весом. Просто так сидеть рядом с Зеной... Это было чем-то непривычным, ведь он по-прежнему хотел ее. Хотел только для себя, как, он был уверен, хотела того и Габриэль. Только вот это она сейчас далеко и не может даже ничего сказать своей воительнице.
Тут бы надо усмехнуться, но Арес этого делать не стал. К тому же, время для усмешек когда-то может и прерваться, уступив место чему-то иному.
Мужчина медленно, словно боясь, накрыл своей большой ладонью руку Зены, лежащую у той на колене. Теплота ее кожи заставила его дрогнуть. Сможет ли он когда-нибудь прикоснуться к ней так, чтобы не чувствовать за собой вину?
Сможет, если расскажет ей обо всем.
Арес вскочил на ноги, смутно желая умчаться прочь. Но, если он поступит так сейчас, то шанс сблизиться с Зеной – сблизиться так, как ему хочется – отступит еще дальше.
Без лишних размышлений Арес прищелкнул пальцами.
Теперь им ничто не может помешать. И никто.
Зена спокойно смотрела на него, не улыбаясь, не соблазняя, скорее, ожидающе. Да богу, честно говоря, и не хотелось сейчас видеть какие-то завлекающие действия. Он хотел сам управлять ситуацией. Сам принимать решения.
Сам владеть этой женщиной.
Арес понимал, что это будет сложно. Та Зена, что стояла сейчас перед ним, не помнила его хорошим. Не знала о том, что отдал он, чтобы спасти ее дочь и подругу. Не слышала от него слов любви и заверений в преданности.
Но она и не знала о его предательствах, о Надежде, о свадебных клятвах, о Ливии... Могут ли эти плюсы уравновесить минусы? Может ли все это перевесить то, что для него – это не та Зена, которую он любит, а всего лишь отражение ее в мутной воде, где ничего не разглядеть?
Заметив колебания бога, воительница подошла к нему и встала рядом, заглядывая в глаза.
- Я не та, которую ты хочешь, так? – проницательно спросила она.
Арес дрогнул и криво ухмыльнулся.
- Ты гораздо лучше, - заверил он женщину, понимая, что и сам начинает верить.
Зачем ему та Зена? С ее вечной рефлексией по прошлому, с ее Габриэль под боком, с ее угрызениями совести и множеством детей? У него есть Хозяйка Морей – безжалостная, бескомпромиссная, свободная женщина, рядом с которой будет свободен и он!
- Иди сюда, - он протянул руку, зовя Зену, и она вложила свою ладонь в его.
За окном шумел ветер, призывая грозу в свидетели того, что случится сейчас, но Арес не стал прогонять его: пусть шумит.
Медленно, аккуратно бог наклонился вперед и, не закрывая глаз, коснулся губами сжатых губ Зены, пробуя их на вкус. И увидел, как синева в глазах воительницы дрогнула, затуманиваясь.
Безусловно, ему льстило то, что она все-таки его хотела. Хотела просто так, без всяких там божественных штучек и взаимных условностей.
Зена чуть усмехнулась, ощущая, как льнет к ней тело воинственного мужчины.
Она все читала по его лицу. Ей не было нужды выпытывать у него подробности, чтобы понять одну простую вещь: она действительно кем-то была до того, как потерять память. Кем-то другим. И время совершенно очевидно текло ровно и спокойно, просто какой-то кусок выпал у нее из памяти. Был ли он важным, этот кусок? Несомненно, раз даже Арес, всегда хотевший ее как воина и любовника, вдруг заколебался, когда понял, что действительно может это получить.
Кем она была? Кто она СЕЙЧАС? Но есть ли резон задаваться этим вопросом в данный момент? Зена была человеком, а человеку свойственны порывы плоти, что затуманивают разум, зовя отдаться сладкой волне удовольствия.
Она хотела Ареса и не собиралась отказываться от этого желания. Кровь, подогретая короткой стычкой на палубе, быстрыми толчками бежала под кожей, лаская ее изнутри. Желание выяснять причины лжи отступило на задний план. Арес все равно не скажет ей ничего, а принуждать его к этому она не станет.
Потому что она знает, кто может рассказать ей то, что она так хочет узнать.
Арес едва не пошатнулся, когда Зена вдруг резко притянула его к себе, целуя жадно и резко, совсем не так, как он намеревался целовать ее. Кажется, бразды управления ситуацией снова выскальзывают у него из рук...
Воительница ловким движением спустила с плеч мужчины жилет, бросая его на пол, и сильные пальцы заскользили по бархатной коже бога, слегка нажимая, слегка царапая, задевая соски. Губы женщины открылись, позволяя языку Аресу проникнуть внутрь и сплестись в любовном танце с ее языком.
Бессмертный, забыв о собственном намерении быть нежным и чутким, грубо притянул к себе Зену, практически срывая с нее те лоскуты, что оставались на ней после их небольшой разминки на палубе. В висках билась только одна мысль: не упустить, удержать!
Становилось все жарче. Арес, увлекаемый Зеной к кровати, быстро щелкнул пальцами, и в распахнувшийся иллюминатор ворвался свежий морской ветер, принесший с собой крики чаек и соль, осевшую на губах.
Воительница, разорвав поцелуй, гортанно засмеялась, откинувшись назад и следя за тем, как Арес, прыгая на одной ноге, пытается стащить сапог со второй.
- Что? – пропыхтел бог, заметив устремленный на него насмешливый взгляд Зены. – Я пытаюсь быть, – он чуть запнулся, - человеком.
В глазах женщины мелькнуло что-то такое, чему было сложно подобрать название, но Арес, увлеченный магнитом в его штанах, который неумолимо тянул его в сторону Зены, не придал этому значения.
Было почти больно, стоять босиком на дощатом полу, ощущая покалывания в пальцах ног, и смотреть, как Зена стягивает со своих плеч остатки одежды.
Он впервые видел ее обнаженной. Нет, конечно, не впервые – себя не обманешь! – но первый раз так... когда она сама разделась... для него. Очередная волна неведомых доселе ощущений накрыла Ареса, и он тряхнул головой, делая какой-то странный, неуверенный шаг по направлению к кровати.
Зена по-прежнему смотрела на него, не отрываясь, и в почему-то серьезных глазах блестели искорки улыбки. Соски ее, устремленные прямо на Ареса, манили своей твердостью и обещанием большего. Мужчина коснулся долгим взглядом бедер воительницы, отчего-то не решаясь смотреть туда, где он так давно мечтал очутиться.
Зена встала, и Арес вновь почувствовал ее рядом с собой. Ее восхитительное тело нежно пахло чем-то сладковатым, а кожа на ощупь была сравнима лишь с той пеной, из которой родилась Афродита. И снова губы на его губах, мягкие, сочные, чуть припухшие от их недавних страстных поцелуев.
Она скользнула ладонями по его напряженной спине, запуская руки в штаны и накрывая его ягодицы, сжимая их, чуть массируя, притягивая этим движением его ближе к себе, настолько близко, насколько было возможно, пока он все еще оставался в одежде. Но Зена решила, что одной быть голой – это неинтересно.
Арес с оттенком интереса наблюдал за тем, как она, не торопясь, расстегивает его ремень и стягивает штаны вниз, по бедрам, не до конца, оставляя их где-то возле колен. Но этого вполне достаточно, чтобы причина его гордости и средоточие мужественности выпрямилось в полный... размер и устремилось вверх, представая во всей красе.
Арес зажмурился, когда ладонь Зена некрепко, но достаточно сильно обхватила его член. Он ожидал поглаживаний и прочего, что присуще такому движению, но вместо этого с удивлением ощутил, что воительница осторожно тянет его за собой, продолжая держать на «коротком поводке». Было не больно, весьма приятно, но как-то... непривычно. Впрочем, с Зеной все было непривычно, и одно только сознание этого доводило до предела.
- Ммм, Зена, - начал Арес, но теплые губы воительницы тут же заглушили все слова, готовые сорваться. Продолжая целовать его, Зена опустилась на край кровати, утягивая за собой Ареса.
Все происходило слишком быстро, не так, как того хотел бог. Он долго планировал эту ночь, перебирая варианты, вспоминая позы, шепча слова, которые он хотел повторять Зене. Но в действительности все оказалось гораздо проще.
Она сама направила его в себя, не говоря ни слова, только глаза ее, продолжающие оставаться серьезными, неотрывно следили за ним, за выражением его лица. И, когда он застонал, пораженный теплом и неожиданным ощущением тугой влажности, по губам Зены проскользнула маленькая улыбка.
Она наконец-то позволила себе расслабиться.
Арес замер, боясь двигаться, боясь, что все кончится слишком быстро, боясь, что он не сумеет доставить удовольствие той единственной, чье одобрение было столь важно для него. Зена обвила его плечи одной рукой, второй спускаясь вниз, туда, где так тесно вжимались друг в друга их тела. Ноги ее, стройные ноги, о которых бог так долго мечтал, легли ему на талию, принуждая его войти в нее глубже, до предела, до ощущения того, что ему не хватит места.
Арес никогда не сетовал на свои размеры, но сейчас он действительно испугался, что может причинить Зене боль. Боги во многом превосходят смертных, и этот аспект не единственный. Поняв его сомнения, воительница только улыбнулась и, потянувшись, с силой куснула его за нижнюю губу.
- Мне не будет больно, - сказала она каким-то особенным, низким голосом, и это были первые слова, которые Арес услышал от нее за прошедшее время. Боль от прокушенной губы сменилась легким покалыванием, и все ощущения сосредоточились в одном месте, которое жаждало движений.
Он задвигался в ней медленно, изучая, привыкая, давая привыкнуть к себе. Неспешность давала Аресу уверенность в том, что он не сорвется. Но только лишь один взгляд на Зену, на то, как она прогибается под ним, как скользит ее грудь по его груди, как темнеют в приближающихся сумерках ее глаза... Все это вместе возбуждало Ареса все сильнее. Он хотел долгой ночи любви. Он и сейчас хочет ее!!
Просунув ладонь под спину Зены, поддерживая ее, позволяя ей почувствовать нарастающий ритм, Арес оперся другой рукой о кровать, перенося на нее вес своего тела, и принялся двигаться быстрее, сильнее, жестче, так, как должны были двигаться они, воительница и ее бог войны, обладающий ею, здесь и сейчас. Восхитительное ощущение трения, чувство того, как сжимается Зена вокруг него, вырывало у бога рык почти при каждом толчке вперед. Вдох – назад, выдох – вперед, до упора, до головокружения, до прикушенных губ женщины, лежащей под ним.
Краем сознания отмечая, что не слышит ее стонов, Арес запрокинул голову назад, уже обеими руками упираясь в матрас. Нижняя часть его тела жила отдельно от него самого, все время наращивая ритм, стремясь проникнуть глубже. Он помнил, кто сейчас с ним, помнил и все же не мог остановиться, дать себе полюбоваться лицом женщины, жажда обладания которой вылилась для него в своего рода манию. Вперед, вперед, вперед!!! Еще немного, еще... еще... еще!!!
Извержение было бурным и долгим, таким долгим, что опустошенный Арес почти почувствовал боль, когда все закончилось. Но, конечно же, никакой боли не осталось, было только чувство глубокого удовлетворения.
Удовлетворение самца, получившего свою самку.
Ужаснувшись собственным мыслям, Арес поспешно опустил голову, тревожно всматриваясь в лицо Зены.
Она улыбалась ему, и он готов был проклясть себя самыми страшными словами, потому что понял: он поступил сейчас с ней так, как сделал бы это с той Зеной, прежней. Но разве же эта Зена не была и впрямь ТОЙ?
Он не доставил ей удовольствия, Арес ясно видел это. Но она и не отстранялась от него, не спешила уйти, позволяла ему все еще оставаться внутри нее.
Они долго смотрели друг на друга, пока, наконец, Зена не подняла руку и не коснулась кончиками пальцев щеки бога.
- Ты – это ты, - тихо сказала она. – И человеком тебе никогда не стать.
Это было больно. Вот это действительно было больно, и Арес, молча выскользнув из Зены, сел на колени напротив нее. В глазах стоял странный туман, а руки дрожали, страстно желая коснуться кого-нибудь, чтобы убедиться в реальности происходящего.
Зена приподнялась, и их лица оказались на одном уровне. Свет из иллюминатора падал прямо между ними и, казалось, они были неотвратимо разделены этой невесомой полосой, которую так легко и так просто преодолеть.
Она снова взяла его лицо в свои руки, и, когда он попытался сердито отстраниться, не позволила ему это сделать.
- Ты нравишься мне таким, - просто сказала она, глядя на него.
Арес недоверчиво замер.
- Ты – бог, Арес, - Зена чуть пожала плечами. – И ты нужен мне богом. Не пытайся... - она замолкла вдруг, и мужчина не стал ждать продолжения, целуя ее, горячо и нежно, словно бы готовясь расстаться завтра навсегда.
- Ляг, - шепнул он ей на ухо, покрывая быстрыми поцелуями шею Зены, и она послушалась его, вытянувшись на кровати.
Он отстранился и навис над ней, поддерживая себя на руках.
Прекрасная женщина, с прекрасной душой и роскошным телом. Любимая женщина, что гораздо ценнее всего остального.
Только вот она не помнит, что когда-то хотела видеть его человеком.
Давя остатки горечи, осевшие сухой пылью на небе, Арес вобрал губами левый сосок Зены, лаская его ударами языка, то быстро, то медленно, чувствуя, как он набухает вновь. Играя пальцами с другим соском, Арес покрывал поцелуями грудь воительницы до тех пор, пока не услышал легкий нетерпеливый вздох.
Мужчина позволил себе улыбнуться, когда, проведя рукой по внутренней стороне бедер Зены, отметил, как там влажно. Она не кончила, но все еще хотела его. И, когда он снова стал целовать ее, то увидел, как она закрывает глаза.
Кто-то когда-то говорил ему, что женщина закрывает глаза тогда, когда доверяет тому, кто рядом с ней.
Она доверяет ему?
Бог ласкал ее языком долго, доводя до края и отступая назад, не позволяя упасть. Для него было верхом блаженства чувствовать, как содрогается в истоме послушное женское тело, еще недавно сопротивлявшееся ему во всем. Сейчас он управлял ею в гораздо большей степени, нежели чем тогда, когда их связывал его член. Сейчас она была беззащитна, раскрываясь перед ним подобно ночному цветку, освещенному взглядом бледной луны. Сейчас она простила бы ему все, он был уверен.
Но он молчал.
Он хотел услышать ее стоны прежде, чем начнет говорить.
Ноги Зены сжали голову Ареса, когда он, наконец, с силой надавил языком на нежное тело, добиваясь оргазма. Голова воительницы откинулась назад, тело задрожало, и она резко выдохнула, прогоняя прочь выплывшие вдруг из темноты чьи-то зеленые глаза. Еще одно движение языка бога – и Хозяйка Морей, распластанная и беззащитная, издала вздох, неожиданно даже для нее самой перешедший в низкий стон.
Дрожь пробежала по телу Ареса. Он закрыл глаза, наслаждаясь тем, что слышал.
Зена была с ним. Была под ним. Дышала для него, стонала из-за него, и не от боли, а от наслаждения... От сознания всего этого возбуждение, тлеющее внутри, вспыхнуло с новой силой, и мужчина, коснувшись ладонью вновь вставшего члена, не задумываясь, направил его туда, где ему надлежало быть.
Дрожь пронзила их обоих, заставила вцепиться друг в друга с такой силой, что ногти Зены – Арес был уверен в том – оставили длинные кровавые следы на его плечах. Что-то яркое взорвалось в груди бессмертного, когда он увидел, как влажны глаза женщины.
Она плакала?! Снова плакала из-за него?!
Он задвигался, поддерживая ноги Зены, не отводя от нее внимательного взгляда.
Он был уверен, что это слезы. Но ведь это мог быть и просто пот, не так ли?
Теперь он уже не сдерживал себя, зная, что все продлится ровно столько, сколько будет нужно.
Сердце стучало, норовя выпрыгнуть, отчаянно желая коснуться другого сердца, сжать его, увериться, что оно...
...любит..?
- Ты прекрасна, - выдохнул Арес, склоняясь и дыша теплом на ухо Зене, теряя контакт взглядов. И не увидел, как подернулись туманом глаза воительницы, превратившим глубокую синеву в пепельный рассвет.
Она обняла его за плечи, прижимаясь ближе. Возможно, это был первый мужчина, с которым она хотела быть. Она не хотела вспоминать всех тех, что были до него. В конце концов, они были всего лишь людьми, кто из них может сравнить себя с богом? Кого-то она любила, с кем-то просто проводила время... Кем станет для нее сейчас бог войны? Станет ли она смотреть на него по-прежнему, когда наступит утро, и первые лучи заиграют на его смуглой коже? Проснется ли она на его плече или на смятой подушке, сохранившей его запах?
Зена уже не стала сдерживать стон, когда неожиданная теплота обожгла ее изнутри, и Арес порывисто задвигался, вжимаясь в нее. Она позволила себе с ним то, что не позволяла ни с кем другим. Он может гордиться собой.
Если, конечно, когда-нибудь узнает об этом...
- 2 -
Это же время, ферма недалеко от Родеоса
Когда Геракл осторожно высунул голову, проверяя, нет ли кого в общей комнате, то тут же наткнулся на Габриэль, от которой, собственно, и намеревался прятаться как можно дольше. Подняв голову от свитка и завидев полубога, женщина чуть смущенно улыбнулась, сморщив кончик носа. Не то, чтобы она собиралась извиняться за то, что ворвалась так не вовремя, но и делать вид, что ничего не случилось...
- Наконец-то Ева позволила своему сердцу признаться, - продолжая улыбаться, проговорила Габриэль. Геракл, обреченно сознавая, что уйти от ответа – или от ответственности? – не удастся, приблизился к дивану и осторожно присел на краешек на противоположном от Габриэль конце.
- И телу тоже, - задумчиво отозвался он, поправляя упавшие на глаза волосы. Интересно, что бы сказала Зена, узнав, что у них с ее дочерью... роман? Геракл пока не знал, как обозначить начавшиеся отношения, поскольку не был уверен, что они продлятся достаточно долго. Ева нравилась ему, нравилась очень, но... сердце красавиц склонно к изменам и переменам своих решений, в которых они так уверены поначалу.
Габриэль отложила свиток в сторону. Отложила с некоторым сожалением, потому что только-только расписалась, вспоминая смешную историю о том, как Джоксер полез в сад за яблоками, чтобы угостить ее, а хозяин сада натравил на него собак, и в результате яблоки достались ей от сердитой Зены: последняя за шиворот вытащила могучего воина, чуть не наложившего в штаны и договорилась с владельцем яблони об умеренной плате за плоды, которые, надо признать, были действительно вкусными.
- Так что ты думаешь насчет Каллисто? – вернулась она к теме, которая сейчас волновала ее намного больше, чем отношения Герка и Евы.
Полубог вздрогнул, оторвавшись от воспоминаний о спящей Еве, оставленной им наверху.
- Я вообще не думаю о ней, - слегка напряженно ответил он, спешно припоминая, о чем говорит Габриэль. Ну, конечно, блондинистая стерва строит козни и снова пытается вовлечь в них всех, до кого только сможет дотянуться. Это не ново, от нее, кажется, редкий грек не пострадал. Во всяком случае, в их компании таких счастливчиков уже не осталось.
Габриэль покачала головой, встала с дивана и подошла к столу, на котором стоял собственноручно приготовленный ею лимонад. Холодный и не слишком сладкий, он отлично освежал в любую погоду и после него достаточно долго не хотелось пить. Рецепт этого лимонада сказительница получила из поваренной книги Лао Ма, которую Зену сумела откопать в лавке старьевщика. Как она попала туда, воительница так и не допыталась, но книгу сохранила. Она и теперь была у Габриэль. Словно память...
Вздохнув, Габ отпила из налитой почти до верха кружки.
Ситуация с Каллисто всколыхнула забытые желания и стремления. Когда вся эта возня с Дахоком прекратилась и Арес забрал Зену, бард приказала себе жить дальше. Она не могла да и не хотела сдаваться, складывать лапки перед чудовищным ударом судьбы. И вот теперь – снова напоминание... Хотя бы о том, что она обещала Дахоку за его роль в этом грандиозном спектакле.
Невольно женщина положила руки на живот. Иногда ей начинало казаться, что Дахок уже сделал это, и внутри нее живет маленькая Надежда Вторая. Почему-то Габриэль даже не сомневалась в том, что при случае родится девочка. Все зло в этом мире творится женскими руками, даже если они просто направляют мужчин на уничтожение мира. Но и добро оперирует ими же. Так что победы не приходится ждать ни с одной из сторон, потому что, по сути, это борьба с тенью. А вы разве когда-нибудь сможете поймать свою тень?
Геракл внимательно наблюдал за сказительницей, задумавшейся о чем-то. Он давно уже начал замечать это: изменения в походке, мягкость черт, внезапно разгладившиеся мелкие морщинки у глаз, частая утренняя тошнота... Ему бы не хотелось думать о том, что Габриэль беременна. Потому что, если это так, то отцом в этом случае может быть только один.
Он бы спросил ее напрямик, если бы не опасался, что ответ может оказаться утвердительным. А так, может статься, что сказительница просто достала свою порцию заначки из молодильных яблок Одина, которые, как сообщают слухи, Зена вовсе не вернула их настоящему владельцу.
- Я не думаю, что тебе стоит волноваться из-за Каллисто, - поправился за свою предыдущую фразу полубог. – В конце концов, это ты нужна ей, а не она тебе.
Габриэль чуть не подавилась остатками лимонада.
- Еще бы она была мне нужна, - промычала она, мотая головой. – Меня беспокоит только одно, - она повернулась к мужчине, спокойно сложившему руки на коленях. – В прошлый раз Каллисто сотрудничала с Гекатой. Кого она призовет на этот раз?
Геракл содрогнулся при мысли о Титанах, извлеченных из морозных глубин Ледяного Ада, что лежит под вечно пылающим Тартаром. Взгляд, брошенный на чуть побледневшую Габриэль, дал понять, что она подумала о том же самом.
В принципе, освободить Титанов было не так уж и просто. Кольцо, которым Зевс запечатал Узорчатые Врата, кануло в Лету, а нырять в реку, которая отбирает память... Даже богам это противопоказано. Жить-то они останутся, но вот как жить – это совсем другой вопрос.
Геракл не склонен был надеяться, что Каллисто окажется совсем уж непроходимой дурой и нырнет таки в чистые воды райской реки, чтобы обрести заветную вещицу. С другой стороны, она хочет завладеть Кольцом Нибелунгов... Кто знает, какую силу оно даст ей?
- Геката помогает только тогда, когда чувствует угрозу для своей шкурки, - заговорил мужчина, нарушая воцарившуюся было тишину. – В противном случае рисковать она не станет.
Габриэль пожала плечами и отошла к окну, любуясь звездным небом.
- Я, конечно, не знаю Гекату столь хорошо, как ты, - с неким оттенком язвительности сказала она, - но смею предположить, что нагадить она сможет в любом случае. Все олимпийцы одинаковы, - с внезапным ожесточением добавила она, сама не зная, почему. Сегодня ей хотелось чернить всех богов без исключения, даже тех, кого она любила. Но таких было мало.
Геракл не стал спорить. Вместо этого он поднялся, подошел к Габриэль, по-прежнему упрямо смотрящей в окно, и положил ей на плечи свои большие ладони.
- Я тоже скучаю по ней, - мягко произнес он одними губами, но бард услышала его. Услышала и едва заметно дрогнула, сжимаясь.
Ей было одиноко. И сейчас, не желая признаваться себе самой, она готова была делить Зену. Делить ее с ним, только для того, чтобы хоть иногда чувствовать ее дыхание и нежные руки, которые обнимали бы ее, когда за окном гремел бы гром.
Это были кощунственные мысли, и Габриэль гнала их от себя, но справиться с ними было слишком сложно. Она отчаянно скучала по своей воительнице, а сознание того, что королева воинов сейчас рядом с Аресом усиливало эту тоску многократно, почти превращая ее в злобу. Хотелось выть на луну, катаясь по мокрой от росы земле, и царапать жесткую кору старых деревьев, срывая ногти.
Было больно. Очень больно. И только больнее от того, что Зена ее даже не помнит.
- 3 -
Северные земли, недалеко от Радужного Моста*
Каллисто стояла возле бездонной пропасти и невидящими глазами смотрела на божественную обитель. Или правильнее было бы сказать – ненавидящими глазами?
Она завидовала им, сумевшим пережить свой локальный Апокалипсис. Потеряв нить, связывающую их с миром живых, они сумели вновь обрести себя без видимых простым невооруженным глазом потерь. Каллисто, мертвая телом и душой, не могла похвастаться тем же самым.
Кольцо уже было у нее. Она не ожидала, что удастся столь быстро заполучить его, но... Но, однако же, все прошло весьма и весьма неплохо...
...Она застала Дахока в одиночестве, в котором он, собственно, и пребывал всегда, когда Каллисто находила в себе силы преодолеть свое отвращение к его внешнему виду. Лысый череп, бледная кожа, напоминающая по структуре своей высохший пергамент, от которого вот-вот начнут отваливаться кусочки, глубоко сидящие в глазницах черные глаза, изредка вспыхивающие красным, как тлеющие угли... Узкие плечи и несимметрично для них хорошо развитые мышцы рук и грудной клетки... Худые ноги, скрытые под длинной черной тогой... Внешний вид Дахока напоминал скорее обезьяну, нежели человека. Причем, обезьяну озлобленную и готовую ринуться в бой при первой же удачной возможности. И обезьяна эта, при всей ее карикатурности, пугала Каллисто. Пугала до омерзения, до желания раствориться в воздухе и никогда больше не оказываться рядом с ней.
И все же богиня безумного пламени терпела, ожидая своего часа.
Он настал быстро. Не получив от кольца ничего из того, что он ожидал, Дахок со злостью зашвырнул его обратно, в северные льды. Размах бога был силен, к тому же бессмертие дает возможность приобрести точность, а не растерять ее. Кольцо вернулось туда, где оно и пролежало много лет в ожидании своего звездного часа. Туда, где нашла его Каллисто, с удовольствием примерив.
Прозрачный камень тускло сверкнул и засиял вдруг, словно бы озаренный чем-то очень ярким.
Кольцо нашло своего владельца...
И вот теперь Каллисто стояла у Моста, размышляя, так ли уж велико ее желание вернуть Зене память, или же стоит воспользоваться случаем и пожелать чего-нибудь другого?
В окнах далекой Вальгаллы мерцал неяркий свет, и богиня огня морщилась всякий раз, когда видела это. В ее воспаленном мозгу, рисующем ей картины домашнего уюта, который свойственен даже суровым северным богам, рождались непотребные желания, включающие в себя кровь и боль.
Неожиданно Каллисто вскинула голову и расхохоталась, и эхо ее смеха было подхвачено черными воронами, тут же взметнувшимися ввысь, к седому небу, по которому мрачно бродили тучи.
Отсмеявшись, блондинка погладила указательным пальцем ненаглядное колечко.
Нет, она не променяет то, что придает смысл ее существованию, на сиюминутное пожелание, о котором придется не раз пожалеть. Но, говорят, чтобы кольцо подействовало, надо находиться рядом с объектом воздействия. А это сделать будет сложновато, учитывая озабоченность Ареса своей игрушкой.
Каллисто сердито нахмурилась, теребя длинный блондинистый локон.
Но ведь далеко не все потеряно, не так ли? Дождаться нужного момента совсем не сложно, к тому же, кто-то напел ей, что память и Зена уже собираются встретиться сами по себе, осталось только немного подтолкнуть их в нужном направлении.
Ей было все равно, знает ли Дахок о том, кто сменил его на посту обладателя кольца. Главное, что она получила его. И никому не отдаст.
Каллисто хихикнула напоследок, показала язык по-прежнему мерцающим окнам божественной обители и растворилась среди клочьев рваного тумана, наползающего на Радужный Мост.
------------------------------------------------------------------------------
* - кто не помнит, Радужный Мост – это мост, отделяющий обитель скандинавских богов от мира людей.
Глава 5. Приближение темноты
- 1 -
Утро следующего дня, где-то в море
Просыпаться не хотелось потому, что оставался страх потерять все то, что было накануне. Поэтому, когда Арес, наконец, открыл глаза, то первым его желанием было схватить женщину, что спала рядом с ним, в охапку и не выпускать, пока она не поклянется, что любит его. Осуществить это было несложно, благо Зена действительно все еще лежала рядом и вроде бы даже спала, но бог не стал ее будить. Вместо этого он осторожно склонился, рассматривая родные черты лица, словно видел их впервые.
Зена была прекрасна, когда бодрствовала, и стала еще прекрасней, пока спала. Сон разгладил ее черты, сделал их мягче и нежнее. Исчезли тревожные складки на лбу, на губах трепетала едва заметная улыбка: ей что-то снилось. Что-то хорошее, судя по тому, что она никак не хотела просыпаться.
Но счастье хочется держать в руках, даже тогда, когда оно слишком хрупко и может рассыпаться.
Арес лег на бок, за спину воительницы, бережно обнял ее за талию и осторожно поцеловал за ухом, удерживая себя от того, чтобы провести языком ниже, к шее.
- Проснись, любимая, - прошептал он так тихо, что удивился, когда Зена открыла глаза и слегка повернула голову, стремясь найти его взгляд.
- Доброе утро, - голос ее был до странности сух и небрежен, словно бы она была немало раздражена фактом пребывания Ареса в своей постели. – Почему ты не разбудил меня?
- Еще очень рано, - как и у всех богов, у Ареса было превосходное чувство времени. – До рассвета полторы свечи, ты можешь еще поспать, - он втянул носом аромат, слабый аромат их общего желания, не выветрившийся за ночь. – И я посплю вместе с тобой...
Он хотел обнять ее крепче, прижать к себе и не отпускать, забыть о том, что они – бог и смертная – принадлежат разным мирам, но Зена выскользнула из его рук так легко, словно была намазана маслом.
- Я не помню, чтобы приглашала тебя оставаться до утра, - все также бесцветно и сухо заметила она, вставая. Пораженный Арес все же нашел время для того, чтобы залюбоваться ее зрелым и сильным телом, которое – и он был уверен в этом – все еще хранило на себе память о его поцелуях и прикосновениях.
- А я не помню того, чтобы ты прогоняла меня, - возразил он, с силой откидывая одеяло в сторону и тоже поднимаясь на ноги, упруго и стремительно, словно пружина распрямилась.
Зена повернулась к нему, молча. Они оба продолжали оставаться обнаженными, и в любое другое время Арес нашел бы это нелепым. Но только не сейчас. Сейчас одеваться не хотелось совершенно.
- Я думал, что вчера тебе было хорошо, - бог приподнял брови, скрещивая руки на груди. Его нижний друг начинал потихоньку оживать, шевелиться и недвусмысленно напоминать о себе, озадаченный близостью женщины, которую сегодня почему-то коснуться было нельзя.
Зена сморщила нос, глядя на восстающую плоть мужчины.
- Вчера могло быть все, что угодно, но сегодня – совершенно другой день, - она все-таки отвернулась вновь и, подойдя к креслу, сняла с него красно-черный халат, сотворенный кудесницами Китая, который Арес сам подарил ей не далее, как пару дней назад.
Бог продолжал стоять неподвижно, словно изображая статую самого себя. Ему очень хотелось что-нибудь съязвить, но он отлично понимал, что, сделай он это – и шанс залечь в постель Зены снова отдалится на очень неплохое расстояние. А ему хотелось бы сегодня остаться здесь. Устроить так, чтобы корабли обходили место их пребывания стороной и долго, долго наслаждаться тем, что могло предложить тело Зены. Про ее душу Арес старательно не вспоминал, чтобы не травить себя понапрасну.
Завязав пояс, Зена тряхнула спутавшимися за ночь волосами, провела по ним рукой, словно проверяя, все ли на месте.
Ей было не по себе. Как-будто, проведя вчера великолепную, незабываемую, отличную во всех отношениях ночь, она кого-то предала. В принципе, предать она могла только саму себя, но, учитывая, что она сама хотела секса с богом, этот вариант можно было не рассматривать.
Воительница устремила взгляд на по-прежнему голого бога, осуждающе смотрящего на нее.
Ооо, он вчера был на высоте. Зена не помнила, чтобы кто-нибудь из ее мужчин смог бы доставить ей столько удовольствия. Небольшое уточнение: доставить удовольствие ей, не забывая и о себе. Почему-то всем ее ухажерам, которых она допускала до своего тела, времени катастрофически не хватало, и они заканчивали все как раз тогда, когда она только начинала. Она было подумала, что и с Аресом будет также, учитывая их первое соитие, но потом... Потом он был сама нежность и предупредительность, угадывал все, о чем она только успевала подумать. Впрочем, боги – они такие, мысли читать умеют.
Зена усмехнулась и посмотрела на мужчину с большей нежностью. В конце концов, он не виноват... Наверное. Хотя можно ли не осуждать за ложь? А ведь он ей точно врет.
Она покачала головой.
- Арес, - голос ее смягчился, и бог, настороженно наблюдавший за ее размышлениями, выдохнул. – Арес, ты же понимаешь, что оставаться нам тут на целый день... - Зена запнулась. Неужели она и правда думает о том, чтобы залечь в кровати с ним так надолго?! Не то, чтобы ей не хотелось... Но дела, дела!
Арес неспешно приблизился к ней, по-прежнему сияя своей наготой, которой ни он, ни воительница ничуть не смущались, и, протянув руку, коснулся щеки Зены. Женщина не отстранилась.
- Я могу все устроить, - в словах сквозили мягкие нотки, о которые можно было потереться, словно о бархат. Зена так и сделала, потеревшись щекой о ладонь мужчины.
Арес подавил желание зажмуриться от удовольствия и, откашлявшись, спросил:
- Чего ты хочешь?
Он, сам того не подозревая, выбрал самую верную тактику.
Зена улыбнулась ему, неожиданно тепло.
- Я хочу битвы, - глаза ее сверкнули, подобно двум драгоценным камням, забытым кем-то в этой не очень уютной каюте.
Арес, помедлив чуть, нехотя щелкнул пальцами и, уже одетый, держа руку на эфесе меча, посмотрел на Зену.
- Я всегда готов, - он чуть склонил голову и добавил с усмешкой: - И к битве тоже. Моя королева...
Последнее он произнес достаточно тихо, но острый слух Зены ее не подвел.
Она дрогнула, когда по коже быстрой тенью, вполне материальной тенью, скользнула память, юрким ужом пробралась в голову через ухо и принялась жужжать о чем-то далеком и туманном, как детство, которое, конечно же, когда-то было, но вот память о нем уже давно и прочно осела на дне глазниц, чтобы изредка выбираться наружу сладкими слезами. Зене стало неприятно, потому что она понятия не имела, о чем должна помнить, и она мотнула головой, надеясь, что это развеет морок.
И впрямь: бесплотный голос, начавший было что-то нашептывать ей, развеелся дымом по каюте, оставив после себя лишь горьковатый привкус на языке.
Воительница криво улыбнулась, оценивая то, что Арес сподобился вернуть одежду и ей тоже, взяла в руки свой верный меч и посмотрела на бога, стоящего подле нее.
- Не медли, бессмертный, - она оскалилась, и в глазах ее заплясали злые огоньки. – Найди мне достойную битву!
А уж после нее она подумает, что ей делать дальше...
- 2 -
Пещера под Олимпом
Там было темно и, как ни странно, сухо. Если вспомнить все те дожди, что шли не так давно, подножие Олимпа должно было нещадно затопить, а вместе с ним и его недра. Однако же Геката, магия которой, как и всех остальных богов, не распространялась на это место, шла по совершенно сухой земле, не боясь наступить в воду.
Трехликая богиня, не злоупотребляя магией, спокойно делала шаг за шагом. Глаза ее, непроницаемые даже для родственной темноты, смотрели только вперед, словно бы она точно знала, куда идти. Впрочем, скорее всего так оно и было: рыбак рыбака... Для полуночных ведьм любая темнота – пристанище и кров. А уж для божественных ведьм – и подавно.
Где-то рядом послышался легкий шум, и Геката остановилась почти мгновенно, словно повинуясь чему-то. Вся ее фигура, застывшая в своем ночном великолепии, выражала надежду.
Богиня явно кого-то ждала, не осмеливаясь идти дальше без разрешения.
Время текло томительно, будто нехотя, изредка оглядываясь на Гекату, сверкая на нее пустыми глазами, дотрагиваясь бесплотными пальцами, могущими причинить бОльшую боль, нежели сама богиня в мгновения своего безумного гнева. Геката продолжала стоять спокойно, не реагируя на редкие всплески темноты, словно знала точно: это не то, чего она ждет.
Или не те.
Наконец, тьма медленно начала рассеиваться, и взору богини предстал небольшой грот, в котором, как оказалось, она все это время стояла. Сюрпризом это для нее не было, и, когда темнота уползла, ворча, почти полностью, богиня не замедлила склонить голову, звучно приветствуя трех женщин, сидящих возле прядильного станка в противоположном конце грота:
- Мое почтение, Прядущие Вечность, - голос ее, обычно громкий и гласный, на этот раз был достаточно тихим, можно даже сказать – немного заискивающим, если это слово вообще применимо к грозной богине ночных кошмаров.
Одна из женщин повернула к Трехликой непроницаемое лицо.
- И мы...
- ...приветствуем тебя, - подхватила вторая, поднимая голову.
- ...богиня, - закончила третья и громко щелкнула ножницами, перерезая сплетенную нить.
Геката заметно вздрогнула и поспешила склонить голову еще ниже.
Судьбы могут оборвать любую жизнь. Даже бесконечную. Стоило ли вообще приходить сюда?
- Стоило, - дала ответ на ее мысли Старуха, с неохотой убирая ножницы от следующей нити, которую старательно пряла Мать. – Хоть мы и знаем, с чем ты к нам пожаловала.
Дева, самая юная из безжалостных Убийц, звонко засмеялась, перебирая тонкими, почти прозрачными, пальцами чью-то серебристо-черную жизнь. Геката подняла голову и теперь, не отрываясь, смотрела на то, как ловко Пряха управляется со своей работой.
- Каллисто задумала изменить то, что должно течь своим чередом, - поведала она тихо. Судьбы мельком глянули на нее, одна – раздраженно, вторая – насмешливо, третья – безучастно.
- Неужели же ты думаешь, что мы не знаем о том, что делает Каллисто? – Старуха снова щелкнула ножницами, и от этого звука, эхом разнесшегося по пещере, Гекате стало не по себе: она ведь не знает, чью нить держат узловатые беспощадные пальцы...
Богиня молча склонила голову. Ее целью было поставить Судеб в известность о том, что вершится на земле, им подвластной. Дальше уже – не ее забота.
С тихим шорохом властительница кошмаров растворилась в темноте, оставив после себя лишь легкий дымок, взвившийся к потолку.
Выждав немного после ее исчезновения, Старуха, аккуратно положив ножницы прямо на пустой воздух, повернулась к Деве и Матери.
- Все повторяется, - мрачно сказала она, обводя их взглядом. – Все повторяется, лишь немного изменив внешнюю форму.
Дева пожала плечами, и на ее вечно юном лице, в этой жизни ничем не изуродованном, отразилось легкое разочарование.
- Мы позволим Аресу так просто получить то, что он хочет? – с неким оттенком любопытства спросила она.
Мать покачала головой, перебирая в задумчивости пальцами тонкую шелковистую нить с вкраплениями золотых блесток.
- Он уже получил то, чего хотел, - возразила она и взглянула, ища поддержку, на Старуху.
Грозный лик старшей Судьбы был непреклонен. На нем редко можно было прочесть какие-либо эмоции, а сейчас и вовсе казалось, что Старуха плотно сжимает губы, чтобы не дать чему-либо выдать ее истинное лицо.
- Получил, но не полностью, - заметила она, и глаза ее, выцветшие и немного запавшие внутрь, как у всех стариков, глянули на товарок. – Кто осмелится сказать, что бессмертные способны получить абсолютно все, чего желает их сердце?
Дева неуверенно улыбнулась, но улыбка ее тут же погасла, когда она вновь взялась за пряжу.
Мать еще какое-то время смотрела на Старуху, словно пыталась дождаться какого-то продолжения, потом молча подала Старшей Пряхе ножницы и опустила голову.
Напрасно думать о том, что прошлое не сумеет возродиться, если ты однажды уже перерезал ему пуповину, лишив возможности сделать первый вдох. Прошлое не умирает. Оно творит сегодняшний день и открыто смотрит в грядущее.
Особенно прошлое опасно тогда, когда во главе его встает женщина.
Мать позволила себе незримо улыбнуться. Она никогда никого не любила, будучи рождена на свет из вековечной пыли, что устилает ступени самого древнего храма, возведенного на этой земле не человеком. Но она, властительница чужих слез и улыбок, знала о любви все.
Чтобы завоевать мужчину, женщине достаточно разбудить в нем самое дурное, что есть. Можно сделать из него бога, позволить ему почувствовать себя выше остальных и тебя в том числе. Однако тогда расставание неминуемо.
Но стоит сделать из него зверя, и он будет лизать тебе руки, только затем, чтобы ты отдала ему хоть немного своего тепла.
- 3 -
Толпа беснуется под сумеречным небом,
А сверху на нее глядят, не отрываясь,
Глаза, наполненные жалостью и гневом,
Глядят - упрямо, глядят – прощаясь.
И видят те глаза перед собой
Тебя. К тебе взывает пламень.
А ты стоишь - слепой, глухой, немой...
И смотришь, как кидают камни.
На площади - жгут ведьм.
Следующее утро, Родеос
Сегодня они решили отправиться в город втроем. Просто погулять, развлечься, быть может, присмотреть все-таки что-нибудь из живности, столь им необходимой. Габриэль, которой Ева, разумеется, рассказала, как Геракл «покупал» им лошадь, долго пыталась убедить героя, что нет ничего в том зазорного. Приводила примеры и из своей жизни, и из жизни богов, когда те притворялись смертными и работали наравне с ними. Не вспомнила она, пожалуй, только о Зене. Впрочем, оно и к лучшему.
Ева с полубогом всю дорогу шушукались о чем-то, хихикали невпопад и вообще выглядели неприлично счастливыми. Когда Габриэль надоело на них смотреть, она ушла вперед, немного прибавив в темпе. Парочка ее забега не заметила и продолжила свое влюбленное воркование.
Сказительница, вырвавшись из неприятного сладкого плена чужого счастья, усиленно смотрела по сторонам, заставляя себя радоваться всему, что только можно было увидеть. Птица щебечет, ручей журчит, оса над ухом пролетела – всему этому тоже можно радоваться. И нужно радоваться, если сердечную муку невозможно снять ничем другим.
В предвкушении покупок Габриэль достала из заначки, которую откладывала еще со времен пребывания в Японии, немного динаров и теперь, чувствуя, на бедре приятную тяжесть замшевого мешочка с золотом, думала о том, сколько охотников за ее богатством найдется на рынке столицы Родоса. То, что она, следуя советам Зены, избавится от них, женщина не сомневалась, но все равно было интересно.
Габриэль прищурилась, когда мимо нее, отчаянно жужжа, пролетела пчела, удирающая от такой же быстрой, если не быстрее, осы-разбойницы.
До города оставалось совсем немного.
Остаток пути неожиданно для спутников прошел в молчании. Ева, которой Геракл сказал что-то тихо на ухо, надулась вдруг и замолчала, потупив взор. Благодарная Габриэль кивнула герою, оценив, что он сказал что-то не вполне приятное, возможно, только для того, чтобы бард не чувствовала и дальше себя такой одинокой.
Центральные ворота в город были открыты и днем и ночью, закрываясь только тогда, когда Родеосу и жителям угрожала какая-либо опасность. Но островное государство тем и хорошо, что добраться туда сумеет не каждый, а уж к тому времени, как армия везунчика ступит на берег, города сумеют найти время для закрытия ворот и поднятия флагов.
Габриэль бывала здесь уже не единожды, но все равно, каждый раз поднимая голову к верхушке шпиля, венчающего центральную ратушу, она чувствовала, как у нее замирает сердце. Если здесь, далеко от большой земли, можно наблюдать такую красоту, то как же красиво там, откуда она родом...
Милосердная память, оставляя сказительнице всю боль воспоминаний о Зене, отгоняла прочь мысли о разрушенной Греции и возвращенном Дахоке, о сожженных Фивах... Все это казалось далеким сном, настолько нереальным, настолько размытым вечным туманом... Хотелось жить сегодняшним днем, не думая о прошлом и не загадывая на будущее.
Габриэль вдохнула полной грудью запах города, эту приторно-невыносимую смесь цветочных ароматов, запах кожевенной мастерской и кузницы, стоящих неподалеку от ворот. К ним примешивался едва уловимый запах свежего молока и спелых фруктов, которыми торговали прямо у входа на рынок. Но ценнее всего для Габриэль был сейчас аромат свитков и чернил, к которым она и направилась решительно.
Она очень соскучилась по историям. Своим, чужим – сейчас ей было все равно. Она хотела водить подушечками пальцев по выпуклым буквам, вчитываясь в слова, хотела закрывать глаза и представлять под трепещущими веками те сражения и истории любви, что написаны на шероховатом пергаменте, привезенном со всех концов света.
Габриэль улыбнулась, когда увидела среди выставленных на продажу свитков свои. Их было немного, штук пять или шесть, но все же они были. Она хотела взять их, но потом подумала, что она-то все эти истории знает, а вот, кто купит – вряд ли. Так что это будет нечестно.
