Когда-то, когда древние боги правили на Олимпе, а воины и короли - на Земле, во Фракии была одна деревушка под названием Амфиполис. В Амфиполисе жили мужчина по имени Атриус и женщина по имени Сирена. Они были женаты много лет, но не имели детей.
-Не беспокойся, муж мой, - говорила Сирена Атриусу, - когда боги сочтут, что пришло время, они пошлют нам ребенка.
Но Атриус не успокаивался. Истинный фракиец имел сердце воина, несмотря на то, что свыкся с мирной деревенской жизнью жены, и он страстно желал сына, чтобы обучить его искусству войны, сына, который последует по его стопам и прославит свое имя.
В то время Фракия была не самой спокойной землей, слишком часто раздиралась войнами и редко почивала в мире. Как и другие мужчины, Атриус каждый год на много недель покидал дом, сражался, сражался, сражался, а Сирена оставалась дома, управляла постоялым двором и подолгу в тревоге молилась за безопасность и возвращение мужа.
И вот наконец Сирена сказала Атриусу, что она ждет ребенка. Как они радовались! Атриус даже отправился купить детские оружие и доспехи, его жене оставалось только недовольно качать головой. Сирена не имела никакого желания видеть свое дитя втянутым в войну, но она не собиралась разбивать мечты мужа.
В назначенное время Сирена родила ребенка. Красивое здоровое дитя - но дочь, не сына. Сирена баюкала на руках крошечную девочку, поражаясь ее мягкой коже, черным волосам и любопытным синим глазенкам, так отличающимся от бледно-карих глаз и блеклых волос большинства фракийцев.
-Воистину, ты - благословение богов! - шептала она крошке. - Я не знаю, что уготовили тебе Судьбы, но твоя жизнь будет такой же прекрасной, как ты сама! Я назову тебя Зеной.
Когда Атриус увидел своего ребенка, его охватил слепой гнев.
-Что это за черная ложь, которой ты пытаешься меня накормить, женщина? - гремел его голос, обращенный к жене. - Тебе хватает наглости смотреть мне в глаза и говорить, что это мой ребенок? Слабая девчонка, с черными волосами и голубыми глазами! Мой ребенок не может так выглядеть! Ты навлекла на меня позор, изменница!
Бедная Сирена не могла сделать ничего, чтобы успокоить ярость мужа. Он надевал свою амуницию и оружие, под ее полным ужаса взглядом, и выхватил ребенка из рук жены.
-Куда ты несешь нашу дочь, Атриус? - испуганно закричала Сирена, но Атриус уже был снаружи и садился на лошадь. Все еще слабая после родов, Сирена пыталась бежать за ним, но споткнулась на пороге.
-О боги, услышьте мою просьбу, - рыдала она, - спасите мою дочь!
Атриус отнес крошку в близлежащий храм Ареса, Бога Войны, и положил сверток на алтарь. Маленькая Зена не плакала, а лишь смотрела на отца глазами, казавшимися необычными не только из-за цвета, но и из-за отражающейся в них настороженности.
Атриус вытащил меч.
-Прими эту жертву, Бог Войны, прошу тебя - и да смоет ее кровь позор, который навлекла моя жена на себя и меня! Позволь моему мечу быть верным, какой не смогла быть моя жена!
С этими словами он опустил меч - но возможно, Арес не слушал, или возможно, ярость Атриуса действительно ослепила его - но только меч выпал из его руки и лезвие оказалось направленным не вперед, а назад. Пронзенный мужчина упал на алтарь, на лицо ребенка брызнула кровь. Почувствовав, что что-то не так, она начала вопить.
-Что это такое? - спросил один прохожий у другого. Оба посмотрели в сторону храма.
-Кажется, звуки доносятся оттуда.
Мужчины вошли в храм и тут же в тревоге отступили назад к дверям. У алтаря лежало тело Атриуса, а на самом алтаре - крошечный младенец, с рубиновыми каплями крови на лбу.
-Крещение кровью! - почтительно, и одновременно с ужасом сказал один из мужчин - ужас был оправдан, жертва Атриуса производила жуткое впечатление.
-Ваш муж упал на свой меч, - как можно мягче сказали они Сирене, - он умер с честью, - так все и было.