Рынок в Родеосе едва ли можно было назвать большим, хотя, если присмотреться, то вмещал он в себя гораздо больше, чем тот же рынок в Коринфе, на котором, учитывая военную направленность, продавалось в основном оружие да лечебные средства. Здесь же глаза просто разбегались.
Идя вдоль стройных рядов лавок, Габриэль внимательно и с должным интересом присматривалась к товару. Вот небольшими горками разложены сочные, спелые помидоры, которые так и хочется укусить за бочок. Вот, сразу рядом с ними, вольготно расположились знающие себе цену дыни: они хоть и выглядят потрескавшимися, но аромат от них идет такой, что закачаешься.
Сразу за фруктово-овощными лавками – платья и ткани, продушенные и вывешенные на всеобщее обозрение. Мимо них Габриэль проходила с большой неохотой, но проходила: сюда она пришла не за этим.
Напротив внимание привлекала табачная лавка с яркой вывеской и смешным зазывалой, который, предлагая потенциальным покупателям оценить товар, так сказать, на вкус, отчаянно чихал, демонстрируя неслабую аллергию.
Лавка с пряностями спряталась неподалеку от табачной. Заметить ее, не приглядываясь, было очень сложно, поэтому троица едва не прошла мимо, если бы не Ева, привыкшая в Индии к дефициту места в торговых рядах. С радостными воплями «Нам надо, нам надо посмотреть!» она утащила не очень-то сопротивлявшегося Геракла внутрь. Габриэль вздохнула и пошла дальше одна.
Мимо ряда с разнообразным оружием она прошла, не останавливаясь, едва удерживая себя от того, чтобы не увеличить темп. Слишком много тяжелых воспоминаний. Да и она давно уже простая мирная селянка, не интересующаяся клинками и стрелами с отравленным наконечником.
А вот и лавка со сдобой, и улыбчивая пухленькая старушка, предлагающая Габриэль попробовать только что выпеченную булочку с изюмом. Бард уже совсем хотела было отказаться, но манящий аромат свежей выпечки успел раздразнить все рецепторы, и удержаться от соблазна стало просто невозможно.
Наслаждаясь булочкой, которая просто таяла во рту, Габриэль с гораздо более хорошим настроением пошла вперед. Собственно, все, что ей было сегодня нужно, она уже нашла, но разве можно отказывать себе в удовольствии просто побродить по рынку, потолкаться среди народа, подслушать нечаянно чей-нибудь важный разговор, а потом весь вечер думать о том, что услышала?
Габриэль улыбнулась своим мыслям и мимоходом потрепала столкнувшегося с ней светловолосого мальчугана по вихрастой макушке. Что, однако, не помешало ей после проверить, а на месте ли мешочек с деньгами.
Надолго задержалась она перед продавцом цветами. Ей давно хотелось устроить дома небольшие клумбочки, на которых бы цветы сменяли друг друга в зависимости от времени года. Выбирать между полевыми и садовыми не хотелось, хотя полевых вокруг и так было очень много, все-таки ферма их стояла не в городе и даже не рядом с ним.
Проглотив последний кусочек булочки и горестно вздохнув по поводу отсутствия второй, Габриэль огляделась в поисках своих спутников. Не то, чтобы ей уже хотелось домой, но появилась у нее идея сходить куда-нибудь поесть посущественнее: булочки, конечно, вещь хорошая, но одной сыт не будешь. Хотелось горячей похлебки с черным хлебом и свежего яблочного сока, и чтобы все вокруг улыбались и были счастливыми.
- Габ, гляди! – Ева, появившаяся невесть откуда, потянула сказительницу за руку. – Смотри, куда все идут?
Габриэль, не успев даже опомниться от неожиданной встречи, всмотрелась в указанном направлении. И впрямь, там, с дальнего конца улицы, двигалась бесформенная человеческая масса, кричащая что-то вразнобой. Хорошее настроение испарилось моментально, будто бы его и не было, уступив место настороженной внимательности.
Всеобщее возбуждение было странным. Создавалось впечатление, что люди рвались на праздник или распродажу. Бегущие мимо два здоровяка еле обогнули Габриэль, чтобы не столкнуться с ней. Бард, уже приготовившаяся давать отпор тем, кто, воспользовавшись всеобщей сумятицей, полезет к ней за кошельком.
- Куда они? – спросила Габриэль, когда Геракл увлек ее под навес, откуда только что выбежала продавщица, присоединившаяся к толпе.
Ева почему-то крепко сжала губы, словно ей не хотелось отвечать.
- На центральную площадь, - процедила она, провожая брезгливо-удивленным взглядом одного из мясников, который как был в окровавленном фартуке, так в нем и побежал вместе со всеми.
- На площадь, - повторила Габриэль, посмотрела на Геракла и пожала плечами. – Ну, пойдемте туда и мы.
Она отвернулась от полубога слишком быстро, чтобы успеть заметить, как вспыхнуло в его светлых глазах некое предупреждение, которое он никак не мог озвучить вслух.
Геракл с Евой переглянулись и спешно последовали за Габриэль, которая, воспользовавшись тем, что толпа заметно поредела, проследовала в указанном направлении.
Будучи не слишком высокого роста и время от времени печалясь об этом, Габриэль, придя на площадь, не сразу поняла, что происходит: мощные спины мужчин закрывали ей все, что только было можно. Впрочем, если учесть, что обладатели этих самых спин энергично прокладывали себе дорогу вперед, не все еще было потеряно: держась позади, но не отставая, Габриэль пробилась почти к самому центру площади.
И поняла, что лучше бы она этого не делала.
Там была девушка. Почти обнаженная, привязанная к столбу, вокруг которого охапками был накидан хворост. Много хвороста. Так много, что совсем не верилось в возможность пикника и обилия приглашенных.
Сказительница, замершая от смешанных чувств, дрогнула, когда ладонь Геракла легла на ее плечо, слегка сдавливая. И обернулась, умудряясь одновременно смотреть и на героя, и на подоспевшую Еву.
- За что они собираются ее сжечь? – голос чуть дрогнул, но в целом сказано это было спокойно. Геракл участливо погладил Габриэль по спине.
- Она – ведьма, - мягко пояснил он. – И ее обвинили в том, что она привораживала чужих мужчин.
Его было плохо слышно сквозь шум толпы, но Габриэль все-таки услышала. И сжалась внутри, снова поворачиваясь к обреченной девушке.
- Мы должны помочь ей, - твердо сказала она, намереваясь сражаться, если потребуется, но все та же рука Геракла стала твердой, как камень, удерживая ее.
- Мы ничего не должны, - на его скулах заходили желваки. – У нас нет оружия, и против целой толпы мы не выстоим, а они пришли сюда посмотреть зрелище.
- Мы устроим им зрелище, - злобно проговорила Ева, сжимая кулаки. – Зрелище их собственных кишок!
Геракл обеспокоено взглянул на нее.
- Ева! Опомнись!
Девушка моргнула, и пелена, которая вдруг на мгновение застлала ей глаза, ушла.
Ливии нельзя было больше возвращаться. Да она и не могла, учитывая присутствие в этом мире Каллисто... Но откуда тогда столько ненависти? Неужели...
Ева стиснула зубы.
Габриэль неотрывно смотрела на ведьму. На ее полуприкрытые глаза, на ее белую грудь, виднеющуюся под разорванным платьем, на ее рыжие волосы, которыми играл ветер... Посиневшие губы что-то непрерывно шептали, и бард подумала было, что девушка молится.
Конечно, Геракл был прав. Они не могут убивать мирных жителей, хотя в их миролюбии Габриэль сильно сомневалась. И как только в развитой Греции до сих пор допускают подобное?! Сказительница не понимала... Уподобляться варварам, казнить без суда – а Габриэль была уверена, что до справедливого суда дело не дошла, ведь во всей Греции хороших судей было... Настолько мало, что их можно было пересчитать по пальцам. Одной руки.
Габриэль снова посмотрела на ведьму. И судорожно вздрогнула, когда распахнувшиеся глаза той вдруг впились цепким взглядом в ее лицо. Сказительница попыталась отвернуться, но сделать это было невозможно.
Липкий страх охватил все тело, пополз по коже мохнатой гусеницей, цепко держась лапками и не собираясь уходить.
Губы ведьмы снова зашевелились, а вместе с ними зашевелились и волосы Габриэль, потому что на этот раз она совершенно отчетливо слышала все слова, что подхватывал ветер.
«Все будет так, как ты хочешь...» шептала ведьма, пока палач, подбадриваемый толпой, разжигал факел. «Семья и дети, и счастья полный дом... Но за все приходится платить, ты ведь знаешь, бард?»
Габриэль уже даже не удивлялась, откуда ведьма знает ее. А слова, горячие, словно кипящая вода, продолжали обжигать: «Другие жизни будут, поверь мне. Но до них еще долго. А пока прими от меня мой дар!»
Сказительница отшатнулась, когда белое облако, очень похожее на дым, отделилось вдруг от груди ведьмы и полетело к ней. Полетело слишком быстро, чтобы можно было уклониться. И никто не заметил, как согнулась невысокая светловолосая женщина, пропустив тот момент, когда палач поднес пылающий факел к хворосту.
Ветру не потребовалось много времени, чтобы распалить костер. И когда запах горящей плоти достиг Евы, она не выдержала и разрыдалась.
Ведьма горела ярко, и за возбужденными и злорадными криками толпы не было слышно, кричит ли она сама.
- Боги, - простонала Габриэль, не замечая, что крупные слезы катятся у нее по щекам. – Почему они не помилуют ее, если она невинна?!
На лицо Геракла, не отводящего глаз от действа, набежала тень.
- Потому что олимпийцы давно уже не правят Грецией, - хмуро отозвался он. – Вся власть в руках Михаила и его Бога. А они... - он сделал паузу. – Они ничего не могут.
Ева вскинулась было, собираясь защитить Элая, но не стала.
Габриэль яростно мотнула головой. Смутные образы метались у нее перед глазами: старые путешествия, старые друзья, старые враги... И один из этих врагов вдруг обрел кровь и плоть и подмигнул ей откуда-то из дыма, поднимающегося над площадью.
Каллисто была где-то рядом. Мелькнула мысль о том, что это она устроила публичное сожжение. Блондинистая тварь, везде крича о том, как тяжелы воспоминания детства, нет-нет да и возвращалась к ним, с наслаждением мазохиста впитывая чужую агонию.
Габриэль, наконец, заплакала открыто.
Откуда что берется и куда уходит? Что отдала ей эта женщина, от которой останется лишь пепел? Зачем она отдала это ей?
Глава 6. Владеть сердцем и разумом
- 1 -
Олимп
Когда боги появляются на Олимпе не в духе, гора сотрясается. То ли негодует вместе с ними, то ли возмущается, что они посмели заявиться в святая святых в столь скверном расположении духа. А когда горы движутся, смертные падают на колени и приносят жертвы богам, моля их не гневаться.
Раньше это считалось традицией: когда один из олимпийцев хотел, чтобы ему принесли дары, он сотрясал Олимп своей яростью и пожинал плоды. Правда, не всегда: ведь люди могли и ошибиться в выборе гневающегося божества, которое необходимо умилостивить.
Афродита удивленно приподняла брови, когда в ее залы буквально ворвался Арес, весь какой-то взъерошенный и чем-то очень недовольный. Богиня любви, у которой сведения по поводу недавнего местонахождения брата были самые что ни на есть радужные, ждала его совсем не скоро. И уж явно не в таком настроении.
Между прочим, у Диты были свои планы на Олимп. Все боги разбрелись, кто куда, и она, решив воспользоваться случаем, созвала богинь, которые были тождественны ей по призванию, сюда, вознамерившись закатить небольшую пирушку. Ну там, немного амброзии, немного хмельного эля, сделанного из лучшего винограда Диониса, немного лучших яств Деметры, которая, хоть и не была приглашена, но все же должна была появиться... А потом – обычные девчачьи, то есть, конечно же, божественные разговоры и обсуждение важных дел.
Афродита хихикнула, вспомнив, как они на последней такой встрече живо обсуждали сломанный ноготь грозной Кали* и варианты того, при каких обстоятельствах она его сломала. Кали, естественно, тоже приглашена не была, однако, ей наверняка икалось, причем достаточно долго.
- Братец, ты сегодня рано, - с явным неудовольствием отметила Афродита, нехотя поднимаясь со своего ложа, на котором потихоньку грызла сочный виноград. Арес раздраженно взглянул на нее, нервным движением пригладил волосы и зашвырнул меч в ближайший угол.
- Сестра, не заводи меня! – прорычал он, меняя на лице одну гримасу за другой. Дита приподняла правую бровь, кинула в рот последнюю виноградинку, прожевала ее и покивала головой.
- Я думаю, тебя завел кто-то другой, - многозначительно заметила она. Арес сверкнул глазами, но от комментариев отказался.
Дита пожала плечами, щелкнула пальцами, подошла к зеркалу и удовлетворенно осмотрела себя. В конце концов, розовые пеньюары могут иногда и надоедать. Тогда их стоит сменить на... голубые меховые накидки!
Арес громко вздохнул, возвел глаза к потолку, что-то пробормотал себе под нос и неожиданно спросил:
- Если женщине было ночью хорошо, каков шанс того, что утром она пошлет тебя... - он запнулся, - в Тартар?
Афродита замерла, потом скосила глаза на брата.
- Зена послала тебя в Тартар?
- Почему сразу Зена?! – возмутился Арес, но под укоризненным взглядом сестры смутился и подтвердил догадку.
- Ну, кто еще, кроме нее, сможет отказаться от самого бога войны?! – патетично заявил он, потрясая кулаками. Дита какое-то время молча слушала его гневную речь, не прерывая и сочувственно кивая, одновременно нанося вызывающий макияж, чтобы сразить всех богинь разом и заставить их позеленеть от зависти.
- А ты ведь теперь еще и Верховный бог, - поддакнула она, подливая масла в огонь. Арес чуть ли не взвыл, вцепляясь себе в волосы.
- Это сводит меня с ума, - неожиданно тихо признался он. – А ведь еще есть Дахок...
Афродита нахмурилась.
О черном боге они говорили мало, оставляя ему право считаться неотъемлемой частью Греции и мира. Конечно, тот факт, что он столь долго не подает признаков какой-либо деятельности, заставлял нервничать – никогда не знаешь, откуда нападут, а ждать нападения со всех сторон... На это уходит слишком много сил, которые необходимы для другого.
Арес пытался прощупать почву, искал, где Дахок прячется, но результатов эти попытки не принесли. То ли черный бог набрал уже слишком много сил, чтобы с легкостью противостоять любым попыткам навестить его, то ли Арес просто искал не в том месте.
Афродита никогда не призналась бы олимпийцам, но как-то она отправилась в подземелья к Гекате, чтобы спросить, не встанет ли она на их сторону при случае. Богиня любви знала, что Каллисто заманила Гекату на сторону Дахока, однако, бездействие в решающей схватке Гекате пришлось не по душе, да и не досталось ей ничего после полноценного прихода Дахока на землю Греции. А ведь обещалось так много...
Геката приняла Диту милостиво и даже не натравила на нее своего самого верного пса – Тремора, который испускал в воздух странные флюиды, заставляя любого покрываться холодным потом и бояться любой тени, мелькнувшей за углом. Также она поведала богине любви о том, как именно Дахок вернул Каллисто жизнь. Афродита, которая всегда считала, что душа огненной богини накрепко заключена в теле Евы, слушала внимательно.
Она даже не предполагала, что Дахок отдаст все свои силы на то, чтобы вырвать остатки черноты из Евы и возродить из них Каллисто. В принципе, это не так сложно, напоминает некромантию: ты берешь мертвое тело и вселяешь в него подобие души. Или же ищешь ту душу, что принадлежала ему при жизни. Так получилось и здесь: создавшему из глины и воды тело почившей в мире богини, Дахоку не составило особого труда подманить ее туда, куда он и сам собирался пойти. Забрать свою душу он ее заставил саму: вероятно, уже не оставалось могущества или же решил, что так она еще больше разъярится. Логика Афродите в последнем случае была не вполне ясна, однако она не стала ломать голову и решительно отбросила все то, что только что услышала.
Геката в ответ на предложение присоединиться к олимпийцам гнева не выказала. Впрочем, как и удивления. Ничего конкретно не пообещав, она исчезла в клубах черной пыли, оставив кашляющую Афродиту в мрачной пещере. Богиня любви решила, что Геката снова станет держать нейтралитет, а, учитывая, что о визите Каллисто и последующем визите к Судьбам ей ничего не было известно, полагаться Дита на Гекату не спешила.
Пару раз она, уязвленная тем, что Арес все свободное время тратил на воскресшую Зену, хотела навестить Габриэль, но всякий раз что-то мешало. Появляться же на глаза воительнице Арес Дите запретил с первого дня. Оно и понятно: Зене точно покажется странным, если богиня любви, с которой она даже не знакома, по ее мнению, вдруг кинется обниматься и заливаться слезами радости от столь приятной встречи.
Конечно, Афродита была против того, чтобы продолжать утаивать от Зены всю ее прошлую жизнь. Как женщине, она прекрасно понимала, как отреагирует воительница, вспомнив буквально все. Но разве можно вбить Аресу в голову то, что он только вредит себе еще больше таким образом?! Разумеется, он знает больше всех и лучше всех! И уж тем более сестра ему никакой не указ!
Афродита печально вздохнула.
- Локи собирался заглянуть, - будничным тоном сообщила она. Арес недоуменно взглянул на нее, явно поглощенный своими мыслями.
- А он что здесь забыл? – неприязненно поинтересовался он.
Скандинавам он больше не доверял. Когда возникла проблема с Дахоком, и олимпийцы, отодвинув свою вечную гордость на задний план, попросили у северных богов помощи, предоставить им эту самую помощь был готов лишь Тор, да и то, скорее всего, по роду своей деятельности – разве же он может обойти стороной хорошую войну?! Остальные же северяне предпочли отмолчаться и, потом уже, прислать гонца с вестью о том, что, к сожалению, ничем не могут помочь. С того самого времени Арес запретил с ними общаться. Впрочем, олимпийцы, у которых было приятелей за пределами Греции, конечно же, запрет этот нарушали. Бог войны смотрел на это сквозь пальцы, рассуждая так: пока никаких проблем нет – и отлично. Появятся – подумаем.
Афродита небрежно пожала плечами, всем своим видом демонстрируя нежелание вмешиваться в разборки мальчиков. Арес что-то невнятно пробурчал себе под нос и отвернулся от сестры, в задумчивости потирая ладонью грудь с левой стороны. Что-то тянуло там, где сердце.
После битвы Зена действительно послала его. На Олимп, сказав, что у нее еще много дел, намеченных на сегодня, и Арес ей в этих делах будет только мешать. Смутные подозрения в том, куда именно она собиралась пойти, оформились окончательно, когда бог, презрев собственные принципы, проследил за воительницей.
Ему не следовало лгать ей слишком долго. Надо было рассказать ей все до того момента, как она пойдет к сказительнице и узнает все от нее.
Но теперь уже поздно. И даже если он и вздумает опередить Габриэль, Зена не поверит ему.
Винить ему некого, кроме себя.
------------------------------------------------------------------------------
* Ка́ли (санскр. «чёрная») - темная и яростная. Богиня-мать, символ разрушения. Кали разрушает невежество, поддерживает мировой порядок, благословляет и освобождает тех, кто стремится познать Бога
- 2 -
Там, где живет солнце – на краю вселенной,
Там, где звезды слышат твоих мыслей ход,
Там где бродят души, вечны и нетленны...
Им – одно мгновенье, нам – унылый год.
Нас они не помнят, нас они не знают,
Все, что с ними было, кажется им сном.
Только память сердца - вечная, живая,
Манит и зовет их, шепчет им про дом...
Домой... домой...
Родос, ферма, ближе к вечеру
Сегодня вечером дом пустовал: Геракл и Ева отправились на вечернюю прогулку, и возникало большое сомнение, что они вернутся раньше утра.
Габриэль сидела на качелях, подвешенных к толстой ветке дерева, и внимательно разглядывала свои ладони. Слишком внимательно.
На них больше не было линий. Тех самых линий, которые позволяют гадалкам рассказывать о бедах и радостях и о том, встретится ли тебе на пути черноглазый красавец с чувством юмора. Ладони барда были гладкими, с едва заметными старыми шрамами. И все.
Сначала Габриэль стало страшно. Она явственно почувствовала, как холодок пробежал по спине, тревожа прикосновением кожу. Не тот ли туман, что накрыл ее на главной площади Родеоса, сыграл свою роль? Она так и не сумела понять, что же это было... Быть может, что-то такое, отчего ей теперь до конца жизни придется ходить... вот так вот!
Говорят, линий жизни и смерти нет лишь у бессмертных. Габриэль не склонна была верить в эти сказки, тем более, что собственными глазами видела ладони Ареса: и смертный, и бессмертный, он был одинаков. Такая же подлая тварь!
Хмыкнув под нос, сказительница покачала головой. Потом вздохнула и, задумавшись, принялась тихонько напевать себе под нос, даже не понимая, что песни этой не знает вовсе:
А если бы он вернулся опять,
Что ему я сказать бы могла?
- Что я ждала, я хотела ждать,
Пока не умерла...
Габриэль смотрела вниз, себе под ноги, и все напевала, напевала, а ветер подхватывал ее слова и уносил прочь, чтобы никто-никто не смог услышать их:
А если б он заговорил со мной,
Не узнав моего лица?
- Вы стать могли бы ему сестрой,
Он, наверно, страдает сам...
Странная ухмылка кривила губы барда, но она не чувствовала ее. Как и не слышала мягких, будто крадущихся шагов за оградой их дома.
А если он спросит, где Вы, тогда
Какие нужны слова?
- Отдайте мое золотое кольцо,
Не нужны никакие слова...
Песня шла своим чередом, и глаза Габриэль, отливающие малахитовой зеленью, вдруг стали пустыми, как если бы она видела что-то, что сокрыто было от других глаз пеленой времени и пространства.
А если бы он спросил, почему
Ваш дом опустел теперь?
- Погасший очаг покажите ему,
Открытую настежь дверь...
По щекам катились слезы, но женщина их не замечала, упрямо продолжая петь песню, которой не знала:
Тогда спросить бы ему осталось
О Вашем последнем дне...
- Скажите, скажите, что я улыбалась,
Чтоб не плакал он обо мне.
Затосковавший внезапно ветер свернулся скулящим щенком у ног женщины и затянул что-то свое, и его мелодия смешивалась со словами песни, вызванивая в воздухе единый напев:
А если бы он вернулся опять,
Что ему я сказать бы могла?
- Что я ждала, я хотела ждать,
Пока не умерла... (с)
Приглушенный всхлип сорвался с губ Габриэль, и она дрогнула, очнувшись от песни, заворожившей ее, закружившей голову, унесшей с собой в дальние дали, заполненные ароматом пыльных трав и весенних цветов, что когда-то дарила ей...
О нет, нет-нет-нет! Только не вспоминать снова! Сказительница решительно мотнула головой, тыльной стороной ладони утирая лицо. И все еще никак не могла увидеть чью-то тень, остановившуюся по другую сторону изгороди: Хозяйка Морей стояла тихо. Слишком тихо для того, чтобы несовершенный слух смертного мог бы ее услышать, когда она того не хотела.
Зена долго раздумывала над тем, стоит ли искать ту женщину, что назвала ее по имени в старом разрушенном храме Аполлона. С одной стороны, в этом не было смысла, Зена всегда могла разыскать Вирджила и потребовать, чтобы тот еще раз. Но более обстоятельно, рассказа ей все, во что она так и не поверила. С другой...
С другой стороны, каким-то смутным, первобытным чувством Зена ощущала: только эта женщина с медовыми волосами, от которых наверняка пахнет летней жарой, может поведать правду. Ту правду, которую и хочет услышать Зена.
Разыскать место, где жила эта женщина, труда не составило: Гермес, нехотя появившийся на зов Хозяйки Морей, все же соизволил доставить ее туда, куда она хотела, учитывая, что она ему напомнила о старом долге. Правда, не за даром: следующую крупную добычу он потребовал пожертвовать ему, даже назвал место, где он желал бы ее видеть. Удивленная странным обращением бога плутовства, Зена не замедлила пообещать ему это. В конце концов, она, конечно, могла бы попросить и Ареса доставить ее сюда, но что-то отталкивало ее от этой мысли.
Ей понравилось здесь. Иногда она думала, что станет делать в старости, когда морская соль разъест ее кожу до такой степени, что показываться на борту корабля будет рискованно. Ей всегда мерещился дом, чем-то похожий на дом ее детства: небольшой, но уютный, с резными ставнями, и чтобы вокруг был разбит сад, а под крыльцом лежал лопоухий щенок. Мечты эти были слегка наивны, учитывая прошлое Зены и настоящее, но, поскольку делиться она ими намерена не была, то мечтать можно было продолжать.
Но Зена никак не ожидала увидеть воплощение своих тайных грез здесь.
Воительница шла по дороге, лежащей вдоль изгороди, и, не отрываясь, смотрела на дом, на горящие мягким вечерним светом окна, на которых непоседа-ветер слегка шевелил прозрачные занавески. Зена понятия не имела, жила ли эта женщина здесь одна или с кем-то, поэтому старалась двигаться так, чтобы ее было не видно, чтобы ни один луч, вырывающийся из плена дома, не коснулся ее.
Светловолосую женщину, сидящую под деревом, Зена увидела сразу. Разглядев качели и пустующее вокруг пространство, воительница уже решила было подойти поближе, когда слуха ее достигла вдруг мелодия песни, которая словно ткалась из воздуха, настолько призрачен и невесом был ее ритм.
Песня была старой: Зена слышала ее еще в глубоком детстве, когда друзья отца пели ее после очередного возвращения из военного похода. И вот сейчас...
Рука, лежащая на изгороди, непроизвольно сжалась.
Зена просто стояла и слушала, не шевелясь, почти не дыша.
Откуда это ощущение тревоги? Почему кажется, что кто-то где-то что-то недосказал, недоглядел, недоделал? Из-за чего сердце сжимается вдруг, словно боится чего-то?
Песня кончилась, а Хозяйка Морей все стояла, замерев, словно пытаясь дотянуться кончиками пальцев до прозрачных и чистых нот, по-прежнему витающих в сумеречном воздухе.
Неровный вздох, который издала светловолосая женщина, вернул Зену к реальности. Она рассердилась на себя за минутную слабость и стремительно шагнула вперед, специально становясь так, чтобы заметить ее было просто.
Услышав шаги, Габриэль резко повернула голову, мгновенно приходя в себя и успевая пожалеть о том, что не взяла с собой оружие. Но сожаление это тут же улетучилось, едва она разглядела, кто стоит перед ней.
Язык присох к небу, а руки машинально взметнулись вверх. Зена едва успела разглядеть, как блеснули на щеках женщины две влажные дорожки, тут же сорванные прочь резким движением пальцев.
Габриэль поднялась на ноги, выпрямляясь. Спина ее была напряжена так, что, казалось, одно движение – и она переломится, как тонкий прут в руках умелого разжигателя костров. В висках судорожными толчками билась кровь, глаза моргали, пытаясь отогнать морок. Ну, конечно же, это был морок, что еще?! Зена далеко, в море, рядом...
Рядом с Аресом!
Сказительница твердо сжала губы, намереваясь уйти, и уже даже развернулась, хотя сердце билось так, словно готово было прямо здесь и сейчас вывалиться к ногам Зены. Но сколько можно слушаться велений сердца?! Последний раз вышло совсем плохо...
Бард непроизвольно коснулась шеи, и тут увидела, как воительница неспешно заступает ей дорогу.
- Постой, - низкий знакомый голос, столь часто присутствующий во снах, полоснул лезвием по всем решениям уйти, напрочь отсекая их. – Есть разговор.
Габриэль сглотнула и отступила назад, чтобы, не дай боги, руки Зены не коснулись ее. Кто знает, что тогда случится...
- О чем? – сказительница приложила максимум усилий к тому, чтобы ее голос звучал непосредственно. Воительница усмехнулась. Глаза ее, кажущиеся в вечерних сливочных сумерках совсем темными, оценивающе пробежались по телу Габриэль, сверху вниз и обратно. Барду это не понравилось, хотя раньше ее забавлял такой взгляд Зены.
Раньше, раньше... Как часто в последнее время повторяется это слово!
- Ты назвала меня по имени, - Зена все еще изучала ее, уже не так внимательно, но все-таки. Словно... словно не помнила.
Габриэль судорожно вдохнула, когда это осознание вновь, с еще большей силой, обожгло ее изнутри. Зена ее НЕ ПОМНИТ... Будто бы только сейчас она оказалась в состоянии понять всю глубину и отчаяние этого факта.
Не помнит, не помнит... Считает чужой.
- И что с того? – немного устало поинтересовалась сказительница, поглядывая в сторону дома. Геракл и Ева так и не вернулись, и не было никакой надежды, что они сделают это в ближайшее время. Но вот хотела ли она их возвращения прямо сейчас?
Зена чуть склонила голову к правому плечу. Пальцы, все это время лежащие на рукояти сабли, заткнутой за пояс, разжались. Она не чувствовала угрозы от этой женщины, только исходящее тепло и какую-то безысходность. Женщина плакала над песней, быть может, она тоскует по погибшему возлюбленному?
Прислушайся Зена к своим потаенным ощущениям, она бы поняла, что ей хочется сейчас сделать больше всего: обнять женщину и шепнуть ей, что все будет хорошо. Но Хозяйка Морей была вся на поверхности, не желая копать вглубь, словно боясь запачкаться.
Зена приблизилась к светловолосой женщине, медленно, осторожно, прислушиваясь к каждому звуку, впитывая глазами любое движение. Габриэль следила за ней, за любой мелочью. Она так давно не видела... так близко... и так далеко одновременно. После того злополучного дня, после появления злой Зены, после исчезновения Дахока...
Сказительница глубоко вдохнула, неосознанно касаясь рукой кулона, который она носила, почти не снимая. И те слова, что были выгравированы на нем, она заучила наизусть.
«Познавший смерть не ведает стыда»
Все верно. Чего стыдиться тому, чьи глаза видели больше, чем можно себе представить?
- Так как же тебя зовут? – игриво поинтересовалась Зена. Ей начинало нравиться находиться тут. Во всяком случае, пока они были наедине с этой женщиной.
Габриэль молча посмотрела на нее, по-прежнему теребя кулон.
- Габриэль, - нехотя отозвалась она. Зена вскинула брови.
- Красивое имя, - похвала прозвучала равнодушно, словно просто дежурный комплимент, и барду даже в голову не пришло, что тем равнодушнее звучит речь Хозяйки Морей, чем больше она начинает бояться.
Что-то знакомое было в этом имени. Что-то такое, от чего сердце Зены дрогнуло, словно собиралось забиться быстрее, но передумало. Возможно, она уже где-то слышала его? Наверняка, таких имен много, одна из девчонок, деревню которой ограбили ее пираты при очередной вылазке на берег.
- Скажи мне, Габриэль, - Зена перекатила имя на языке, словно пробуя его на вкус, и сказительница снова дрогнула, услышав его из уст воительницы. Столько времени прошло...
- Скажи мне, что скрывает от меня бог войны?
Зена даже не сомневалась в том, что Габриэль знакома с Аресом. Она помнила те взгляды, которыми обменивались они тогда, в храме Аполлона, перед тем, как бог унес ее с собой, завернув в материализовавшийся из воздуха теплый плащ. Зена помнила, как смотрела на них Габриэль. Ненавидяще – на Ареса, просящее – на нее саму. Тогда она не придала значения ни одному из этих взглядов, теперь же ей думалось, что стоило задержаться там, в храме, и поговорить. Но разве пираты могут долго находиться на суше?
Бард моргнула, раз, другой, третий. Она ослышалась? Зена в чем-то подозревает непогрешимого Ареса?! Наверное, мир сошел с ума...
Габриэль вдруг улыбнулась, улыбкой этой слегка смутив Зену. Она была странной, эта женщина с изумрудными глазами, светящимися даже в почти ночной темноте.
- Плутовка Зена, - хрипло засмеялась Габриэль, с трудом представляя, что это говорит она сама, настолько сильно ей хотелось закричать на воительницу. – Ты не помнишь меня, но хочешь от меня сведений? А что я получу взамен?
Она играла отчаянно, не по своим правилам, приняв чужие, потому что отчетливо понимала: стань она вновь мягкой и податливой Габриэль, Зена, нынешняя Зена, выжмет из нее все соки, узнав все то, что хочет узнать.
Хозяйка Морей пораженно заулыбалась. Она не ждала от женщины, с первого взгляда кажущейся достаточно хрупкой, столь хитрых речей. Признаться, она надеялась, что разговор их пройдет быстро: Габриэль расскажет все, что Зене нужно знать, и не станет спрашивать, зачем той это надо. Конечно, все это отдавало наивностью, но надеяться никто и никогда не воспрещает.
- Ты назвала меня по имени, - упрямо повторила она. – Я хочу знать, откуда тебе известно мое имя, и что связывает тебя с Аресом? Почему ты оказалась там, в том храме? Почему я не помню столько вещей? Что случилось с нашим миром?
У Габриэль задрожали ноги.
- Ты известная воительница, - она подняла голову, щуря глаза. – Все знают твое имя.
Ей до странности не хотелось говорить Зене правду. Словно из солидарности с Аресом. Словно бы скажи она Зене все, что она хочет знать – и что-то исчезнет. Или кто-то...
Зена вдруг оскалилась, возвращая ладонь на эфес меча. Не потому, что ее разозлил ответ Габриэль. Нет, она почувствовала что-то. Странное движение воздуха, совсем не похожее на ветер.
Здесь кто-то был. Кто-то, кто двигался быстрее, чем Зена могла заметить. Но она чувствовала, и этого хватало. Ощущения очень редко подводили ее, хотя бывало и так, что доверившись им, она попадала впросак.
Габриэль, конечно же, заметила перемену в поведении воительницы и тоже насторожилась. Она не могла понять причину того, что Зена вдруг замерла, но догадывалась.
- Я не вижу его, - звенящим от внезапного напряжения голосом сказала она, на время забыв старые и новые обиды. Общий враг – а Габриэль не сомневалась в том, что это враг – сплотил их быстрее, чем это мог бы сделать самый задушевный разговор. Зена не помнила Дахока, не помнила Надежды, но в ее крови до сих пор должна была остаться горечь от поражения. Боль от потери. Яд от предательства подруги и смерти сына.
Габриэль сильнее вцепилась рукой в кулон, словно бы он мог ее защитить, и придвинулась ближе к Зене. Неясная тень продолжала кружить возле них, то замедляя ход, то убыстряясь вновь, не останавливаясь ни на мгновение, будто стараясь застать их врасплох.
- Дай мне нож, - свистящим шепотом попросила сказительница, наконец-то сумев оторвать ладонь от кулона. Ей показалось, что кожу, лишенную борозд, на секунду обожгло чем-то, но это ощущение тут же сменилось приятным холодным покалыванием рукояти ножа, который Зена без лишних слов сунула ей в руку. Теперь бард чувствовала себя уверенней: какое-никакое, а все-таки оружие.
Тень остановилась напротив них, и до боли знакомый голос насмешливо произнес:
- Нетрудно было подгадать время, когда ты придешь сюда, Зена.
Воительница кинула быстрый взгляд на окаменевшую Габриэль.
Сегодня, вне сомнений, все тайны будут разгаданы.
Глава 7. Никто не забыт, ничто не забыто
- 1 -
Ты - из мира привидений
Вылетаешь, словно ветер.
Я – из сумрака и тени
Исчезаю на рассвете.
Нам бы встретиться с тобою,
Обменяться тусклым взглядом,
Обсудить все то былое,
Постоять с тобою рядом.
Только все это – мечтанья,
Суета живых, не боле.
А ведь мы с тобой – создания
Уж совсем другого поля.
Мертвая, ты возродилась,
Я – живая, чуть дышу...
Ты вернуться торопилась,
Я уйти в закат спешу.
Я хотела возвращенья,
Воззвала к чужим богам...
Но не будет ли отмщенье
Платой по моим долгам?
Память сердца – только слово,
И оно не прозвучало.
Мне же надобно иного,
Этого мне мало, мало!
Но я верю: все вернется,
То, чему не место там.
Сердце дрожью отзовется,
Скинет путы старый храм.
С горьким привкусом полыни,
С верой в надобность оков,
Будем жить с тобой отныне
Верою в СВОИХ богов.
Зена, сделав переворот и очутившись возле крыльца, заставила себя моментально вскочить на ноги, хотя больше всего ей сейчас хотелось зарыться лицом в траву и притвориться мертвой.
Оно – говорить «он» о НЕМ не поворачивался язык – кружило рядом, словно смеясь над беспомощностью воительницы. Где-то неподалеку лежала оглушенная страшным ударом Габриэль, в двух шагах от нее валялся расплавленный нож. Не то, чтобы Зена очень сожалела об утраченном оружие – все равно против того, кто прожигает металл одним взглядом, противопоставить что-либо очень сложно, - но все-таки... Да и подмывало почему-то все время подбежать к Габриэль, наплевав на опасность, и убедиться, что она жива. Хотя кровь на затылке могла с легкостью утверждать обратное.
Тряхнув головой, Зена приняла боевую стойку, хотя ее и покачивало немного, мешая сосредоточиться на противнике.
Он двигался с легкостью хищника, заранее уверенного в своей победе. Кожаные штаны, перехваченные ремнем, прорванные в нескольких местах, обтягивающая рубашка, тоже порванная и трепещущая на ветру, капюшон, скрывающий лицо столь надежно, что создавалось впечатление, будто под ним попросту пусто... Зена готова была поклясться, что знает, кто это, но имя вертелось на кончике языка, как грешник на раскаленной сковороде, которому ни в коем случае нельзя останавливаться.
Враг засмеялся, и впечатление от того, что тело его раздувается ветром, усилилось еще больше.
Хозяйка Морей сжала зубы и кинулась вперед.
Серия ударов, нанесенных ею, была мощна и быстра, однако противник оказался быстрее, увернувшись от самого точного и опасного удара, метившего в лицо. А потом с размаху ударил Зену.
Женщина вовремя подставила левый локоть, но сила этого удара была такова, что она все-таки отлетела назад, чувствуя, как руку пронзает дикая боль. Но разве ж она не научилась давно справляться с ней?
Враг занес ногу, чтобы пригвоздить ею Зену к земле, но воительница вывернулась из-под, казалось бы, абсолютно верного удара, и, перекатившись, снова поднялась на ноги, уже не так бодро, как в самом начале схватки.
Чужак снова попытался ударить, однако Зена и тут в самый последний момент парировала этот удар, подставив под него меч. И очень удивилась, когда меч глухо лязгнул, столкнувшись с плотью. Впрочем, чему тут особо удивляться, когда и скорость, и мощь, и возможности этого... существа превосходят аналогичные позиции самой Зены? Она и не собиралась этого отрицать. Просто отодвинула на задний план, чтобы сражаться было не так тяжело.
Уйдя от следующей атаки ухмыляющегося противника, Зена вновь сделала выпад. И оскалилась, увидев, как ее меч распорол низ живота нападающего, создав зияющую рану. Что-то хлестнуло фонтаном оттуда, окатив доспехи Зены, и она готова была поклясться, что это не кровь. Во всяком случае, не совсем кровь.
Омерзительный, добирающийся до печенок, хохот взрезал ночной воздух, и воительница, опешив, едва успела уйти от неожиданного движения смертельно, как она считала, раненного противника. Быстрый взгляд в сторону дал понять, что Габриэль по-прежнему не шевелится.
Следующий удар, по мнению Зены, должен был застичь соперника врасплох, однако задумка не удалась: он с легкостью ушел от взвившегося вверх меча, попутно дав понять воительнице, что предыдущее ранение никак не сказалось на его способностях, и нанеся в свою очередь ответный удар, который цели как раз достиг. Зена вскрикнула, не столько от боли, сколько от удивления, когда левое плечо ее пронзило огненная вспышка боли: она не видела, что в руках у... существа было какое-нибудь оружие.
Отойдя в сторону и выиграв пару секунд, Зена быстро оглядела рану, убедилась, что сражаться дальше она ей не помешает, и вернула свое внимание врагу, только сейчас разглядев, что у того из тыльной стороны ладони, проходя между костяшками, растет длинный шип, теперь уже покрытый ее кровью. Не заметить она его не могла, следовательно, он просто вырос в какое-то мгновение.
Сглотнув, Зена покачнулась, рассчитывая хоть немного смутить противника своей внезапной слабостью, но передумала и бросилась вперед, стиснув зубы, видя, как существо, с которым она зачем-то сражается, раскидывает руки в стороны, и в одной ладони у него возникает огненный шар, а в другой, с шипом - тот самый расплавленный и сломанный нож, которым собиралась сражаться Габриэль. Именно им, по-прежнему сломанным, были прекрасно отражены все те удары, что наносила Зена.
Яростная схватка, в которой было не разобрать порой, где чьи руки и ноги, привела к тому, что одежда на Зене, как и на ее враге, оказалась изодрана, правда не так сильно.
Разозленная, Хозяйка Морей с досадой сорвала с плеч сломанные латы и швырнула их прочь, попутно восстанавливая дыхание. Краем глаза она увидела, как две неясные пока фигуры движутся за изгородью, и приготовилась к сражению с тремя противниками сразу. Однако тут ее поджидал сюрприз.
Смутно знакомый светловолосый мужчина с фигурой борца бросился к ним, что-то шипя сквозь стиснутые зубы. Зена сумела разобрать: «Дахок!» «Отлично, теперь я знаю, как его зовут», с неким сарказмом подумала она, потому что имена противников всегда ее мало интересовали. Отступив на шаг и позволив мужчине кинуться на этого Дахока, воительница повернулась к Габриэль и обнаружила, что вторая фигура, оказавшаяся молодой девушкой, сидит на корточках около лежащей женщины и пытается ее перевернуть.
- Ма... Зена, помоги же мне! – с неким оттенком раздражения позвала Хозяйку Морей эта самая девушка, и Зена, сама себе удивляясь, послушно подошла ближе. Оставленный за спиной противник с горящими ладонями уже волновал не так сильно: откуда-то появилась уверенность, что светловолосый мужчина справится с ним.
Конечно, Геракл не мог не заметить, кто сражался с Дахоком. Присутствие здесь Зены удивляло, но не напрягало: лишняя помощь никогда не окажется ненужной, особенно в деле сражений. А тут еще и черный бог...
- О, кто появился, - голос Дахока звучал скрежещущее, словно кто-то проводил металлом по металлу, и Геракл, осторожно обходивший монстра, замер, поглядывая на его руки, которые рдели алым пламенем. Иного оружия он пока не видел, хотя у ног Дахока и лежал расплавленный нож, пользоваться которым уже никто не будет, разве что отдадут его на переплавку.
- Почти вся компания в сборе, - продолжал глумиться Дахок, и полубогу показалось, что из-под пустующего капюшона блеснуло что-то. Было ли это отсветом пульсаров, продолжающих тлеть в руках бога, или чем-то еще – Геракл выяснять пока не собирался. И с рычанием прыгнул вперед, рассчитывая в этом прыжке дотянуться до ненавистного божка.
Противный смех раздался совсем рядом от того места, куда тяжело приземлился Геракл, и в тот же момент слепящая молния ударила его прямо в лоб. Перед глазами поплыли белые круги, закрывающие собой все остальное, и откатившийся в сторону Геракл успел еще зачерпнуть горсть песка и бросить в ту сторону, где находился Дахок. Издевательский смех подтвердил опасения героя, что песок не достиг цели. В ту же секунду сильнейший удар по спине заставил начавшего подниматься Геракла снова рухнуть вниз, на этот раз со стоном.
- Геракл!! – Ева рванулась было к нему, но была остановлена рукой Зены, которая неумолимо увлекла ее в сторону, не обращая внимания на дерганья и бранные слова.
- Ему же плохо, как ты не видишь! – бесновалась Ева, с ужасом глядя, как Дахок склоняется над бессознательным Гераклом, словно принюхиваясь к нему. – Ему надо помочь!!
Сильная пощечина охладила пыл Евы, и она, хватаясь за мгновенно обожженную щеку, подняла злые глаза на Зену.
- Помоги Габриэль, - приказала ей Хозяйка Морей, поднимая с земли свой меч. – А со всем остальным разберусь я.
Чуть помедлив, Ева кивнула. Зена кивнула в ответ и кинулась обратно к мужчинам.
Нападение со спины она никогда не считала предательством и весьма успешно практиковала его, однако сейчас вышло все не так, как обычно: очевидно, обладающий глазами на затылке Дахок резво отпрыгнул в сторону, и лезвие рубануло воздух, едва не уйдя в землю, настолько сильным был замах.
Восстановив равновесие, Зена замахнулась снова, но Дахок лишь небрежно махнул рукой, и воительница пошатнулась, почувствовав, как от практически неощутимого удара по виску поползли тяжелые густые капли. Ей даже не нужно было смотреть, чтобы понять, что это за капли.
Ева сдавленно охнула, когда увидела, как лицо матери стремительно покрывается бурой жижей. Трое раненых – и она одна! И Дахок, явно с интересом следящий за разворачивающимися реалиями.
Негромко застонала приходящая в себя Габриэль, и Ева склонилась к ней, с беспокойством всматриваясь в бледное лицо.
- Дахок... - сказительница тяжело дышала, глаза ее метались из стороны в сторону, а руки шарили по земле в поисках чего-то. Ева не знала, что делать, и вложила в них свою ладонь.
- Геракл здесь, он справится с ним, - чуть ли не плача, проговорила она, глядя, как Зена, так и не оправившаяся от удара, продолжает сражаться, уже явно из последних сил.
Удар за ударом сыпались на воительницу, которая не могла не понимать, что шансов выстоять практически нет: даже не применяющий всю свою, без сомнений сокрушительную, силу, Дахок был проворнее, ловчее и стремительнее. Он раз за разом, особенно не напрягаясь, отправлял Зену на землю, а та упорно продолжала вставать, хотя кровь заливала ей лицо и глаза. Из-за удара по голове координация была нарушена, и порой воительница вообще не видела, куда бьет, руководствуясь лишь интуицией.
- Ты зря сопротивляешься, Зена, - голос Дахока на этот раз был размерен и лишен металлических ноток. – Ты все равно ничего не помнишь, стоит ли сражаться за свое беспамятство?
Воительница скрежетнула зубами, тряся головой, смахивая с лица кровь и разбрызгивая ее в разные стороны. Несколько капель долетели до Габриэль, и она дрогнула, пытаясь подняться.
Зена оскалила зубы и издала низкое горловое рычание. Мужчина, которого молодая девушка называла Гераклом, был по-прежнему неподвижен и помочь ей не сумел бы. Габриэль, судя по всему, тоже хорошо досталось. Звать на помощь Ареса?
В голове гудело, один глаз, полностью залитый кровью, ничего не видел, раненое плечо отзывалось при каждом движении адской болью... Но оставалось еще какое-то упрямое чувство того, что нужно защитить. Всех, кто находится сейчас здесь.
Хозяйка Морей опустила вдруг меч так, что кончик его уперся в землю, и выпрямилась, чувствуя, как дрожат ноги. Выждав момент, когда Дахок, заинтригованный возникшей паузой, подойдет поближе, она молча бросилась на него, вложив в этот бросок все оставшиеся у нее силы.
Конечно, ничего не получилось. И Дахок, разъяренный ее попыткой, с силой отмахнулся от нее, летящей к нему.
Меч жалобно звякнул, стукнувшись о землю.
Упав на колени к ногам противника, Зена подумала, что заканчивать свою жизнь на суше – не самое лучшее из того, что она могла бы выбрать, случись ей выбирать. А еще она так и не узнала то, что хотела узнать.
Откинув голову назад, воительница с ледяным спокойствием наблюдала за тем, как разгорается пламя под капюшоном, до этого времени кажущемся пустым. И не дрогнула даже тогда, когда увидела, что скрывалось под ним.
Дахок отвел руку назад, скрюченные пальцы сжимали гудящий пламенный шар.
- СТОЙ!! – дикий вопль позади заставил бога обернуться и издать крик, почти сравнимый с тем, которым его окликнули.
Зена все так же спокойно, с видом человека, принявшего и понявшего свою судьбу, повернула голову.
Там, под деревом, возле беседки, полулежала на земле Габриэль, окровавленными пальцами приставляющая к своей груди тот самый сломанный нож. Ева с ужасом взирала на нее, однако мешать не пыталась.
- Стой, - уже тише повторила сказительница, стараясь не смотреть на воительницу, всю свою ярость отдавшую Дахоку. – Или ты забыл о нашем условии?
Дахок снова издал звериный вопль, и капюшон слетел с его головы, обнажая гнилой череп, едва обтянутый сухой, отваливающейся, кожей, в котором безумным пламенем горели пустые глазницы.
Габриэль даже не пошевелилась, только сильнее прижала к груди обломок ножа.
И в этот момент с крыльца дома раздался чей-то кудахтающий смех.
- 2 -
Это же самое время, Залы Войны на Олимпе
Арес не находил себе места, бродя по Олимпу неприкаянной тенью и пугая обитателей странными разговорами. Ему очень хотелось вернуться на корабль к Зене и пасть ниц, умоляя ее принять его таким, каков он есть. Но в то же самое время непримиримая гордость, свойственная богам, подсказывала ему сидеть тихо и ждать. Рано или поздно она сама позовет его и вот тогда можно будет отыграться за все унижении, что ему приходится испытывать по ее вине.
Бог, остановившийся напротив розового куста, невесть как проросшего сквозь стену, и сладко вздохнул, вспомнив о той ночи, что подарили ему Судьбы. Иногда он удивлял сам себя, становясь сентиментальным и романтичным. Это не было так плохо, но и открывать всем свою новую ипостась Арес не спешил. Еще чего, прослывет каким-нибудь «божком любви», обрядится в белые одеяния и пойдет проповедовать мир и любовь по методике Элая.
«Бррр!» Ареса передернуло, и он поспешил выкинуть в окно только что сорванный бутон. Один из алых лепестков спланировал на пол, возле носка правого сапога бога, и тот, немного помедлив, все-таки наклонился, чтобы поднять его.
Алые розы любила Зена. Она никогда не говорила об этом, но Арес знал точно, потому что однажды, усыпав ее ложе розами с шипами, он заметил на следующий день, что королева воинов не выбросила цветы, а поставила их в вазу, которую, правда, спрятала подальше от чужих глаз. Потом он приносил ей лилии, ромашки, много чего другого, но больше ни разу взгляд его не натыкался на сохраненные букеты. Впрочем, могло, конечно, быть и так, что Зена заметила, что ее тайна оказалась раскрытой, и больше никогда не позволяла себе так раскрываться. Однако Аресу хотелось думать, что и у нее есть маленькая слабость.
Бог войны подавил вздох и, качая головой, пошел вдоль стены, ведя по ней в такт своим шагам указательным пальцем.
Сегодня Олимп пустовал. Боги разбрелись по своим делам, предоставив Аресу одиночество, о котором тот, в общем-то, не так уж сильно и мечтал.
Афродита, как и намеревалась, созвала знакомых богинь, правда, сплетничать они решили на воздухе, поэтому отправились на Елисейские поля, которые, после смерти Аида и с приходом к власти Персефоны, управляющей хозяйством железной рукой, приобрели вид вполне цивилизованного парка. От прежних кущей остались только небольшие озера и деревья. Остальное пространство заполнили скамейки, фонтаны, статуи, лотки с разнообразными яствами – как выяснилось, души иногда тоже весьма непрочь отведать земных угощений, вспомнить, так сказать, молодость. Ах да, теперь там еще прохлаждались боги, когда им нечего было делать.
Артемида снова занялась охотой. Арес не знал, остались ли на Земле еще места, где не ступила бы разрушающая все на своем пути ножища богини-охотницы. Она выкашивала целые виды, и Арес вполне серьезно полагал, что скоро потребуется завести специальную книгу, где крупными буквами будет написано, сколько, кого и где осталось.
Аполлон, найдя себе новую любовь, целыми днями и ночами шатался где-то. Где – Арес даже и не думал выяснять. Если светозарного бога постигнет где-нибудь кара от разъяренных богов, которым тот насолил – так тому и быть. Бог войны не был злопамятным. Он просто был злым и обладал отменной памятью. Вот так вот.
На самом деле, хорошо Аресу было только с Бахусом. Вот с кем он мог посидеть, раздавить на двоих бутыль отменного вина, пожаловаться на Зену и не найти отчуждения или непонимания: бог виноградарства, сам будучи вечно в раздорах со своими женщинами, как никто другой понимал Ареса. Посоветовать он ему, правда, не мог ничего, да богу войны и не нужны были чьи-либо советы.
Арес остановился в который раз, напротив окна, и вгляделся в туманную дымку, вот уже не первый день окружающую Олимп.
На завтра у него были большие планы. Во-первых, Зена. Во-вторых, ЗЕНА! И, в-третьих, пожалуй, Зена...
Бог войны довольно ухмыльнулся, когда подумал, что завтра он принесет ей уникальное оружие, то, которым сражались титаны: меч, обладающий собственной душой, способной влиять на ход событий. Арес долго выбирал между мечом огня и мечом воздуха: оба казались ему одинаково мощными и подходящими Зене по нраву. Огненный меч, в котором жил элементаль пламени, был дерзок и вызывающе красив, по ложбинке, проходящей точно посередине лезвия, то и дело пробегали искры пламени. Меч же воздуха, серебристый, с клинком, напоминающем жало, был тих и спокоен, но за его внешним спокойствием скрывалась душа настоящего убийцы. Аресу стоило многих трудов раздобыть их – подземные духи тщательно берегут свои сокровища и не отдают их первым встречным, - однако мысль о том, что Зене обязательно должны понравиться эти мечи, придавала богу дополнительные силы.
И, быть может, она не станет сердиться на него за его маленькую ложь. Она же была во благо...
Арес пригладил свою бородку, за которой следил едва ли не тщательнее, чем за всем остальным, и направился в бывшие залы Зевса.
Око Богов, работающее лучше, чем обычно, тихонько гудело, когда мужчина подошел к нему. Это означало, что кто-то им недавно пользовался. В принципе, Аресу было все равно, но он нахмурился: нечего богам просто так входить сюда, мало ли что... Зевс не любил, когда у него толкался кто попало, Арес подумывал о том, чтобы заблокировать двери, потому что просьбы не помогали.
Арес склонился к Оку, думая над тем, что бы ему узреть. Аполлона с голой задницей, вымазанную в чужой крови Артемиду или пьющего Бахуса?
Решение пришло само собой, и лицо Ареса озарилось довольной, но глуповатой усмешкой.
О чем тут думать?!
Едва ли не потирая руки, Арес всмотрелся в мутное, медленно разгорающееся Око Богов. И, побледнев, отшатнулся назад, спешно исчезая безо всяких спецэффектов.
- 3 -
Ферма, полночь
Дахок снова издал звериный вопль, и капюшон слетел с его головы, обнажая гнилой череп, едва обтянутый сухой, отваливающейся, кожей, в котором безумным пламенем горели пустые глазницы.
Габриэль даже не пошевелилась, только сильнее прижала к груди обломок ножа.
И в этот момент с крыльца дома раздался чей-то кудахтающий смех.
Зена прищурилась, не в силах поднять руку и утереть лицо. Но даже так она могла сказать совершенно четко: блондинку, стоящую на ступенях и чему-то смеющуюся, она уже где-то видела. Только вот где?
Ева моргнула, потом моргнула еще раз и отодвинулась подальше.
Дахок, уже не пряча свое лицо, зарычал, пригибаясь к земле, как собака, почуявшая добычу и готовящаяся схватить ее.
Каллисто – а это, конечно же, была она – кокетливо погрозила ему пальцем.
- Тихо-тихо, красавчик, не спеши, а то успеешь, - глумливо проговорила она, стреляя глазками, то есть, испуская из них крохотные, но жгучие, искры.
Одна из таких искр попала на Зену, и та вздрогнула, частично приходя в себя. Кровь перестала течь из раны на голове, и теперь уже к ней вернулся полный обзор.
Хозяйка Морей прищурилась, пристально глядя на появившуюся блондинку.
Она знает. Совершенно точно.
Дахок приподнял верхнюю губу, открывая взгляду гнилые зубы, и Ева с ужасом увидела, как тело его начало меняться. Быстро, слишком быстро для того, чтобы можно было уследить, черный бог превращался в зверя, главной целью для которого была смерть.
Каллисто притушила улыбку, и смех ее замер, запутавшись в рычании Дахока, успевшего полностью преобразиться. От прежнего облика, хоть чем-то напоминавшего человеческий, почти не осталось следа: на людей и богов смотрело нечто невообразимо мерзкое, с громадными несоразмерными телу, крыльями за спиной, на каждом пере которых виднелся глаз, совершенно живой и следящий за происходящим. Вероятно, глаза эти очутились там потому, что на лице Дахока их не обнаружилось: нижняя часть его, череп обтянутый гнилой кожей, разительно отличалась от верхней, имевшей формы какого-то странного полукруга. Лицо было слепо, но крылья видели все за него.
Взмахнув руками, пальцы на которых непропорционально удлинились за счет отвратительных когтей, Дахок с ревом, напоминающим рокот волн во время шторма, кинулся вперед.
Зена прикрыла глаза, когда он пронесся мимо нее, обдав могильным смрадом, и подумала о том, что надо подняться. Сил было очень мало, но она все еще должна защитить Габриэль и остальных. Пожалуй, исключение можно составить лишь для этой блондинки, которая сейчас как раз сама себя защищает.
Каллисто же, не подозревая о мыслях Зены, с визгом отражала наскоки Дахока. Впрочем, визг этот был не испуганным, а скорее победным: богиня огня почему-то не сомневалась, что останется первой в этом сражении. Выбрав удачный момент, она нанесла три быстрых и точных удара, заставивших Дахока покачнуться. Брызги крови разлетелись в разные стороны, и Каллисто ухмыльнулась, взвешивая на ладони огненный шар.
Ева прищурилась, заметив, как на указательном пальце блондинки что-то блеснуло.
Кольцо Нибелунгов?
- Зачем Дахоку убивать Зену? – спросила она Габриэль в то время, как сражение продолжилось с новыми силами.
Сказительница, продолжающая держать нож у груди и зорко всматривающаяся в темноту, разряжаемую вспышками молний и огня, ответила:
- Вероятно потому, что на данный момент она единственная, кто может его победить. Беспамятная и беспощадная, - она благоразумно умолчала о собственных возможностях. Хотя бы потому, что все было не совсем так, как она в свое время рассказала Дахоку...
Взметая огромные клубы пыли, монстр со всего размаху налетел на Каллисто. Но боги – они на то и боги, чтобы, сражаясь с такими же богами, иметь возможность отвечать ударом на удар.
Каллисто с закладывающим уши воплем, с двух рук, метнула огненные шары прямо в Дахока так, что тот, получив ожог грудной клетки, отлетел на добрый десяток шагов, вереща, как подбитая белка. Каллисто подбежала к нему с явным намерением пнуть ногой, но едва преуспела в том, чтобы уклониться от касания длинных когтей черного бога: кто знает, что там с них сочится? Даже для бессмертных существуют свои яды...
Запах крови, ярости и ужаса кружил Зене голову. Встав сначала с одного колена, потом с другого, она, наконец, полностью поднялась, опираясь на подобранный меч. И постояла так немного, приходя в себя, воплощение войны и смерти. Живое воплощение.
Габриэль, отвлекшись от битвы, взглянула на воительницу. И опустила нож, чувствуя, как дрожат губы.
Зена была чужой. Здесь и сейчас, она ничем не напоминала барду ту королеву воинов, с которой они исколесили всю Грецию в поисках тех, кого надо защищать. Сейчас Габриэль видела перед собой оглушенную убийцу, для которой обагрить меч – легкое движение руки. Зене рядом теперь была нужна не она. Рядом с ней в этот момент отлично смотрелся бы Арес.
Сказительница опустила голову, борясь с подступающими слезами, и, только заметив какое-то движение рядом с собой, резко вскинулась.
Дахок полз к ней, извиваясь, словно большая и странная змея, и перья в его крыльях подрагивали, словно живые, подмигивая сказительнице всеми глазами сразу.
Ева, парализованная зрелищем, не сделала ничего, чтобы уступить черному богу дорогу, и тот прополз прямо по ней, по ее ногам, словно бы и не заметив, что кто-то сидит на земле.
Габриэль сглотнула, делая попытку снова приставить нож к груди, но что-то будто сдавило ее запястье, отгибая его в сторону.
Дахок обнажил зубы в некоем подобии улыбки, не обращая внимание на то, что сзади его появилась тень, подсвеченная пламенем.
- Я всссссе знаю о тебе, - свистящим шепотом сообщил он, и крылья за его спиной резко сложились, мощным порывом воздуха сметя с ног взвизгнувшую Каллисто. – Знаю то, чего ты сама о себе не знаешь... Моя маленькая предательница!
Габ вздрогнула всем телом, когда Дахок склонился к ее уху, и безгубый рот сообщил ей то, о чем она даже боялась думать.
Быть может, черный бог сказал бы ей еще что-нибудь, но вернувшаяся Каллисто наскочила на него сзади, обхватив ногами, отрывая его от побледневшей Габриэль и нанося удары попеременно то левой, то правой рукой.
Страшные когти монстра рыхлили мягкую землю, пока Каллисто оттаскивала его обратно к крыльцу. Силы его явно убывали: оно и понятно – чужой мир давил на него, вынуждая спрятаться обратно в свою раковину.
Еще немного усилий – и Дахок, извернувшись, навалился всем весом на огненную богиню, блокируя все ее попытки задеть его.
Каллисто, правая рука которой оказалась придавлена, завопила что-то нечленораздельно, мотая головой во все стороны, и тут взгляд ее упал на продолжающую стоять неподвижно Зену.
Карие безумные глаза зажглись, на тонких губах появилась истеричная усмешка.
- Ты так просто от меня не отделаешься, Зена! – и с этим воплем Каллисто направила руку с кольцом в сторону Хозяйки Морей. Столп огня, вырвавшийся из кольца, на мгновение ослепил Габриэль, и она, зажмурившись, закрыла лицо руками. А огонь ударил в Зену, прямо в грудь. И воительница согнулась пополам, как от сильнейшей боли.
Дахок взревел, заметался, закружил, взлетая вверх на своих крыльях и отпуская Каллисто на волю. Та не замедлила воспользоваться этой возможностью и швырнула вдогонку черному богу огненную молнию, которая цели достигла, но вреда не принесла. И черный бог, исчерпав большую часть своих сил, распался на рваные перья, усеявшие землю.
Габриэль распахнула глаза как раз в тот момент, когда вновь рухнувшую на колени Зену окутало дымчатое сияние, исходящее от появившегося рядом с ней бога войны.
- Зена! – хрипло выкрикнув ее имя, Арес упал рядом с ней, трясущимися руками ощупывая ее, ища раны, попутно лихорадочно залечивая их.
Он отчаянно боялся, что опоздал, что случилось непоправимое, но все, казалось, было в порядке. За исключением того, что Зена вдруг посмотрела на него глазами, полными боли.
- Арес, - прошептала она, и бог затрясся, понимая, что все кончено.
Она вспомнила. Воспоминания окружили ее плотным кольцом, цепко захватив в свои объятия. Все и сразу навалилось на нее, мешая дышать, скребя по коже острыми иглами.
Ева, Дахок, Каллисто, Арес, Габриэль... И ее смерть.
Боль торжествовала, вгрызаясь в разум, собираясь остаться там навсегда, но... Но время ее бесконечного владения пока не пришло, и с появлением Ареса Зена уже успела прийти в себя.
Ева, не веря, смотрела на нее со слезами, пока не вспомнила, что Геракл все еще не пришел в сознание, и кинулась к нему.
Превозмогая боль и шум в голове, Габриэль как можно быстрее подошла к Зене и, помедлив чуть, опустилась на корточки рядом с ней. Она боялась, что ее снова оттолкнут.
Арес, даже не обративший внимания на появление сказительницы, осторожно гладил Зену по голове, в любой момент ожидая удара.
- Прости меня, прости, прости, - шептали сухие губы, а глаза, полные невидимых слез, смотрели на воительницу и не могли насмотреться. – Я был не прав, теперь я понимаю, но пойми и ты... Я все хотел сделать для тебя, начать заново, исправить то, что не получалось... - голос прервался, и бог опустил голову, глотая слова.
Руки опустились.
Зена не слышала его. Она грустно смотрела на Габриэль, неподвижно застывшую рядом, и светло улыбалась ей.
- Там был рай, Габриэль, зачем ты вернула меня сюда? – в словах не было упрека, простое любопытство. И сказительница, ждавшая совсем других слов, дрогнула, как от удара.
Снова раздался смех: это Каллисто подобралась совсем близко, непонятно с каким целями. Арес вскочил на ноги, вытаскивая меч и бормоча проклятия, но богиня не обратила на него никакого внимания. Она смотрела только на Зену.
- Это я вернула тебя, слышишь? – она склонила голову к плечу, глядя на совершенно спокойную Зену. – Ты в долгу передо мной, королева воинов. ВЕЧНОМ долгу! – она хотела добавить что-то еще, но не успела.
Внутри Габриэль заклокотала ярость. Ярость странная и необъяснимая, потребовавшая немедленного выхода. И, когда сказительница посмотрела на свои руки, пытаясь понять, отчего же они так сильно дрожат, она заметила, что ладони, по-прежнему гладкие, засветились вдруг неярким алым цветом и принялись покалывать. И чей-то голос, до боли напоминающий голос сожженной на костре женщины, принялся нашептывать барду о том, что нужно сделать.
Каллисто даже не успела шевельнуться, когда Габриэль с гневным выкриком выбросила руки вперед себя, и с кончиком пальцев ее сорвались серебристые иглы, полетевшие в безумную богиню. Дикий крик той оборвался почти мгновенно, и осколки одной из игл, сломавшейся о доспехи Каллисто, вернулся к Габриэль, вонзившись той в плечо. Она осела на землю рядом с подхватившей ее Зеной, смотря, как Каллисто, беззвучно корчась и в немом крике открывая рот, исчезает, поглощаемая землей, которая затягивала ее, как болото.
Не было сочувствия, не было благодарности. Только внезапная пустота от того, что сила, до того момента переполнявшая Габриэль, вдруг ушла куда-то. И Зена, осторожно взявшая барда за руку, нежно погладила ладонь, проводя пальцами по шершавым линиям жизни и смерти.
Габ улыбнулась своей королеве воинов и вдруг совсем осела вниз, будто бы теряя сознание.
Арес в мгновение ока оказался рядом с ними, внося свою лепту в спасение Габриэль и бережно, можно даже сказать, нежно поддержал ей голову.
Воин осторожно опустила окровавленную Габриэль на землю, отыскала взглядом Еву, убедилась, что она и Геракл в порядке, и снова вернула свое внимание подруге.
Арес, тоже убедившись, что бессмертие на этот раз отдавать не придется, прижал ладони, под которыми сразу же заструился мягкий голубоватый свет, к ранам барда.
Взгляд белокурой сказительницы был устремлен в сторону бога и Зены, и Арес не мог с точностью сказать, на кого из них она смотрит.
- Почему Дахок не сумел сделать это? – тихо спросила Зена, признательно взглянув на бога и поглаживая щеку Габриэль. Арес, продолжая делать свое маленькое, но такое важное, дело, искоса поглядывал на воительницу, однако та, не отрываясь, смотрела на барда. Она откуда-то знала, что требовал черный бог взамен на свою услугу: рождение второй Надежды. И однако же этого не случилось. Но почему?
Габриэль улыбнулась одними губами, а глаза ее остались серьезными и печальными.
- Невозможно налить воды в сосуд, который уже полон, - медленно проговорила она, и вдруг, к безмерному удивлению Ареса, накрыла его ладонь своей, отталкивая его от себя. Он засопротивлялся, однако, не слишком усердно, чтобы никто не подумал, будто он действительно хочет помочь блондинке.
- Что ты? – обеспокоенно произнесла Зена, накрывая их руки поверх своей рукой. – Пусть Арес поможет, твои раны могут быть опасны.
Бог незаметно расправил плечи, тихо радуясь тому, что Зена не гонит его прочь.
Зеленые глаза, ставшие еще более печальными, обратились к воительнице.
- Я жду ребенка, Зена.
Дахок был слишком любезен, сообщив ей об этом.
- Все-таки... - ладонь королевы воинов сжалась, и Арес дрогнул, ощутив давление.
Что-то было не так, он чувствовал это каждой порой на теле и, однако же, никак не мог понять, что же так гнетет его. Быть может, просто остатки могущества Дахока, растворившегося на время в ином мире, давили на плечи?
- От Ареса.
Голубоватое свечение медленно угасло.
Руки разжались.
Часть 3. Дорога, ведущая вверх
Глава 1. За плохие вести убивают гонцов
- 1 -
Утро, следующий день после возвращения памяти Зены
Ранние пташки наполняли звонким щебетанием раннее утро, и щебет их сливался с негромким звоном прозрачных капель, неспешно падающих вниз. Ночью был дождь, и теперь земля выглядела чистой и довольной.
Арес, сидящий под деревом, поморщился, когда очередная капля упала ему на нос и медленно, нехотя сползла вниз, задержавшись на губах.
Бог войны просидел на улице всю ночь, не решаясь войти в дом.
Боялся. Как простой глупый смертный. Боялся смотреть на женщин, спящих в этом доме.
Арес смахнул, наконец, каплю с губ, рассеянно отметив, что у нее был соленый привкус, и вздохнул, скрестив руки на коленях.
Память может играть злые шутки не только с людьми: иногда от ее шалостей вынуждены страдать и боги. Особенно, если они когда-то теряли свою божественность.
Теперь он вспомнил. Вспомнил, какой хрупкой казалась маленькая блондинка в мощных руках бога войны. Вспомнил, как срывал с нее одежду, не считаясь с сопротивлением, отвечая ударами на удары, как бросал на кровать, вдавливая в матрас резкими и грубыми движениями, хрипя от внезапного возбуждения и выпитого вина. Как удовлетворенно затих, пока семя выплескивалось из него, навеки оседая в глубинах тела ненавистной сказительницы.
Она плакала тогда, обнимая его за плечи. Но плакала не от боли или унижения, а от того, что почти на каждом выдохе бог шептал имя женщины, которую они ни как не могли поделить.
Он взял ее еще раз в ту ночь, уже не так яростно, как прежде. От его нежности она плакала снова. И он, кончая, содрогаясь в последних спазмах удовольствия, чувствовал, как дрожит под ним женское тело, которым он так бесцеремонно владел.
А теперь она ждет ребенка. Его ребенка, в этом нет сомнений, ибо вернувшиеся божественные способности помогли бы ему почувствовать ложь.
Его дитя... В теле женщины, которую любит другая. Та, что должна принадлежать ему.
Арес не был удивлен тем моментом, что только сейчас узнал о ребенке. Конечно, боги всемогущи, но когда они не подозревают, где и что им надо искать, они почти так же беспомощны, как и смертные. Откуда он мог знать о ребенке, если не помнил даже подробности той ночи? Во всяком случае, Зена видела, что он был поражен не меньше, чем она сама.
Бог прищурился, сквозь густую листву разглядывая сидящих на ветвях птиц.
Ему было стыдно. Стыдно за свое поведение тогда. Стыдно за то, что он узнал об этом не первым.
Стыдно за то, что первым его желанием было предложить Габриэль избавиться от ребенка.
Но он сумел заставить себя не открывать рот и не комментировать эту ситуация в своем обычном стиле. А то Зена вряд ли бы обрадовалась, услышав от него равнодушно-язвительное «Габби, разве ты не помнишь, какая детка родилась у нас с Надеждой? Ты ведь не хочешь такую же? Тогда давай по-быстренькому организуем все. Расходы я беру на себя!»
Бог сокрушенно покачал головой.
Если бы это был их с Зеной ребенок... Да он бы сейчас прыгал от счастья и засыпал все вокруг цветами и мыльными пузырями, забыв о своем суровом имидже! А так... А так вроде и радоваться надо, все-таки его ребенок, но...
Но от Габриэль.
С другой стороны, он может быть горд собой: с первого раза – и в цель!
Арес глупо ухмыльнулся, всеми силами отвлекая себя от горестных раздумий, потом посерьезнел.
Дахок должен был поместить в Габриэль свое отродье, ведь они договаривались с ней об этом. А теперь получается, что место занято... Не выльется ли это во что-нибудь дурно пахнущее? Если честно признаться, Аресу очень не хотелось, чтобы он оказался каким-то образом замешанным в этом деле. Правда, теперь уже поздновато об этом думать.
Совсем поздно.
Арес запрокинул голову, когда солнечный луч ласково погладил его по щеке.
Он спал с Габриэль не потому, что хотел унизить ее или отомстить за что-то. При всей его неприязни к сказительнице он не мог не видеть, как самоотверженно и сильно она любит Зену. Иногда даже вкрадывалась крамольная мысль, что сильнее, чем он.
Он спал с ней потому, что она была ближе к Зене, чем он. Потому что только так он мог хотя бы таким образом прикоснуться к своей мечте.
В принципе, дети – это не так плохо.
Но дети от Габриэль?
Арес поморщился, скорее по привычке, нежели по какой-то другой причине, и, вздохнув, поднялся на ноги.
Нужно было идти в дом. Им, вероятно, следует о многом поговорить.
Во всяком случае, он хотя бы послушает, что скажет ему Зена.
Это же время, спальня Габриэль
Когда бард открыла глаза, первым что она увидела, было лицо Зены, обращенное к ней.
- Ммм? - только и смогла выдавить из себя Габриэль, не будучи полностью уверена в том, что вчерашнее ей не приснилось в дурном сне. Но улыбка королевы воинов развеяла все сомнения.
- Ммм, - отозвалась Зена, вставая со своего места и подходя к кровати Габриэль. – С добрым утром, - она аккуратно присела на краешек и коснулась ладонью лба подруги. – Жар спал. Как ты себя чувствуешь?
Габриэль, которая тут же вспомнила, как ночью всеми силами отбивалась от желания Ареса ее вылечить, пожала плечами.
- Не так плохо, как могла бы, - она попыталась сесть, но сильные руки Зены тут же уложили ее обратно.
- Еще нагуляешься, - притворно сурово сдвинула воительница брови. – А нам бы не мешало поговорить.
Габриэль сглотнула.
Она переспала с Аресом. И это действо не казалось ей столь ужасным до этого момента. До момента, в котором секс с ним придется обсуждать с Зеной. И не просто секс, но его последствия!!
Последнее, что Габриэль запомнила, было то, как Арес перенес ее сюда, в комнату, и отправился куда-то восвояси, явно смущенный тем, что ему пришлось узнать. Как Зена перевязала ей раны, Габриэль уже ответить не смогла бы, однако самочувствие, несмотря на пережитое, было прекрасным.
Если бы только не беременность...
Собственно, Габриэль не очень-то и удивилась, когда Дахок с плохо скрываемой злобой сообщил ей об этом. Она подозревала нечто подобное, но к знахарке идти не спешила, оттягивая все это. Тем более, она была уверена что если и носит ребенка, то это ребенок Дахока. А выносить такое на свет и обсуждение всего городка... Ну, это чистой воды самоубийство!
Габриэль стало неуютно под испытующим взглядом Зены, и она заерзала, словно устраиваясь поудобнее.
Зена протянула руку, поправляя ей подушки.
- Он изнасиловал тебя? – вопрос был задан совершенно будничным тоном, но вскинувшаяся в ужасе Габриэль четко приметила, как вспыхнули и тут же погасли огоньки ярости в синих глазах королевы воинов.
- Нет, что ты!! – совсем не уверенная в своем ответе, Габриэль, тем не менее, ответила абсолютно твердо. Она не хотела, чтобы из-за нее отношения Зены и Ареса снова покатились под уклон.
Ой, она ли это вообще?! Не так давно она мечтала о том, чтобы свернуть Аресу шею, а теперь хочет защитить его от Зены? Не иначе как мысль о том, что он – отец ее ребенка, действует как-то не так.
Габриэль передернула плечами и посмотрела на Зену. Боги, неужели это правда? Неужели все эти месяцы, наполненные ожиданием и представлением того, чем Зена занимается вдали от нее, наконец-то закончились? Барду очень хотелось обнять королеву воинов, но она не осмеливалась: все еще свежи были воспоминания о том, как Зена оттолкнула ее там, в храме Аполлона.
- Ты уверена? – Зена все еще желала говорить об Аресе, и Габриэль с горечью вынуждена была признать, что теперь эта тема станет у них постоянной, ведь от ребенка она избавляться не собирается, а мешать богу навещать своего ребенка... Нет, тут она не станет чинить препятствия.
- Конечно, я уверена, Зена, - Габриэль улыбнулась, но улыбка ее почти мгновенно угасла. – Только давай, ты не будешь спрашивать меня о том, как именно вышло так, что я забеременела? – она не хотела посвящать Зену в подробности того их с богом разговора. Да, потому что не хотела выглядеть эгоистичной тварью, насмехавшейся над Аресом.
Зена помолчала немного, внимательно разглядывая ее, потом вдруг порывисто обняла, зарываясь лицом в распущенные волосы сказительницы.
- Боги, Габриэль, - шепнула она, и голос ее на мгновение сорвался. – Подумать только – так близко и так далеко!! Мы были совсем рядом... Но я не помнила тебя...
- Потому что Арес... - начала было сказительница, но тут же прикусила язык. Она не должна, не должна, не должна быть такой стервой!! Но с другой стороны: а почему нет? Вряд ли Арес не воспользовался амнезией воительницы, показав себя невинным агнецом.
- Потому что Арес не захотел вернуть тебе память, - пробормотала она, закрывая глаза и крепче вжимаясь в плечо Зены. Знакомый до боли запах чуть было не заставил ее расплакаться.
- Я думала, что потеряла тебя навсегда, - Габриэль попыталась сменить тему, но не слишком удачно, ведь и в этой потере виноват был тоже Арес.
- Я так люблю тебя, - это было уже лучше.
Сказительница почувствовала, как расслабляется тело Зены, реагируя на эти слова. Всего лишь три простых слова... Но как же они важны, когда ты так долго был лишен возможности говорить их!
- Я тоже люблю тебя, Габриэль, - Зена мягко отстранилась, всматриваясь в глаза подруги. Что она надеялась увидеть там? Только радость от долгожданной встречи, только улыбку – и никаких слез!! Потому что Габриэль не хотела плакать.
Ладонь Зены легла на щеку сказительницы, легонько поглаживая, и Габриэль прижалась к ней, впитывая тепло.
- Ты отрастила волосы, - тихий голос Зены вплелся, словно необходимая нить, в невесомое полотно их разговора. Габриэль улыбнулась ей, так нежно, как только могла.
- Тебе же всегда нравились мои длинные волосы, - она придвинулась к Зене ближе, на какое-то время забыв и об Аресе, и о Дахоке, и о будущем ребенке. – Помнишь, ты говорила?
Теплое дыхание королевы воинов смешалось с ее дыханием, а синий лед глаз, растаяв, превратился в небо.
- Теперь помню...
Никуда не надо было больше идти. Дом – это человек. Для Габриэль это всегда было так. Зена вернулась – и вернулось чувство защищенности. То самое, которого все они были столь долго лишены.
Не хотелось говорить, словно слова могли нарушить эту интимную близость между ними, разбить ту паутину, что окутывала их сейчас, скрывая от чужих взглядов...
- Я надеюсь, что помешал?
Габриэль с досадой открыла глаза и уставилась на ухмыляющегося Ареса, небрежно прислонившегося к дверному косяку.
Бог поигрывал своими перстнями, однако во взгляде его витала напряженность. И сказительница усмехнулась, поняв, что именно заставляет нервничать великого бога войны.
Зена помедлила чуть перед тем, как встать с кровати и повернуться к богу. Габриэль не видела выражения ее лица, однако отлично заметила, как побледнел Арес.
- Зена, я... - начал он, но воительница прервала его:
- Выйдем, Арес, надо поговорить, - голос не терпел возражений. И, не успела Габриэль и глазом моргнуть, как осталась одна в комнате, пустой и тоскливой, как самая глухая ночь, лишенная полнолуния.
- 2 -
Все та же ферма, комната Евы
Когда просыпаешься рядом с красивым и любимым мужчиной и начинаешь сразу же думать о маме – это немного странно.
Ева, открыв глаза и посмотрев на так и не проснувшегося Геракла, откинулась назад и вновь предалась своему занятию.
Возвращение Зены... Признаться, оно ошеломило девушку. Конечно, она хотела бы, чтобы все с самого начала было так, как стало сейчас, но в отличие от Габриэль, она не выплакивала ночами глаза, стирая попутно наволочку, и не билась в истерике втайне от всех, потому что ничего не получалось. Она смирилась со смертью матери гораздо быстрее Габ или Ареса, а потому ей было легче пережить ее возвращение совершенно в другом статусе. Для нее Зена вернулась только сейчас.
И только сейчас Ева, наконец, вдохнула полной грудью.
Сегодня ночью, дождавшись, когда утомленная Габриэль уснет, Зена пришла к ней, распахнув объятия. И они поплакали вместе, улучив момент, когда никто на них не смотрит, мать и дочь, у которых никогда не было и не будет времени друг для друга.
Ева все рассказала матери о Геракле, немного смущаясь и боясь, что Зена не одобрит этого выбора, ведь когда-то она и сама встречалась с легендарным полубогом. Однако, королева воинов, вопреки ожиданиям девушки, не стала никак комментировать услышанное, лишь улыбнулась тепло, сказав: «Все матери хотят, чтобы их дети были счастливее, чем они сами. Если это принесет тебе счастье – живи!»
Ева улыбнулась, вспомнив тот их разговор. Пожалуй, единственный разговор, после которого девушке стало тепло на душе. Они никогда не общались с Зеной так, чтобы можно было действительно почувствовать родство: первая встреча их прошла при неприятных обстоятельствах, а ведь первое впечатление очень стойкое. Ева всегда чуралась матери, отказывая ей в простых удовольствиях, таких как нежные объятия и доверительные беседы. Сложно привыкнуть к мысли, что у тебя есть мать, когда ты 25 лет жил без нее.
И вот теперь... будто бы они начали все с чистого листа, отбросив прошлое. В каком-то смысле так оно и было: смерть и новое рождение, очищение души и снятие грехов...
Ева надеялась, что Зена больше не станет жертвовать собой из-за того, что случилось в прошлом. Отныне прошлое – действительно всего лишь прошлое, о котором не нужно жалеть, потому что жалость – самое худшее чувство в мире.
Девушка повернулась на бок, со светлой улыбкой глядя на спящего рядом с ней мужчину.
После вчерашнего Геракл очнулся лишь раз, когда его несли в дом, и Арес мрачно заявил, что он жить будет. Ева и сама чувствовала, что все обойдется, поэтому сейчас будить мужчину не спешила, давая ему выспаться и отдохнуть. Сон лечит почти все раны. Разве только душевные вылечить ему далеко не всегда под силу.
Ева осторожно встала, стараясь не шуметь, накинула халат, привезенный из Индии, и вышла в коридор. Они с Гераклом жили на втором этаже, и Ева придумала сделать там небольшую террасу, окнами выходящую во двор. Она частенько сидела там по утрам, когда все еще спали, любуясь рассветными облаками и глядя, как оживает природа, умиравшая на ночь. Иногда со свитками Габриэль, перечитывая в сотый раз понравившуюся историю, иногда – с чашкой чего-нибудь горячего, на что надо постоянно дуть и пить маленькими глоточками, чтобы не обжечься. Сегодня не было ни свитков, ни напитков, и все же Ева села на свое излюбленное кресло, обхватив плечи руками. И нахмурилась, когда увидела во дворе Зену, стоящую рядом с Аресом.
Проснувшись ночью от света луны, бившей бесплотными ладонями по окнам, Ева увидела тогда, что Арес сидит под деревом, опустив голову и не шевелясь. Признаться, ей, в ее полусонном состоянии подумалось, что это либо примерещилось, либо бог просто что-то просчитывает. Но теперь, глядя на совсем не божественно помятое лицо Ареса, девушка уверилась, что он всю ночь провел тут. Оно и понятно: услышать о том, что Габриэль ждет от него ребенка и выжить – это не каждому дано.
На самом деле Еве меньше всего хотелось лезть во все это. Она не знала, ушли ли Дахок и Каллисто насовсем или же еще вернутся, ибо зло имеет привычку возвращаться... Не знала, оставит ли Габриэль ребенка или предпочтет избавиться... Не знала, как отреагировала на все это Зена, ибо в своем разговоре они этой темы не касались...
Не знала и не хотела знать, потому что чем меньше знаешь – тем лучше спишь. Тем более, что сейчас у нее появились совершенно другие планы на жизнь, и терять их из-за других Ева не хотела. Да, возможно, она рассуждала жестоко, но жить надо и для себя тоже, а не только для других.
Ева прищурилась, словно пытаясь прочесть по губам, что же Зена говорит Аресу, но тщетно. К тому же королева воинов, будто почувствовав, что за ней наблюдают, повернулась спиной к дому, загородив от любопытствующей Евы бледное лицо Ареса.
Девушка пожала плечами, говоря самой себе, что ей все равно, и, поднявшись, отправилась обратно к себе в комнату. Быть может, Геракл проснулся...
- Я не стану спрашивать, как Габриэль заполучила от тебя ребенка, - жестко сказала Зена, едва они остановились у того самого дерева, под которым Арес просидел всю ночь.
Бог вымученно улыбнулся.
- Правильно, ты большая девочка, должно быть, сама знаешь, как это случается, - он подумал, что подмигивать в такой ситуации – не самое лучшее, и не стал этого делать.
Воительница сверкнула глазами, и Аресу на миг почудилось, что ей бы очень хотелось схватить его за горло и задушить, прямо здесь и сейчас. Признаться, пребывая в столь смятенном расположении духа, Арес и сам был готов себя придушить. Частями... Теми самыми, которые и были ответственны за происходящее.
Зена отвернулась, и Арес проклял себя за свой болтливый язык, который иногда следовало бы придерживать. Ну что стоило ему промолчать, отвести глаза или наоборот всмотреться в воительницу самым невинным взглядом? О, как бы он хотел, чтобы все это оказалось сном! Одним из тех, после которых не хочется засыпать снова...
Появилось желание взять Зену за руку, но Арес подумал о том, что и эта идея не принесет с собой ничего хорошего. А ведь они... еще не так давно... были вместе, на том корабле, который теперь будет бороздить просторы моря без своего капитана.
Обуреваемый внезапным порывом злости, бог пожелал, чтобы корабль этот никогда больше не приставал к берегу, а команда его оказалась вечно привязана к нему, до тех пор, пока не сгниют их кости. Да и тогда пусть служат они вечно скрипучему штурвалу!!!
- Я хочу знать, Арес, что ты собираешься делать дальше? – до жути спокойный голос Зены вернул бога к реальности, и он поспешно посмотрел на королеву воинов.
- Я... я... - внезапно прозаикался он, с досадой поглядывая в сторону дома. Не замути Габриэль все это, не пришлось бы и оправдываться! Дьявольски неудачная ситуация: объяснять любимой женщине, что ты собираешься делать с ребенком от другой.
Арес закусил губу, поглаживая эфес своего меча.
Зена не отрывала от него взгляда, и никто бы не сказал, что ответ на заданный вопрос волнует ее саму, словно бы весь этот разговор был простой обыденностью. Но внутри королевы воинов кипел океан ярости и гнева.
Она помнила все, свою прошлую жизнь и свою настоящую, короткую и проведенную в качестве Хозяйки Морей. Жизнь, в которой она не знала Габриэль и... спала с Аресом. Последнее обстоятельство смущало и злило ее одновременно.
Она возненавидела Ареса еще больше за то, что он столько врал ей, не желая возвращать память. Возможно, его стоило бы понять, но Зена не хотела понимать. Она понимала лишь то, что по вине мужчины Габриэль теперь ждет ребенка. И неизвестно еще, не получится ли ситуация похлещи, чем та, с Надеждой. Если опять вмешается Дахок... если все пойдет наперекосяк... А оно пойдет, потому что у них всегда и все идет не так, как они задумывают!
Зена скрипнула зубами, поскольку Арес все еще продолжал молчать.
Она спала с ним. Спала потому, что хотела, потому что ей нравилась мысль о нем рядом с ней. Можно было оправдаться тем, что она не помнила в тот момент о Габриэль, но самой себе Зена врать не могла да и не хотела. Даже помня о подруге, она бы все равно сделала это. Хотя бы потому, что, вернувшись из другого мира, отчаянно нуждалась в любви.
- Там был рай, зачем вы вернули меня сюда, - невольно шевельнулись ее губы, и встрепенувшийся Арес тревожно посмотрел на женщину.
- О чем ты? – напрягся он, прекрасно помня, что она уже говорила нечто подобное, тогда, ночью, но только слова ее те были обращены к Габриэль. Теперь же она в чем-то обвиняет их обоих.
- Разве ты не хотела вернуться к... нам? – тихо сказал бог, благородно упомянув рядом с собой и сказительницу, чтобы снова не накалять ситуацию. Но Зена, не оценив этого благородства, лишь качнула головой.
- Речь не обо мне, Арес, - она улыбнулась, но слишком натянуто, чтобы эту улыбку можно было назвать искренней. – А о твоем ребенке.
Бог тихо застонал, обхватывая голову руками. В висках вдруг с силой запульсировала кровь, а перед глазами начали мелькать полубезумные образы, никак не связанные с женщиной, которая стояла и смотрела на него.
За что ему, богу, такое наказание?! Он всего лишь хотел вернуть себе свою женщину!! Ну, быть может, не совсем его, но все же...
Зена смотрела на Ареса и не знала, что лучше сделать: обозлиться на него еще больше или все же посочувствовать? Мысль о том, что он сделал с Габриэль, подогревала злость и отчасти ненависть лучше любого огня, и воительнице даже не было дела, виноват ли кто-нибудь в случившемся или так просто получилось... Насчет же сочувствия...
Перед глазами встала недавняя ночь, когда они с Аресом были вместе. Для Зены это было невозможно, думать сейчас о нем, а не о Габриэль, и все же она продолжала думать. Она хотела быть сейчас рядом с подругой, чтобы возместить потерянное время, но продолжала стоять рядом с Аресом, глядя на него и вспоминая.
Он был с ней нежен, даже тогда, когда она не помнила о нем ничего хорошего. Он смотрел на нее так, что даже тогда, в ее состоянии, она не могла не чувствовать, что он не просто хочет ее, но хочет любить ее, так, как не любил до того ни одну из своих женщин.
Зена позволила себе невесомо улыбнуться, пока бог, продолжающий привыкать к мысли о будущем отцовстве, не смотрел на нее.
Она никогда не любила Ареса и не рассматривала эту возможность. Он мог быть ей врагом, другом, помощником, советчиком, но никогда – возлюбленным. Она улыбалась ему, когда он был щедр и честен с ней, и отворачивалась, когда он лгал. Но теперь их отношения вышли на новую грань. Никто из них не сможет отрицать того, что было.
Воительница опустила глаза, когда перед ней возникло улыбающееся лицо Габриэль. Что должна была испытать сказительница, когда, после воскрешения, Зена, оттолкнув ее, ушла с Аресом? С вечным врагом? Что должна была чувствовать Габриэль, зная, что Зена переспала с ним? В том, что бард это знает, королева воинов даже не сомневалась: у них всегда была особая связь, позволяющая им ощущать на расстоянии друг друга. Ведь даже там, в загробном мире...
Зена дрогнула и яростно мотнула головой, отказываясь думать о том, откуда она ушла. И не по своей воле...
Арес, закончив рефлексировать, поднял голову и удивленно уставился на Зену, сердито закусившую губу. «Переживает из-за меня?» он удивился еще больше собственной мысли и тут же отбросил ее. «Наверняка, из-за своей обесчещенной подружки!» А вот эта мысль вызвала чуть-чуть агрессии и придала сил. В конце концов, бог очень любил чувствовать себя потерпевшей стороной. Только вот для полного счастья необходимо было, чтобы кто-нибудь еще признавал его в этом статусе и очень жалел. Обычно этим занималась Афродита, но сейчас ее здесь не было, а Зена вряд ли купится на его просящие глаза. Хотя, помнится, с Гераклом это срабатывало.
- Зена, эээ... - он запнулся было, когда она посмотрела на него, явно вынырнув из каких-то воспоминаний. – Я... по поводу ребенка, - мужчина кашлянул, начиная нервничать, потому что Зена, в привычном для нее стиле, слушала его молча и вопросов пока задавать не собиралась. – Полагаю, что Габ не захочет избавляться от него, верно? Даже учитывая, что отцом являюсь я, весь такой неотразимый, - с глупой ухмылкой продолжил бог.
Зена все так же стояла с непроницаемым выражением лица, и Арес занервничал еще больше.
- Зена, я клянусь, что не планировал такого развития событий, - заюлил он, преданно заглядывая в глаза королевы воинов. С языка чуть было не сорвалось «Она ко мне пришла!», но мужчина вовремя опомнился, поняв, что подобное из его уст в отношении Габриэль выглядело бы нелепо и только еще больше убедило бы Зену в его виновности. Хотя, если рассудить здраво, бард ведь тоже там была!
С другой стороны... Разве она бы справилась с ним, даже пьяным?
Зена вздохнула, убедившись, что поток красноречия Ареса иссяк, а он ничего путного так и не сказал. Это не было на него похоже, однако, можно было списать на деликатность ситуации. Вероятно, ему очень непросто обсуждать с ней их с Габриэль общего ребенка.
- Я полагаю, что теперь нам всем придется видеться гораздо чаще, чем раньше, - задумчиво проговорила Зена. Не то, чтобы ей нравилась эта мысль, однако она собиралась заставить Ареса принимать самое деятельное участие в судьбе пока еще не родившегося малыша. Это можно было назвать своего рода местью: за содеянное, за ложь и за то, что он так до сих пор и не сказал ей, что любит. Не сказал теперь, когда она помнила все.
Арес подумал немного и расплылся в улыбке. Видеться чаще означало то, что он будет рядом с Зеной. Габриэль и ребенок как-то сразу отошли на задний план.
- Зена, - проникновенно начал бог, осторожно беря воительницу за руку и тщательно игнорируя ее вмиг заледеневшие глаза. – Я понимаю, что сделал много ошибок, - он еще чуть приблизился к ней, молясь только, чтобы она не отстранилась. – Но ведь даже боги не застрахованы от них, верно?
Ответа не последовало, но Арес его и не ждал.
- Но я все еще помню про тот шанс, один на миллион, - глупо было так говорить после того, как они провели вместе ночь, однако другого выбора не было: с Зеной давить на жалость у Ареса всегда получалось лучше всего.
Холодные глаза оглядели бога с ног до головы, чуть промедлив на сплетении их рук, затем Зена неспеша высвободила ладонь.
- Я подумаю, - тон ее слов не обещал ничего хорошего, но Арес и этому был рад. После своей лжи и того, что он практически обманом вынудил королеву воинов лечь с ним с постель, бог ожидал гораздо более бурной реакции. Но Зена, казалось, вовсе не собиралась говорить с ним на эту тему. Было немного обидно, зато спокойно.
Арес чуть поклонился, не отрывая взгляда от глаз Зены.
- Я все еще люблю тебя, - это вышло своеобразным напоминанием. «Все еще люблю, все еще хочу, все еще сделал Габриэль ребенка...» Бог досадливо поморщился, когда Зена, не говоря ни слова, развернулась и пошла обратно к дому.
- Попытка не пытка, - пробормотал он ей вслед.
Если бы она не хотела его видеть, она бы не говорила о том, что он должен заботиться о своем ребенке. Но забота о ребенке подразумевает пока что лишь заботу о блондинке...
Закатив глаза, Арес позволил себе, наконец-то, исчезнуть, растворившись в синем облаке искр.
Зена, остановившаяся на крыльце, помедлила чуть, словно решая, стоит ли обернуться, потом взялась за ручку двери.
Арес может и подождать вместе со своим бессмертным либидо.
Есть Габриэль. И есть то, что она пообещала Дахоку за возвращение Зены.
- 3 -
Пещера под Олимпом
Он полз к ним на последнем издыхании, хрипя и теряя кровь, которая оставалась за ним густым, почти черным, следом, помечая дорогу. Пустая гулкая пещера отражала все всхлипы и рычания, возвращая их в десятикратном размере. На его лысую, проломленную в нескольких местах, голову падали тяжелые маслянистые капли, но он не обращал на них внимания. Черные тонкие губы страшно кривились, то ли от боли, то от чего-то еще, а широко распахнутые глаза смотрели только вперед. Видели ли они что-нибудь, пока оставалось загадкой.
Непрерывное шуршание сопровождало Дахока всю дорогу, когда он, напрягая оставшиеся силы, которых не хватало даже на то, чтобы сменить облик, полз вперед, ища тех, что пообещали ему так много.
Пещера казалась бесконечной. Темная, гулкая, с острыми сталактитами и водой под ногами, которая своим хлюпаньем заглушала все остальные звуки. Беззвездный потолок, бесконечная поверхность под ногами, ни единого порыва ветра, хотя пещера, судя по всему, была сквозной – ведь вход в ней имелся.
Дахок с рычанием подтянулся на жилистых руках и вдруг провалился вниз, покатился по покатому склону, ведущему куда-то вниз. И с грохотом приземлился прямо у ног величественной Старухи, неспешно обрезающей чью-то очередную жизнь.
Бульканье вырвалось из глотки черного бога, когда он поднял голову, оглядываясь, и нескрываемая злоба засветилась в беспросветно-черных глазах.
- Мерссссские твари! – в груди Дахока клокотало бешенство напополам со злобой. – Вы обещали мне жизнь!! Жизнь на вашей маленькой проклятой планете!!
Он всхлипывал и дергался, потому что боль пронзало его тело от макушки до кончиков пальцев на ногах. А ненавистные женщины стояли и смотрели на него, равнодушно и беспечно.
- Мы ничего не обещали тебе, - звонкий голос Девы разрезал бессильную тишину, воцарившуюся после слов Дахока. – Мы сказали лишь, что победа твоя придет, когда ты справишься со своими демонами.
Дахок заклокотал снова, на этот раз в этом клокотании слышался отзвук смеха.
- Я сам – демон!! – с губ его сорвалась ниточка слюны. Кровавой.
Мать брезгливо отступила назад. Старуха же надменно посмотрела на тяжело дышащего бога, валяющегося у их ног.
- Ты настолько наивен, что полагаешь, будто у демонов не бывает страхов, которые преследуют их? – поинтересовалась она.
Грудная клетка Дахока на мгновение замерла, потом снова задвигалась.
- Какой же страх у меня, о, всезнающая? – он хотел звучать насмешливо, но вышло жалобно.
Дева отвернулась, принимаясь прясть нить, отодвигая себя от всего происходящего.
Старуха провела пальцем по острому лезвию своих ножниц.
- Ты боишься не оставить после себя потомство.
Стук капель где-то у выхода.
Шуршание все-таки заглянувшего внутрь ветра.
И надсадный кашель, напоминающий каркающий смех.
- Ты права, старуха, - Дахок приподнялся на руках: казалось, пребывание здесь придает ему сил. – И вы обещали, что она родит мне ребенка!!
Женщины переглянулись, и Мать, улыбнувшись, склонилась к черному богу.
- Но ты промедлил, - доверительно шепнула она ему. – Промедлил, а теперь хочешь, чтобы мы оборвали то, чему оборваться не дано?
Дахок захрипел, пытаясь встать, но это ему не удалось, и он рухнул обратно, взметнув пыль.
Дева наблюдала за его попытками с выражением лица, на котором боролись равнодушие и брезгливость. Словно бы она наблюдала за раздавленной гусеницей.
- Кому нужен ребенок этого вашего божка?! Когда мое дитя принесет в этот мир свет и покой!!
Старуха расхохоталась, глядя на нее, заулыбались и Мать с Девой.
- Что ты называешь миром и покоем, божок? – она впервые позволила употребить слово, уничижающее Дахока. – Пустота, смерть и разрушение? Земля, выжженная дотла слугами твоего ребенка и тобой самим? А все остальные будут прятаться под землей, чтобы наверху действительно царили мир и спокойствие, как ты и обещал?
Дахок извивался под этими словами, словно они давили на него, стараясь растоптать.
- Так и было бы! – вдруг завыл он. – Живущие здесь погрязли в своих грехах, я бы дал им возмездие, оставив лишь тех, кто заслужил жить при моем царствовании!!
Дева покачала головой, вновь возвращаясь к своему занятию. Мать, немного поколебавшись, последовала за ней. Рядом с Дахоком осталась лишь Старуха, презрительно смотрящая на него.
- Мы никогда ничего не обещали тебе, черный бог, - твердо сказала она. – Ты пришел сюда, чтобы возродиться – мы лишь сказали, что это возможно. Каким образом – решай для себя сам. Но помни! – она подняла вверх крючковатый палец, и Дахок, словно завороженный, уставился на него. – Помни: старые враги не умирают. И они помнят все. Даже то, что ты мог и забыть.
С этими словами она взмахнула рукой, и пол под богом разверзся. С криком тот полетел вниз, еще глубже, и эхо от его крика затихало слишком быстро.
- Он выживет, - ответила на вопросительный взгляд Девы Старуха. – Такие всегда выживают.
Мать нахмурилась, теребя в руках кусок нити.
- Зачем он нам? Почему бы не сказать ему правду?
Старуха вперила в нее свой взгляд, колючий и неласковый.
- В чем заключается твоя правда? – она по-птичьи склонила голову к плечу. – В том, что мы знаем все наперед и просто забавляемся, следя за тем, как смертные и боги пытаются изменить начертанное на небесах и в аду? – она усмехнулась. – Ты хочешь что-то изменить, не зная, к чему это приведет?
Мать испуганно замотала головой и поспешно присела рядом со станком, на котором были растянуты разноцветные нити.
Старуха еще какое-то время смотрела на нее, потом коротко кивнула, то ли сама себе, то ли кому-то еще.
- Все они должны сражаться, - скупо обронила она. – Потому что вся жизнь – это сражение.
Ответом ей было лишь глухое молчание.
Глава 2. Занять позиции
- 1 -
Ферма, Родос, утро следующего дня
Габриэль улыбнулась Зене, когда та вышла на крыльцо почти сразу после восхода солнца. Было еще холодно, и ночная роса щекотала босые ноги.
Сказительница, жмурясь, поджимала пальцы и встряхивала головой.
- Доброе утро! – бодро поприветствовала она Зену.
Та скептически посмотрела на подругу.
- Не рановато ли тебе вставать?
Габриэль фыркнула и дернула ногой. Росяной водопад почти долетел до Зены.
- Я беременна, а не больна! – заявила она, скрещивая руки на груди. – Почему ты не зашла вчера ко мне? – Габриэль ни за что бы не призналась, но она очень боялась того, что Зена продолжит общаться с Аресом так, как они это делали на корабле. И вчера она с замиранием сердца ждала, чем закончится разговор этих двоих.
Так и не дождалась.
Зена спустилась с крыльца, потянулась, щурясь на встающее солнце.
- Ты спала, когда вернулась, - и это было чистой правдой. Когда воительница вошла в комнату, она обнаружила, что Габриэль мирно посапывает, уткнувшись носом в подушку. Конечно, будить ее в намерения Зены не входило, она всего лишь посидела немного у ее постели, о чем-то думая и улыбаясь. В конце концов, Габриэль проспала так до утра, не просыпаясь. Королева воинов еще пару раз заходила ее проведать, а потом уходила по своим делам. Арес больше не появлялся, видно, у него тоже накопилось много дел. А может быть, он просто взял время на раздумья.
Зена знала, что уйти от них он не сможет. От нее – точно. И это не было самодовольным осознанием своей власти над державным богом. Просто... Она верила в то, что он ее любит. Теперь – верила. Побывав там...
Воительница тряхнула головой и широко улыбнулась Габриэль.
- Значит, тебе лучше? – прохладные пальцы заботливо легли на лоб, и Габриэль, закрыв глаза, вся отдалась этой незабытой мимолетной ласке.
- Намного, - она посмотрела на Зену. – Ты же здесь.
Зена хотела что-то сказать, но Габриэль вдруг ахнула, прикрывая рот ладонью.
- Что такое? – воительница обеспокоенно посмотрела на нее.
Бард махнула рукой.
- Все нормально, - улыбка снова появилась на ее губах. – Я просто вспомнила, что должна тебе кое-что отдать, - она хитро прищурилась.
Зена приподняла правую бровь. Габриэль любила сюрпризы, но почему-то сейчас ее подруге совсем не хотелось этих ее... сюрпризов.
- И что же это? – но и обижать сказительницу Зене не хотелось.
Габриэль не ответила, опускаясь на колени и принимаясь сосредоточенно разрывать землю.
Королева воинов молча смотрела на нее, думая пространно о том, что она забыла спросить: каким именно образом Габриэль умудрилась вернуть ее сюда? Точнее, почему Дахок согласился сделать это? В его безвозмездности Зена очень сомневалась.
- Вот! – сияющая Габриэль, с руками, перепачканными во влажной земле, протягивала Зене до боли знакомый диск, сверкающий на редких пока что лучах солнца.
Зена осторожно коснулась шакрама, сдерживаясь от удивленного возгласа.
- Ты сохранила, - она думала, что сказала это громко, но получился лишь сдавленный шепот. Габриэль удивленно моргнула.
- Как я могла не сохранить?! – она запнулась, словно подбирая слова. – Это же твой... талисман...
Последнее слово получилось неверным, но лучше Габриэль подобрать не смогла бы. Только не сейчас.
- Да, - Зена задумчиво провела кончиками пальцев по гладкой, ничуть не заржавевшей поверхности оружия. Оружия, принесенного ей влюбленным богом.
Воительница улыбнулась, вспомнив ту эпопею с Элаем и Шакрамом Света. Впрочем, у нее-то был Шакрам Тьмы. Арес знал, что дарить. Он как-то упоминал, где достал это оружие, но в памяти Зены эта информация почему-то не сохранилась, что было само по себе очень странно. Обычно она помнила то, что ей было важно. А это, вне всяких сомнений, было.
Рука Габриэль коснулась плеча, вырывая из плена воспоминаний.
- Зена, - сказительнице очень хотелось расспросить Зену о том, где она была, пока они собирались с духом, чтобы вернуть ее, но было страшно что-нибудь испортить. Смутно Габриэль чувствовала, что время для подобных откровений пока не настало.
- Зена, - повторила она. – Ты уже знаешь про Еву и Геракла?
Она сказала это и тут же прихлопнула рот, коря себя за глупость. Ну, если Зена и не знала, то теперь уж точно все узнает!
Воительница усмехнулась, без труда разгадав причину того испуга, что заплескался вдруг в глазах Габриэль.
- Знаю, - поспешила она успокоить блондинку. – Все нормально, правда.
Все действительно было в порядке. Гераклу Зена могла доверить Еву так, как никому другому. Она знала точно, что полубог, склонный к моногамии, не обидит ее кровинку. С ним Ева будет счастлива, и быть может, ей перестанут сниться кошмары, в которых она купается в крови.
Зена уже знала про второе возвращение Ливии. Знала и радовалось этому обстоятельству только по одной причине.
Рим пал. Двуличная тварь с ликом города лежала ныне в пыли и грязи, и каждый мог попрать ее сапогом и плюнуть в ее сторону.
Зена совершенно не жалела о том, что ей не удалось присутствовать при этом падении. Завистливой она не была никогда. И теперь, когда тлеющая ярость по отношению к злейшему врагу все-таки превратилась в пепел, следовало заняться другими делами.
Краем уха Зена услышала вдруг, что Габриэль говорит что-то о ближайшем празднике Родеоса, на котором непременно следует побывать, ибо там столько всего будет и... Зена слушала ее болтовню с нежностью. Она успела соскучиться по ней. Как и по насмешкам Ареса. Боги, как же она скучала по всем!!
Габриэль оборвалась на полуслове, когда Зена вдруг порывисто стиснула ее в объятиях, почти не давая дышать.
- Я так люблю тебя, - услышала бард сдавленный шепот. – Никогда не забывай об этом!
- Я тоже люблю тебя, Зена, - Габриэль, забыв о собственной речи, прижалась к подруге. А в голову вдруг пришла шальная мысль о том, говорила ли Зена что-то подобное Аресу.
При мысли об Аресе вспомнилось и том, что он оставил ей.
Ребенок.
Габриэль не хотелось думать, что он может быть похож на Разрушителя. Но ведь неизвестно, в чью родню тот пошел?
Почему-то мечталось о дочери. О той, с которой можно вместе будет выбирать наряды и крутиться перед зеркалом. И совсем не было идей насчет того, что будет, если в отражении за их плечами вдруг возникнет фигура Ареса.
У них не может быть общих детей, это же понятно! И все это кончится одновременно с рождением ребенка. У него будет семья. Но не божественная!
Зена отпустила Габриэль, почувствовав, как та напряглась, и внимательно всмотрелась в лицо подруги, отмечая сжатые губы и похолодевшие глаза.
- Что-то не так? – воительница готова была исправить все, что было в ее силах. Сейчас, сегодня, в сей момент!
Габриэль сделала усилие над собой и вернула на губы улыбку, которой удалось провести даже Зену.
- Я просто подумала о Дахоке, - она сказала почти правду, ведь ребенок мог быть и его. И неизвестно, что было бы хуже.
Королева воинов подбросила шакрам и ловко поймала его.
- Дахок не вернется, - жестко сказала она. – Если он не хочет снова столкнуться со мной. Потому что на этот раз ничто не остановит меня от его полного уничтожения.
Глаза Габриэль тускло блеснули.
Это же время, Олимп, главные залы
По обители богов летали молнии. Разноцветные, светящиеся, с характерным звуком, они вонзались, куда придется, и через несколько мгновений растворялись с тем, чтобы вновь возникнуть в руках очень и очень раздосадованного бога войны.
Арес только что рассказал Афродите о своем неожиданном отцовстве и получил совсем не тот ответ, которого ждал. Богиня любви лишь пожала плечами и, блестя глазами, бодро посоветовала ему изучить некий трактат об отцах и детях. Аресу название не понравилось, не понравился совет и не понравился тон, которым Дита дала ему это ценное указание. Поэтому вместо богини, должной стать целью для молний, Арес метал их просто так, норовя что-нибудь выбить с громким стуком.
Пока не получалось.
Самое ужасное заключалось в том, что Афродита уже не первый раз открыто заявляла ему, что, быть может, он вовсе не испытывает к Габриэль чувства брезгливости вперемешку с ощущением ненадобности общения. Раз уж он сподобился дать ей ребенка...
Бог швырнул очередную молнию и топнул ногой. По обнаженной груди, виднеющейся сквозь распахнутый жилет, катились крупные градины пота.
Он любит Зену!! И всегда будет любить!! И никто этого не изменит! Никогда!!
- Тебе понятно?! – прорычал Арес, резко разворачиваясь и вытягивая руку в направлении дальнего угла. Далекое зеркальное отражение бога кивнуло в ответ и снова скрылось под пылью.
Мужчина присел на ступеньку, ведущую на второй этаж, и подпер подбородок кулаком.
Его сердце рвется к Зене. Рвется так, как не рвалось ни к кому другому, и он не в силах заставить его замолчать.
Но он так же не может унять ту часть себя, которая с теплом смотрит на Габриэль, думая о том, что, возможно, она не такой уж пропащий человек.
Арес невесело хмыкнул.
В принципе, что сделано – то сделано. И он не станет предлагать Габриэль свою помощь при избавлении от ребенка. Хотя бы потому, что... Что тогда Зена даже не взглянет на него больше, что уж там говорить обо всем остальном.
А ему так бы хотелось повторить все то... остальное...
Глаза бога затуманились при воспоминании о единственной ночи, когда он впервые смог почувствовать себя отдающим что-то любимой. Брать он умел, но вот делиться... Это было впервые. И впервые ему нравилась эта роль. Роль нежного и заботливого любовника. Он хотел бы зваться возлюбленным, но...
Но ему оставалось пока лишь довольствоваться тем, что Зена продолжает говорить с ним. После того, как он скрывал от нее правду, действуя – снова! – в своих интересах.
Арес подумал о том, что ему нравится делать что-то для Зены, даже не получая ничего взамен. Просто знать, что она знает о его поступках. Что помнит о нем.
Это не было похоже на него, на него прежнего. Однако, все меняются, разве ему это запретили?
- 2 -
Немногим позже, ферма
Зена с внимательным, хотя и несколько отстраненным видом, изучала полки на кухне. Есть хотелось сильно. Габриэль и Ева ушли в лес, чтобы набрать грибов к обеду, Геракл тоже где-то пропадал и было совершенно не у кого спросить, где же в этом доме водится еда.
Тонкий писк, раздавшийся из-под стола, вынудил Зену замереть. Пару мгновений она напряженно вслушивалась, потом вдруг резко упала на колени.
- Ага, - пробормотала она прямо в усатую морду ошарашенной толстой мыши. – Еда тут бывает только в мышеловках.
Мышь, опомнившись, выронила кусок сыра и с оглушительным писком кинулась прочь со всех своих коротких лапок. Зена, которая абсолютно не собиралась ловить ее и жарить, с улыбкой смотрела ей вслед. Потом тщательно изучила забытый сыр и пришла к выводу, что мышей здесь любят, судя по свежести продукта.
- Ах, Зена, я обожаю смотреть в твои глаза, но когда ты стоишь передо мной вот так вот... - раздался позади мурлыкающий мужской голос, и воительница поспешно обернулась, продолжая пребывать на коленях и под столом.
Конечно же, это был Арес. Самодовольно жмурящийся бог стоял возле стены, небрежно привалившись к ней и скрестив на груди руки. На среднем пальце поблескивал какой-то новый перстень, волосы были тщательно зачесаны, оружия на поясе не было.
Такой знакомый. Такой чужой.
Такой...
Зена усмехнулась своим мыслям и неспешно поднялась на ноги. Карие глаза бога не отрывались от нее ни на миг, словно боялись потерять. «Он уже терял меня, и терял надолго», напомнила себе Зена, когда поняла, что ее раздражает такое внимание.
- Такое впечатление, что ты соскучился, - сказала Зена и добавила: - По нам.
Искристые глаза ее задорно блеснули. Она была сегодня в хорошем настроении и не собиралась его портить. Даже присутствием Ареса.
Мужчина осторожно отлепился от стены, по губам его то и дело пробегала едва уловимая улыбка. Казалось, он не знал, стоит ли улыбаться или лучше продолжать оставаться серьезным.
- Олимп пустует, - наконец, откровенно заявил он после окончившихся раздумий. – Войны, во всяком случае те, что идут сейчас, меня не увлекают, - он пожал плечами, поглаживая бороду кончиками пальцев. – А здесь есть кое-что, что требует моего пристального внимания.
Он все-таки улыбнулся, решившись показать, что и у него сегодня настроение может быть хорошим.
Зена хмыкнула и покачала головой.
Да, он мог быть плохим, отвратительным, злобным, ничтожным божком, трясущимся над своей вечностью. Он причинял боль ей и Габриэль, забавляясь над их мучениями где-то в глубине своего порочного сердца. И тогда она ненавидела его.
Но он же мог быть забавным, очаровательным, остроумным, нежным... влюбленным.
И тогда она... любила его?
Королева воинов сердито потрясла головой. Желудок ее вновь напомнил о себе, и Зена прижала ладони к животу, отчего-то стесняясь громких звуков.
Арес приподнял одну бровь, поглядывая на женщину.
Ему и правда не сиделось на Олимпе, особенно после всего увиденного, услышанного и пройденного. Наплевав на вероятность столкновения с Габриэль, он отправился сюда, и ему повезло! Зена... одна... под столом... в одном платье... Стоп!! Откуда у нее такое платье?!
Бог еще раз присмотрелся. Самое обычное платье, серо-голубое, обтягивающее, с глубоким вырезом... на Зене...
Арес сглотнул слюну и весело улыбнулся.
- Что ты забыла на кухне?
Зена подозрительно прищурилась. Только что этот самоуверенный нахал пялился на нее, как Горго на печенюшку, а теперь вполне так спокойно интересуется ее пребыванием здесь.
- Искала, чем перекусить, - фраза получилась немногим более раздраженной, чем хотелось, но Арес даже не обратил на это внимания. Вместо этого он потер ладони, подмигнул Зене и, подойдя ближе, принялся рыться на полках, которые воительница только что тщательно изучила.
- Там пусто, - королева воинов попыталась его остановить, но не тут-то было: жестом фокусника Арес выудил откуда-то из глубины пару помидор, красный перец, половину еще вполне бодрого огурца, луковицу, ломоть сыра и банку с маслинами, обвешанную паутиной.
- Как-то плохо ты смотрела, Зена, - по-прежнему весело сказал он, вываливая находки на стол, вокруг которого тут же бодро запрыгал Горго. – Ну-ка, дай мне нож. Желательно, острый.
Зена скептически посмотрела на бога.
- Ты и впрямь думаешь, что я поверю, будто такое количество пищи сумело укрыться от меня?! – она уперла руки в бедра, но глаза Ареса продолжали оставаться кристально честными и чистыми.
- Зена, ты в чем-то меня подозреваешь? – он удивился настолько искренне, что Зена только буркнула что-то в ответ и достала нож.
Арес ослепительно улыбнулся, уже почти сел за стол, положив перед собой разделочную доску, как вдруг хлопнул себя свободной ладонью по лбу.
- Эх, мне в жилете будет неудобно, - словно бы раздумывая, сказал он. – Я сниму его, не возражаешь?
Даже если бы Зена и возражала, она бы просто не успела возразить, ибо жилет бога оказался на соседнем стуле быстрее, чем она успела моргнуть.
- Я принесу тебе рубашку Геракла, - столь же лучезарно улыбаясь, отозвалась Зена и, выходя из кухни, с удовольствием поймала гримасу Ареса.
Оставшись один, бог поймал под пузо Горго, который только обрадовался тому, что очутился рядом со вкусно пахнущими вещами, усадил его себе на колено и, поглаживая указательным пальцем его по загривку, сказал, словно советуясь:
- Ну вот скажи, а, я ж тут все делаю, чтобы она меня заметила... А результата как не было, так и нет, - Арес глубоко вздохнул, хотел добавить что-то еще, но тут вернулась Зена, кинувшая ему что-то невообразимо грязно-желтое.
- Мда, у братца всегда было плохо со вкусом, - проворчал Арес, двумя пальцами натягивая на плечи рубаху полубога. Противно ему не было, но поддерживать же свой статус нужно! А его статус не включает в себя наряды брата.
Зена молча уселась на соседний табурет, забрала у Ареса щенка и сделала щедрый жест рукой.
- Начинай.
Арес отсалютовал ей ножом и принялся быстро, но аккуратно, нарезать овощи. Воительница смотрела на него, как на ожившую химеру. Заметив этот взгляд, бог непринужденно пожал плечами.
- После твоего... эээ, ухода мне пришлось многому научиться, если я хотел продолжать жить, - мужчина улыбнулся, подбросил в воздух кусочек перца и ловко поймал его зубами. Зена легонько поаплодировала, Горго зарычал, привлекая к себе внимание. Арес бросил перца и ему, но щенок, ожидавший чего-нибудь другого, более вкусного, разочарованно заполз под стол и устроился в ногах у воительницы. Он знал ее всего лишь несколько дней, но успел проникнуться самой горячей и преданной любовью, на которую только было способно маленькое собачье сердце.
- Ловко у тебя получается, - заметила Зена, когда нарезка салата подошла к концу, и Арес уже ссыпал все в заранее подготовленную миску.
Мужчина подмигнул ей.
- А если сюда добавить еще оливкового масла и соли, то мммм... - он причмокнул. – Ты пальчики оближешь, гарантирую!
- Если найдешь – добавляй, – махнула рукой Зена, смутно припоминая, что во время поисков где-то видела искомое. Живот снова заурчал.
Королева воинов, следя за тем, как Арес в рубахе Геракла, едва прикрывающей его плечи, шарит на полках в поисках масла, вдруг подумала о том, что к такому она вполне могла бы привыкнуть. Чтобы Арес иногда появлялся тут, улыбался ей, отпускал пару фирменных острот, кормил...
Зена хихикнула и тут же сделала серьезное выражение лица, потому что бог обернулся к ней. Выражение его сосредоточенного лица было невыразимо смешным, но воительница не стала больше смеяться. В конце концов, он весел и бодр, специально для нее, она в этом даже не сомневается. Так надо ли разрушать все мимолетным желанием выяснить отношения?
Спустя несколько минут Арес царственным жестом придвинул к ней миску, а сам принялся вытирать руки о полотенце.
- Пробуй, - заявил он. Зена, приподняв одну бровь, осторожно погрузила ложку в аппетитно пахнущую массу.
Результат на удивление не оправдал ожиданий. Было действительно вкусно, и Зена успела съесть почти половину приготовленного прежде, чем снова посмотрела на Ареса. Тот с неизменной усмешкой глядел на нее, продолжая вытирать абсолютно сухие руки.
- Ты не голоден? – Зена протянула ему ложку. – Будешь?
Губы Ареса дрогнули, но он молчал. И в тот момент, когда он уже решился взять то, что предлагала ему Зена, входная дверь хлопнула, и радостный голос Евы произнес:
- Мама, где ты?
Арес отшатнулся назад, как от увиденной змеи, случайно задев рукой ложку. Та выпала из рук Зены, и остатки салата, бывшие на ней, очутились на полу.
Королева воинов хмуро пронаблюдала за тем, как бог, поспешно прищелкнув пальцами, вернул себе свой жилет. Немногим более мягко она взглянула на зашедших на кухню Еву и Габриэль, которые застыли на пороге, не зная, на кого смотреть.
- Привет, Арес – отмерла первой Ева, и голос ее был теплым и ровным.
Арес приветливо кивнул ей и, не глядя ни на кого более, суетливо растворился в воздухе.
Габриэль, отметив, что именно держит в руках Зена, прокомментировала:
- Домашний бог войны? Это что-то новое.
Королева воинов со стуком поставила миску на стол и встала.
- Хорошо, что вы вернулись!
На лице ее, безмятежно-спокойном, играла улыбка.
- 3 -
Следующий день, ферма
Зена сидела на траве, по-восточному скрестив ноги, и, щурясь, наблюдала за тем, как Габриэль с хохотом каталась по земле, отбиваясь от настойчивых ласк Горго.
Вчерашний день закончился на удивление легко и просто. После того, как был сварен грибной суп и доеден салат, приготовленный Аресом, после того, как Геракл, извинившись, увел не особенно сопротивлявшуюся Еву с собой, после того, как на небе зажглись звезды... После всего этого Зена поняла, что ей совсем не хочется говорить с Габриэль о Дахоке и обо всем, что так или иначе связано с ее возвращением. Отчасти из-за того, что не хочется ей самой, отчасти – потому что глаза у Габриэль тускнеют, едва они каким-то образом задевают эту тему.
В принципе, Зене не составило труда составить достаточно ясную картину произошедшего.
Габриэль призвала Дахока для того, чтобы тот вернул королеву воинов. Однако же, мерзкий бог опять сыграл по своим правилам, хотя ему и были навязаны чужие. Только благодаря невесть откуда воскресшей Каллисто Зена на данный момент могла похвастаться тем, что помнит не только то, как плавала по морям. Но оставался еще один вопрос...
Ребенок Габриэль. Она явно была рада тому, что отцом оказался Арес, Зена готова была поклясться в этом. Значит, этим бы она расплатилась с Дахоком – предоставила бы ему свое тело в обмен на тело Зены.
Воительница не могла злиться на нее за такой поступок. И не злилась.
Только вот почему Дахок остановился, когда Габриэль приставила нож к своей груди?
Этот момент Зена помнила очень смутно, а расспрашивать сказительницу о нем она не стала. Быть может, потом поинтересуется у Ареса. Хотя, и так все понятно: убей себя Габриэль – и Дахок лишился бы тела для своих детей.
Ничего сложного.
Очередной взрыв хохота со стороны Габриэль вернул Зену к реальности, и она с улыбкой пронаблюдала за тем, как Горго, погнавшись за яркой бабочкой, угодил прямо в широко расставленные руки барда.
Они не говорили вчера о появлении Ареса. Впрочем, Габриэль обмолвилась, что сожалеет о том, что сказала.
Домашний бог войны – это звучало неприятно, но в то же время довольно заманчиво. Зена иногда думала о том, что было бы, живи они все вместе. И Арес. Смертный Арес, без своей силы и наглой уверенности в том, что мир кружится вокруг него.
Зена ненавидела его божественную сущность, причинившую ей столько горя и вреда, но в то же время она ее хотела. Хотела погрузиться в мир, который Арес мог бы создать для нее одним мановением руки. Мир, в котором все будет так, как угодно ее душе, так, как она прикажет.
Божественность Ареса питала ее темную сторону, ту, на которой не было места Габриэль.
Смертный Арес вызывал гораздо больше положительных эмоций. Он был мил, обходителен, в чем-то застенчив и абсолютно наивен во всем, что касалось жизни на Земле. Этим он привлекал Зену. Но отсутствие божественности в нем в эти моменты – убивало.
Воительница усмехнулась своим размышлениям и покачала головой, прикусывая только что сорванную травинку.
Арес как-то спрашивал ее, что должно быть в нем, чтобы она осталась с ним навсегда. Зена знала ответ. Но он не нравился ей и не понравился бы самому богу.
Она хотела иметь его божественную сущность и... любить смертную. Быть может, любить так, как того добивался Арес.
Но, увы, это неосуществимо. Хотя бы потому, что вопрос любви к Аресу никогда не стоял перед ней ребром.
Она не сомневалась в том, что он любит ее. Смертным сердцем и вечными чреслами. Но она не любила его, и это было самым большим препятствием из тех, что когда-либо стояли на их пути к мирному общению. Арес хотел от нее любви, постели, детей, того, чтобы она принадлежала ему. Но королева воинов в своей жизни могла принадлежать лишь одному человеку, и им явно не был Арес, даже в смертном обличье.
Габриэль всегда была и навсегда останется самым дорогим для нее, во всех мирах. Уже одно то, что она сделала сейчас, для того, чтобы вернуть Зену... Одна мысль об этом почти не удерживала воительницу от того, чтобы упасть на колени перед маленькой храброй сказительницей. Да, она снова поступила эгоистично. Да, она призвала Дахока. Да, она подвергла мир опасности. Но то, чем она пожертвовала, чем она могла пожертвовать ради возвращения королевы воинов – для этого не хватит слов благодарности, не хватит объятий, не хватит... любви.
Зена любила ее. Любила с момента, как Габриэль пришла к ней ночью после того, как они покинули Амфиполис. Пришла и настояла на том, чтобы остаться. Да, их отношения не всегда были идеальными, они прошли через обиды, злость, предательство, ненависть, но все это теперь осталось позади. Воистину в другой жизни. В той, в которую они больше никогда не вернутся. Теперь у них осталась только любовь.
Королева воинов, ни говоря ни слова, обняла Габриэль, когда та, вся запыхавшаяся от игр со щенком, плюхнулась рядом с ней, вытянув босые ноги. Обняла и прижалась губами к виску, ощущая давление пульса. Накрыла ладонями живот барда, словно пытаясь почувствовать, как где-то там, внутри, бьется маленькое сердце ребенка.
Их ребенка.
Они воспитают его вместе, теперь уже не будет никаких 25-летних снов и Цезарей, могущих нарушить покой. С Дахоком они что-нибудь придумают, обязательно придумают, но сейчас можно наслаждаться мирной жизнью.
И не думать об Аресе.
- Какая умилительная картина! – пафосно-восторженный голос разорвал уютную тишину, и женщины недовольно посмотрели на выходящего из-за дерева Ареса. Тот был на удивление бодр и весел, и даже подмигнул Зене, останавливаясь рядом с ними.
- Так быстро соскучился? – поинтересовалась воительница, отпуская Габриэль. Это движение барду явно не понравилось, и она отодвинулась подальше, прижимаясь спиной к стволу. Взгляд ее, холодный и настороженный, устремился на Ареса.
- Ты все равно не поверишь, поэтому я даже не буду стараться, - бодро отозвался бог, без промедлений опускаясь на траву. Очутившись напротив Зены, он нагнулся, сорвал травинку и сунул ее в рот. Почти сразу же скривился и выплюнул.
Габриэль усмехнулась, и на секунду выражение ее лица стало простым и милым. Впрочем, комментарий Ареса о том, что хорошо смеется тот, кто смеется последним, вынудил сказительницу вновь натянуть маску отчужденности.
- Так все-таки, с чем ты к нам пожаловал? - напомнила о себе Зена, и бог оторвал взгляд от барда, с неким трудом оторвал, ибо почему-то мысль о том, что эта женщина носит его дитя, заставляла его смотреть на нее немного иначе. Не лучше, не хуже – просто иначе.
Бессмертный пожал плечами. Он и сам не знал толком, зачем пришел сюда. Повидать Зену, конечно же, эта причина всегда была с ним. Но теперь к ней примешивалась еще одна.
К тому же, чем лучше он относится к Габриэль, тем лучше к нему будет относиться Зена, разве не так?
- Я пришел обговорить все то, что с нами... ммм, произошло, - он прикусил легонько нижнюю губу, не зная, вовремя ли он коснулся этой темы или не стоило вообще даже заговаривать об этом. В конце концов, кто знает этих женщин?! Еще вчера Зена хотела, чтобы они все обговорили, сегодня она легко могла передумать. И он снова окажется виноватым!
Но, к облегчению бога, две пары глаза – пронзительно-голубых и нежно-зеленых – смотрели на него совсем не со злостью. Во взгляде Габриэль Арес уловил удивление и немного облегчения. Во взгляде Зены – что было более ценно – мужчина заметил малую толику нежности.
Быть может, хотя бы сегодня он на верном пути?
- Ты намекаешь на то, что тебя могла заинтересовать мысль об отцовстве? – ехидно поинтересовалась Габриэль. Сидя за спиной Зены, она явно чувствовала молчаливую поддержку, поэтому могла позволить себе говорить все, что сочтет нужным.
Арес фыркнул, всем своим видом показывая, что не больно-то и хотелось.
- У меня уже есть один сын! – заявил он. - И я вполне ловко с ним управлялся в свое время!
Удивленные глаза Габриэль встретились с глазами Зены, удивленными не меньше, и вернулись к Аресу. Тот нетерпеливо пожал плечами.
- Я догадывался, что вы интересуетесь моей жизнью гораздо меньше, чем я вашей. Это несправедливо, не находите?
Зена глубоко вздохнула, скрывая довольную улыбку. Она соскучилась по вот таким вот перепалкам, достаточно благодушным, если не вспоминать причину всего. Когда они жили втроем на старой ферме, воительница пару раз ловила себя на мысли о том, что ей нравится это. Они были там втроем... и почти не ссорились. Даже Габриэль с Аресом взирали тогда друг на друга вполне благосклонно.
- И кто же твой сын? – Зена вернулась к насущной проблеме. Арес пригладил бороду.
- Эвандер, - самодовольно заявил он.
На лицах женщин ничего не отразилось, и бог забеспокоился.
- Эй, ну вы же слышали о нем! – заерзал он на земле. Зена меланхолично пожала плечами.
- Вероятно, ты затмил его собой, - вполне справедливо заметила она, но Арес пропустил ее фразу мимо ушей.
- Ну, вспомни! – он повернулся к Габриэль, чем немало удивил Зену. – Позапрошлый год. Ты ездила к шумерам, чтобы выяснить, что они знают о Дахоке!
Лицо Габриэль стало понемногу проясняться, в то время как лицо Зены мрачнело все больше.
У них с Аресом есть что-то, во что не посвящена она. В чем-то она теперь понимает Ареса. Быть третьим лишним – совсем не здорово.
- Это сын Немезиды, Зена, - пояснила Габ, поворачиваясь к подруге и улыбаясь ей. От этой улыбки Зене расхотелось сидеть с надутым видом, и она кивнула.
- Я помню его, - она действительно помнила его: как-то Арес, во время одной из ночных встреч, перенес ее к себе в храм, желая показать, что сыновья у него могут рождаться не только с шипами. И там она увидела Эвандера. У нее тогда не сложилось впечатления, что Арес от него без ума, но бог обращался с мальчишкой достаточно тепло.
В груди что-то шевельнулось. Что-то похожее на зависть.
Арес видел, как растет его ребенок.
Она – нет.
Ее дети выросли, не зная ее.
Теплая ладонь Габриэль коснулась ее плеча. Барду очень хотелось спросить, откуда Зена может знать Эвандера, если сама сказительница впервые увидела его только после смер... Японии. Но спрашивать она не стала. Не при Аресе.
- Что он делал в Шумере? – поинтересовалась Зена, глядя на Ареса
- Он ведь бог, - не без очередного самодовольства ответил тот и хмыкнул. – В Греции ему маловато пространства, вот он и направился туда, где его никто не знает.
- Бог чего? – приподняла Зена бровь.
- Бог всего, - ответила за Ареса Габриэль, и в голосе ее промелькнула улыбка. – Может все.
Арес широко улыбнулся.
- Как и его отец, - он потер ладони. – Так что ваши сомнения в том, что я буду хорошим... отцом, напрасны.
Улыбка его сияла, как тысячи солнц, и никто, никто не сумел бы сказать, как трудно ему сейчас улыбаться.
Он никогда не хотел ребенка от Габриэль, и скажи ему кто-нибудь, что такое однажды случится, он скорее позволил бы кастрировать себя, чем поверить этому. И вот теперь он сидит рядом с ними и, улыбаясь, обсуждает свой самый страшный кошмар. Нет, все-таки не самый страшный. Самый страшный у него уже был.
Усилием воли Арес погасил улыбку и незаметно сжал левую руку в кулак. Отчего-то кольнуло в груди, когда он увидел, как Зена смотрит на Габриэль. Так, словно бы его нет рядом. Словно это не он сейчас здесь, а Горго ловит очередную бабочку.
Он бы хотел воспитывать этого ребенка вместе с Зеной. Но он отчетливо понимал, что ему достанется роль приходящего папочки, которого на дух не переносит мамочка. Конечно, он мог бы махнуть на все рукой и заняться своими делами, однако быть похожим на Зевса ему пока не хотелось. Да и Зена... она бы не оценила подобного поступка. Оценит ли она этот?
Он не знал, что сейчас в его глазах отражается только одно: просьба, мольба, чтобы его не бросали. Чтобы ему позволили быть нужным. Чтобы его приняли, как равного.
Смешно: он, бог, и вдруг хочет быть кому-то ровней. Но как объяснить тому, что никогда не любил, как сильно он мечтает быть рядом с ней? Как хочет он, чтобы женщина его сердца улыбалась только ему, целовала только его, засыпала и просыпалась только с ним... Как объяснить слепому, что такое солнечный свет?
Наконец, Зена повернулась к нему.
- Ты хочешь жить с нами? – спокойно спросила она.
- Во имя меня, нет!! – испуганно отшатнулся Арес, успев заметить, как такой же испуг отразился на лице Габриэль. Ну вот, еще одна вещь, в которой они сходятся. Аж противно!
Зена ухмыльнулась. Она точно знала, что ответит Арес на подобное предложение. Как бы ни была сильна его любовь к ней, жить с ней, Габриэль, Евой и Гераклом – нет, на такое смелый бог войны не отважится никогда.
Ей захотелось спросить, как случилось так, что Габриэль получила ребенка, но она подумала, что это не самый удачный вопрос, и снова ухмыльнулась. К тому же, Габриэль могла бы спросить ее, что они с Аресом делали на корабле, а рассказывать об этом пока не входило в ее планы.
- Но я буду часто приходить, - тут же исправился Арес, по-своему истолковав ухмылку Зены.
Габриэль покачала головой. Все происходящее напоминало ей плохо поставленный фарс. Зена с ее фирменным спокойствием, Арес с приклеенной улыбкой и она сама с его ребенком. Куда скатился мир?!
Они чувствуют себя как полные идиоты, когда находятся рядом. Ну, исключением, быть может, является Зена, но никак не они с Аресом! Все насквозь фальшиво! Как могут они играть в веселых и счастливых друзей, когда двое из них никогда не сумеют ужиться вместе?! О чем думает Зена, идя на такое? Или она хочет получить сразу их двоих?
Кощунственная мысль ударила Габриэль в висок, и сказительница вздрогнула.
Зена не способна на такое.
Ее Зена – нет.
А Зена Ареса никогда уже не вернется.
- Часто приходить – ноги устанут, - услышала Габриэль свой голос словно бы со стороны. Арес хлопнул глазами в ее направлении.
- Смотри, не устань открывать мне двери, - язвительно отозвался он.
Зена улыбнулась им обоим и откинулась назад, устремляя взгляд в небо.
Жизнь, определенно, хороша. А обо всем остальном она подумает завтра.
Глава 3. Быт. Дом. Семья
- 1 -
Пещера у подножия Олимпа
Здесь время не имеет значения.
Здесь ветер не умеет дышать.
Здесь солнце не найдет себе места.
Здесь гранитная толща молчаливого камня, сквозь которую не пробьется ни единый звук.
Здесь тонко и туго натянуты нервы, когда пробираешься под сталактитами, равнодушно взирающими на тебя сверху.
Здесь страшно от любых звуков, которые кажутся громом.
Впрочем, Аресу все это было не впервой, поэтому он шел вперед довольно уверенно, лишь иногда подбрасывая на ладони светящийся шар, который освещал ему дорогу.
Судьбы не любили, когда олимпийцы приходили к ним, используя свои силы, и он не стал рисковать и появляться прямо перед ними. В конце концов, ноги у него все еще есть.
Старуха первая взглянула на него, когда он появился в поле их зрения и остановился, пристально смотря на ткацкий станок, замотанный разноцветными нитями.
- Сын Зевса снова хочет нам что-то предложить? – в скрипучем голосе слышалась насмешка.
Арес никак не отреагировал, хотя в глубине души его поднялась буря негодования.
Да, он когда-то предлагал им сделку: свое бессмертие, свой статус, Олимп, свою жизнь, наконец! В обмен на то, чтобы они вернули ему Зену. «Она сражалась и умерла не на нашей земле», сказали они ему тогда. «Проси о милости того, кто прибрал ее к своим рукам на далеком острове!»
Зевс когда-то говорил ему, что с Судьбами можно договориться. Но каким образом – это осталось тайной. Аресу это не удавалось ни разу, как бы он ни крутился. Вот и сегодня он не рассчитывал на понимание.
- Приветствую властителей нитей жизни, - почтительно, но вместе с тем прохладно, проговорил бог, чуть опуская голову, чтобы это было похоже на выказываемое уважение. Дева искоса взглянула на него, на секунду оторвавшись от фиолетовой пряжи.
- Здесь не нужно играть, бог войны, - немного нравоучительно сказала она. – Мы ведь знаем, как ты относишься к нам.
Мать и Старуха заулыбались, и Арес с удивлением понял, что сегодня у них хорошее настроение. С чего бы это? Опять запутали несколько нитей, заставили людей страдать, а потом кого-то убили?
Старуха нахмурилась, бог войны понял, что подумал что-то лишнее и кашлянул, разводя руками.
- Мне нужно одолжение, - давно поняв, что юлить и говорить туманно с Судьбами не стоит, Арес выложил все напрямик.
Мать и Дева хихикнули, переглядываясь. Старуха мрачно улыбнулась терпеливо застывшему богу.
- Одолжение какого рода? – поинтересовалась она, пощелкивая ножницами.
Арес крякнул.
- Ну, явно не такого, - он указал на ее ножницы. – Всего лишь немного предсказаний, вы же отлично разбираетесь в этом вопросе.
Судьбы переглянулись. Бог войны же подавил кривую усмешку.
Они были должны ему, три жницы, каждая из которых раздражала его по-своему. Когда-то, почти сразу же после того, как Зена отправилась в Японию, он, чтобы отвлечься от ожидания ее возвращения, помог Старухе вернуть украденные ножницы. Знаменитый на тот момент греческий вор по имени Автолик (иногда Арес задавался вопросом, не был ли это сын того Автолика, которого он знал когда-то) похитил с целью выгодно продать одному из враждебно настроенных южных богов. Кому – Арес не интересовался. Он всего лишь честно выполнил свое обещание и, возвращая Старухе ее ценность, напомнил о том, что однажды он придет за должком.
Возвращение Зены Судьбы не посчитали достаточной отплатой, не согласившись даже на неравноценный обмен, сегодня же он принес им задание полегче.
- Мне нужно знать, что стало с Дахоком и вернется ли он, - Арес смотрел прямо в выцветшие глаза женщины, нетерпеливо постукивая себя ладонью по бедру.
Старуха долго молчала, теребя в руках ножницы, потом отвернулась.
- Дахок жив, - раздался ее голос, немного приглушенный из-за того, что она стояла спиной. – Жив и вскоре вернется.
Арес сглотнул, понимая, что это совсем не тот ответ, который бы ему хотелось услышать. Но, возможно, он задал не тот вопрос?
- С какими потерями мы победим его? – он не сомневался в успехе. Теперь с ними была Зена, а уж она не позволит этому червю ползать у них под ногами.
Настала тишина, нехорошая тишина, и Арес кожей ощутил ухмылку Старшей Судьбы.
- Эти потери будут не твоими.
Бог помолчал немного, осмысливая услышанное.
- То есть, - медленно проговорил он, – с Зеной ничего не случится?
Его волновало только это. Потом он вспомнил, что теперь он должен хоть немного позаботиться и о Габриэль. Во всяком случае, Зене бы это понравилось.
- И Габриэль, - произнес он, удивляясь звучанию ее имени. – Что будет с ней?
Снова тишина. И скрипучий голос Старухи, словно нож по металлу:
- С ними все будет так, как захочешь ты.
Это не было прямым ответом, но Арес уже привык к тому, что они отвечали загадками, разгадывать которые не всякому дано. Спасибо, что хоть вообще отвечали.
- Значит, они останутся живы? – упрямо повторил он, все-таки надеясь получить подтверждение смутным догадкам.
Старуха повернулась к нему, и мужчина попятился, едва заглянув в ее пустые глаза.
- Я сказала, что все будет так, как захочешь ты, - размеренно повторила она. – И только от тебя зависит, будут ли они жить или умрут.
Побледнев, Арес поспешно скрылся, не поблагодарив, в облаке синего дыма. Мать долго смотрела ему вслед, потом обратилась к Старухе:
- Ты ведь знаешь, как все будет, зачем хочешь заставить его чувствовать за собой вину? – в голосе ее слышалось осуждение.
Старуха глянула на нее так, что Мать поспешила опустить глаза, вновь принимаясь за работу.
- Быть может, ты и забыла, что Зевс сделал нам, а я пока нет! – отрубила она. Дева робко возразила:
- Но ведь это было так давно!!
- Для преступлений не существует срока давности, - Старуха стояла на своем и переубедить ее в этом не смог бы никто. – Если бы я видела сны, тот кошмар снился бы мне каждую ночь, - она улыбнулась вдруг, холодно и жестко. – А так я всего лишь вижу его каждый день наяву.
Она села на свое место около станка с нитями и сказала, чуть помедлив:
- Я не обещала ему вечного счастья...
- 2 -
Спустя пару дней, ферма
Если с утра еще было прохладно, то к полудню существовать в этом воздухе стало просто невыносимо. Солнце пекло так, что впору было снимать кожу, хотя вряд ли бы это помогло, разве что еще сильнее поджарило бы. Обливания водой не помогали: на солнцепеке она испарялась почти мгновенно, едва успев коснуться изнывающего тела.
В очередной раз стукнув топором по обтесываемому колышку, Арес с неудовольствием сказал:
- Все это можно было сделать в разы быстрее, если бы кое-кто, - он с осуждением посмотрел на разговаривающих в отдалении женщин, - позволил мне поработать в одиночестве, - бог с ожесточением почесал грудь, на которой скоро, судя по всему, должны были образоваться волдыри.
Работающий рядом с ним Геракл рассудительно заметил:
- Ты же сам решил пожить с нами. Вот и выполняй наши условия.
Арес оскалился было на него, но быстро передумал ругаться.
Он действительно выбрал это для себя сам. То есть, напросился в гости, по ходу дела сообщив, что останется тут жить. Ненадолго так. На пару месяцев. Пока Габриэль не родит.
Нельзя сказать, чтобы это заявление кого-нибудь обрадовало. На всех, кроме Зены, Аресу было как-то наплевать, и он искренне огорчился, не заметив на ее лице плохо скрытой радости. Впрочем, плохо скрытой досады тоже не было, что уже само по себе могло послужить поводом для счастья. В общем, Арес выслушал все то, что хотели видеть и слышать от него в период его пребывания здесь его будущие сожители, и перенес в выделенную ему комнату оружие и пару брюк с жилетами. Он рассчитывал, как и на ферме, на которой он когда-то жил, лежать день-деньской в гамаке и ощупывать цыплят, не забывая напоминать Зене о своем присутствии.
В первый же день он понял, как глубоко заблуждался по поводу спокойного существования.
Сначала его, рано утром, еще до рассвета, разбудил Геракл, попросивший помочь ему в перевозке овощей на рынок. Критически осмотрев хилую повозку, в которой предполагалось ехать, Арес предложил перенести все просто на место назначения, но Геракл воспротивился, мотивируя это тем, что нечего попусту выставлять себя на обозрение. Скрипя зубами, Арес съездил с ним в Родеос, откуда они вернулись прямо к завтраку. Геракл еще зачем-то купил молодую телку*, которую пришлось привязать к телеге и ехать очень медленно, чтобы она не сдохла от усталости, пробежавшись за ними обратно до фермы.
Получив завтрак, который, надо сказать, был весьма и весьма вкусным, Арес совсем уже собрался было отправиться почивать дальше, когда Габриэль попросила его принести воду из колодца: она собиралась принять ванну. Вспомнив, что испепелять наглую блондинку не рекомендуется, Арес натаскал сотню ведер (и зачем им такая большая ванна?!), чуть-чуть подлечил уставшие мышцы и... столкнулся в коридоре с Зеной, которая велела ему помочь Еве высадить цветы. Когда с цветами было покончено, Геракл, снова отловивший уже трусливо прячущегося Ареса, вручил ему топор со словами «Надо поработать, брат!». И вот они до сих пор работали. А ведь день только начался!!
Избавившийся от верхней одежды Арес присел на скамейку, продолжая яростно расчесывать грудь, которую уже просто саднило так, что впору было окунаться в любую жидкость, которая помогла бы снять это жжение. Геракл искоса посмотрел на него, но ничего не сказал и принялся и дальше стругать дерево. По наблюдениям Ареса, полубог успел обстругать ровно четыре деревяшки, точнее, как раз заканчивал с четвертой.
Вдруг чья-то тень появилась перед богом, и он с надеждой обернулся. Надежде суждено было сбыться: рядом стояла улыбающаяся Зена, и в руках у нее была какая-то коричневая банка.
- Хватит чесаться, Арес, - миролюбиво сказала она. – А то заразишь блохами Горго.
Возмущенный Арес открыл было рот, чтобы сказать, что их вшивую собаку уже ничем невозможно заразить, но в этот момент Зена, зачерпнув из банки какую-то терпко пахнущую массу, принялась втирать ее в грудь Ареса. Прикосновение ее рук было настолько приятно, а мазь настолько быстро снимала зуд, что мужчина едва удержался от того, чтобы не замурлыкать, как самый настоящий кот, которого любимая хозяйка принялась чесать за ушком.
С груди Зена перешла на плечи, массируя их немногим более сильно, но все равно приятно.
- А долго еще мне тут торчать? – нежась, спросил бог войны. Поскольку глаза у него были закрыты, то он только услышал, как хмыкнула Зена.
- Свадьба через 2 дня, Арес, - она легонько шлепнула его по намазанному плечу. – Надо все успеть к тому времени!
Первой мыслью Ареса было «Какая свадьба??» Второй: «Свадьба? Чья?!?!» Для третьей мысли времени не хватило, ибо в дело включился язык:
- Что за свадьба? – недоуменно поинтересовался Арес, глядя то на Зену, то на брата. Геракл аккуратно отложил в сторону готовую деревяшку, и взгляд его светлых глаз устремился на бога.
- Моя, Арес, - он приподнял брови, глядя, как отваливается челюсть у бессмертного. – Я женюсь на Еве.
- А...а...а...а, ну на ней можно, - прозаикался Арес, потом тряхнул головой и сердито уставился на Зену: - А сказать мне это никак было нельзя?!
На удивлении, проступившем на лице Зены, можно было оттачивать актерское мастерство.
- А ты разве не знал? – воительница пожала плечами. – Вы как раз сейчас готовите столы и скамьи для свадебного угощения, - она хмыкнула, развернулась и пошла обратно к Габриэль и Еве, которые по-прежнему сидели в стороне, в теньке, и о чем-то хихикали.
Теперь Аресу было совершенно ясно, о чем.
И да, никто ему ничего не сказал! А провалами памяти он пока не страдает!!
И надо же... Его братец снова собирается жениться... В который там уже раз? Кажется, он даже станет тому свидетелем!
Немного попыхтев в свое удовольствие и пробурчав что-то о подлости молчащих, Арес стал вспоминать подробности греческих свадеб**.
Ну, то, что гражданин Греции мог жениться только на гречанке, Арес вспомнил сразу. Да тут и не было никаких проблем: Геракл и Ева совершенно точно родились тут. Вот с домами невесты и жениха возникнет проблема, ибо дом тут Арес видел только один. Впрочем, у них давно все настолько смешалось, что эта мелочь, видимо, не имела никакого значения.
О заключении брачного контракта Геракл, очевидно, тоже не подумывает, хотя надо было бы. Арес хмыкнул, вспомнив, как тщательно планировал контракт тогда, когда уговаривал Зену выйти за него в обмен на возвращение Габриэль. Жаль, не сработало...
Так... Зена сказала, свадьба через пару дней. Ну, все правильно – как раз наступит полнолуние. Правда вот, с зимним месяцем немного не вовремя, но, думается, Геракл не хочет посвящать эту церемонию Гере. Они, конечно, все давно решили, да и Гера почила в мире не вчера, но старые обиды сильны. Да.
В жертву принесут телку, Геракл купил ее явно для этого, не молоко же с нее доить в будущем. Интересно, Ева отрежет прядь своих волос? Кажется, этот обычай канул в Лету, но вдруг... Арес бы на это посмотрел, а может быть, даже притупил бы немного нож: нечего Аполлону радоваться.
Бог хихикнул, поглаживая грудь. Да, почти все соблюдено, даже то, что муж должен быть намного старше жены. Эх, у них бы с Зеной в этом плане была бы чудесная пара.
Арес вздохнул, посматривая в сторону женщин.
- Что ты подаришь ей? – спросил он вдруг, обращаясь к Гераклу. Тот оторвался от обтесывания столешницы.
- Что?
Бог развернулся, глядя на брата.
- Ты должен что-то подарить невесте, - терпеливо разъяснил он. – Ну, тебе ли не знать, братец, сколько ты там был женат? 5 раз, 10?
Глаза Геракла чуть потемнели, но он тут же улыбнулся.
- Алмазное ожерелье***, Арес. Не из твоих ли слез сделанное?
- Мои слезы тебе не по карману, - отбрил героя бог войны и снова засмотрелся на женщин.
Что угодно, лишь бы не работать.
- Какую фату ты выбрала? – спросила Габриэль, делая глоток нагревшегося на солнце виноградного сока, который еще чуть-чуть – и начнет бродить. Ева, занятая вышиванием рубашки для Геракла, подняла голову.
- Красную****, - с легкой ухмылкой отозвалась она. – Чтобы демонам неповадно было.
Габриэль ухмыльнулась в ответ.
- Не думаю, что Каллисто объявится на свадьбе, - в тон ответила она и обратилась к вернувшейся Зене:
- Ну что, он был очень зол?
- Не слишком, - вздохнула Зена, усаживаясь рядом с подругой. – Но разочарован тем, что узнал обо всем последним.
Габриэль неопределенно хмыкнула, возвращая свое внимание соку.
- Ты не волнуешься? – спросила Зена у дочери и засмеялась, когда та быстро замотала головой.
Известие о свадьбе немного выбило Зену из колеи, но она тут же обрадовалась тому, что хотя бы одно важное событие в жизни дочери не обойдется без ее участия. Не то, чтобы она слишком любила праздники, но тут взялась с энтузиазмом за организацию. Тем более, что Габриэль согласилась помогать ей и направлять в тех случаях, когда энергия Зены затребует смены вида деятельности.
Зена посмотрела на дочь, увлеченную вышивкой, потом на подругу.
Когда-то давно Эфини спросила ее, почему она до сих пор не обручилась с Габриэль, и предложила организовать свадьбу по обычаям амазонок. Тогда Зена отшутилась тем, что они с Габриэль слишком молоды, чтобы связывать друг друга по рукам и ногам. Тогда Эфини поверила ей, и они вместе посмеялись, обсудив, как можно было бы шокировать Грецию.
Тогда Габриэль еще не знала о том, что ее лучшая подруга влюблена в нее.
Зена скользнула взглядом по фигуре сказительницы, ненадолго задержавшись на животе.
В условиях вечных путешествий, когда можно не заходить в населенные пункты по нескольку недель, королева воинов очень хотела свою спутницу. Зная свою натуру и то, что некоторые женщины казались ей весьма привлекательными, Зена старалась не оставаться с Габриэль, когда та мылась или переодевалась. Они спали вместе у костра, и Зена вздрагивала, когда бард обнимала ее во сне, прижимаясь, чтобы спастись от холода.
Она не помнила, как поняла, что влюбилась. Вероятно потому, что влюбленность эта не была яростной и огненной, как с Борайесом. Горькой и мучительной, как с Цезарем. Холодной, расчетливой и ядовитой, как с Алти. Воздушной и платонической, как с Лао Ма. Наивной и короткой, как с Акеми.
Она была легкой и ни к чему не обязывающей, полной улыбок и нежных объятий, дружеских подначиваний. Зена не хотела портить Габриэль жизнь, поэтому довольствовалась тем, что у нее было. А ведь было немало, если так посудить. Фактически, они жили вместе, как полноправная семья, муж и жена, с той только разницей, что не спали друг с другом.
Нельзя сказать, чтобы Зене этого не хотелось. Хотелось и очень. Иногда, в периоды такого... затяжного хотения она ловила себя на мысли о том, что отдалась бы Аресу, лишь бы тот унял этот голод внутри нее. Она не считала себя правой лишать Габриэль нормальных отношений, потому что откуда-то знала точно: если она это сделает, то девушка никогда не станет прежней.
Постепенно влюбленность эта, сопровождаемая физическим голодом, утихла. Зена стала спокойно купаться вместе с Габриэль, обнимать ее по ночам и научилась не отворачиваться, когда Габриэль вдруг быстро целовала ее, в щеку или в уголок губ, выражая свою признательность или прощаясь. В их жизни появился Пердикус, потом Джоксер, потом еще много молодых мужчин, с которыми Габриэль смеялась и шутила так же, как она это делала с ней. И Зена почти не ревновала.
Почти, ведь разбитые в кровь костяшки пальцев и разлетающееся на щепки дерево в расчет не идут.
Габриэль была счастлива, и это было самым главным. Все остальное не имело значения.
Но теперь что-то изменилось.
Возможно, они стали слишком взрослыми для наивных фантазий о счастье. Возможно, им теперь нужно было что-то другое.
Зене было почти 40 зим, Габриэль в следующем году исполнится 28. А если посчитать, сколько времени они провели в пещере, куда их отнес Арес...
Зена усмехнулась, покачивая ногой.
Она спала с Аресом. Габриэль спала с Аресом.
Какая-то сторона в этом треугольнике осталась неохваченной.
Воительница слегка поморщилась при этой мысли.
С Аресом она быть не может, как бы она не думала об этом, в каких бы ракурсах не рассматривала. Она знала, что он надеется на другой исход их отношений, но дать ему больше – значит, связать себя с ним на всю оставшуюся вечность, ведь он не захочет отпустить ее, когда придет срок.
Конечно, она любила его. По-своему, как того, кто прошел с ними этот длинный путь, не пытаясь ускользнуть. Как того, кто будет с ними рядом, ощутимо или незримо. Как того, с кем она была близка.
Она любила их всех, тех, с кем делила тепло ночи на протяжении всей своей жизни. Борайес, Алти, Цезарь, Акеми, Марк Антоний – их лица выплывали перед ней из темноты, когда она не могла уснуть. Она разговаривала с ними, как с живыми, потому что они были частью ее прошлого, и отказываться от них она не собиралась.
Однако после всего произошедшего... Настало время что-то менять.
Зена вскинула голову, и черные пряди хлестнули ее по лицу.
- Габриэль, - позвала она. – На каком ты месяце?
------------------------------------------------------------------------------
* - телка – это в смысле – дочка коровы : а то вдруг... ассоциации ненужные пойдут... Герк нашел себе телку... и попросил Ареса ему помочь...
** - это истинные подробности, имевшие место в Древней Греции
*** - считалось, что алмазы – слезы богов. В Древней Греции полагали, что алмазы отражают огонь любви
**** - греческая невеста носила традиционную свадебную фату – желтую или красную – олицетворявшую огонь. Подобная яркая фата должна была защитить невесту от зла и демонов
- 3 -
Спустя несколько дней, свадьба
Никто не думал, что на свадьбу придут все, кого пригласили. Угощений, конечно, хватило на всех (тут уж Зена все-таки разрешила Аресу немного помочь), а вот со скамьями пришлось туговато. Самые опоздавшие попросту расположились на земле, уверяя хозяев, что им совершенно не принципиально, где сидеть, лишь бы наливали. Гости, получившие места за столом, бурно общались, восхищаясь попеременно то женихом, то невестой, то ее мамой.
К слову сказать, Ева пригласила на торжество только тех, кто нравился ей, но и так получилось около сотни человек. Габриэль не знала никого из них, но она и не бывала в городе так часто, как Ева и Геракл. Все это были их знакомые, и сказительница только улыбалась, когда к ней подходили поговорить или выразить восхищение праздником. Делом ее рук был лишь специальный пирог из кунжутных толченых зерен, смешанных с медом. За все остальное получать похвалу она не рвалась.
Как ни странно, но все шло гораздо лучше, чем ожидала Габриэль. Когда Ева и Геракл ошеломили их известием о свадьбе, у сказительницы не раз мелькнула мысль, что все как-то слишком быстро разворачивается. Вот раньше жених и невеста должны были встречаться не меньше года, чтобы пройти через огонь, воду и медные трубы и не растерять тот пыл, что свойственен влюбленным, стремящимся к браку, людям. А сейчас...
С другой стороны Габриэль только радовалась за Еву, которая за столь короткий период времени расцвела и похорошела, была весела и бодра. Ни единой искорки сомнения не промелькнуло в ее взгляде, когда бы она ни говорила о предстоящем замужестве.
Габриэль очень нравился Геракл, и как мужчина, и как друг. Поэтому она совершенно не боялась за то, что Ева могла сделать неправильный выбор. Той же позиции придерживалась и Зена, которая все последние дни была тиха и задумчива. Сначала Габриэль думала, что это из-за незапланированного вторжения в их жизнь Ареса, который, несмотря на все свои уверения в обратном, все же, кажется, собирался жить с ними. Во всяком случае, комнату ему отвели, и не самую плохую, а бард и Ева постарались обставить ее как можно уютнее.
Зена, конечно, отрицала свою внезапную замкнутость, сославшись на то, что Габриэль, вероятно, просто забыла, какими радостными и общительными были их обычные посиделки у костра. Сарказм, однако, на барда впечатления не произвел, и она все равно осталась при своем мнении. Потому что точно знала: из-за предстоящей свадьбы воительница нервничать не стала бы никогда.
Габриэль приветливо кивнула очередному гостю.
Ева и Геракл за то время, что жили здесь, успели перезнакомиться едва ли не со всем Родеосом. Оно и не удивительно: Габриэль бывала в городе много реже, чем эти двое. А сейчас, с возвращением Зены, она и вовсе не хотела туда соваться. Как минимум потому, что в памяти свежо было то сожжение ведьмы. Кто знает, кто примет Зену за колдунью и что захотят с ней сделать? Не то, чтобы женщина сомневалась в силе и умении своей подруги, но все же встревать в ненужные разборки не хотелось совершенно.
На глаза попался радостный Арес, и Габриэль криво ухмыльнулась ему, хотя вовсе не собиралась этого делать.
Бог наслаждался по полной. Отойдя от коварства Зены, не сообщившей ему о празднестве заблаговременно, он настоял на том, что будет присутствовать. В качестве смертного гостя, разумеется. Плюс ко всему он, конечно же, заявился не один.
Афродите Габриэль была рада и, хотя, им пока даже не удалось переброситься парой фраз, радужное настроение от этой встречи падать не собиралось.
Габриэль улыбнулась своим мыслям, но улыбка эта сползла с ее губ, когда она увидела, насколько мрачна Зена, стоящая поодаль и прихлебывающая из кружки с элем. Бард проследила ее взгляд и помрачнела сама: королева воинов смотрела прямо на бога войны, которая, нимало не смущаясь, усадил себе на колени какую-то развязную девушку и теперь хохотал вместе с ней над чем-то.
Сказительнице отчего-то стало не по себе, и она, положив правую ладонь себе на живот, отошла чуть в тень, чтобы иметь возможность наблюдать за всеми, оставаясь при этом незамеченной.
Зена допила эль и резким движением отбросила кружку в сторону.
Она злилась. И злилась на Ареса.
Конечно, он рассчитывает вызвать ее ревность, флиртуя с этой девкой у нее на глазах, не зря же он время от времени искоса поглядывает в сторону деревьев, под которыми стоит королева воинов.
Только злит ее вовсе не это.
Зена боялась, что Арес, напившись, выдаст свою божественную сущность. Она помнила, как вино влияет на него смертного, к тому же Габриэль нехотя рассказала ей, что и на бога алкоголь тоже действует не лучшим образом. Воительница не знала, как случилось так, что Судьбы лишили бессмертных одного из преимуществ над людьми, но ей было не до этого. Сейчас она хотела только того, чтобы свадьба прошла так, как и положено проходить свадьбам. Если и будет драка, то только символическая.
Зена перевела взгляд на счастливого Геракла и улыбнулась ему, отлично зная, что эту ее улыбку он сейчас не увидит. Сейчас для него во всем мире существовали лишь улыбки Евы, которая выглядела просто очаровательно в наряде невесты. Геракл, стоящий рядом, смотрелся совсем молодым, и Зена хмыкнула, представив, какой резонанс вызвало бы известие о том, что это и есть тот самый настоящий Геракл, сын Зевса и смертной женщины.
Геракл уже рассказал ей о том, что он давно не афиширует себя, как бывало раньше, говоря, что просто так назвали. Да, в честь знаменитого героя, и не так называют. Зена лично встречала парня, которого звали Аресом. Только в отличие от настоящего бога войны, земной Арес был слаб телом и силен духом, носил очень короткую стрижку и белые одежды. Кажется, он звал себя мыслителем.
Вдруг проскочила мысль о бессмертии Геракла. Зена нахмурилась, поглядывая на дочь. Безусловно, сейчас они не думают об этом – хотя, Геракл, возможно, уже размышлял – но ведь наступит момент, когда старость бесшумно и неотвратимо взойдет на порог их счастливого дома, покряхтит немного и постучится в окно, за которым все замрут. А за ней из-за плеча, обтянутого ветхой одеждой, выглянет Танатос...
Нет, ну это совершенно невозможно!! О чем она только не думает на этом празднике жизни!! Ну не о смерти же, в самом деле!! У Евы впереди очень много времени. Как и у них всех...
Зена хмыкнула и вышла из тени на свет, направляясь к столу, чтобы ухватить кусочек кунжутного пирога, испеченного Габриэль. Хотелось, конечно, чего-нибудь посытнее, но все остальное, кажется, уже расхватали гости, ведь праздник длится с полудня. А сейчас уже глубокий вечер, и сад освещается маленькими фонариками, развешанными повсюду: небольшой подарок Афродиты, которая хитро сделала так, чтобы никто даже не заподозрил, что фонарики эти светятся с помощью волшебства.
Воительница вздохнула, вспомнив все, что надарили боги своему любимому «смертному» брату.
Дионис прислал неосушаемую флягу с вином, что было как нельзя кстати, учитывая, сколько сегодня гости выпили, никаких бы запасов не хватило!
Гермес – дубликат своего жезла, который исполнял лишь одну функцию: раз в день он мог перенести вас куда угодно. На этом его магия кончалась до следующего дня, поэтому, если вы неосмотрительно забросили себя туда, где холодно и темно... Ну, в общем-то, придется переждать, больше делать нечего.
Аполлон, несмотря на все свои злопыхания в сторону Геракла по молодости, сподобился оторвать от сердца некий аляповатый костюмчик. Как заверила Афродита, в нем абсолютно все кажутся стройными и мускулистыми богами. Геракл, забирая подарок, поиграл могучими мышцами и белозубо усмехнулся, наказывая Дите передать Аполлону большое спасибо.
Артемида прислала лук, да не простой, а такой, который бьет за несколько лиг и всегда точно попадает в цель. Большой любитель охоты, Герк обрадовался этому подарку, пожалуй, больше всех остальных и долго отказывался с ним разлучаться. Оставалось надеяться, что лук не забудут где-нибудь в лесу, как это иногда случается с бережно хранимыми вещами.
Купидон передал вместе с матерью небольшой, неприметный такой, серый замшевый мешочек. Очевидно, он не желал привлекать внимание к своему подарку, но вышло наоборот: страстная любительница всяческих упаковок Ева выхватила у Диты мешочек прежде, чем та успела вручить его Гераклу. И бедный герой терпеливо выслушал все то, что думает Ева о своем супруге и его божественном племяннике: в мешочек лежало ни что иное, как домашнее средство обольщения. Намажешься таким – и женщины слетятся, как мотыльки на свет.
Но больше всего присутствующих удивил подарок Гекаты. Мало того - подарков от нее в принципе не ждали, ибо, не являясь олимпийкой, она была не вхожа в круг их общения. Но... роскошное покрывало на волосы, как-будто сшитое специально для Евы, оказалось в сумке Афродиты, забитой подарками. Богиня любви выглядела удивленной, однако, Зена углядела в этой ее удивленности легкую неискренность. К тому же, воительница прекрасно знала, что Дита раньше бегала на черные ритуалы, особенно, когда ссорилась с Гефестом и жаждала его смерти. Видимо, Геката, по старой памяти/дружбе решила еще раз попытаться влиться в не столь дружные ряды олимпийцев, которые всегда вдруг неожиданно сплачивались перед лицом появления нового участника их компании.
- Зена! – громкий голос Ареса, заметившего королеву воинов, привлек внимание не только самой Зены, но и почти всех людей вокруг. – Зена, иди сюда!
Воительница приподняла бровь, но на зов отозвалась. В конце концов, они для всех – одна большая веселая дружная семья, в которой нет места распрям и скандалам. А все, что она думает об Аресе и о его манере вот так вот подзывать ее – она ему скажет об этом потом. Наедине. Чтобы никому не было мучительно больно и обидно.
- Зена! – восторженно заявил Арес, когда воительница приблизилась к нему. – Смотри, какая интересная игра! – он указал пальцем на невзрачного, можно даже сказать, хлипкого мужичонку, который сидел напротив. Мужичок этот блаженно улыбался и крутил в руках деревянные стаканчики, маленькие, ненамного больше наперстка. На столе, за которым все сидели, виднелся маленький и тоже деревянный шарик.
- Он кладет шарик под один из стаканчиков, перемешивает их, а я должен угадать, под каким он! – бурно радовался Арес. – Я уже выиграл кучу денег! – в доказательство бог потряс достаточно внушительным мешком, в котором действительно что-то звенело.
Собравшаяся вокруг толпа одобрительно зашумела.
Зена силилась улыбнуться, но это было не так просто. Во-первых, ей не нравилось, что на коленях у Ареса сидит какая размалеванная девица (а они ее приглашали??) и играет с его серьгой так, словно бы она ее собственная. Во-вторых, Зена чуяла в этой игре какой-то подвох. Ну не может кто-то все время проигрывать!
В-третьих, Зене было странно, что бог войны вдруг так увлекся выигрышем денег. Или он просто хочет показать, как ему весело и без нее?
- Зена, ты сыграешь? – Арес нетерпеливо уставился на воительницу, в глазах его горел огонь, но королева воинов лишь мотнула головой, все же улыбнувшись.
- Я лучше посмотрю, - она скрестила руки на груди, внимательно, но не особо навязчиво, следя за происходящим.
- Как хочешь, - Арес пожал плечами и кивнул мужчине. – А я играю!
Мужичонка блеснул глазами, показал всем присутствующим шарик, демонстративно вложил его под средний стаканчик и, приговаривая «Кручу-верчу, запутать хочу!», принялся перемешивать стаканчики.
Несмотря на быстроту его движений, Зена точно знала, под каким стаканчиком в итоге должен этот шарик оказаться. Знал это и Арес, судя по тому, что он ткнул точно в правый. Однако же, ехидно улыбаясь, мужчина вытащил шарик из-под среднего.
Народ приглушенно зашушукался, Арес сокрушенно цокнул языком, согнал с коленей девушку и склонился поближе к столу.
- Эй, а проигрыш-то ты собираешься отдавать? - добродушно и оттого как-то слегка подозрительно поинтересовался мужичок. Арес нахмурился, но мешок с деньгами открыл, отсчитал нужное количество и кинул их на стол.
- Забирай, Фитис, - мрачно буркнул он и прищурился. - И давай-ка заново, уж в этот раз я не проиграю.
Фитис только хмыкнул, сгребая монеты и вновь демонстрируя присутствующим шарик со стаканчиками.
На этот раз Зена была еще более внимательна, и от этой ее внимательности никак не смогло укрыться то, что Фитис ловким образом при перемешивании попросту подменил шарик, вытащив его из-под одного стаканчика и запихнув его под другой. На самом деле трюк этот был достаточно сложен для неискушенных зрителей, однако воительница уже точно знала, как его проделать. Ну, это она запомнила на всякий случай, авось пригодится.
Когда Арес почти уже зарычал от того, что и в этот раз не смог угадать, где шарик, Зена, грациозно покачивая бедрами, подошла к Фитису и, склонившись к его уху, что-то прошептала. Лицо мужчины, поначалу спокойное и благодушное, быстро приняло злой оттенок. Фитис быстро сгреб деньги, лежащие на столе, и громко свистнул.
В тот же момент, словно выпрыгнув из-под земли, возле него нарисовались два верзилы, каждый из которых ни по ширине плеч, ни по росту не уступал Гераклу. Пустыми глазами на мрачных рожах они уставились на Зену, которая все еще стояла возле Фитиса, следя за развитием событий.
- Она обвинила меня в мошенничестве! - плаксиво заявил мужичонка. Глаза его хитро блеснули, он явно рассчитывал на то, что его подручные одним своим видом отпугнут тех, кто покусился на заработанное.
Толпа вокруг возмущенно зашумела, правда, было непонятно, поддерживает она Фитиса или же осуждает.
Арес, гневно пыхтя, начал подниматься из-за стола, но Зена его дожидаться не стала. Никто и опомниться не успел, как она очутилась возле шкафоподобных верзил и легонько так стукнула их лбами. Легонько – это со стороны. Сама воительница прекрасно знала, какой вакуум образуется после такого удара. Особенно после ее удара.
Парни беззвучно сложились к ее ногам, не произнеся ни звука. Королева воинов довольно хмыкнула. Она давно заметила: чем больше бандит, тем дольше он соображает. На нее, к счастью, при всем ее немаленьком росте, подобное правило не распространялось.
Народ заахал, кто-то кинулся помогать, кто-то одобрительно заулюлюкал, кто-то, потеряв интерес к происходящему, вернулся к поглощению яств и напитков. Зена хмыкнула и снова склонилась к Фитису.
- Послушай меня, - доверительно сказала она приглушенно, и улыбке ее мог позавидовать любой хищник. - Я отлично видела, как ты менял стаканчики. И не пытайся отрицать, - она предупредительно подняла бровь, когда мужчина открыл рот, чтобы что-то сказать. - Еще раз увижу тебя тут – тебе не жить. Ты понял?
Зена снова улыбнулась, когда Фитис, видимо, что-то для себя быстренько обдумав, кинул деньги опешившему Аресу, и скрылся с глаз долой, затерявшись среди тех, кто все еще стоял и считал ворон.
Бог войны почесал затылок, подбросил на ладони приятно зазвеневшие монеты и, взяв Зену под локоть, отвел ее в сторону.
- Ты подстроила это специально, чтобы поиздеваться надо мной? - он говорил с насмешкой, но в его взгляде Зена отчетливо прочитала страх. Он боялся того, что королева воинов могла ответить утвердительно на его вопрос.
- Не говори глупости, Арес, - Зена качнула головой. - Ты сам находишь себе неприятности. Да еще и меня позвал полюбоваться на них.
Мужчина засмеялся, страх в его глазах сменился сытым довольством. Он явно наслаждался всем тем, что происходило.
Свадебная драка произошла, теперь можно было следовать традициям дальше.
Заиграла музыка. Вечер наполнился женским смехом и шелестом юбок. От столов стали отделяться пары, устремившие к музыкантам. Начались танцы.
Зена какое-то время смотрела на всеобщее веселье, потом вдруг посмотрела на Ареса.
- Потанцуем, красавчик? - она улыбалась столь задорно, что бог войны даже не стал спрашивать, с чего такие милости для него и щедрые предложения. Вместо любых слов он галантно предложил Зене согнутый локоть, и они вдвоем пошли вперед с целью затеряться среди танцующих пар.
- Почему ты скучаешь, моя кошечка? - нежный голос Афродиты разрушил уединение Габриэль, и сказительница обернулась. Богиня любви смотрела прямо на нее, и во взгляде светлых глаз читалась едва уловимая смесь веселья и затухающей грусти.
- Ну, вероятно, я стала слегка слишком взрослой для вечеринок, - Габриэль извиняющее пожала плечами и взяла под руку свою бессмертную подружку. - Дита, я очень рада видеть тебя!!
И это было искренне: сказительница наконец-то чувствовала себя умиротворенной. Почти умиротворенной, если не считать время от времени возникающей мысли о Дахоке. Где он, что с ним, когда он вернется? В том, что он вернется, Габриэль даже не сомневалась. Оставалось только попытаться предугадать хотя бы некоторые из его действий.
- Не хочешь потанцевать? - Дита прищурилась: между ее пальцами бегали крохотные разноцветные огоньки, освещавшие ее лицо. Габриэль улыбнулась, когда один глаз богини подсветился розовым, а второй – голубым.
- Нет, пока не очень хочу, тем более, что... - сказительница кивнула в сторону танцующих, и обернувшаяся Дита увидела, как из толпы вынырнули счастливые и вполне довольные собой Зена и Арес.
Богиня любви поджала губы, и огоньки в ее руках забегали быстрее.
Она всей душой хотела, чтобы ее брат был счастлив. Но она хотела счастья и для Габриэль. И для Зены, если уж на то пошло. А тройственные союзы, если даже они и устраивали всех, никогда не жили долго.
- Они будут жить с вами? - Дита кивнула в сторону смеющихся над чем-то Геракла и Евы. Габриэль кивнула.
- Вместе веселей.
Афродита тоже кивнула и замолчала.
Разговор как-то не клеился. Богине любви впервые не хотелось смеяться рядом с Габриэль. Да и сказительница не выказывала желания обсуждать какие-нибудь нелепые глупости, как бывало раньше.
Вокруг было много смеха, много веселья, много простых людей, которые никогда не слышали о мировом зле и не собирались противостоять ему. Здесь все было... хорошо. Здесь хотелось остаться.
Дита вдруг потянулась, как большой котенок, и глаза ее озорно блеснули.
- Здесь становится скучно, - капризно протянула она и взяла Габриэль за руку. - Полетели?!
Сказительница не успела вымолвить ни слова, когда встречный ветер ударил ее в лицо, с громким хохотом запутав волосы.
Где-то там, позади, осталась свадьба и приглашенные на нее.
Где-то там улыбался Геракл и смеялась Ева.
Где-то там танцевали Зена и Арес, и его влюбленные нежные глаза смотрели прямо на воительницу.
Но когда ты вне времени, все это не имеет значения.
Афродита, как и все олимпийцы, не имела сил за пределами Греции, но перемещаться по миру могла и без них.
Они пили мед в холодной Скандинавии и орали, как сумасшедшие, болея за Кровавого Медведя, сражающегося с Хитрым Лисом в схватке за руку и сердце прекрасной Фригг.
Они маленькими глотками отпивали саке из миниатюрных чашек и улыбались отважным самураям, которые явно были не прочь познакомиться с ними.
Они скакали на белоснежных лошадях рядом с хрустальными озерами на берегах Британии и изучали книги вместе с молчаливыми друидами.
Они сидели под навесами в палящем Египте и смотрели, как старик-египтянин методично и аккуратно расписывает кувшин, который потом пойдет на продажу.
Они были везде и повсюду.
Они не были нигде.
И, когда Габриэль, счастливая, задыхающаяся от смеха и раскрасневшаяся, с блестящими от удовольствия глазами, прислонилась к дереву, что росло возле их дома, оказалось, что для всех остальных их отсутствие, длившееся несколько часов, пронеслось за миг.
- Немного отвлеклись – и стало получше, правда? - довольная Афродита подмигнула барду и, и выудив из воздуха невероятно красивый белоснежный цветок, торжественно вручила его Габриэль.
Та с легким поклоном приняла его, не менее торжественно понюхала, и внезапно они обе синхронно залились смехом. Нормальным, открытым, дружественным смехом.
- Я вижу, вы тут не скучаете, - откуда-то из-за дерева вынырнула Зена. Она улыбалась и переводила взгляд с подруги на богиню. Чуть позади стоял Арес, лицо его было менее довольное, чем у воительницы, и он, прищурившись, в упор смотрел на Габриэль. Потом перевел взгляд на цветок.
- Сестренка, путешествие пошло на пользу вам обеим? - он скорее спрашивал, чем утверждал, но богиня любви и так, и так не собиралась отвечать.
Афродита, сияя, взяла брата под руку. Он сопротивлялся недолго и все-таки позволил себя увести. Уходя, он постоянно оглядывался, будто опасался чего-то.
Зена проводила богов взглядом, потом повернулась к Габриэль, которая по-прежнему любовалась цветком.
- Где вы были? - поинтересовалась воительница. Бард засмеялась, и смех ее звучал как-то по-особому, как-то... уютно.
- Лучше спроси, где мы не были, - она с наслаждением вдохнула аромат цветка.
Там, где они были, времени не ощущалось. Не было усталости, мыслей о Дахоке, о прошлом, о будущем. Было только настоящее, и в калейдоскопе отражений, смене впечатлений, смеющихся глазах Афродиты, которая все время была рядом, Габриэль видела только то, что действительно хотела.
Сказительница улыбнулась Зене.
- Это ведь не наш праздник, помнишь? - она запрокинула голову, когда воительница приблизилась к ней, остановившись рядом. - Свадьба продолжается. Афродите стало немного скучно, и она захватила меня с собой.
Еще одна улыбка, нашедшая отражение в улыбке королевы воинов.
Зена положила ладони на дерево по обе стороны от Габриэль и склонила голову, по примеру сказительницы вдыхая аромат цветка, оказавшегося между ними.
- Ты не хочешь потанцевать? - предложила она, пытаясь поймать взгляд подруги. И вздрогнула от ощущения того, что все это уже было. Совсем недавно.
Она танцевала с Аресом, а Габриэль в это время кружилась во времени под руку с Афродитой.
Им всегда было хорошо вместе.
Но сегодня, впервые... впервые им было хорошо порознь.
Зена смотрела на спокойное лицо Габриэль и думала о том, смеет ли она сделать то, что хочет.
Что это изменит между ними? Как посмотрят они друг на друга завтра и что скажут?
Но не лучше ли сделать и жалеть, чем жалеть о том, что никогда не сделаешь?
- Зена, что ты..?! - Габриэль некуда было отступать, и она только закрыла глаза, когда Зена вдруг поцеловала ее в губы. Сильно и настойчиво, вжимая спиной в дерево.
Белый цветок выпал из рук Габриэль, и воительница наступила на него, вминая в землю, когда обняла барда, притягивая ее к себе.
Это было странно.
Это было неожиданно.
Это было... приятно. До дрожи в коленях, до зарождающегося где-то глубоко внутри стона.
И, когда Зена прервала поцелуй, Габриэль потянулась к ней за продолжением, отбросив прочь все те вопросы, что следовало бы задать.
- Вот вы где! - жизнерадостный голос Евы заставил королеву воинов поспешно отпрянуть от Габриэль. Женщины, избегая смотреть друг на друга, одновременно улыбнулись невесте.
- Там новые конкурсы, - сообщила Ева, с некоторым сомнениям поглядывая на мать и на барда. - Пойдемте, поучаствуем?
Она чувствовала, что что-то тут произошло, но чувство это было настолько смутным, что казалось нереальным. И она не увидела, отвернувшись, как Зена, нехотя идущая за ней, осторожно взяла за руку Габриэль.
А та просто позволила ей это.
Глава 4. Восшествие на Олимп
- 1 -
Спустя какое-то время, ферма на Родосе
Прошло уже больше недели после того, как свадебные флейты отзвучали для Геракла и Евы. Молодожены уехали немного отдохнуть от семьи и друзей, а тем, кто остался, пришлось наводить порядок. Арес ворчал долго, но, в конце концов, смирился, когда Зена применила на нем свой фирменный взгляд. Габриэль долго потом заливалась смехом, вспоминая, как отважный бог войны бегал по дому с тряпкой в руке и поспешно протирал все, до чего мог дотянуться.
Афродита сидела на подоконнике, болтая очаровательными ножками, и раздавала указания. Выходило это у нее настолько замечательно, что никто даже и не думал возмутиться по поводу ее безделья: с ее комментариями работа шла быстрее и веселее. Во всяком случае, Габриэль так нравилось больше. Да и Зене вроде тоже.
К слову сказать, помимо того, что прошла неделя со дня свадьбы, та же неделя прошла и с момента, когда Зена перевернула уютный мир сказительницы с ног на голову, вынудив ее испытывать и рассматривать такие вещи, о которых она раньше, признаться, никогда не думала. В таком аспекте уж точно. Они частенько смеялись над тем, что простые люди считают их двоих любовницами, но Габриэль никогда не думала о том, что слухи эти можно воплотить в жизнь.
Хотя, нет... вранье. Думала. Думала, когда Зена в теле Автолика вдруг поцеловала ее легонько, словно пробуждая ото сна, возвращая в реальность. Думала, когда на свадьбе с Пердикусом обнимала Зену, прощаясь с ней, как тогда казалось, навсегда. Думала, засыпая рядом с воительницей после того, как та пробудила ее от вечного сна внутри огненного кольца.
Думала, но даже не подозревала, что все эти мысли возможно превратить в реальность.
В течение всей этой недели они с Зеной так и не поговорили по поводу их поцелуя, который Габриэль до сих пор ощущала на губах, стоило ей закрыть глаза. Она не знала, как подойти с этим разговором к Зене, хотя и ясно видела, что воительница ждет от нее каких-либо действий. Почему-то казалось, что королева воинов должна действовать сама и решительно, однако Зена лишь бросала на подругу внимательные взгляды.
Им даже не удалось остаться наедине за все это время. Всегда где-то рядом крутился Арес, словно чувствующий что-то неладное. Зачастила в гости Афродита, каждый раз принося с собой какой-нибудь деликатес из дальних стран. Как она говорила: «Не люблю ходить в гости с пустыми руками, котятки мои!» Зена была, кажется, довольна ее визитами, впрочем, по ее непроницаемому лицу было достаточно сложно судить. Но уже одно то, что она пробовала и хвалила принесенное Афродитой, можно было заключить, что все происходящее ее не напрягает.
Пару раз заглядывала девица из Родеоса, которая весь свадебный вечер просидела на коленях у Ареса. Ну, почти весь, во всяком случае, каждый раз, когда Габриэль смотрела в сторону бога войны, он был не одинок.
Кстати сказать, у девицы этой оказались весьма серьезные намерения насчет их Ареса: отступать перед грозным видом Зены, пару раз мягко намекнувшей, что Арес не принимает, она не собиралась.
Габриэль, стоящая возле окна с отсутствующим видом, вдруг потрясла головой.
Она подумала их Арес???
О боги всемогущие... Куда катится мир?!
На самом деле, жизнь в одном доме с Аресом оказалась не так уж плоха, как представляла себе Габриэль. Она ждала вечных ссор, постоянных ухлестываний за Зеной и разбросанной по дому мужской одежды. Однако в быту Арес оказался вполне сносным собеседником, отпускающим вечные шуточки. За Зеной он, конечно, бегал, но догнать никак не мог, и очень аккуратно складывал свою одежду на стуле. Последнее Габриэль сама наблюдала, лично, когда как-то раз заходила к нему в комнату с утра.
Единственным, что почему-то раздражало, был неотвратимый мужской дух, крепко засевший в доме. Это не был запах пота или чего-то еще. Просто... такой... не было даже подходящих слов, чтобы описать его.
Присутствие мужчины, если сказать прямо. Габриэль никогда раньше не жила под одной крышей с тем, у кого была бы такая ярко выраженная харизма. И - хотя это слово барду никогда не нравилось - наличие ее у Ареса она отрицать не могла.
Сказительница улыбнулась, когда из-за угла дома выскочил взъерошенный Горго, со всех ног метнувшийся в сторону калитки. В зубах он что-то тащил, и Габриэль никак не могла понять, что именно, пока следом за щенком не выбежал разъяренный Арес, держащий в руках одну свою латную рукавицу. Вторая, как можно было догадаться, находилась в зубах у Горго.
Габриэль засмеялась, вспомнив, что незабвенный Гораций тоже начинал свою счастливую историю с Аресом подобным образом. Неужели Арес снова нашел себе родственную душу?
- Блондиночка, вредно столько стоять у окна – застудишь любопытство! – брякнул Арес, останавливаясь напротив барда и со злостью швыряя рукавицу на землю. – Лучше позови свою проклятую собаку и верни мне мою вещь!
Женщина прищурилась.
- Ты же бог, - поддела она его. – Заставь его, - а поскольку настроение было превосходным, то еще и добавила: - Или меня.
Арес покраснел, но вовсе не от стыда. Злость разве что не сочилась у него из ушей, и торжествующая Габриэль прекрасно знала тому причину.
Зена запретила ему пользоваться своими божественными способностями, пока он живет с ними. «Я не хочу, чтобы ты случайно спалил дом или покрасовался перед соседями своей уникальной силой», сказала она, и возражений не приняла. Аресу пришлось смириться, к тому же – ему было не привыкать.
Единственным, что его продолжало удручать, была невозможность подрезать одной болтливой и нахальной блондинке ее не в меру длинный язык!
- Если бы ты поменьше разговаривала, то пользы от тебя было бы не в пример больше! – не удержался Арес, пнул ногой валяющуюся на земле рукавицу и расстроено посмотрел в сторону убежавшего Горго.
- Он же теперь ее изгрызет, - непонятно было, досадует бог или жалуется. Габриэль кашлянула и оперлась ладонями о подоконник.
- Ну, я не думаю, что тебе составит труда сотворить новую, - она пожала плечами.
Арес посмотрел на нее, как не полнейшую дуру, разве что пальцем у виска не покрутил.
- Эти латные рукавицы были сделаны для меня Гефестом, - доверительно сообщил он, чуть наклоняясь к женщине. – Ты спустишься к нему в Ад, чтобы попросить сделать еще парочку?
Габриэль вздрогнула. Как она могла забыть об этом? А еще ей всегда было интересно, почему боги все поголовно попали в Ад? Не в Тартар, как, казалось, должно было бы быть на худой случай, а в Ад... Можно, наверное, было спросить об этом у Ареса, но сказительница решила, что вопросы потерпят. В конце концов, они намерены слегка поругаться.
- Я ни разу не видела, чтобы ты пользовался этими рукавицами, - сказала Габриэль, щуря глаза. Арес пожал плечами.
- Они дороги мне, как память, - заявил он.
Сказительница открыла рот, чтобы сказать, что весьма сомневается в том, чтобы кровавому сердцу бога войны было что-то дорого, когда нечто движущееся над деревьями привлекло ее внимание. И заставило измениться в лице.
Арес, заметивший неподдельный ужас, отразившийся на лице сказительницы, стремительно оглянулся. И, не мешкая ни секунды, перепрыгнул через подоконник, оказавшись в доме.
- Запирай двери! – проорал он, лихорадочно пытаясь закрыть окно с помощью своей силы. Однако, к вящему ужасу бога войны, ничего не получалось.
- Они блокируют меня, - с белым лицом констатировал Арес, бросая попытки и отходя вглубь комнаты.
Габриэль сглотнула и метнулась в сторону, когда две гарпии влетели внутрь, даже не заметив разбившегося стекла.
На самом деле, любому могло показаться, что и бог, и бард паниковали совершенно зря. Ну, подумаешь – гарпия. Да таких полным полно, особенно, если спуститься в подземелья Тартара! Но в этом-то все дело и было: там, внизу, гарпии были простыми стражниками. Здесь же они становились совершенными убийцами: с когтей у них начинал капать яд, а слюна была подобна кислоте, и даже самая маленькая ее капля могла прожечь тело до кости. Что становилось с их кровью, Габриэль не помнила, но ей хватало и предыдущих двух пунктов.
Они были ужасны на вид. Своеобразная смесь богомола и летучей мыши, с маленькими слепыми глазками и мощными челюстями, гарпии стояли возле разбитого окна прямо на осколках и не замечали их: роговые подошвы помогали им избавиться от множества проблем. Кривые руки, покрытые обилием выступивших вен, заканчивались узловатыми пальцами и с длинными когтями, с которых капала густая маслянистая жидкость пронзительно желтого цвета. А пахло в комнате так, словно бы ее вымыли водой из самого протухшего болота!
Теперь же еще выяснялось, что в их присутствии боги не могли пользоваться своими силами. Да, выходцы из Тартара никогда не нравились людям, и в данный момент Габриэль точно знала, почему.
Сорвав со стены два висящих на ней меча, бард кинула один Аресу, другой зажала в правой руке, метаясь взглядом по отвратительно-уродливым мордам летающих тварей. С острых клыков на пол падала слюна, и Габриэль видела, как она прожигает дерево с легким дымком.
Умирать пока не хотелось. Однако тот, кто послал сюда этих тварей, желал обратного.
- Это посланцы Дахока, - пробормотал Арес. Он стоял, прижавшись спиной к стене, и внимательно и спокойно изучал надвигающихся на них монстров.
- Держись за мной, - отрывисто бросил он сказительнице, и мускулы на его обнаженных руках напряглись. Габриэль хотела было съязвить по поводу этого предложения, но тут гарпии бросились вперед.
Едва успев выставить перед собой меч, Габриэль сумела уйти от первой атаки и, поднырнув под кожистое крыло твари, нанесла удар сзади. Не пробив чешуйчатый панцирь, меч, тем не менее, каким-то образом сумел доставить гарпии неприятные ощущения, потому что она взвыла и споткнулась. Правда, быстро обретя равновесие, тут же кинулась в ответную атаку.
Арес метил было своей противнице в морду, но промазал, и острие меча скользнуло по плечу летающей бестии. Выступила кровь – беловатая пузырящаяся субстанция, касаться которой совсем не хотелось. Бог поморщился и снова ударил мечом, на этот раз успех был оглушительным: клинок пробил защитный панцирь на груди гарпии и вошел глубоко в грудь. Внутри что-то противно зачавкало, тварь завопила, мотая башкой, перепончатые крылья оглушительно захлопали, и Арес вынужден был отступить, чтобы на него не попала разлетающаяся во все стороны кровь. Почувствовавшая свободу, гарпия сильно боднула его головой, но мужчина успел прикрыться левым локтем, который тут же занемел. Заодно бог и вспомнил, что происходит с тем, на кого попадает кровь гарпии, вышедшей на белый свет: тело просто немеет, способность защищаться приравнивается к нулю, следовательно – это проигрыш любой схватки.
Арес, лишенный левой руки – хотелось бы думать, что лишенный временно – припал на левую ногу, делая вид, что оглушен ударом. Гарпия рванулась вперед и снова насадила сама себя на острие меча. Две глубочайшие раны – а она все еще жила, двигалась и мечтала разорвать в клочья всех, кто посмел выступить против нее! Вся ярость подземного мира обрушилась на бога войны, но тот виртуозно парировал атаки, не забывая прокручивать меч.
Габриэль, слыша за спиной визги и тяжелое дыхание Ареса, тряхнула головой, отсекая все лишние звуки, и сосредоточилась на своей противнице. Гарпия вилась вокруг барда, пытаясь зацепить ее когтями, но Габриэль, улучив момент, ткнула мечом вперед, продираясь сквозь пластины на груди твари. Увы, удар оказался неудачным, и гарпия, воспользовавшись возможностью, нанесла Габриэль целую серию мощных и неожиданных ударов. Ни один, к счастью, не достиг цели, ибо женщина ловко уклонялась, но вот одежду уже можно было выбрасывать: прорванная когтями в нескольких местах, она уже вряд ли подлежала носке.
Габриэль занесла над головой меч, готовясь с силой пробить череп чудовища, но в этот момент гарпия подставила под удар руку. Любому другому существу ее бы просто перерубило, но здесь... Сказительница с изумлением пронаблюдала, как столкновение руки и клинка произвело на свет кучу искр, опавших к ногам, потом уставилась на гарпию, прямо ей в глаза.
Ненавидящий взгляд обжег лицо, и Габриэль дрогнула, не в силах отвести взгляд от черных зрачков монстра, обведенных красной каемкой. Казалось, сейчас из них вырвется пламя, которое пожрет не только их, но и весь дом.
Оцепенение прошло сразу же вслед за следующей атакой, которую совершила гарпия. Увернувшись от когтей, Габриэль нанесла удар в спину монстра рукоятью меча. Гарпию это только разозлило, и она, визжа так, что становилось больно ушам, развернулась, чтобы снова пойти в атаку.
Арес прислонился к стене, стараясь дышать ровно. Мелькнула мысль о том, что он точно знает, как управляться с гарпиями, только вот почему-то не может вспомнить. Думать долго было нельзя, бог пригнулся, и поверх его головы тотчас же в стену со всей силы врезалось крыло гарпии. Посыпались щепки, а Арес, воспользовавшись возможностью, подло ударил тварь ниже пояса. Подлости не вышло, ибо неудобств гарпии это не причинило.
Арес выпрямился и нанес следующий удар буквально наугад, попав в лицо монстру, а точнее – прямо в глаз, вонзив в него лезвие.
Как не рухнули стена от крика гарпии – оставалось только дивиться. Было чувство, что вопль этот сейчас разрежет тебя на кусочки, настолько сильным он был. Габриэль пошатнулась, словно бы от коварного ветра, и мотнула головой, не понимая, что происходит. В тот же момент раненое существо вдруг вонзило когти прямо в незащищенный живот бога войны, который все еще пребывал в растерянности.
Арес вскрикнул от дикой боли и упал на колени. Меч, который он выпустил из рук, остался торчать в черепе твари, которая осела на пол рядом с мужчиной. Почти сразу же прекратились подрагивания ее крыльев, и гарпия... умерла. Просто взяла – и умерла.
- Бей в глаза! – прохрипел Арес, прижимая ладони к животу, и ошарашенная Габриэль даже не стала раздумывать.
Вторая гарпия ушла из этого мира в другой столь же быстро, как и первая, и сказительница стремительно развернулась к богу, чтобы посмотреть, как он.
Ладони у Ареса светились, он лихорадочно залечивал свою рану. Подумав о том, что со смертью гарпий вернулись и божественные возможности, Габриэль стало опустилась на пол рядом с богом. Тот искоса посмотрел на нее и криво ухмыльнулся:
- Ты ведь не скажешь Зене об этом маленьком нарушении правил? – он уже все залечил, и только кровь на коже напоминала о случившемся.
Бард хмыкнула в ответ, посмотрела на две воняющие кучки, оставшиеся после гарпий, и вздохнула.
- Почему у тебя не действовала сила? – спросила она, но Арес только пожал плечами.
- Меня гораздо больше интересует вопрос того, почему Дахок послал гарпий расправиться с Зеной туда, где ее нет.
Габриэль криво улыбнулась.
Было понятно, что гарпии оказались здесь вовсе не из-за Зены. Просто кто-то, кто знал о том, что Дахок умрет тогда, когда умрет Габриэль, решил таким образом избавиться от черного бога.
С другой стороны... это действительно мог быть Дахок. Который и впрямь собирался покончить с Зеной.
Сказительница тряхнула головой.
О, боги, как же все запутано... Нужно быстрее...
Нет, этого сделать она пока не может!
Зеленые глаза тускло блеснули, и Габриэль поднялась на ноги.
- Пойдем, - она кивнула Аресу. – Надо убраться, пока Зена не вернулась.
- 2 -
Олимп, покои богини любви, ближе к вечеру
Зена скептически оглядывалась, пока Афродита зажигала лампы и отдавала приказания слугам.
Здесь все было розовым и воздушным. Занавески на окнах, украшения на стенах, подушки на миниатюрных диванчиках, сидеть на которых было слишком страшно – а вдруг развалятся! По углам стояли розовые греческие вазы, заполненные цветами, среди которых, к удивлению воительницы, не было замечено ни одной розы.
Зена хмыкнула, думая о том, что если бы они дали Дите волю, она бы и их дом весь увила розами. Она и так порывалась это сделать, но Габриэль, сославшись на головную боль от сильных ароматов, избавила всех от перспективы жить в цветнике.
- Прости, я не все успела оформить в своем стиле, - извиняющее проговорила Афродита, не оборачиваясь, и королева воинов заметила стоящий в углу ящик такого приятного темно-синего цвета. Ну да, осталось так много перекрасить...
- Я была удивлена, когда ты позвала меня к себе в гости, - с ухмылкой сказала Зена, осторожно присаживаясь на один из кажущихся воздушными пуфиков. – Обычно ты больше общаешься с Габриэль.
Богиня любви, покончив со своими делами, обернулась к Зене, и та увидела на ее лице отражение собственной ухмылки.
- Я тоже удивилась, когда ты приняла приглашение, - она вдруг церемонно поклонилась. – Спасибо, что сделала это.
Воительница недоуменно открыла рот, чтобы сказать, что не узнает Диту в гриме, как вдруг последняя весело засмеялась, всплеснув руками.
- Нет, ну я никогда не понимала, как на востоке постоянно друг другу кланяются, так ведь и голова может закружиться!!
Зена криво улыбнулась, вдруг вспомнив тот свой период жизни, что она провела в доме у Лао Ма. Да, обряду поклонения, как Зена называла его, уделялось много времени: надо было знать сотни разных поклонов и уметь кланяться тем, кто был равным тебе, иначе, чем тем, кто был выше тебя по званию или положению. Это была целая наука, изучать которую полагалось с детства. Зена не раз возблагодарила богов, что те помогли ей родиться совсем в иной стране, и не раз же их прокляла, потому что напрочь не могла запомнить все те тысячи нюансов, которыми сопровождался каждый поклон.
В конце концов, она просто убежала. В Страну Восходящего Солнца, где нужно было кланяться ничуть не меньше, если не больше.
- Эй, ты еще со мной? – Афродита помахала ладонью перед глазами воительницы, и та моргнула, возвращаясь в реальность.
- Безусловно. Я бы, может, и делась куда-нибудь, да отсюда не так-то просто выбраться.
Богиня любви дернула оголенным плечиком и принялась теребить в руках невесть откуда взявшийся розовый пумпончик.
Да, на Олимпе произошли перемены, и глобальные. В связи с Дахоком и всем, на что он был способен, Арес велел укрепить божественное пристанище с тем, чтобы проникнуть сюда любому чужаку было как можно сложнее. Боги постарались на славу: каждый да хоть что-нибудь внес в дело защиты родного дома. В результате стало сложно не только сюда попасть, но и отсюда выбраться.
Аполлон расставил на всех углах солнечных лучников, реагирующих на появление тени. Теперь боги не ходили, а летали, не желая вытаскивать из мягких частей тела прожаривающие до костей стрелы. Ночами выходить из комнат вообще было опасно. Правда, Аполлон пообещал, что станет отключать своих мальчиков.
Артемида, искренне полагая, что все темные дела вершатся только ночью, еще больше усугубила ситуацию: теперь, едва солнце скрывалось за горизонтом, на волю выбирались разнообразные твари, которых богиня-охотница подобрала в самых затерянных уголках вселенной. Афродита даже не желала слышать, на что эти «милые зверюшки» могут быть способны!
Арес подумывал было позвать на помощь Одина, чтобы тот обвешал Олимп своими защитными рунами, но не сложилось. В результате около Олимпийского дворца непрерывно дежурил боевой дракон бога, с которым он когда-то давно, на заре юности, ходил в атаку. Зена пройдя мимо него и заставив зверюшку понервничать, меланхолично заметила: «В прежнее время они были покрупнее...»
- Итак, - королева воинов все-таки встала с пуфика, жалобно трещащего по швам. – Я тут, и я внимательно тебя слушаю.
Когда Афродита удивленно воззрилась на нее, Зена приподняла бровь.
- Что? – она усмехнулась. – Не скажешь же ты, что позвала меня просто попить чаю...
Дита белозубо просияла, и в ее руках прямо по волшебству оказался поднос, на котором мирно стояли две миниатюрные чашечки и дымящийся котелок с заваренными травами. Очень ароматными, это Зена могла сказать даже со своего места.
Королева воинов только и смогла, что выдавить из себя «Ээээ...», как Афродита, ловко установив поднос на низеньком столике с множеством ножек, тут же вытащила из воздуха большое, просто таки неприлично огромное блюдо со сдобными булочками.
- Не знаю, как ты, - чуть ворчливо проговорила богиня, - но я считаю, что пустой чай вреден для моего нежного желудка, - она заботливо погладила себя по животу и сделала приглашающий жест рукой. – Прошу к столу!
Зена задумалась. А пока она думала, ноги сами подвели ее к Афродите и булочкам.
Что ни говори, а лакомкой королева воинов была отменной, еще почище Габриэль.
Когда чай закончился, а от сдобы остался только непередаваемо чудесный аромат, пропитавший воздух, Зена глубоко вздохнула, откинулась назад и сказала:
- Ну, теперь-то мы можем обсудить то, зачем ты меня позвала? – прищур ее глаз не был злым или раздраженным, но все-таки богиня любви как-то странно поежилась.
- У меня просьба к тебе, - наконец-то у Диты развязался язык, что было удивительно, учитывая, что завязываться он у нее не мог в принципе.
Воительница провела пальцем по ободку блюда из-под булочек, чувствуя некую тяжесть в плечах. Откуда-то появилась уверенность в том, что ей не понравится эта просьба. Даже если она будет в состоянии ее выполнить.
- Слушаю внимательно, - несмотря на все старания, тон голоса получился суховатым, и Зена смягчила эффект улыбкой. Афродита подозрительно посмотрела на нее.
- В принципе, моя просьба может и подождать, - с сомнением протянула она, и Зена, уловив это самое сомнение, качнула головой.
- Я что, зря здесь сижу?
Афродита тряхнула светлыми локонами, и где-то в глубине ее глаз мелькнула досада.
- Я хотела обставить все это не так... - задумчиво протянула она, не замечая, что глаза Зены все больше суживаются. – Хотелось какой-то... торжественности, что ли...
Богиня любви покачала прелестной ножкой, любуясь своей туфелькой на сверх остром каблучке. Воительница подалась вперед, практически затаив дыхание. Дита глянула на нее, на лице ее сохранялась старательная маска безразличия
- Моя просьба совсем крошечная, - богиня даже зевнула, показывая, насколько необременительно то, о чем она попросит, однако Зена загривком чуяла напряжение, витающее в помещении. - Я всего лишь прошу тебя занять место возле Ареса на Олимпе.
Наверное, Олимп должен был рухнуть в бездну Тартара после такого заявления, однако все по-прежнему было тихо.
Слишком тихо, даже сердечный ритм королевы воинов замедлился вдруг, хотя должен был бы набрать темп.
Откровение сие было подобно грому среди белого дня, за которым следом рванула небо в клочья белозубая молния.
Зена моргнула, раз, другой.
- Ты, верно, шутишь, - медленно сказала она, когда ощущение удара по голове начало проходить. Афродита мило улыбнулась, складывая ладони и поднося их к губам.
- С чего ты взяла? – она хитро прищурилась. – Аресу давно нужен толковый помощник, я занималась его делами постольку-поскольку, тяги к подобным занятиям у меня не было никогда.
Зена хмыкнула.
- С чего ты взяла, что она есть у меня? – правая бровь ее выразительно изогнулась. Ей очень хотелось убрать улыбку с лица, потому что по ее ощущениям она больше напоминала оскал, чем что-либо другое.
Афродита всплеснула руками.
- Зена, ты политик! – убежденно воскликнула она. – Кому, как не тебе, можно доверить управление Олимпом?! – она помолчала чуть и добавила, немного тише: - И Аресом...
Последнее Зена, хоть и прекрасно расслышала, предпочла пропустить мимо ушей. Временно.
Нельзя сказать, чтобы это предложение напугало Зену. Ошеломило – да, удивило, встревожило, но не напугало. В конце концов, уже давно было видно, что Олимп разваливается медленно и верно. После Сумерек, которые боги устроили сами себе, уже достаточно сложно было повернуть процесс вспять, да никто и не старался это сделать. Конечно, всем должен заниматься верховный бог, однако же и ему нужны верные помощники. Кому Арес мог доверять? Пожалуй, и впрямь, только Афродите. Но она же богиня любви... разве это ее работа?
Все было слишком правильно и оттого недопустимо. Зена – не богиня, и у нее старомодные взгляды на то, кто должен управлять обителью богов.
Воительница покосилась на Диту, но та была занята созданием мыльных шариков и последующим запусканием их в недолгий полет. Короче, она старательно играла в дурочку, делая вид, что она всегда такой и была, и ошибка с ее назначением на место правой руки Ареса должна быть исправлена.
Зена выпрямилась, борясь с желанием захохотать.
Подумать только, стоило ей умереть, а тут такие перемены.
Габриэль беременна, и от кого!! От Ареса!
Дахок вернулся и жаждет снова всех убить!
Ева и Геракл поженились!
Арес – верховный бог, и ему непременно требуется помощь Зены...
Губы королевы воинов сложились в усмешку, но она оказалась слишком мимолетной, чтобы ее смог кто-нибудь заметить.
Зачем отказываться от такой возможности? Не она ли когда-то хотела завоевать мир? И вот теперь он сам падает к ее ногам!
И Арес... Арес будет в восторге! Интересно, он сам это придумал или до сих пор не в курсе по поводу самодеятельности сестренки?
Дита вопросительно вскинула брови, когда воительница порывисто встала.
- Я подумаю, - ответила Зена на невысказанный вопрос богини. – А сейчас проводи меня, пожалуйста, к выходу.
И ведь все это еще надо было рассказать Габриэль...
- 3 -
Ферма на Родосе, ближе к вечеру
Несмотря на четвертый месяц, у нее почти не было живота. Любой, кто глядел бы на нее со стороны, не зная подробностей, не смог бы утверждать, что внутри этой хрупкой на вид женщины уже шевелится новая жизнь, готовящаяся к тому, чтобы появиться на свет. Не сегодня, не завтра, но скоро. Обязательно скоро.
Габриэль легко опустила руки на свой голый живот и улыбнулась отражению в зеркале. Ее двойник тоже станет матерью, вместе с ней. Говорят, что если рожать в комнате, уставленной зеркалами, то каждое из отражений возьмет на себя частицу родовых болей. Наверное, так можно избавиться от боли и вовсе.
Сказительница снова улыбнулась, на этот раз своим мыслям о том, как в далекой юности мечтала о большой семье, с которой можно было бы собираться за столом по праздникам, обсуждать радости и беды, делиться всем, чем только можно...
Так уж сложилось, что один человек заменил ей всю семью, но печали об этом не было ни малейшей. Скорее наоборот: теперь Габриэль сомневалась, была бы ли она счастлива, не зная Зену.
Женщина еще немного покрутилась перед зеркалом, окидывая себя оценивающим взглядом.
Воспоминания о гарпиях на удивление быстро стали нечеткими и смутными, утекли, как туман сквозь пальцы, когда пытаешься его схватить. Габриэль была уверена, что они появились здесь не просто так, но вот кто дал им наводку на этот дом... Это мог сделать только тот, кто ненавидит живущих здесь людей. И богов. А может быть, это были сами боги, задумавшие избавиться от своего верховного правителя, пока тот не помышляет ни о каких заговорах?
Габриэль мотнула головой. Нет, Афродита наверняка не допустила бы подобного, да и вообще большинство богов на Олимпе достаточно хорошо относились к Аресу и, скорее всего, продолжают так относиться. Габриэль не удивилась бы, узнав, что они сохранили бы нейтралитет в том или ином случае, но вот на подлянку – она была уверена – способны немногие. Возможно, Аполлон, но у него не хватило бы ума организовать все ТАК...
Бард прищурилась. Дахок жив, в этом нет сомнений. И это он направил сюда гарпий, чтобы иметь возможность расправиться с Зеной, как с единственной, кто может отправить его в небытие окончательно.
Почему она единственная? Потому что со всеми остальными Дахок с легкостью проделает свою любимую шутку, воззвав к памяти о тех, кто давно ушел, но продолжает жить в сердцах. Например, в сердце Геракла...
А Зена... а что Зена? Зена мертва.
Габриэль дрогнула, когда холодный ветер из распахнутого окна окатил ее голые плечи подобно струям воды.
Зена мертва..? Нет. Зена жива!! Она оживила ее!
Так почему же мысли о смерти никак не хотят оставить ее в покое?
Внизу громко скрипнула дверь, и Габриэль поспешно подобрала с пола брошенное платье: это мог быть Арес, а расхаживать перед ним в чем мать родила себе дороже с некоторых пор. Однако же низкий женский голос, раздавшийся почти сразу, успокоил сказительницу: Зену можно было не стесняться. Или же... все-таки...
Припомнив недавний поцелуй, в тайну которого она никак не могла проникнуть, Габриэль все же натянула платье, немногим медленнее, чем сделала бы это для Ареса.
- Габриэль, ты дома? – голос Зены раздался снова, уже гораздо ближе, и сказительница обернулась как раз вовремя, чтобы улыбнуться заглянувшей в комнату воительнице.
- Да, конечно, где же еще мне быть? – она бросила последний взгляд в зеркало, заметив, как сдвинуты скулы у ее двойника, и легким шагом направилась к Зене.
- Где ты была? – непринужденно спросила она королеву воинов, ненароком втянув едва уловимый аромат, который был ей чем-то знаком.
Зена буркнула что-то, явно не желая говорить, но Габриэль была настроена решительно.
- Афродита, - сказала она наугад и тут же поняла, что не ошиблась. Во-первых, аромат божественных духов, настоянных на амброзии, все-таки очень крепко засел у нее в памяти. Во-вторых, Зена вздрогнула, выдав себя с головой.
- Она звала тебя на Олимп? – Габриэль по-прежнему была сама непринужденность, словно бы это вовсе не гарпии влетели недавно в их дом, учинив такой разгром. С другой стороны, она позволила Аресу все вернуть на свои места, и теперь Зена ни за что не догадается, что здесь было и было ли вообще.
Воительница подошла к окну, не отвечая на вопрос подруги, зачем-то выглянула наружу и внезапно резко захлопнула ставни так, что Габриэль отшатнулась.
- Что... - начала она, но договорить Зена ей не дала:
- Арес здесь? – слова прозвучали отрывисто и как-то глухо. Габриэль, помедлив чуть, кивнула, зачем-то стягивая ворот платья на шее, словно пытаясь от чего-то защититься.
- Он... был здесь, точнее, - поправилась она, вспомнив, что бог уехал в город, чтобы закупить очередную порцию эля, без которого для него не обходился ни один ужин. – Вернется... не очень скоро, но вернется.
Зену, казалось, такой ее ответ вполне устроил, и она кивнула. Тут Габриэль впервые заметила, что воительница – в доспехах. Не ее обычных, с рисунком, как на одежде М’Лайлы, научившей Зену акупунктуре, а тех, что Зена носила, пока была беременна Евой.
Что-то нехорошее, тяжелое, шевельнулось под сердцем. Тот период Габ вспоминала с неприязнью. Это было время, когда Зена ближе всего была к тому, чтобы вернуться к Аресу. Материнский инстинкт подсказывал ей, к кому надо идти, дабы защитить дитя, и Габриэль стоило много сил убедить королеву воинов подождать немного. Пока Арес снова не покажет клыки.
Что и случилось.
- Зачем ты ходила к Афродите? – голос Габриэль затвердел, однако сохранил прежнюю тональность. В это мгновение были забыты все поцелуи и прочие смущающие обстоятельства: бард хотела только знать, что ее зыбкий мир стоит по-прежнему, не собираясь больше падать.
Зена подняла голову, и глаза ее блеснули незнакомым доселе светом. Светом, который Габриэль предпочла бы никогда не видеть, потому что он предупреждал о невозможном.
- Афродита предложила мне занять место на Олимпе, рядом с ней и Аресом.
Это было сказано столь буднично и ровно, что Габриэль даже не сразу нашлась, что сказать. Сердце, вопреки ожиданиям, не ушло вниз, не замерло и не оборвало нитки, удерживающие его в груди. Оно всего лишь екнуло немного и принялось покалывать, напоминая о себе, о том, что оно существует, о том, что ему все еще может быть больно.
Сама по себе новость не была пугающей: Габриэль знала, что рано или поздно Афродита займется этим – примется обустраивать Олимп по-своему, раз уж ни Зевса, ни Геры теперь нет. Но чтобы так...
Приглашение на Олимп пахло бессмертием, которое пока что никак не светило самой Габриэль.
И вот это уже было страшно.
Снова терять Зену... вот так... быть от нее невыносимо близко и так далеко...
- Но ты не согласилась, - Габриэль не спрашивала, она утверждала, веря в то, что Зена не может так поступить с ней.
И вера почти оправдалась.
Зена приблизилась к подруге, осторожно, медленно, словно боясь спугнуть. Рука ее, поднятая, чтобы коснуться пшеничных волос, повисла вдруг в воздухе, бессильно и оттого еще более пугающе.
- Я пока ничего не ответила, - Зена выговаривала слова сквозь зубы. – Ты же понимаешь, это все настолько... - она помолчала, подбирая нужные выражения. – Неожиданно... и ты...
Габриэль резко вскинулась, едва услышав последнее слово.
Как же все просто! Она не смогла дать ответ сразу, потому что позаботилась о ее, Габриэль, мнении!
- Как мило с твоей стороны вспомнить о том, что я все еще существую! – сказительница хотела выплюнуть эту фразу, но получилось достаточно горько, хотя и не без сарказма. Такая горькая ирония, горькая, как коричневая мягкая масса из тех вкусно пахнущих плодов, что привозят с юга.
Габриэль отодвинулась, когда Зена снова подняла руку, чтобы коснуться ее.
Все было слишком просто. От нее избавятся. Просто возьмут и избавятся. Зена уйдет на Олимп к Аресу, а она останется здесь, с его ребенком, который, наверное, не так уж ей и нужен, да?
Кощунственные мысли о том, чтобы избавиться от ребенка ни разу не приходили Габриэль в голову до этого момента. Видимо, лицо ее достаточно красноречиво отразило их, потому что замершая было Зена внезапно жестко заключила барда в свои объятия, из которых, как из клещей, было не выбраться даже при самом большом желании.
- Даже не думай об этом, - тихо сказала она на ухо сопротивляющейся Габриэль, удерживая ее так, будто ей это ничего не стоило. – Только подумай об этом – и я собственноручно свяжу тебя до самых родов, чтобы ты никому не смогла причинить вреда: ни себе, ни ему.
Габриэль ожесточенно дернулась еще раз, конечно же, безуспешно.
О, как много она хотела бы сказать ей! Рассмеяться в лицо тем смехом, которому она научилась за прошедшее время. Смехом, который бы все расставил по своим местам.
Она могла бы сказать ей, чтобы она катилась к Аиду со своей заботой и дружбой. Чтобы она, наконец, созналась в своей тяге к богу войны. Чтобы, наконец, все то, что так долго стояло между ними, обрело плоть и имя!
Если им так нужен ребенок, она родит его для них! Но потом – все. Стоп. Конец.
- Прекрати, - по-прежнему тихо произнесла Зена, не отпуская вновь задергавшуюся Габ. – Не взвинчивай себя ненужными мыслями. Ты думаешь, я пришла бы к тебе, если бы все уже для себя решила?
Ответить было нечего. Бард отлично знала, что врет сама себе, когда думает, что Зена бросит ее ради Ареса. Даже при самой большой любви и страсти к богу проклятое чувство ответственности за тех, кого приручил, не оставило бы воительницу. Она бы отказалась от своего счастья, чтобы подарить его Габриэль.
Это было справедливо. После всего, что Габриэль сделала для нее. После того, как она вернула ее этому миру.
После того, как она вернула ее Аресу...
Это было бы справедливо.
Плакать не хотелось, бард лишь уткнулась носом в плечо Зены, обтянутое знакомой тканью, запах которой почти напомнил сказительнице о прошлом.
Почти, вот слово.
В прошлое она больше возвращаться не станет. Не до того.
Ладонь Зены осторожно коснулась волос Габриэль, приглаживая их. Стало тепло, и дурные мысли постепенно растворились в тех, что по-настоящему заботили Габриэль.
В конце концов, она была бы только рада, если бы Зена взошла на Олимп: это шаг в будущее, и не страшно, что она сделает его вместе с Аресом. Не страшно, ведь так?!
Но у богов, иные ценности. Как подготовить воительницу к ним? Как подготовить ее к... бессмертию?
Габриэль не сомневалась в том, что Афродита предложит или уже предложила Зене его. Как не сомневалась она и в том, что Зена откажется, опять же из-за того, что Габриэль подобной чести не удостоят.
Это было честно с одной стороны, но с другой...
С другой бард отчаянно хотела, чтобы Зена жила вечно не только в сердцах и умах людей.
И она хотела бы жить вместе с ней...
- Зена, - Габриэль запрокинула голову, когда королева воинов чуть разжала руки, понимая, что всплеска гнева больше не будет. – Зена, это твой шанс, ты ведь понимаешь?
Блондинка испытующе заглянула в синие глаза, в полумраке комнаты кажущиеся совсем темными.
- Шанс изменить мир в лучшую сторону, - она говорила и верила в это, постепенно превращаясь в ту Габриэль, что однажды бросила боевой шест в спокойные воды Ганга, чтобы навсегда распроститься с насилием. – Мы ведь всегда этого хотели, помнишь?
Зена усмехнулась, и ее правая бровь неудержимо поползла вверх, вызвав на губах Габриэль непроизвольную улыбку.
- Мы – ключевое слово, моя дорогая, - она шутливо надавила пальцем на кончик носа Габриэль. – Олимп без тебя будет пуст... - в горле вдруг пересохло.
Они впервые остались вдвоем после дня свадьбы. Впервые... так близко.
Гнев был вызван лишь беременностью, Зена была уверена в том. Однако же то, что даже так Габриэль боится, что останется одна... Как убедить ее в обратном? Как дать понять, что дороже нее не было и не будет человека для Зены во всем белом свете?
Габриэль растерянно моргнула, когда воительница замолчала вдруг, и тишина, окутавшая их, надавила с силой на плечи, скользнула ладонями по спине, остановилась где-то на талии, на самой границе, не будучи готовой спуститься ниже.
- Зена...
Темнота стала опорой, до которой можно было дотронуться. Но вот бежать она бы не позволила. Да и надо ли было?
Губы Зены были мягки, когда коснулись в едва уловимом поцелуе губ Габриэль, не пытаясь достичь чего-то большего, не открывая их. Зена просто пробовала ее на вкус, дразня недавним воспоминанием, вгоняла в краску, потому что то, что они делали сейчас, было... запретно?
Габриэль приоткрыла рот сама, приглашая язык Зены начать ритмичный танец внутри в такт пульсации сердца. Не было времени для дыхания, для мыслей о богах и их проблемах. Время запнулось о насыпь из невысказанных слов, заполнивших комнату. Ветер затих в дальнем углу, перебирая их и отправляя в странствия воздушными поцелуями. А когда Габриэль открыла глаза, то оказалось, что это Зена шепчет их ей на ухо, лаская дыханием шею.
Все шло неправильно. Не так, как было у них раньше. Раньше Габриэль хватало простых объятий, чтобы успокоиться в них и уснуть безмятежным сном, а проснувшись утром, знать: их мир по-прежнему устойчив и незыблем.
Теперь ей было мало. Она понимала, что Зена готова дать ей много больше, и жадно требовала это себе. То, что Арес уже успел зачерпнуть с лихвой.
Королева воинов снова прижала Габриэль к себе, глядя в пустоту за ее спиной темными глазами.
То, что она сделает сейчас, уже не даст ей отступить назад при удобном случае. Нельзя будет списать все на небрежность и легкомыслие. Не то время. Не те люди. Все серьезно. Все...
По-настоящему.
Она любила ее. Любила до невыплаканных слез, до неуслышанных криков, до нестолкнувшихся взглядов. Любила как часть себя, часть лучшую и светлую, ту, расстаться с которой будет подобно смерти.
Она любила ее всю.
И она любила то, что было внутри нее.
Беременность сделала ее прекрасной, такой, какой Зена никогда не видела свою сказительницу. И она хотела увидеть ее такой с ног до головы.
- Нет-нет, не уходи! – Зена встрепенулась, когда Габриэль, устав от неудобной позы, в которой они стояли, шевельнулась, пытаясь высвободиться. Их губы снова встретились, на этот раз поглощенные пламенем, от которого уже было не убежать. И Габриэль, с силой отстраняясь, упираясь ладонями в грудь Зены, не допуская ее до себя, отчетливо поняла: этот вечер будет последним в их дружбе.
Так ли это плохо?
Так ли она любит ее, чтобы позволить быть столь близко?
Бард подняла голову, и зеленые глаза, наполненные светом сомнения, встретились с синими, терпеливо ищущими ответ.
- А что если... - Габриэль искала слова, понимая, что ни одно из них не сможет выразить то, что чувствует. – Что если потом... после... я исчезну? – в глубине ее глаз зажглись тревожные светлячки. – Что, если исчезнешь ты?!
Она смертельно боялась забвения. Забвения всего, что было с ними до. Конца мира, который, как ей казалось, неизбежно наступит, если они сделают это.
Что-то должно измениться, ведь время не стоит на месте. Какое их ждет наказание? Что будет с ними?
Ладони Зены нежно коснулись ее щек, и воительница бережно поцеловала трепещущие веки барда.
- Никогда не бойся, когда я рядом, - низкий голос воительницы убаюкивал. – Я буду твоей веревкой, Габриэль. А ты – моим воздушным змеем...
Они снова поцеловались, и сердце сказительницы защемило от их объятий.
Впереди была лишь неизвестность.
И словно бы они были сейчас вдвоем впервые. Словно бы не было никогда тех мгновений, что они проводили у костра, смеясь над всем остальным миром, ведь они-то были вдвоем, а он – оставался одиноким.
Но воздушный змей потянет их ввысь, а веревка не позволит улететь тогда, когда зашумит гроза.
Они не были хихикающими подростками, впервые познающими тело сверстников, поэтому, когда Зена потянула Габриэль к кровати, между ними не нашлось места стыдливости и скромности. Они давно изучили друг друга до мелочей, взглядами, иногда прикосновениями., и сегодняшние касания только лишь подтверждали непреложную истину: все новое – это хорошо забытое старое. Но, если Зене, покрывающей поцелуями шею и плечи Габриэль, казалось, что она впервые делает это с женщиной, то Габриэль откуда-то знала: это уже было с ними. Не в этом мире, не в этом пространстве. Но когда-то точно было... Вся эта дерзость и беспомощность, сила и нежность, любовь и... отблеск далекой ненависти, вспыхнувшей было и тут же погаснувшей под поспешным дуновением оберегающего их ветра.
Прижатая к одеялу, забывшая, как дышать, запутавшаяся в собственных желаниях, Габриэль вдруг криво улыбнулась, подумав о том, что даже здесь они играют свои роли. Вечные марионетки неумолимых Судеб.
Они привыкли.
ОНА привыкла.
И ничего не будет изменено.
Королева воинов прижала ухо к губам барда, вслушиваясь в то, что она шепнула ей:
- Я хочу, чтобы ты всегда была сильной, Зена, - Габриэль запустила пальцы в волосы воительницы. – Потому что тогда я смогу быть слабой...
Королева воинов глубоко вздохнула прежде, чем поцеловать ее снова.
Им всегда было хорошо вдвоем, где бы они не были. Пронизывающий холод, палящий зной и проливной дождь... голая земля, роскошная вилла или крестьянский сарай... они были вместе, могли улыбаться друг другу и подначивать, могли быть серьезными... Они всегда это могли.
Но сейчас они могли гораздо больше.
Пальцы Зены застыли на животе Габриэль, когда она подумала о том, чьего ребенка носит сказительница. И королева воинов дрогнула, когда прохладные ладони Габриэль обхватили ее лицо, поднимая вверх.
- Тебя ведь это не остановит, так? – бард улыбалась, но в глазах ее Зена ясно читала тревогу.
Сказительница боялась быть отвергнутой из-за ошибки. Ошибки ее и Ареса. Боялась, что ее будут презирать, и не кто-нибудь, а Зена.
Воительница нежно улыбнулась Габриэль, скользнув пальцами по ее бедрам.
- Когда я чего-то хочу, остановить меня не в силах никто, - она снова улыбнулась и поцеловала Габриэль долгим страстным поцелуем. А потом добавила:
- Потому что тебя я хотела всегда.
Она не знала, слышала ли ее Габриэль или нет, да это и не было столь важно теперь, когда одежда и шелуха непонимания были отброшены в сторону, а неровный язычок пламени свечи отбрасывал на стены танцующие тени, то сплетающиеся, то оставляющие друг друга буквально на мгновения.
Габриэль была горячей там, где Зена коснулась ее: сначала нежно и осторожно, потом все более настойчиво и властно. И дрожание плоти под ее рукой говорило, что барду совсем небезразлично то, что воительница собирается сделать с ней.
По крайней мере, она ее хотела.
Зена боялась говорить о любви, просить ее для себя, привычная к тому, что в самый последний момент те, кто обещал ей эту любовь, уходили навсегда. С ней оставались лишь жертвы ее похоти и безумного голода крови, рядом с которыми невозможно было ощущать себя в безопасности. Ей же хотелось покоя. Хотелось, чтобы кто-то делал для нее то, что она готова была сделать для него.
Хотелось доверять.
Верить.
Быть защищенной.
Габриэль прижалась к королеве воинов всем телом, закрывая глаза, утыкаясь в плечо, и Зена подавила желание укусить ее, услышать вскрик, увидеть кровь. Это было недостойно их безумия.
А вскрик она услышала и так, беря Габриэль себе.
Подчинять, властвовать, держать контроль над ситуацией... Это доставляло ей удовольствие – видеть под собой трепещущее тело женщины, о которой мечталось долгие годы, чувствовать ее изнутри, двигаться вместе с ней, касаться пересохшими губами бешено бьющейся жилки на шее...
Ладонь была полностью мокрой, когда Зена поймала губами сладостный вздох своей Габриэль. Она целовала ее с открытыми глазами, дожидаясь момента, когда бард посмотрит на нее.
И только тогда убрала руку, накрывая тело Габриэль своим.
Можно было расслабиться. Опустить голову рядом с плечом сказительницы и почувствовать, как щеки осторожно касаются бесконечно любимые губы.
- Не молчи, - шепот надломил тишину совсем не теми словами, что хотелось бы услышать Зене.
Королева воинов, которой следовало быть сильной, улыбнулась чуть, обхватывая коленями бедра Габриэль.
Любовь... не есть ли она вечный самообман, к которому стремятся люди, понимающие, что нет в мире ничего более достойного, чем стать жертвой этого костра?
- В нас нет пустоты, - прошептала Зена, и глаза ее блеснули, поймав огонек свечи. – Есть отсутствие веры... - она подняла голову и сквозь мокрые пряди посмотрела на почти восстановившую дыхание Габриэль. – В нас нет нелюбви – есть присутствие лжи*...
И ощутила ладонью, плотно прижатой к животу барда, как дрогнула Габриэль, словно очнувшись ото сна.
А внизу, сжимая трясущимися руками полную кружку эля, сидел взъерошенный бог войны, и капли только что начавшегося дождя, который застиг его на пороге, стекали по его лицу быстрыми слезами.
------------------------------------------------------------------------------
* позаимствовано у Светланы Сургановой. Не совсем точная цитата, что и позволило не ставить копирайт
Глава 5. Новые узы
- 1 -
Царство Аида, глубокая ночь
- Кто выпустил их наружу?! – визгливый голос Персефоны разносился над гладкой поверхностью Стикса, и Харон, обрывающий лепестки на пожухлом цветочке с целью погадать, поморщился, возводя очи к небу. Точнее, к скальному своду, усеянному грозными зубьями оскалившихся сталактитов.
Персефона не зря устраивала выволочку своим стражам: вчера из подземного царства пропали две гарпии. Лучшие гарпии из всего гарпийного батальона. Сам Аид в свое время муштровал их с тем, чтобы никто чужой не смог пробраться на заповедную территорию асфоделийских полей: а то повадились редкие цветы рвать или вытаптывать просто. А тут... такое дело.
Харон снова вздохнул и уже принялся было опять за свое гадание, как вдруг чья-то тень накрыла его. Внезапно стало холодно, и перевозчик душ резко вскинул голову: напугать его было не так-то просто, поэтому сам факт того, что стоящий рядом сейчас наводит страх пробирал до пяток.
Безглазое существо с человеческим лицом и змеиным хвостом вместо ног, улыбаясь тонкими серыми губами, сказало:
- Тссс, - и ласково коснулось обтянутой пергаментной кожей ладонью головы опешившего Харона. – Тсссс...
Змеиное шипение пронеслось над Стиксом, и вечно спокойные воды вдруг забурлили, да так, что души, бродящие на том берегу, поспешно убрались подальше, не желая пострадать еще и после смерти.
- Тсссс, - существо ласково улыбнулось застывшему Харону.
Напряженный слух – единственное, что осталось у бедняги перевозчика – уловил шуршание: существо уходило.
Цветок выпал из онемевшей руки.
Олимп, утро следующего дня
Застав на Олимпе Одина, Арес даже не удивился. Не удивился он и тогда, когда северный бог, что-то невнятно бормоча и избегая взгляда хозяина священной горы, растворился в воздухе без того, чтобы проститься как следует. А вот тому, что Афродита молча встала, пряча что-то в мешочек на поясе – удивился. Можно даже сказать – изумился, ибо Дита, не желающая пообщаться со своим любимым братом – это что-то новое.
- Меня так давно не было, а ты даже не хочешь напоить меня чаем с пончиками? – Арес старательно изобразил обиду в голосе.
Богиня скользнула по нему взглядом, помедлила чуть, потом покачала головой.
- Арес, я знаю, что ты хочешь мне сказать, - в ее голосе послышались оттенки сожаления, и Арес мгновенно внутренне ощетинился, готовясь защищаться.
- Правда? – он натужно улыбнулся, попутно гадая, что же такого забыл здесь Один.
Дита кивнула, и на ее лице появилось подобие улыбки.
- Арес, я знаю, что ты любишь ее, но... - она замялась. Было видно, что что-то мешает ей говорить открыто.
Арес приобнял сестру за плечи.
- Сегодня мне не предсказывали, что мы поссоримся, - попробовал пошутить он.
Дита фыркнула, но тут же посерьезнела.
- Ты ничего не можешь сделать, Арес, - она чуть откинулась назад, ловя взгляд карих глаз. – Она любит Габриэль. Свыкнись с этой мыслью.
Было очень странно слышать эту непримиримую фразу из уст богини любви. Однако же... Все менялось, и очень быстро.
Арес поджал губы, а рука его закоченела на плече женщины.
Он просидел почти всю ночь на кухне, после того, как вернулся из Родеоса. Ему не нужно было подниматься наверх, чтобы понять, что делают там Зена и Габриэль. Одна часть его предательски хотела посмотреть на них, другая призывала бежать как можно скорее, зарыться в песок и умереть.
Он остался. Сидел там, за крепким столом и пил эль, кружка за кружкой, чувствуя, как голова становится легкой, как мысли растворяются в пустоте с тем, чтобы больше не возвращаться.
Он хотел бы, чтобы они не вернулись.
Отодрав утром щеку от поверхности стола, он увидел стоящую рядом Зену. Она была в платье, синем, под цвет ее глаз, и молча смотрела на него. Ни осуждения, ни радости в ее глазах он не прочел. Первое обидело его, второе – обрадовало: значит, ночь была не такой уж идеальной. Значит, она, возможно, думала о нем, когда...
Он даже не пошевелился, когда Зена поцеловала его в ту самую щеку, которая ныла от долгого лежания на грубой поверхности стола.
- Ты будешь завтракать? – спросила она его.
Ни слова о том, как он провел эту ночь.
Ни слова о том, как провела ее она.
Габриэль не спустилась к ним.
Они ели молча, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами, и Арес все смотрел на нее. Смотрел, ища доказательства того, что с Габриэль ей было лучше, чем с ним.
Искал и не находил.
Зена выглядела усталой. Но усталость эта была не той, которую Арес описал бы в словах «Время потрачено не зря».
Каким-то шестым чувством бог понимал: воительница не получила того, чего хотела. И это была радость. Коварная, предательская, обидная радость, почти детская, от того, что он, кажется, оказался лучше.
Она ушла, оставив ему кружку молока, а он смотрел ей вслед. Потом коснулся пальцами щеки, на которой остался поцелуй, и поспешил на Олимп.
Улыбка вернулась на губы Ареса, он решительно тряхнул головой и сжал Афродиту в объятиях.
- Ты ничего не понимаешь в любви, сестренка, - неожиданно весело сказал он.
Богиня приподняла брови, покивала с видом «Ну, ты совсем спятил, братец!», и испарилась прямо у него из рук. А ведь он так и не спросил, что же она спрятала в своем мешочке...
Дел на Олимпе у него не было, он заглянул сюда просто, чтобы соблюсти приличия: как никак верховный бог, надо проверять свои владения. Поэтому, когда помещение озарилось кроваво-красным светом, мужчина поморщился, понимая: быстро уйти отсюда ему не удастся.
- Из Тартара что-то выползло, - резко заявила появившаяся Персефона. Она, как и всегда, была одета во все черное, что не добавляло красок в ее и без того бледное лицо. Черные глаза на нем горели гневным и неприятным огнем. Арес подумал, что с годами солнечная дочь Деметры все больше становится похожа на своего покойного ныне мужа. Оно и понятно: работа вредная.
- Что выползло? – Аресу совсем не хотелось гоняться за очередной змеюкой, и он уже готов был дать Персефоне сколько угодно своих личных солдат, чтобы те решили проблему.
- Не знаю, но оно обездвижило Харона, - богиня подземного мира пристально смотрела на Ареса.
Мужчина приподнял брови.
Справиться с перевозчиком было очень трудно. Даже сами боги не имели возможности учинять над ним некие действия, которые заставили бы его делать так, как они хотят. Вероятно, сказывалось влияние Стикса. А тут...
- И нет никаких шансов узнать, что это было?
Персефона покачала головой.
- Он не может говорить. А я не могу понять, как вернуть его в прежнее состояние.
Если бы Арес не знал так хорошо Персефону, он вполне мог бы подумать, что она очень переживает из-за Харона. Впрочем, она действительно переживала. Из-за того, что работать некому, а душ там уже скопилось тьма тьмущая, сквозь которую не так-то просто пробиться.
- Ты что-нибудь предпримешь? – вопрос богини вогнал Ареса в глубокую задумчивость.
Конечно, он же верховный бог... Ему надо решать все эти проблемы. Особенно проблемы с теми, кто выползает из недр Тартара.
- Кстати...
- Кстати, у меня тут еще две гарпии пропало. Не знаешь, где они могут быть? – перебила его женщина. Арес прищурился, ища подвох, но его не было. Персефона не знала, что случилось с ее слугами.
Бог очаровательно улыбнулся.
- Выбирай любых моих слуг, Сефи, - он сделал широкий жест, отлично зная, как богиня подземелий любить рыться в чужих шкафах. Вот и сейчас, глаза ее удовлетворенно блеснули.
Избавившись от присутствия в своей жизни Персефоны (пусть и ненадолго), Арес в задумчивости отошел к окну, оперся ладонями на подоконник и принялся изучать окрестности.
Вот по небу пронеслась колесница Гелиоса. Точнее, одна из колесниц: основная сейчас медленно тащилась по небосклону – до заката было еще очень много времени.
Пролетела парочка валькирий: они сейчас проходили стажировку в Греции. А может быть, просто грелись в теплых лучах солнца – там-то, на севере, такого великолепия нет и не будет.
Выползти из Тартара мог только Дахок. Сомнения даже и не попытались возникнуть. Наверняка тварь набралась сил, пригревшись в магме, и теперь снова начнет пакостить.
Почему-то Аресу совершенно не пугали грядущие события. Да и Дахок с некоторых пор начал казаться богу войны лишь мелкой неприятностью, справиться с которой будет гораздо проще, чем все думают.
В конце концов, что может он, кроме того, как всем грозить? Он каждый раз обещает завоевать мир, и каждый раз его что-то останавливает. Да, разумеется, можно списать все на то, что здесь ему все противится, но, если ты так силен, как пытаешься всем доказать – что стоит тебе подчинить окружение своей воле, единственно правильной?
Арес расправил плечи, усмехаясь своим мыслям. Что-то в сегодняшнем утре заставляло его верить в свои силы. Была ли тому виной Зена, поцеловавшая его безо всяких принуждений? Возможно, возможно. Одно было известно точно: у него еще очень много времени для всего, что он хочет сделать. А он хотел это сделать, И не было нужды искать тому причину.
И начнет он...
Заглянувшая в зал Артемида только открыла рот, когда бог войны вихрем пронесся мимо нее и спрыгнул вниз, прямо с террасы, а за спиной у него раскрылись золотые крылья.
Красивые и сильные.
- 2 -
Ферма
Увидеть здесь Афродиту, вновь – еще один сюрприз. Чуть менее приятный, чем мог бы быть, учитывая, что сейчас Аресу хотелось говорить совсем не с сестрой. Впрочем, Дита тоже не рвалась общаться с ним, и, взяв под руку Габриэль, немного удивленную появлением в ее спальне Ареса, исчезла вместе с ней в россыпи разноцветных блесток.
- Что вообще тут происходит?! - возопил им вслед мужчина, однако, разумеется, ничего не услышал в ответ.
Бурча себе под нос о странностях всех блондинок без исключения, бог с силой опустился на кровать.
Почему, когда он хочет с кем-то поговорить, они разбегаются?! Напротив: когда ему нужен покой, каждый первый бежит к нему со своими проблемами! Одно хорошо, что смертные уже почти не молятся ему, отвлекая надоедливым жужжанием от решения важных вопросов.
Арес скривился, как от зубной боли, и вздохнул.
Он скучал по своим жрецам. Не то, чтобы очень сильно, но все-таки... Иногда они приносили ему в жертву забавные вещи. Или забавных людей...
Олимпийцы всегда считали, что силы их зависят от того, кто им поклоняется. Чем меньше приспешников – тем слабее бог. Однако же Арес вот уже... много времени существовал, в общем-то, в гордом одиночестве. И ничего! Не пропал, совсем даже наоборот: сила вернулась к нему.
Но вернулась она только после возвращения Зены... Неужели... она...
Додумать Аресу не дали: громкий смех во дворе, столь знакомый, заставил его быстро выбежать из комнаты Габриэль: не хватало еще, чтобы Зена застала его там.
Спустившись, насвистывая, по лестнице, старательно принимающий ленивый вид, Арес вышел на крыльцо и стал свидетелем умилительной сцены: некий жилистый мужичок помогал Зене снимать с телеги мешки, по виду тяжелые. При этом он усиленно ей подмигивал и вообще всячески намекал, что не будет прочь, если его отблагодарят. По-особому.
Лицо Ареса вытянулось, кулаки зачесались, но он продолжал стоять спокойно и неподвижно, сохраняя на губах остатки приклеенной улыбки.
КТО СМЕЕТ СМОТРЕТЬ НА НЕЕ ТАК?! Только он!! Ну, может быть, еще блондиночка... Ей можно... она беременна.
- Спасибо, Саниус, - Зена тепло пожала руку помогавшему ей мужчине. – Без твоей подводы было бы непросто дотащить это сюда.
Мужчина махнул рукой, явно польщенный. Хотел, видно, что-то сказать, но Зена уже легкой походкой удалялась от него, глядя прямо на стоящего на крыльце Ареса.
- Здравствуй, дорогой.
Он и опомниться не успел, как теплые губы воительницы нежно коснулись его губ. Поцелуй длился недолго, но Арес успел почувствовать, как подгибаются ноги.
- Что... - хрипло начал он, но Зена уже отвернулась.
- Слава богам, он уехал, - с облегчением проговорила она, глядя вслед плюхающейся по дороге телеге.
Арес вытаращил глаза. До него мало-помалу начинала доходить комичность ситуации. И жестокость Зены в ней.
- Тебя ведь могла увидеть Габриэль, - в голос бога вернулась насмешка, и он скрестил руки на груди, прислоняясь спиной к обточенному столбику, на котором, поскрипывая на ветру, болтался небольшой фонарик.
Королева воинов обернулась. В глазах ее, поверхностно-спокойных для стороннего наблюдателя, Арес с легкостью прочел беспокойство и напряженность.
- Я видела их с Афродитой около леса, - отрывисто бросила она. – Они вернулись?
На мгновение Аресу очень хотелось помучить ее. Сказать, что «Да, знаешь, она как раз смотрела в окно из своей комнаты, ждала тебя!», однако могло статься так, что этих слов, этого невинного обмана, Зена ему не забудет.
- Нет, они не возвращались.
Воительница, помедлив, кивнула и взялась за мешки. Арес тут же оказался рядом, собираясь помогать.
- Что там? – поинтересовался он, водрузив себе на плечи сразу два и ощутив их тяжесть.
- Мука, крупы, картошка, - скупо отозвалась Зена. Настроение у нее явно испортилось, и она не стеснялась это демонстрировать. Да и чего стесняться, вокруг все свои.
- Он так сильно к тебе приставал, что ты решила воспользоваться мной, как последним средством спасения? – Арес шел по дому вслед за Зеной, смотрел на ее спину и понимал, что ему почему-то невыразимо легко говорить сейчас с ней. О чем угодно. Даже о собственных чувствах.
Что изменилось за эту ночь? Смог ли он понять, что им с Габриэль делить, по сути, нечего? Они оба в равной степени владеют двумя сторонами Зены. Как бы не хотела блондиночка владеть обеими, у нее не получится: Зена никогда не отдаст ее на растерзание своей тьме. А с ним она может ей отдаться.
И он точно знает, что она этого хочет,
Короткая усмешка пробежала по губам Ареса, и он быстро склонился, ставя мешки на пол, стараясь, чтобы Зена не заметила этой усмешки.
Он всегда просит у нее чего-то. Что, если перестать это делать? Какова будет реакция?
- Прости, но ты был единственным, кто находился поблизости, - Зена не смотрела на него, развязывая мешки и изучая содержимое. Она выглядела сосредоточенной, хотя Арес и подозревал, что это просто очередная игра.
Ну, что же, он тоже умеет играть.
Когда он шел, не сказав ни слова, обратно к выходу, то буквально спиной чувствовал на себе удивленный взгляд королевы воинов. Обернуться хотелось очень сильно. Но на то он и мужчина, чтобы преодолевать подобные трудности.
Валяться в гамаке и любоваться безоблачным небом пришлось недолго. Зена пришла к нему сама и остановилась рядом. Арес лениво прищурился, изучая ее сосредоточенное лицо.
- Да-да?
Воительница пожала плечами.
- Ничего особенного. Я просто пришла спросить... не знаешь ли ты, скоро появится Габриэль?
Пауза между «спросить» и «не знаешь ли ты» была минимальна, однако заинтересованный слух Ареса моментально уловил ее.
- Мне она не сообщила, - с готовностью выдал он, замечая, что имя блондинки больше не корежит его, как прежде. Да, они с Зеной переспали. И он с ней тоже переспал. Кое-кто вполне может счесть ее великой блудницей, особенно, если растрезвонить по всему Родосу.
Мысль была жестокой и очень коварной, и Арес не удержался от широкой улыбки.
- Что-то насмешило? – моментально отреагировала Зена. Она все еще стояла рядом, опустив руки вдоль тела, словно не зная, куда их девать. Подумав, что неловко заставлять стоять ее в одиночестве, Арес подняла на ноги и направился к столу, оставшемуся в саду после свадьбы: они обедали здесь и ужинали, когда была хорошая погода.
И да, он снова не стал оборачиваться и ждать Зену.
Королева воинов некоторое время пребывала в задумчивости, глядя в широкую спину Ареса.
С ним явно сегодня было что-то не так. Начиная с утра, когда он едва ли вымолвил пару слов, да и то в основном по поводу каких-то прошлых войн, о которых вдруг вспомнила Зена.
Воительнице сегодня не спалось. После того, как ночью Габриэль задремала в ее объятиях, настало время для размышлений.
Она любила ее безумно. И таким же безумием было думать, что они воплотили эту любовь в реальности.
Между ними стояло слишком много всего. Чужие руки, чужие губы, чужие могилы... И ее смерть.
Как бы там ни было – Зена была мертва слишком долго. Она оставила Габриэль одну, сражаться со всем, что еще только оставалось в этом мире черного. Пообещала быть рядом и так ни разу и не пришла.
То, что она не могла – не должно ее оправдывать. Она обещала – значит, должна была найти возможность.
«Я хочу, чтобы ты была сильной», сказала ей Габриэль. «Потому что тогда я смогу быть слабой...»
Увы, так уже никогда не будет. Бард стала слишком самостоятельной для того, чтобы по-прежнему ходить за Зеной и рассказывать в тавернах восторженные истории о спасении принцесс и наказании бандитов. Этого уже не будет никогда.
И сила их, и слабость – отныне они поделены поровну между ними.
Однако, если Габриэль хочет – почему бы и не сыграть? Не сделать это ради любви, которая – и Зена верила в это – была единой для них обеих?
Хотя никто их них так ни разу и не сказал этих простых слов.
За всю ночь.
Но, сегодня, кажется, она была не единственной, кто решил начать игру.
Зена не могла понять, что происходит с Аресом. Поначалу мелькнула мысль о том, что он в курсе предложения Афродиты и старательно делает вид, что ему это все равно. Но, поразмыслив, Зена пришла к вводу, что неправа. Тогда что?
И вот теперь. Признаться, в планах Зены было немного смутить Ареса тем поцелуем, на крыльце, а заодно и отделаться от настойчивого горожанина, который помог ей доставить покупки домой, хотя, безусловно, она бы и так это сделала. Только чуть медленнее.
Смутить не вышло. Точнее, почти вышло, а потом... А потом Арес просто ушел, даже не попытавшись к ней поприставать, как это было обычно. Озадаченная Зена ждала, что он вернется, однако так и не дождалась. Пришлось идти самой. Ради интереса, конечно, только ради него.
И вот теперь, он снова уходит.
Зене не хотелось признавать, что она обижена подобным поведением. Разве она вправе что-то требовать от него, если сама не дает ничего?
И все-таки – неприятно.
Когда она подошла, он сидел за столом и с великим вниманием разглядывал бегущего жука, время от времени подставляя ладонь и не давая ему убраться отсюда. Заслышав шаги воительницы, он поднял голову.
- Ты сегодня просто преследуешь меня, - сварливо сказал бог, и жук, воспользовавшись моментом, улизнул за пределы ладони. Зена приподняла брови.
- Разве? – она улыбнулась. – Мне просто немного скучно. Габриэль нет, а ты целый день болтаешься тут.
И снова упоминание о блондинке. Нет, он так просто не сдастся!
- Зена, если ты хочешь поделиться теми чудесными ощущениями, которые испытала сегодня ночью – валяй, только побыстрее: не забывай, я тоже спал с ней, так что мне это знакомо! – Арес изобразил нетерпение, в глубине души надеясь, что она все же не станет этого делать.
Зена опешила.
Такого поворота она не ожидала. Во всяком случае, не сейчас. Ей казалось, Арес начнет говорить о том, как она могла это сделать, ведь он любит ее, и все такое прочее. Ну, на худой случай он бы наорал на нее за бездушие и ушел прочь. А тут...
А тут ему просто было безразлично.
Не пребывай Зена в столь смятенных чувствах после прошедшей ночи, она бы сразу заметила, как напряжены руки Ареса. Она бы различила в его словах дерзость, за которой спряталась робкая надежда на то, что сердце останется целым и не услышит беспощадных слов.
И она почти сделала это, расценив все же его слова немного иначе.
Но, возможно, она не была так уж неправа.
Зена склонилась вперед и нежно коснулась тыльной стороной ладони его щеки.
- Я никогда не буду любить вас одинаково, Арес, - тихо сказала она, притушив улыбку.
Сказав это, она развернулась, чтобы уйти, но внезапно осененный бог войны схватил ее за руку, вынуждая остаться.
- Значит, все-таки любишь? – глаза его сверкнули ярко, настолько ярко, что Зена чуть было не зажмурилась от их сияния.
Это была ошибка с ее стороны – как тогда, с «одним шансом на миллион». Но сказанного не воротишь.
Наверное, нужно было что-то ответить ему, что-то хорошее, что-то, что дало бы ему надежду, но...
Но Зена вовсе не рассчитывала делать это сейчас.
- Ты слишком самонадеянный, Арес, - она вырвала руку из ладони бога и легонько потрепала его по щеке. – Знаешь, что мне нравится, так ведь?
Мужчина молча обругал сам себя. Ведь не собирался же ей показывать, как его волнует все то, что она говорит и делает! И вот... продержался постыдно мало.
Ну да, ничего. Времени еще предостаточно. Его планы только начинают претворяться в жизнь.
- Иногда я думаю, что совсем не знаю тебя, - голос звучал так, как и должен был: немного насмешливо, немного задумчиво. Арес похвалил себя за быстрое овладение ситуацией.
Зена недоуменно посмотрела на него. Она явно ждала не этих слов, и они были ей непонятны.
Разговор не клеился. Оставалось ощущение какой-то непонятной вражды, возникшей между ними. Причем Зена понимала, что вражда эта направлена не на Габриэль.
Она затрагивает ее саму.
- Прости, мне нужно идти, - пробормотала Зена. Арес насмешливо поднял руки.
- Я не держу, ты же видишь.
Королева воинов помедлила чуть, затем отвернулась и пошла по направлению к дому.
Странно. Как же все это странно.
А ведь она хотела сказать ему всего лишь про то, о чем они говорили с Афродитой.
- 3 -
Чуть позже, все та же ферма
Арес, конечно же, дождался возвращения Габриэль. И его совсем не заинтересовало, что же такое она поспешно спрятала в карман, едва заметив его приближение. Гораздо больше его заинтересовала Афродита, которая посмотрела на него с плохо скрываемой радостью. Бог нацелился было спросить, что же такого радостного она узрела вместе с его появлением, но не успел. Сегодня он вообще мало что успевал.
- Габриэль, мы можем... эээ, поговорить? – странно, но слова вдруг стали даваться с ощутимым трудом, хотя мужчина никогда не страдал косноязычием.
Бард с подозрением воззрилась на Ареса, топчущегося перед ней.
Он хочет поговорить? О чем же? Нет, лучше не выяснять! Наверняка, о прошлой ночи, о чем же еще?
Габриэль вздохнула, вспоминая.
Все было так легко и в то же время – невообразимо трудно. Между ними с Зеной, с момента возвращения последней, совершенно явственно стояла какая-то преграда, и даже то, что было вчера, не смогло ее разрушить.
Габриэль было очень хорошо с Зеной. Естественно – такое слово она подобрала. Между ними не было недомолвок и нелепостей, как это бывает обычно, когда занимаешься любовью с человеком впервые. Они слишком хорошо знали души и тела друг друга.
И засыпать с ней, в ее руках, не так, как засыпала раньше – лучше этого было не придумать.
И все же это не помогло им. Габриэль не могла любить Зену больше, чем уже любила. И она понимала, что в чем-то никогда не сможет обогнать Ареса, возможностей у которого гораздо больше.
Тем более, она не хотела давать Зене надежду сейчас, когда так скоро...
- О чем же мы будем говорить? – Габриэль отвернулась от ждущего бога войны и направилась к крыльцу, придерживая рукой то, что было у нее в кармане.
Арес какое-то время чуть оцепенело смотрел ей в спину, потом, спохватившись, бросился следом.
В обоюдном молчании они проследовали в комнату Габриэль, где женщина резко развернулась и насмешливо спросила:
- Я собралась переодеваться. Ты хочешь мне помочь?
- Эээ... - Арес не был уверен, что на такое следует отвечать шуткой. Учитывая положение сказительницы... интересное положение... Она ведь может и обидеться...
«Куда уж больше!»
Габриэль с любопытством наблюдала за мужчиной, переминающимся с ноги на ногу.
- Я не помню тебя таким нерешительным, Арес, - в словах ее чувствовалась усмешка, но совсем не злая.
Арес вздохнул.
Очень сложно говорить на те темы, на которые ты никогда не разговаривал. Тем более, начинать этот разговор первым.
И Габриэль. Что будет с ней?
Арес мотнул головой: голос Старухи врезался ему в память так цепко, что отодрать его оттуда не было никакой возможности
С ними все будет так, как захочешь ты.
Все было в его руках, так он понял невнятный шелест Судеб. Следовательно, он должен действовать. Ему не нужно лишних смертей, тем более, смертей тех, к кому он так или иначе успел привязаться. Неумело, по-своему, но привязаться.
И это ощущение дорогого стоило.
Бог войны набрал полную грудь воздуха и открыто посмотрел на прищурившуюся сказительницу.
- Я хотел бы быть твоим другом, - осторожно сказал он, с замиранием сердца ожидая ответ, не знаю, что ему хочется услышать больше: добрые слова или издевательский смех.
Зена всегда говорила, что они сами вершат свою судьбу.
Он сделал первый шаг, хотя, видят небеса, это далось ему не столь легко, как может показаться.
Габриэль взглянула на него так, словно увидела впервые, и бог не сумел понять, понравился ли он ей при этом новом взгляде. Вопреки ожиданиям, смеха не последовало. Во всяком случае, моментального смеха. Возможно, по губам женщины скользнула улыбка, но это мог быть и простой блик, изогнувший черты лица.
- Другом, - повторила Габриэль, отходя к окну, и Арес не отвел от нее глаз, ожидая продолжения. – Что есть друг в твоем понятии, бог войны?
А вот это уже прозвучало саркастически. И впрямь, разве у войны бывают друзья? Разве она кому-то отдает предпочтение? Возможно, только смерти, служа своей сестре четко и бескорыстно, платя ей кровавую дань.
Арес пожал плечами, начиная думать, что, возможно, зря затеял все это. Зена как всегда подумает, что это очередные игры, Габриэль, скорее всего, просто посмеется, как она, вроде бы, и начинает делать.
Сказительница же, презрев все ожидания Ареса, вдруг шагнула вперед и положила руку на плечо мужчине. Положила тепло и в какой-то степени доверчиво. И посмотрела на него, напрягшегося от неожиданных действий, снизу вверх.
- Я понимаю тебя, Арес, - сказала она вдруг очень серьезно, без малейшего намека на улыбку. – Но и ты должен понять меня. Зена... она не может принадлежать тебе одному, как бы ты того не хотел, - Габриэль на мгновение опустила глаза, но тут же подняла их вверх, и Арес увидел, как напряжено ее лицо. - Так же, как она не может принадлежать одной мне.
Вероятно, это было очень сложно сказать. Просто невыносимо. Арес мог представить себе, что должна чувствовать Габриэль, говоря это ему. Тем более – сейчас, после того, как они с Зеной... После того, как они сделали важный шаг к тому, чтобы всегда быть вместе.
Не было ли это ловушкой? Очередной, составленной умело и изощренно?
Они опять говорят о Зене, как-будто бы у них нет других тем для разговора!
А может быть, действительно нет... Разве что... ребенок?
Бог скользнул взглядом по животу женщины, ища доказательства того, что она носит его сына. Он почему-то был уверен в том, что это будет сын. Наверное, потому, что он хотел мальчика. Правда, хотел он его от Зены, но это уже совсем другой разговор.
Иногда ему казалась странно нелепой вся сложившаяся ситуация. Он, изменивший Зене с ее лучшей подругой. Габриэль, носящая его ребенка. Зена, спящая с Габ и ревнующая к его вниманию.
На первый взгляд, между ними все было так просто. Вот они сейчас живут вместе, улыбаются друг другу, подшучивают, некоторые делают вид, что их не задевают события прошлой ночи... Это ненормально. Так не должно быть. Он должен громить и рушить все вокруг, добиваясь своей женщины!! А он...
Он добивается расположения ее подруги, поверив на слово Судьбам.
Ирония... и судьбы тоже.
Горькая такая, но уже не выплюнуть.
Арес улыбнулся, почти искренне, глядя в зеленые глаза барда.
- Я... - он вдохнул, готовясь сказать то, что не сказал бы никогда при других обстоятельствах. – Я знаю – она любит тебя. Возможно, сильнее, чем меня. Нет, не перебивай! – он замахал руками, заметив, как проступило беспокойство на лице Габриэль. – Это так, скорее всего. Но... но я знаю, что она любит и меня тоже. Я чувствую это, - наверное, не стоило пускаться в описания тех мест, которыми он чувствовал, и он замолчал, посчитав, что и так сказал слишком много.
Повисло молчание. Было слышно дыхание Габриэль, и Арес вдруг испугался, что сейчас они снова все испортят. Как и прежде, начнут перегрызать друг другу глотки, выясняя, кому принадлежит Зена, хотя, как несложно додуматься, принадлежит она, скорее всего, только себе самой.
Но нет: Габриэль, переварив его слова, снова посмотрела на него, и в зеленых глазах не отразилось ничего, кроме понимания.
- Я была бы счастлива назвать тебя другом.
Арес сглотнул.
Небеса не рухнули от этих слов, и дом по-прежнему крепко стоял на земле.
Все течет, все меняется. Интересно, как отреагирует Зена, когда узнает, что они больше не станут делить ее?
Арес был готов поспорить, что ей не понравится: в Зене, как и в любой женщине, жило неистребимое желание быть центром распрей.
Бог снова улыбнулся. Следовало, наверное, что-то сделать?
- Мммм, - он замялся, и Габриэль с легкостью разгадала причину этого.
- Нет, обниматься нам не обязательно, - блеснула она улыбкой. Арес выдохнул, кажется, с облегчением, но тут же принял серьезный вид:
- Если ты не хочешь со мной обниматься – я понимаю, - важно кивнул он, оставляя за собой последнее слово.
Габриэль заливисто засмеялась, и в комнате словно бы зазвенели колокольчики.
- Я знала, что ты так скажешь, - она кивнула, скорее самой себе, нежели ему, и крутанулась вдруг вокруг своей оси.
Арес смотрел на нее с улыбкой.
Стало легче. Даже несмотря на то, что они спали вместе – легче. Сосущая сердце любовь отступила на второй план и поутихла. Нет. Конечно же, она никуда не делась, но теперь в этом доме богу будет не так тоскливо в отсутствие Зены.
И, да – он не собирается заканчивать подшучивать над Габриэль. Просто теперь это можно будет делать без задних мыслей.
Когда Арес вышел, Габриэль долго смотрела на закрывшуюся за ним дверь.
Ну, что же... Можно сказать – наступила новая эпоха. В их отношениях точно.
Бард не думала, что поступила так напрасно. Она всегда симпатизировала Аресу и, если бы не Зена, кто знает, какими хорошими друзьями они могли бы быть. Но всегда была причина раздора, стоящая между ними.
Они оба любят ее, тут уж ничего не поделать.
Но вот в вопросе того, кто сделает для нее больше, осталось еще очень много вопросительных знаков.
И задумчивая Габриэль осторожно положила на трюмо, прямо перед зеркалом, золотое яблоко.
Глава 6. Возрождение
- 1 -
Спустя 5 месяцев
- Скоро к столу, готовьтесь, десять раз повторять не буду! – оживленная и раскрасневшаяся от жара печи Габриэль поставила на стол чудесный румяный пирог, встряхнула полотенцем и положила его себе на сгиб руки, потом выпрямилась, чувствуя, как благодарна ей за это нехитрое движение затекшая спина.
Сказительница была уже на последнем месяце беременности, во всяком случае – по ее подсчетам. Она бы не сказала, что должна родить вот-вот, но... Но всякое могло случиться, так что по мере сил она старалась себя беречь. Однако сегодня был особенный день. И в этот особенный день Габриэль просто не могла стоять в стороне.
День рождения Зены, как и всех остальных, был всего лишь раз в году, и именно на этот самый раз у королевы воинов обычно находились неотложные дела, которые, увы и ах, не позволяли ей праздновать. Однако сегодня Габриэль даже не пришлось ее просить остаться: Зена сама поинтересовалась, будут ли они праздновать, и если да, то как.
Не успев надивиться таким переменам, Габриэль тут же решила, что они никуда не поедут, а будут отмечать дома. К тому же, вернувшиеся из пятимесячного медового месяца Геракл и Ева все равно никуда бы не пошли – настолько они устали путешествовать.
За подарками Габриэль послала Ареса, составив целый список того, что так или иначе упоминала Зена: новый хлыст, новые наручи, новый точильный камень, парочку заморских трактатов о тактике и стратегии и еще много всяких мелочей. Когда бог войны вернулся, обнаружилось, что от себя он добавил роскошный букет красных роз и диковинное угощение в виде какой-то трясущейся субстанции. Желе, как он это назвал. В любом случае, Габриэль пробовать его не желала, но надеялась, что Зене это придется по вкусу.
Геракл и Ева украсили сад, и Габриэль отправила их в город, докупить кое-каких приправ, потому что боялась, что на ее фирменный супчик чего-нибудь не хватит. Да и потом... Кое-что она хотела приготовить без чьего-либо участия.
За прошедшее время Зена ни разу не заговаривала о том, чтобы уйти на Олимп. Габриэль подспудно ждала этого разговора, готовилась к нему, мысленно приводила доводы «за» и «против», но королева воинов словно бы и забыла о предложении Афродиты. Она оживленно беседовала на все темы, кроме этой.
Сказительница дорезала салат, переложила его в салатницу, отряхнула руки и, прищурившись, вгляделась в окно.
Арес и Зена улыбались друг другу, тихонько переговариваясь о чем-то. О чем – слышно не было, да Габриэль и не стала бы подслушивать.
Она больше не ревновала ее к Аресу. Не так, как раньше. Ей нравилось знать, что любовь Зены для нее – совсем иная, нежели та, которая отдана Аресу, хоть королева воинов и отрицает всеми силами ее.
Но ей нравилось знать о том, что бог и не подозревает о своей везучести.
Они долго говорили с Зеной о том, что случилось между ними в ту ночь. Говорили, говорили, говорили, пока Зене не надоело, и она не заткнула рот Габриэль поцелуем.
Однако дальше поцелуя ничего не пошло.
Это было не для них, Зена сама признала это. Она любила Габриэль, боготворила ее, готова была ради нее на все, что только можно, но... Но не получалось. Что-то было не так. Что-то держало их на расстоянии. Что-то мешало им понять друг друга.
Быть может, не умри тогда Зена в Японии, все было бы по-другому. Не было бы Дахока, ребенка, Ареса, который живет с ними в одном доме. Не было бы легкого флёра отчуждения из-за воззвания к чуждым богам и возвращения обратно оттуда. Если бы Зена хотя бы решилась поговорить о том, где она была все это время, будучи мертвой...
Габриэль чувствовала, что Зена молчит не просто так. Но добиться ответов было просто нереально. Не мог этого даже Арес, с его божественным нюхом и ментальными способностями, что уж говорить о простой сказительнице из Потейдии.
Габриэль вздохнула и улыбнулась Зене, которая, заметив ее в окне, поспешно встала.
- Тебе помочь? – щеки ее раскраснелись, и бард кивнула, подумав, что Зена сама не понимает, чего лишается. Но иначе она не поступит. Только не тогда, когда Габриэль рядом.
На стол они накрыли быстро, даже быстрее, подгоняемые ленивыми шуточками Ареса, которые тот бросал, наблюдая за снующими из дома на улицу и обратно женщинами. Помогать он не собирался, наслаждаясь бездействием.
Дождавшись возвращения Геракла с Евой, они, счастливые и довольные, сели за стол, и почти мгновенно сад озарился розовым сиянием, из которого выбежала слегка недовольная Афродита.
- Я, конечно, просила тебя не говорить, что я буду, но ведь можно было и подождать! – богиня надула губы, обращаясь к виновато потупившейся Габриэль, но тут же просияла и кинулась к ее животу.
- Маленький, тетя Афи ждет - не дождется, когда ты появишься! – засюсюкала богиня, делая какие-то сложные пассы над сказительницей. Зена недовольно привстала из-за стола, но Афродита тут же обратилась к ней:
- Зена, я не собираюсь отнимать у тебя роль второй мамы, но тетушкой-то ты мне позволишь побыть? – она изогнула брови в лучшем стиле королевы воинов, и Зена невольно улыбнулась.
- Как у вас тут мрачно! – капризно протянула Дита и, взмахнув небрежно рукой, превратила и впрямь достаточно унылое пространство в веселый хоровод разноцветных огней.
- Так-с! – Арес потер руки и потянулся за бутылкой красного вина, которое так любила Зена. – Подставляй бокалы!
Общий смех поглотил его слова.
Шумное празднество текло своим чередом: Геракл рассказывал истории из их медового месяца, Ева дополняла его рассказ мелкими, но важными подробностями, Арес шутил направо и налево так, что смех все никак не мог замолкнуть, Афродита на полном серьезе доказывала Габриэль, что комнату ребенка надо будет обставить только розовыми вещами и никак иначе. На робкие возражения барда, что это может быть и мальчик, богиня безапелляционно возражала, что, мол, ничего, розовый цвет влияет благотворно на всех без исключений. Горго бродил под столом, объедаясь щедрыми подачками и тычась в ноги хозяевам. И все было хорошо, пока дело не дошло до салата из фруктов.
- Мне знаком этот вкус, - Арес сунул в рот еще одну ложку и принялся жевать. – Точно, точно, - он хотел добавить что-то еще, но умолк под грозным взглядом Афродиты, так и не поняв, а почему собственно сестра злится.
Зена пожала плечами, по примеру бога ковыряясь в салате.
- Не знаю, по мне так нормально, - она ласково посмотрела на Габриэль. – И очень вкусно.
Просветлевшая лицом сказительница благодарно кивнула, посмотрела на то, как уплетают салат Ева и Геракл и...
И схватилась вдруг за живот, бледнея в один момент.
Вскочившая Зена тут же оказалась возле нее.
- Что случилось?! – воительница беспокойно склонилась к подруге, хотела было коснуться ее, но Габриэль оттолкнула руку.
- Кажется, началось, - сквозь зубы выдохнула она, пытаясь встать. Безуспешно.
- Что началось?! – Арес перегнулся через стол, не понимая, что происходит. Дита снисходительно посмотрела на брата, хотя в глазах ее читалось явное беспокойство.
- Она рожает, глупенький. Скоро ты станешь папой, - поддразнила она бога.
Геракл улыбнулся, да и Габриэль, которую немного отпустила боль, не сумела сдержать улыбку при виде побледневшего бога войны.
Зена кинула короткий взгляд на Ареса и бросила Афродите:
- Перенеси ее в дом.
Богиня молча кивнула и окутала сказительницу своим сиянием.
Арес сглотнул, глядя им вслед, и вздрогнул, почувствовав, как Зена тронула его за плечо.
- Ты и Геракл – охраняйте дом, - велела она и обвела взглядом округу. Она не думала, что кто-то помешает им, но бдительность – вещь полезная.
Геракл кивнул воительнице вместо Ареса.
- Идите к Габриэль, - он подтолкнул Еву и Зену по направлению к дому и посмотрел на продолжающего неподвижно сидеть бога.
- Братец, - позвал он его. – Веселье начинается. Ты с нами?
Арес, сдвинув зубы, достал из воздуха меч.
И все-таки тот вкус ему был знаком.
Откуда?
- 2 -
Пещера у подножия Олимпа
Геката неотрывно смотрела на повелительниц Судеб. Смотрела и ждала их окончательного вердикта по поводу своей просьбы. Она знала, что они вправе отказать ей и никто не посмеет их обвинить в предвзятости, но все же... Все же она надеялась на положительный ответ.
Она хотела убить Дахока. Хотела этого настолько сильно и страстно, что сама удивлялась подобному своему желанию.
Черный бог мешал ей всем. Он забирал себе ее любимых животных-теней, уничтожал магов и колдунов, могущих хоть каким бы то ни стало образом помешать ему в чем-то. Он действовал исподтишка, его не было видно слишком давно, и все же весь Олимп (ну или почти весь) знал: черный бог что-то задумал. И Геката намеревалась помешать ему.
Она не могла убить его просто так: для богов существовали свои принципы, особенно в вопросе лишения жизни других богов из иных миров. И сегодня Судьбы позвали ее, чтобы дать окончательный ответ.
Старуха обернулась, и Геката невольно отступила назад: они пугали ее. Своим спокойствием, своей холодностью, своей вечной правотой. Они могли просто посмотреть – и даже боги не скрылись бы от этого взгляда.
Хотелось залечь на дно и не вспоминать о своей смелости, о своем вопросе. Но ответ у них уже готов. Не разозлятся ли они еще больше, если она откажется выслушать его?
- Ты не можешь убить Дахока, - непримиримо уронила Старуха, и Геката зло блеснула глазами, моментально забыв, что не хотела слышать ответ.
- Но ты можешь помочь убить его, - добавила Мать, и богиня ночных кошмаров живо обернулась к ней.
- Помочь? – переспросила она, и даже не отшатнулась, когда Дева коснулась ее плеча сухой и узкой ладонью.
- Убить его предназначено другому, - голос Девы был мягок, но за мягкостью этой, обманной, как утренний туман, чувствовались иные интонации. – Передать его право тебе – значит, переписать ваши судьбы.
- Ты хочешь этого? – насмешливо поинтересовалась Старуха, глядя на богиню.
Геката замотала головой.
Она была трусливой, как и все боги, и, как и все они, не желала в этом признаваться.
Переписать судьбу значило только одно.
И именно этого страшились все бессмертные без исключения.
- Твоя помощь будет заключаться в следующем... - Старуха правильно поняла настрой Гекаты и принялась нашептывать ей что-то на ухо, настолько тихо, что даже невесть как забравшийся сюда легкий ветерок не сумел ничего услышать.
Впрочем, богиня призраков осталась довольна, судя по ее ухмылке, что витала на лице, когда Геката растворялась в воздухе.
Судьбы переглянулись.
- Она не будет там нужна, - Мать посмотрела на Старуху более пристально. – Зачем это нам?
Старуха задумчиво провела указательным пальцем по острию своих ножниц.
- Не знаю, - сказала она после недолгих раздумий. – Мне вдруг стало скучно. От определенности.
Дева дрогнула, но тут же склонилась над нитями, не обменявшись ни единым взглядом с побледневшей Матерью.
Не было на свете ничего страшнее того момента, когда сама судьба признается в тоске.
- 3 -
Вечер того же дня
Зена нежно смотрела на спящую Габриэль, возле которой, около правой руки, лежал крохотный сверток, из которого доносилось едва слышное посапывание.
У них родилась девочка. Маленькая, смешная, нелепая, но уже бесконечно любимая девочка.
Воительница была безмерно благодарна Габриэль за такой подарок. Лучший из всех. Она не сумела воспитать Еву, не видела ее детства, но с этой малышкой у них все будет по-другому.
У них – это у них. Она еще не знала, станет ли Арес проявлять какой-то интерес к ребенку, как не знала и того, позволит ли ему это. Но одно Зена знала точно: она станет малышке второй матерью и сделает так, чтобы ни она, ни Габриэль никогда и ни в чем не нуждались.
Воительница услышала легкий вздох и устремила взгляд на проснувшуюся Габриэль.
- Эй, - тихо позвала она подругу. Бард посмотрела на нее.
- Который час? – голос ее был хриплым, из-за того, что она кричала: роды были болезненными, и Афродита, как ни старалась, никак не могла их облегчить. Даже индийские методики Евы не принесли пользы.
Зена погладила барда по обнаженной руке, лежащей поверх одеяла.
- Скоро полночь, - она все еще говорила тихо, боясь разбудить ребенка. – Как ты себя чувствуешь?
Габриэль облизнула сухие губы.
С ней все было в порядке, и все же она неуловимо чувствовала: пора действовать.
Сейчас.
- Я хочу подержать ее... - она сказала это настолько робко, что удивилась сама себе. Зена тут же подала ей малышку, как можно более осторожно кладя ее барду на грудь.
- Она похожа на тебя, - с улыбкой сказала воительница, следя за тем, как розовеет лицо Габриэль, как гладит она свою дочь по маленькой щечке, как смотрит на нее, изучая.
Габриэль не слышала Зену. Она смотрела на дочь, понимая, что уже любит ее больше всех на свете. Даже больше Зены, если такое вообще было возможно. Любит не так, как любила Надежду, сильнее: она выстрадала ее. Надежда была дана ей за один день, и все те ее чувства по отношению к дочери Дахока... Только сейчас Габриэль действительно понимала, насколько они были нереальны. Но тогда она готова была любить весь мир. И верить в его непогрешимость.
Зене очень хотелось обнять Габриэль. Обнять просто так, обнять их вместе с девочкой, ощутить себя причастной к этому празднику. Безумно сильно сжало сердце от невозможности попросить себе такого счастья.
Дверь тихонько стукнула, но в комнату никто не вошел. Однако воительница, обладающая сверхъестественным чутьем, вздохнула.
- Заходи, Арес, - устало проговорила она, так и не осуществив свое желание.
Бог войны, втиснувшийся в комнату, выглядел встрепанным. Сильно сжатые губы и бегающие глаза выдавали его нервозность.
Габриэль слабо улыбнулась.
- Эй, большой парень, - негромко позвала она мужчину. – Ты ведь правда хотел дочку?
Арес вздрогнул, и взгляд его запавших карих глаз обратился к постели, на которой лежала сказительница.
- Конечно, - это было все, что он сумел выдавить из себя, хотя улыбка на его губах уже была достаточно бодрой.
- Хочешь подержать ее, Арес? – мягкий голос Зены вывел бога из ступора окончательно, но он все-таки помотал головой.
- Она... слишком маленькая, - рот его по-прежнему кривился в улыбке. Когда-то он совершенно без страха держал на руках маленького Эвандера, но тут... Тут отчего-то все было иначе. Смущало присутствие Зены. Сильно смущало. Быть может, он бы и решился прикоснуться к девочке, но не при ней.
Королеве воинов было грустно. Теперь у этих двоих было что-то, что исключало ее присутствие. И этим чем-то была не просто ночь близости или слова любви. Это было... доказательство чего-то. Доказательство того, что боги и смертные едины.
- Ты пошел по стопам папочки, - радостная Афродита, вынырнув из облака блесток, просыпала на пол целый дождь из розовых лепестков, а в придачу усадила у кровати Габриэль огромного плюшевого мишку. Зена скептически приподняла брови.
- Я удивлена, - пробормотала она. – Он не розовый.
Дита надула губы и скрестила руки на груди, сердито притопывая ножкой.
Арес не смотрел на них. Он все еще не мог оторвать взгляда от маленькой ручки, что высунулась вдруг из-под одеяла, и от крошечных пальчиков, сжимающихся и разжимающихся в такт биению его собственного сердца.
Это была его дочь, так или иначе.
Бог не заметил, как Зена и Афродита оставили их с Габриэль вдвоем, тихо и незаметно прикрыв за собой дверь.
Он пришел сюда только для того, чтобы сказать Зене, что Геракл отправился спать, что они вхолостую провели вечер, вышагивая под окнами в отчаянном поиске хоть какой-нибудь завалявшейся нечисти. А вместо этого он стоял теперь здесь, как идиот, пялясь на ребенка и не двигаясь с места.
- Арес, - Габриэль позвала его, и он, запрятав подальше все свои нежданные страхи, двинулся к ней, неловко и медленно. Однако он шел, и с каждым шагом в нем крепла решимость взять на себя воспитание девочки. Он помнил свой промах с Ливией, но с этой все будет иначе. Это ЕГО дочь!
- Арес, ты так боишься ее? Это ведь маленькая девочка, она тебя не съест, - сказительница улыбалась, и Арес был вынужден улыбнуться ей в ответ. Да он не так уж и не хотел этого делать.
- Я скажу тебе кое-что, Арес, - Габриэль внезапно посмотрела на него серьезно, и он проглотил все те язвительные слова, которые мог бы сказать.
- Разве ты мало говоришь? – это было произнесено добродушно, и Арес присел на краешек кровати барда, стараясь не смотреть в сторону младенца, потому что при каждом взгляде на беспомощное маленькое существо у него что-то екало в груди.
Габриэль улыбнулась ему. Сейчас он был ей нужен. Так, как никогда прежде.
Потому что только ему она могла сказать то, что Зене не следовало знать.
Глава 7. Уходя - возвращайся...
- 1 -
Несколько недель спустя, храм Афродиты
Габриэль хотела назвать ребенка Лила, в честь своей сестры, но Зена каким-то образом умудрилась уговорила ее этого не делать. В результате длительных препираний девочке было выбрано имя Селена – как богиня Луны, чей культ сейчас находился на самом подъеме. Афродита решила, что таким образом они заполучат ее милость и все такое прочее, однако сам Арес в этом сомневался. Но спорить не стал, а смиренно согласился присутствовать на церемонии наречения, которая как раз должна была состояться сегодня, поздно вечером. Храма Селены поблизости не обнаружилось, а переносить дочь Арес категорически запретил, боясь, как бы с ней чего не случилось. Конечно, она по идее – полубогиня, но неизвестно, передались ли ей силы отца, ведь зачата она была в момент его почти полнейшего бессилия.
Женщины с интересом наблюдали за переменами, творящимися в Аресе: бог войны, которого раньше никто бы не заподозрил в возможности испытывать нежностью к чему-то крохотному, с удовольствием возился с крошкой, катал ее на правом колене и что-то напевал, когда ему разрешали укладывать ее спать. Правда вот самолично выструганный им кинжал Зена запретила показывать ребенку, а, увидев, как у нее заходили желваки при этом разговоре, Арес и попросту выкинул воинственную игрушку, коря себя за то, что никоим образом не соотнес этот кинжал с тем, которым когда-то играла Ева.
В целом отношения их устаканились, чему бог был только рад. Он видел, что Зене нравится, как он относится к девочке, и старался изо всех сил не разочаровать ее. Впрочем, разочаровывать было не в чем: ему нравилась новая роль. Сначала он думал, что новая игрушка быстро прискучит, но такого не произошло: с каждым днем он все больше привязывался к этой крохе, чьи волосы потихоньку темнели, а глаза оставались такими же зелеными, как у ее матери. И. похоже было, что его дитя платит ему взаимностью.
- Пришли, - коротко сказала Зена, вырывая Ареса из плена мыслей. Бог войны недовольно осмотрел обветшалый храм сестры, но говорить ничего не стал: ребенку нужно было дать имя, и не в его же храме это делать, честное слово!
Габриэль устало присела на небольшую каменную плиту, отвалившуюся от потолка. Дита заверила их, что храм больше не обваливается, но все выглядело несколько иначе. Впрочем, в том, что Арес сумеет вовремя унести отсюда девочку, сомнений не было.
Бог стал хорошим отцом. Он мог не быть хорошим другом, хорошим мужем, хорошим братом, но вот в плохом отцовстве Габриэль его никогда бы не заподозрила. И ей было радостно видеть это.
Особенно теперь.
- Ты нормально себя чувствуешь? – Зена склонилась над Габриэль, и в глазах ее, синих и заботливых, читалась нежность.
Габриэль несильно сжала ее руку, словно благодаря.
- Да, - она улыбнулась подруге, так мягко, как только могла. – Я очень люблю тебя.
Это вырывалось неожиданно, во всяком случае, именно так показалось Зене, и она бережно обняла подругу.
- Я тоже люблю тебя, - волной нахлынула нежность, и не хотелось отпускать ее. Словно кто-то мог увести ее отсюда навсегда, и Зена больше никогда бы ее не увидела.
Странно ощущение не пожелало оставлять ее и тогда, когда Афродита подошла к ним, покашливая, предлагая начать церемонию.
Алтарь сохранился в целости. Они встали по четыре стороны от него – Геракл и Ева не пошли сюда, сказав, что там им не будет места – и богиня любви нараспев начала читать какое-то заклинание на древнем языке.
Габриэль подумалось, что Дита очень напоминает жрицу. Свою собственную. Только вот одежды у тех всегда были хоть чуточку, но поскромнее.
Арес переминался с ноги на ногу. Ему не нравилось происходящее. Не нравилось настолько, что он никак не мог отделаться от мысли, что что-то будет. Плохое или хорошее, он не мог понять, да он и не был провидцем, чтобы знать это.
Однако... Однако его рефлексов хватило на то, чтобы стремительно броситься вперед и утащить крошку Селену с алтаря как раз в тот самый момент, как на него рухнула сверху отколовшаяся от потолка очередная плита.
Когда крик Афродиты перестал витать в ушах, бог войны требовательно прорычал, гневно глядя на сестру:
- Ты говорила, что больше здесь ничего не обрушится!
- Так и должно было быть! – плаксиво оправдывалась Дита, и было видно, что она и впрямь верила своим словам. Габриэль прижимала к груди отобранную у Ареса дочь и смотрела на Зену, которая, в свою очередь, настороженно оглядывалась.
- Унеси их отсюда! – коротко приказала она Афродите, и та, даже не став спорить, покорно приняла Селену из рук Габриэль и исчезла вместе с ней в облако розовой пыли.
Королева воинов обернулась, увидела неподвижную Габ и напряженно поинтересовалась у той, почему же она не ушла вместе с дочерью.
- Я буду полезнее здесь, - тихо, но решительно заявила Габриэль. Зена поджала губы, однако спорить не стала. Вместо этого она вытащила свой меч и снова прислушалась.
Что-то двигалось в пустоте храма. Что-то, что она никак не могла увидеть, но что она отчетливо слышала.
Слышал это и Арес, который передвинулся вдруг, попутно доставая оружие, и встал так, что Габриэль оказалась в середине, между ним и воительницей.
Было тихо. Так тихо, что они слышали, как бьются сердца друг друга. И в этой тишине особенно громко прозвучал шипящий голос:
- Всссссе в сборе! Даже мать моих нерожденных детей здессссь, как это мило...
Габриэль с содроганием смотрела в сторону восточной стены, откуда, клубясь темнотой, выползала огромная змея с человеческим лицом, у которой по мере передвижения росли ноги и руки, так похожие на человеческие.
Зена крепче сжала меч.
Вот и настал тот час, которого она ждала. Дахок вернулся, чтобы быть убитым, сомнений не было.
Королева воинов метнула беглый взгляд на бога войны и поразилась его внезапной бледности. Он смотрел на черного бога так, словно бы очень хотел, но не мог отвести глаз. И Зена заметила, что он придвинулся ближе к Габриэль, по-прежнему закрывая ее собой.
Не было времени для размышлений, совсем не было, ибо по мановению выросших рук Дахока откуда-то из углов на них налетели прозрачные тени, явно не с мирными намерениями. Махнув пару раз мечом, Зена отчетливо поняла: разрубить их не удастся. Как и вообще зацепить.
Мерзкий смех черного бога, все еще придающего себе более приемлемый глазу облик, заставил Габриэль содрогнуться и попятиться назад, выходя из спасительного круга, образованного телами Зены и Ареса. Последние не заметили этого, продолжая сражаться с крутящимися тенями, отбиваясь от них.
- Ты боишшшься меня? – Габриэль резко обернулась на голос и, запнувшись, упала на одно колено, лицом к лицу с очутившимся за ее спиной Дахоком. Это его лицо, словно вымазанное в смоле, блестящее, черное, с налитыми кровью глазами и безгубым ртом, смотрело на нее, и ей внезапно стало очень страшно.
- Ты не убьешь меня, - она лишь надеялась, что голос ее не дрожит. – Не убьешь, потому что тогда ты умрешь сам!
Что-то в горле Дахока заклокотало, и Габриэль с содроганием поняла, что бог смеется.
- Мне не нужна твоя смерть! – он уже не говорил, он шипел. – Мне всего лишь нужны твои дети! Которые будут моими!
Сказительница никогда не понимала, за что была удостоена чести стать инкубатором. Не понимала и не хотела понимать. Она хотела одного – чтобы все это закончилось.
- Прости меня...
Она не знала, к кому обращается: к Зене ли, сражающейся за ее спиной с бесплотными тенями, к Аресу, который вынужден был хранить ее тайну, к своей неназванной дочери... Все одно. Она просила прощения у них всех. За то, что все было именно так, и не иначе. За то, что она подводила их. За то, что она не любила их так, как они того заслуживали. За то, что оставляла их одних.
Воздух вокруг Дахока заискрился молниями, и обернувшаяся Зена увидела, как черный бог склоняется над ее Габриэль, протягивая к ней свои грязные руки, в которых сверкают ослепляющие шары.
- Нет!! – она метнулась вперед, но сильные руки бога в то же мгновение обхватили ее, заставляя остановиться.
- Что ты делаешь, Арес?! – Зена лягнула его ногой, попыталась вырываться, но ее как будто лишили сил. И только теперь она поняла, что бог всегда сдерживался, играя с ней в войну на мечах. Она била его только потому, что он ей позволял.
Ей было не вырваться. А там, впереди, в нескольких шагах от них, лежала на земле ее любимая женщина, и никто, НИКТО не мог прийти ей на помощь!
Не мог или не хотел.
Она ненавидела Ареса в этот момент и знала, что убьет его, как только представится возможность.
Молнии уже дотягивались своим щупальцами до Габриэль, и воительница с безумием в глазах видела, как бард дергается от их прикосновений.
Это было невыносимо.
- Нет, нет, нет, НЕЕЕЕЕЕТ!!! – Зена с рычанием рвалась вперед, и Аресу стоило больших сил удерживать ее. Вены на его лбу вздулись, и он, почти теряя сознание от собственных усилий, все-таки сумел оттащить воительницу в сторону, под каменный навес, куда молнии, исходящие от Дахока, не долетали.
Он знал, что только он сам виноват в том, что сейчас происходило. Несмотря ни на что, он по-прежнему хотел быть с Зеной только вдвоем. И Судьбы... Они ведь сказали ему «Все будет так, как ты захочешь!» Значит, он захотел, чтобы Габриэль оставила их. Как мог он забыть, что желания их, особенно невысказанные, если и сбываются, то самым извращенным образом?!
И вот теперь...
И в этот момент откуда-то сбоку вдруг вынырнул сгусток черноты, вонзившийся чуждому богу прямо между лопаток.
- Нет-нет-нет-нет!!! – слезы текли по искаженному болью лицу королевы воинов, и у Ареса разрывалось сердце. Ему было жаль сказительницу, которую, несомненно, теперь уже спасти было нельзя, но еще больше ему было жаль Зену, потому что он видел, ЧТО она чувствует. Он и сам трясся, как в лихорадке, впитывая каждой порой кожи то, что происходило в нескольких шагах от них.
Дикий вой потряс дом, и Арес от неожиданности отпустил Зену.
Дахок пошатнулся, явно не ожидая атаки со спины, и в ту же секунду королева воинов налетела на него, не обращая внимания на облепившие ее со всех сторон тени.
- Зена, нет! – Арес рванулся за ней, но был остановлен одной из молний, которые разлетелись вдруг от Дахока во все стороны, а сам черный бог упал на одно колено, явно не в состоянии подняться.
И Зена убила его. Сумела прорваться сквозь защитный слой теней, сумела поднять меч, сумела вонзить ему его в череп, в самое основание, перерубая позвоночник.
Еще один вопль, заставивший стены храма содрогнуться, но, выстроенные умелыми руками, они устояли.
Арес съежился, борясь с желанием закрыть уши руками, и посмотрел на стоящую перед ним Гекату: это она практически обездвижила Дахока, дав Зене убить его.
Дав Зене убить Габриэль.
Но королева воинов еще не знала об этом.
С отвращением выдернув меч из чавкнувшего затылка мертвого Дахока, и отмахнувшись от последней из теней, растворяющейся в полумраке, Зена метнулась к неподвижной подруге.
- Габриэль! – она рухнула на колени перед ней, и Арес, тяжело поднявшийся на ноги, увидел, как воительница перевернула Габриэль, держа ее на своих коленях.
- Габриэль... - из затылка барда текла кровь, и Зена не была бы Зеной, если бы она не сумела понять, откуда эта кровь взялась.
Аресу все еще было больно, и он, чтобы заглушить эту боль, обратился к богине призраков:
- Что ты забыла здесь? – грубо спросил он.
Геката пожала плечами.
- Не люблю видеть смерть, не сотворенную своими руками, - она поджала губы, оглядывая Зену, и добавила: - А этот ваш Дахок... он мог еще немало учудить.
С этими словами она коротко улыбнулась Аресу и исчезла в сгустившейся вокруг темноте, пронизываемой редкими молниями.
Бог войны так и не понял, зачем она приходила.
Он так и не понял, почему Дахока было так легко убить.
Он не знал, вернется ли Харон к своему обычному состоянию и как скоро.
И он так и не понял, как очутился рядом с Зеной, продолжающей укачивать на руках мертвую Габриэль.
- 2 -
Немногим позже, храм Афродиты
Она не плакала.
Она просто смотрела на нее, и от вида их фигур, застывших в последнем объятии, Аресу делалось плохо.
Они находились в этом храме уже несколько часов. Афродита попыталась появиться здесь, но Арес не дал ей этого сделать, однако он был уверен, что она все поняла.
Он чувствовал, как рыдает богиня любви там, на Олимпе.
Рядом с его дочерью.
- Зена, - Арес осторожно коснулся плеча воительницы и тут же отдернул руку.
Она даже не обернулась к нему. Просто бережно опустила голову Габриэль на каменный пол и поднялась на ноги, продолжая смотреть на барда.
- Она бы все равно умерла, Зена, - Аресу было бесконечно тяжело это говорить, но он должен был. Должен, хотя бы потому, что его просила об этом Габриэль. Они так и не стали друзьями, но она была матерью его ребенка, и он чувствовал к ней своеобразную нежность, как к чему-то бесконечно дорогому, что ему следовало бы охранять.
Зена медленно повернулась к нему, и бог чуть было не попятился, увидев в ее глазах бескрайнее бешенство.
- О чем ты говоришь? – свистящим шепотом проговорила она. Вся ее застывшая фигура выражала собой ожидание.
Арес сглотнул.
- Зена... у них была иная связь... - он спотыкался на каждом слове. – И Габриэль все равно бы умерла, если бы ты убила его. Она призвала его в наш мир, но заклинание привязки работало только в одном направлении... Она очень хотела, чтобы ты была счастлива, Зена, - он поднял на воительницу грустные глаза.
И поразился той щемящей сердце и душу тоске, что прочитал во взгляде Зены.
По лицу воительницы потекли слезы, и она уже даже не пыталась скрывать их от Ареса.
- Почему? – голос ее был хриплым и срывающимся. – Почему, Арес? Почему она сказала это тебе?
Бог покачал головой.
- Потому что тогда ты не убила бы его, позволив миру погрузиться во тьму.
Зена плакала. Она стояла напротив него и плакала, не в силах завыть и выплеснуть злость и боль.
Она просто плакала, потому что Габриэль была единственным человеком, по которому она могла бы плакать так, как она делала это сейчас.
Арес потянулся было к ней, чтобы обнять, но застыл на полпути, когда услышал:
- Ты тоже промолчал... - это была горькая констатация факта, никак не отдающая обвинением. И все же богу стало не по себе.
Он закусил губу. Закусил до боли, до вкуса крови.
- Она просила меня, Зена, - тихо отозвался он, и, казалось, в тот же момент все стены, что стояли между ним и Зеной, рухнули.
Первый раз в жизни он в чем-то отдал предпочтение Габриэль.
Первый раз он сделал так, как она попросила.
Первый раз он не испытывал духа соперничества и поверхностной злобы к болтливой блондинке.
Она просила его, как человека.
И это стоило многого.
Зена улыбнулась ему сквозь слезы.
Она любила Габриэль, не понимая, как кто-то может не любить ее так, как она. И Арес, одним своим поступком, перечеркнул все то плохое, что она когда-либо думала о нем.
Он полюбил ее Габриэль. Не так, как Зена, иначе, своей неумелой божественной любовью, не смея отдать ей любовь человеческую, потому что она принадлежала его королеве воинов.
Навсегда.
- Из воспоминаний Ареса –
...Я смотрел на нее, как на умалишенную, как на больную, как на... женщину, которая хотела покоя.
- Ты спятила!! – заорал я, едва удерживаясь от того, чтобы броситься вперед и схватить барда за плечи, тряся ее, как провинившегося щенка. – Ты спятила, блондиночка!! Ты говоришь мне, что должна умереть, и что Зена не должна об этом знать?!
Я пылал гневом. Как смела она просить меня о том, чтобы я хранил такую тайну?! Да только промолчи я о чем-то подобном – и Зена разорвет меня на мелкие клочки, растопчет их и развеет пыль по ветру!! Смерть ее любимой подружки – а я знал!! И не сказал ей! Я снова буду виноват во всем, в чем только можно!
Габриэль одним движением руки остановила мое клокотание.
- Арес, - очень серьезно сказала она. – Я соврала Дахоку. Я сказала ему, что он умрет, если умру я.
Мое сердце вдруг бешено заколотилось в предчувствии.
- Я не хочу ничего знать! – хрипло сказал я, но было поздно.
- Я соврала ему, - повторила Габриэль, не видя моего измученного лица. – Это я умру, если умрет он.
Я молчал. Мне стало плохо, но я молчал. В висках пульсировала кровь, но я стоял, как истукан, не в силах говорить.
Я знал. Я так и знал. Ну почему всегда все так?! Почему??
- Зачем ты сказала это мне? – как можно более спокойно поинтересовался я. – Скажи это Зене. Она должна знать.
Габриэль усмехнулась, и на мгновение мне показалось, что ей снова 18 лет. Как тогда, когда я увидел ее впервые.
- И ты думаешь, она убьет Дахока после этого? – голос ее звучал саркастично, хотя больше всего на свете я хотел бы, чтобы она сейчас боялась. Чтобы она боялась и просила у меня защиты.
- Должен быть способ разорвать вашу связь, - упрямо сказал я, не испытывая ни малейшего желания узнавать подробности того, каким именно образом сказительница умудрилась повязать таким манером себя и черного бога.
- Мы оба любим ее, Арес, - тихо сказала она, и я опустил глаза.
- Оба, - требовательно повторила Габриэль. – А это значит... что один из нас всегда будет рядом с ней. В любой из жизней.
Мне показалось, что голос ее дрогнул, но, когда я посмотрел на нее, она улыбалась. Улыбалась мне.
- Ты предложил мне дружбу, Арес, - она протянула руку, и я осторожно взял ее, боясь сжимать. – Я верю, что ты станешь заботиться о ней.
Сначала я думал, что она говорит о нашей дочери. Потом понял, что ошибся.
Мы говорили о Зене. Мы всегда говорили только о ней. Все наши улыбки, ссоры, подначки – все это было о королеве воинов.
Хочет она того или нет, но она с нами навсегда. А мы – навсегда с ней.
До скончания времен.
- Я сделаю это и снова буду плохим богом войны, который предал Зену? – зло поинтересовался я. Точнее, попытался сделать это зло, но, кажется, мне не слишком это удалось.
Габриэль помолчала, опустив голову. Я ждал, не говоря ни слова.
- Ты прав, - сказала она, наконец. – Я не имею ни малейшего права просить тебя о таком одолжении. Ты должен все рассказать Зене, - она вдруг посмотрела на меня, пристально и пронзительно, и я замотал головой, сам того не понимая, почему.
- Я не стану ничего рассказывать, - хрипло выговорил я, не веря своим словам. - Ты скажешь ей сама. Когда будешь готова.
И пусть Зена винит меня, в чем хочет. Я не могу подвести... ее.
Я развернулся, с тем, чтобы уйти, обдумать все то, что только что услышал, но голос Габриэль, тихий и напряженный, настиг меня на пороге:
- Ты думаешь, я когда-нибудь буду готова?
Мои плечи напряглись, я застыл, мне мучительно хотелось заорать, выплескивая боль, свою, чужую, сегодняшнюю, завтрашнюю, прошлую! Я стоял в проеме двери, не имея сил обернуться или сделать шаг вперед.
Я все-таки ушел. Ушел, чтобы промолчать. Чтобы смотреть на веселую Габриэль, играющую с нашей дочерью, и знать: когда-нибудь она умрет. Когда-нибудь обязательно. Потому что Зена не знает ни о чем.
Я ей не сказал.
- Конец воспоминаний –
Арес вздохнул.
- Габриэль дала тебе яблоко.
Афродита недавно рассказала ему про свое предложение и про то, как отреагировала Зена. Ему было немного грустно от того, что она так и не согласилась, но ведь и не отказалась. Она просто думала. Так он решил для себя.
Зене даже не нужно было спрашивать, какое. Она вспомнила тот салат, на своем дне рождения, и то, что Аресу показался знакомым его вкус.
- Я никогда не хотела быть бессмертной, - тоскливо сказала она. – Без нее...
Сердце Ареса дрогнуло и продолжило биться.
Она не хотела.
Без нее.
Но ведь с ним.
- Она тоже этого не хотела, но она любила тебя и хотела тебе счастья, - он стиснул кулаки. – Это яблоко всего лишь дало тебе возможность не стареть. До самой смерти.
Самое интересное, что это было правдой: яблоки Одина не давали смертным вечности. Они возвращали ее богам, если те теряли свою привилегию. А вот людям доставалась лишь молодость.
Возможно, Зене досталось чуть больше.
Забавно прозвучало.
Воительница качнула головой.
- Она дала его и Еве... - ей стало холодно вдруг. – И Гераклу.
- Братец, конечно, без него бы не протянул, - натужно хмыкнул Арес.
Возникло молчание, страшное оттого, что они все еще стояли возле мертвого тела Габриэль. Хотелось уйти, но Арес знал, что двинется с этого места не раньше Зены. А она продолжала стоять.
Арес склонил голову.
– Она очень любила тебя... - повторил он. - И хотела, чтобы ты... была счастлива. Даже без нее.
Она молча посмотрела на него. И он не понял, как схватил ее вдруг, целуя грубо и жестко, так, как давно никого не целовал.
Перенестись на Олимп не составила труда. Подальше от этого места. Подальше от Габриэль.
Зена с рычанием ответила на поцелуй, кусая его губы, до боли, до крови. И он не стал вспоминать о том, что он, бессмертный, боли не чувствует. Сейчас она была нужна ему, потому что он хотел разделить ее с Зеной. И забрать часть себе.
Она срывала с него одежду, пока он покрывал грубыми и жесткими поцелуями ее шею, возвращаясь к ушам, кусая мочки, проводя языком по гладкой коже. Царапала его грудь, захватывая зубами соски. Ласкала пальцами член, сжимая крепко, до боли, до вырывающихся у мужчины хриплых вздохов, по которым было не понять, нравится ему или нет.
И, оставив его голым, она отстранилась, раздеваясь сама.
Не было ни предварительных ласк, ни томных стонов, ни поглаживаний, ни медленных поцелуев. Он, брошенный ею на кровать, перевернулся и просто вошел в нее, настолько сильно, насколько смог, зная точно, что она этого хочет. И задвигался, не дожидаясь ее.
Зена обхватила его спину руками, вонзая ногти в кожу. Было больно, но под этой болью жило, разрастаясь все больше и больше, тягучее медовое удовольствие, грозящее взорваться внутри всплесками сиреневого пламени, пожирающего весь остальной мир.
Арес склонился, кусая ее грудь, затягивая в рот твердый сосок. И где-то на краю разума, затуманенного пульсацией члена, он с жестоким удовлетворением подумал о том, что теперь она только его. И она его хочет.
Зена прогнула спину, обхватывая ногами бедра Ареса. Он вошел в нее снова, давая почувствовать свою силу и мощь. И замер на мгновение, когда горячие пальцы воительницы, пробежав по поверхности мокрого живота, нырнули вниз, грубо зажав мошонку.
С хриплым рыком, он кончил, по инерции продолжая двигаться в ней, проникая все глубже. И молча позволил ей отстраниться, глядя на ее голую спину, покрытую бисеринками пота. На бедрах медленно сохла влага.
Бог осторожно положил ладонь женщине на бок, кончиками пальцев чувствуя ее дыхание.
Он не видел лица Зены, и так было лучше: сейчас он не хотел смотреть на нее. Смотреть и видеть ее глаза, наполненные слезами.
Потому что плакала она вовсе не от того, что ей с ним было хорошо.
Арес крепко обнял Зену, утыкаясь носом в ложбинку между шеей и плечом.
- Прости, - едва слышно шепнул он, закрывая глаза. – Я люблю тебя.
Слов больше не было.
Это была его вина.
Это он не хотел, чтобы Зена тратила свое время на Габриэль.
Это он виноват в ее смерти.
Засыпая, он почувствовал, как Зена коснулась ладонью его волос.
А, проснувшись, понял, что остался один.
- 3 -
Недалеко от Олимпа, пустынная равнина
Он нашел ее там, возле большого разведенного костра. Зена сидела рядом с ним, с девочкой на руках, баюкала ее и негромко пела.
Не колыбельную.
Погребальную.
Стало холодно, даже около пламени, и Арес опустился на землю, рядом с королевой воинов, осторожно касаясь указательным пальцем нежной щечки девочки, которая вдруг открыла зеленые глаза и посмотрела на него. Серьезно, будто бы что-то понимала.
И потянулась к богу, улыбаясь.
Пламя продолжало дымить, улетая ввысь.
Зена смотрела на девочку, и Арес смотрел на нее вместе с ней.
Смотрел ее глазами.
Они так и не дали ей имя.
И, когда она сказала:
- Как же мы назовем тебя? – ответ прозвучал незамедлительно:
- Габриэль.
Зена с удивлением посмотрела на бога войны, но твердость выражения его глаз убедила ее в том, что он не шутит.
Губы воительницы тронула легкая улыбка.
- Габриэль, - повторила она, снова склоняя голову и осторожно касаясь мягких волосиков девочки, спящей у нее на руках. – Габриэль...
Она хотела бы спросить, почему Арес вдруг так решил, но поняла, что не стоит.
Это было его последней данью ей.
Габриэль.
- Она сказала, что верит, что ты найдешь ее. В следующей жизни, - сказать это было не так уж и просто, но он должен был. Он обещал. А он – держит свое слово. Потому что он – верховный бог.
Она посмотрела на него глазами, полными слез, и, хотя в них никак не могло потухнуть пламя погребального костра, мужчина разглядел вдруг, как оно торжествующе метнулось вверх.
- Это – моя девочка, Арес, - голос на мгновение прервался, однако Зена улыбнулась сквозь слезы, и в словах послышалось торжество: – Она всегда делает глупости.
Арес склонил голову, молча торжествуя вместе с ней.
Настанет время и для него. Обязательно настанет. Иначе просто не может быть.
День клонился к закату.
Настало время перемен.
И ветер подул в другую сторону, унося с собой прошлое.
Позади было только солнце.
Спустя 25 лет
- Папа, я вернусь к заходу солнца! – тоненькая, словно тростинка, девушка, помахав на прощание рукой, легко перепрыгнула через ограду и побежала вперед по извилистой дороге, уходящей к Родеосу.
Статный темноволосый мужчина, качая головой, смотрел ей вслед.
Габриэль, дочь бога войны и смертной женщины, давно выросла, и теперь удержать ее от ночных прогулок было очень сложно.
Арес улыбнулся ей вслед.
Прошло 25 лет со дня смерти Габриэль, той Габриэль, а память о ней продолжала жить в ее дочери, которую и он, и Зена любили, как родную. Нет – даже больше, чем смогли бы любить свою. Которой у них так и не появилось, к великому сожалению бога.
Бога? Нет.
Теперь уже не бога.
Он отказался от бремени верховной власти, предпочтя ей спокойную, хотя и бессмертную жизнь на ферме, рядом со своей любимой женщиной. И Судьбы не отказали ему в этом.
Они были нужны друг другу, как никогда прежде. Хотя бы потому, что ближе у них никого не было: Афродита в расчет не шла – выйдя замуж за одного из индийских богов любви, она редко появлялась в Греции, разве что исправно прилетала на дни рождения Габриэль, как одной, так и второй.
Геракл и Ева выстроили свой дом неподалеку, и теперь они дружили семьями. Арес баловал племянников, притаскивая им с Олимпа все новые и новые штучки, рассказывал им истории о сражениях и великих воинах, хотя Геракл и не поощрял этого их совместного увлечения.
Зена большую часть времени проводила вне дома, бродя по Греции, иногда одна, иногда в компании Ареса: оседлую жизнь ей так и не удалось научиться вести.
И все они не постарели ни на один день.
Когда сильные руки обхватили его за талию, Арес шутливо попытался вырваться, однако не преуспел и довольствовался тем, что развернулся, заглядывая в самые синие глаза, что только знал этот мир.
- Я ждал тебя, - нежно сказал он, целуя Зену и чувствуя, как она отвечает на его поцелуй. – Что ты привезла мне на этот раз?
Воительница ездила в свое очередной путешествие одна и обещала вознаградить мужа чем-то особенным.
- Я виделась с Эвандером, - сияя улыбкой, сказала Зена. – Он скоро заедет, хочет что-то предложить тебе.
Это была радостная новость, и Арес вспыхнул улыбкой, снова целуя женщину.
Он никогда не насладится ею. Даже теперь, когда она полностью его.
И все же остается кое-что, чего он так и не сумел от нее добиться...
- Хоть раз, Зена, - Арес пристально смотрел на женщину. – Мы вместе столько лет, но за все это время я так и не услышал от тебя тех слов, что ты постоянно говорила Габриэль, обходя меня стороной.
Воительница тонко улыбнулась ему, продолжая молчать, и только ветер ласково касался волос бессмертного человека.
Арес не стал долго ждать. Настроение было испорчено, и резко развернувшись, он пошел прочь. Губы его кривились, не то от сдерживаемых слез, не то – от ругательств.
Она никогда не хотела его так, как хотела эту... Ну вот, он даже не может придумать, как похуже ее назвать!
Камень, случайно попавшийся под ноги, полетел прочь со скоростью Гермеса, когда тому приспичит в туалет.
Он станет находить ее в каждой новой жизни, Судьбы обещали это ему. Но обещали они ему так же и то, что ни он, ни она не будут помнить друг друга, отыскивая себя вновь и вновь.
Но, хоть он уже не бог, однако он бессмертен. Ему хватит вечности, чтобы услышать то, чего он так добивается.
Ему хватит ее, он уверен в этом.
Ведь ожидание...
А обернулся бог только тогда, когда тревожащийся ветер кинул ему в лицо те слова, что раздались сзади:
- Я люблю тебя!
И вечность ему больше не была нужна.
Эпилог
988 год, Русь
Он облегченно вздохнул, когда все это закончилось.
Крещение можно было признать состоявшимся, и никто, совсем никто не умер, как предрекали то бояре.
Он подал руку своей супруге и улыбнулся, глядя на нежное лицо, обрамленное светлыми волосами.
Но оставалась еще одна проблема с язычниками.
И глаза у этой проблемы были синие, как утреннее небо, освещаемое жарким солнцем.
1095 год, Восточная Франция
Он был воином и уходил сражаться, зная, что не вернется. И все, что он хотел получить на прощание – три заветных слова, которые так легко произнести.
- Скажи это, Мари, - молил он, обнимая вновь и вновь свою молодую жену. – Я не прошу ничего больше, ты видишь, мои солдаты уходят из города, и я должен последовать за ними. Скажи же мне, что любишь меня, Мари!!
Синие глаза, впитавшие в это утро весь дым будущих сражений, с тоской смотрели на него.
- Я буду ждать тебя... Возвращайся домой...
1399 год, Западная Германия
На окраине города могильщиков уже не было: все они перебрались ближе к центру, где за вывоз трупов платили гораздо большие деньги. Здесь же каждый был предоставлен самому себе. Умрешь – повезло, не умрешь – спорный вопрос, счастливчик ли ты.
Она сидела на коленях, упрямо и неотрывно гладя застывшее лицо мужчины. Глаза его были открыты, и она никак не могла собраться с духом и закрыть их. Пусть смотрит. Пусть помнит.
Лицо его было суровым и, казалось, тлетворный дух смерти так и не успел коснуться его в полной мере, забрав лишь часть. Все остальное пока еще принадлежало ей.
Она так и не сказала ему. Тянула до последнего, надеясь, что он сможет встать, и они снова пойдут по цветущему лугу.
Она подняла голову, окидывая пустым взглядом дымящиеся останки города.
Чума...
1492 год, берег Новой Земли
- Земля! – восторженно закричал он, первым выскакивая из шлюпки и бросаясь к золотому берегу. Где-то позади неспешно приближалась к берегу вторая шлюпка, везущая Христофора.
Здесь было чудесно. Все так, как они и ожидали. Совершенно пустынное место с удивительными деревьями, животными и, как они надеялись, совершенно удивительными сокровищами. Только вот...
Он прищурился, а потом схватился за нож, когда прямо из зарослей к нему вышли несколько десятков людей.
Странные, с красным оттенком сильно загорелой кожи, с необычными головными уборами из перьев, они внушали необъяснимое почтение.
Он опустил оружие, глядя на женщину, что вела их. Высокая, стройная, с кожей немногим более светлой, нежели у окружавших ее мужчин.
И он улыбнулся, чувствуя, как к нему возвращается любовь.
1560 год, Англия
Быть королевой – утомительно.
Быть английской королевой – еще более утомительно.
Быть английской королевой-девственницей... Не приведи никому, Господи!
Она откинулась назад, томно и лениво обмахиваясь тяжелым веером.
Было жарко, в помещении летали мухи, которые хоть и отгонялись старательными слугами, но все равно немало досаждали. Вяло текущий ужин поддерживался не менее вялыми разговорами, до которых никому, в общем-то, не было дела.
Она повернула голову, пристально глядя на Роберта*.
Вот мужчина, ради которого она многим может поступиться.
Он разговаривал с ее фрейлиной. Одной из фрейлин. Блондинистая, с кошачьими зелеными глазами, которые многих при дворе сводили с ума.
Многих. Но только не его. Она знала точно.
И, будто услышав ее мысли, он оторвался от разговора и скользнул взглядом по ее декольте.
Нахально. Вызывающе.
Но ей это всегда нравилось
Он приподнял бокал с вином, приветствуя ее.
Она улыбнулась в ответ.
------------------------------------------------------------------------------
* Роберт Лестер – фаворит Елизаветы Английской
1623 год, Франция
- Ты ведьма! – с восхищением сказал он ей. Она в ответ плюнула ему в лицо.
- Ненавижу тебя!!
Он властно притянул ее к себе, собираясь спасти от всех костров, что горели еще на их пути.
- А я тебя люблю!
1943 год, Дахау, Германия
Он со скучающим выражением лица смотрел на очередь, медленно продвигавшуюся вперед.
Криков не было: слишком толстые каменные стены глушили все, что было надо. Оно и к лучшему: наверняка, к вечеру у него разболелась бы голова от постоянных воплей.
Мысли перекинулись к Грете. Пшеничные волосы, зеленые глаза, хорошая фигура, покладистый нрав – истинная арийка, созданная для арийца. Она терпеливо ждала его дома. Если только можно было назвать домом это место.
Поудобнее перекинув автомат, он перевел взгляд налево и замер, неожиданно наткнувшись на самые синие глаза из тех, что он когда-либо видел.
Женщина, смотревшая на него без ненависти и слез, была красива. Высокая, стройная, разительно отличающаяся от всех остальных, она молча шла по направлению к газовой камере, и потрепанная ветхая рубашка едва прикрывала ее стройные загорелые ноги.
Он почувствовал, как в брюках поднимается его маленький Ганс. Это было нормально: он еще не научился не реагировать на то количество обнаженных женских тел, которые мелькали перед его глазами, ведь некоторые из них были все еще достаточно хороши. И неважно, что они умрут. Так даже лучше: они уже никому не расскажут, что делали с ними немецкие солдаты, изголодавшиеся по женской ласке.
Ему повезло больше. Стоя сейчас, у всех на виду, с набухающим комом в штанах, он думал о том, что вечером Грете не поздоровится. Он овладеет ею так, как хочет овладеть этой равнодушной к собственной участи женщиной. Он не будет слушать ее стонов и визгов, он...
Очередь двинулась, и женщина пропала из виду.
Он вздохнул, снова поправляя автомат и переминаясь с ноги на ногу.
Это становится все сложнее. Век от века.
Но он хочет услышать их. Эти слова.
От нее.
И он услышит.
2001 год, Вашингтон
Ее возлюбленный, с которым они были вместе вот уже пять лет, грек по национальности, возил ее как-то на свою родину. Оставшись под впечатлением от теплого моря, красивых греческих женщин и вкусной еды, Моника была бы не прочь побывать там снова. Но не сейчас, когда начальство ждало от нее отчета по поводу пребывания их здесь, в центре страны.
Александр обнял ее, и она притворно строго отпихнула его от себя.
- Мы ведь не одни! – она глазами показала на стеклянную дверь, за которой сновали быстрые тени агентов. Но никто не стал ее слушать, и она, улыбаясь, отдалась предложенному поцелую так, словно он был их последним.
- Я люблю тебя, - шепнула она ему, разрывая поцелуй, и услышала лишь, как он прерывисто выдохнул, прижимаясь к ней щекой.
- Наконец-то, - шепот его был едва слышен, а тело дрожало, словно он собирался заплакать.
- Наконец-то что? – спросила она, поглаживая его волосы, темные и короткие.
- Наконец-то я знаю точно, что это правда, - по-прежнему приглушенно отозвался он, не разрывая объятий.
Моника улыбнулась, тоже прижимаясь к нему. Сегодня она чувствовала, что и правда любит его. Так, как не любила никого никогда прежде. Ей было хорошо с ним, и они могли бы прожить вместе всю жизнь.
Пока смерть не разлучит их... Но кто позволит ей сделать это?
Александр оторвался от нее, и его непривычно серьезный взгляд заставил Монику заволноваться. Не хочет ли он сделать ей предложение прямо сейчас? Она не готова ответить ему!
- Поклянись, что мы всегда будем вместе, - он не просил, он практически требовал. Но требование это совпадало с тем, как планировала свою жизнь дальше женщина, поэтому она снова улыбнулась и погладила любимого по щеке.
- Я клянусь. Клянусь, что никакой мужчина не разлучит нас, - Моника лукаво улыбнулась и хотела добавить, что по поводу женщин клясться уже придется ему, но не успела.
В глазах Александра мелькнула едва уловимая досада, когда двери кабинета, в котором они сидели, распахнулись, и внутрь вошли двое: высокий мужчина в слегка мешковатом костюме и маленькая женщина с яркими рыжими волосами. Эти волосы приковали все внимание Моники, и она, признаться честно, даже не запомнила, как представились им эти двое и о чем они говорили.
Было странно отчего-то видеть эту женщину, здесь и сейчас. Что-то пыталось всплыть в памяти, что-то особенное, не относящееся к данной ситуации.
Разговор закончился быстрее, чем все ожидали, и Моника задержала взгляд на уходящих агентах. Ей бы не хотелось в том сознаваться, но от женщины при прощальном пожатии рук повеяло вдруг до странности знакомым теплом. Что-то такое родное, близкое, от чего совсем не хотелось отказываться в ближайшее время.
Да и эти глаза... Почему они вдруг напомнили ей кого-то, кого – и она была готова поклясться в том – она никогда не встречала?
Александр тронул ее за плечи, и его большая ладонь вернула ее к реальности.
- Ты в порядке? – голос его был полон участия и любви.
Агент Рейс кивнула, вдруг вспомнив имя, которое ей только что назвали. А потом кивнула вновь, продолжая следить взглядом за уходящей Даной Скалли.
А губы шевельнулись, произнося совершенно другое, гораздо более заветное, имя:
- Габриэль...