Погребальный костер Атриуса горел не слишком долго, над ним было пролито не слишком много слез - ведь он не был кем-то особенным, обычный человек. Его жена осушила слезы и продолжала работу, слишком занятая новым ребенком и гостиницей, чтобы горевать о муже, которого она однажды, давным-давно, очень сильно любила.
Шли годы. У маленькой Зены скоро появился младший брат, Лайкус. Сирена взяла себе мальчика, когда его мать однажды зимой подхватила лихорадку и скончалась. Отец Лайкуса давно был убит в какой-то пустяшной ссоре - Лайкус был слишком мал, чтобы его помнить.
Вся семья продолжала жить в гостинице. Пока Сирена неустанно работала, ради уверенности, что они никогда не влезут в долги, дети большую часть времени проводили в играх на улицах. Маленькая Зена вырезала себе и брату деревянные мечи, и они организовывали мнимые баталии, или друг против друга, или, гораздо чаще, вместе против других детей. Они были неделимы. И они всегда побеждали.
-Когда-нибудь я стану великим воином, Зена, - любил говорить Лайкус. - У меня будет своя армия. Я завоюю всю Фракию, потом и Грецию.
Его сестра посмеивалась:
-Нет, это я буду воином! Но если ты будешь себя хорошо вести, я могу назначить тебя своей правой рукой!
Обычно это переходило в дружескую стычку между детьми - стычку, в которой всегда побеждала Зена. Но, хотя Лайкус никогда не догадывался указать на это, она была почти на два года старше.
Сирена с тревогой следила за всеми этими военными играми. В ее собственных мечтах, дети стремились не к войне, а к миру. Она не хотела ничего другого, только видеть, что они растут и заводят свои семьи. Она не видела в войне ничего привлекательного - особенно, наблюдая каждый год междоусобные споры, мелкие стычки и набеги бандитов, не имеющих ни таланта, ни терпения собрать большую армию.
Однажды случилось неизбежное. Волнения во Фракии докатились до Амфиполиса, в облике Кортеза - как раз такого головореза. Слишком глупого, чтобы командовать армией приличного размера, слишком упрямым, чтобы назначить командующим кого-то еще, он удовлетворялся нападениями на беззащитные деревни. Его банда разбойников шаталась по полям вокруг Амфиполиса, вытаптывая пашни, и разбила там лагерь.
Крестьяне собрались в ратуше. В основном это были женщины и старики. Годы не были добры к мужчинам Амфиполиса, при том, что большинство из них были простыми фермерами. Многие погибли в войнах, многие другие были далеко, на еще больших войнах. Другие были больны, ранены, искалечены - то, что война не взяла, она растоптала.
Крестьянам не потребовалось много времени, чтобы принять решение. Они обеспечат отряды Кортеза всем, чего он потребует, позволят бандитам забрать все, что те захотят - в обмен на спасение Амфиполиса. Они укажут Кортезу на рыбу побольше и пожирнее вверх по течению - другие города, безусловно, гораздо богаче, чем Амфиполис.
-Трусы! - сердито прошептала Зена брату. Они подслушивали встречу снаружи. - Они хотят продать наши жизни ради обещания мира!
-Но что мы можем сделать? - нахмурился ее брат, - если мы не дадим им то, чего они хотят, они убьют нас! Нам даже нечем драться с ними, разве что граблями и косами!
Зена тряхнула головой.
-Они все равно убьют нас. И мы можем просто стоять и покорно ждать, как овцы перед забоем. Но если мы будем сражаться - по крайней мере, получим шанс!
Той ночью Зена, Лайкус и несколько других подростков пробрались в лагерь Кортеза. Они осторожно, чтобы не быть замеченными, шныряли вокруг палаток, пока не нашли то, что искали - оружейный тайник. Бесшумно, но очень, очень эффективно, они перетащили оружие из тайника в деревню - дети, образовав живую цепь, хорошо скрытую от самых острых глаз, ползли по земле, передавая драгоценные мечи, луки или стрелы вдоль очереди. Чтобы очистить тайник, потребовалась вся ночь, но к рассвету предполагаемо мирная деревня была вооружена до зубов.
Конечно, это была идея Зены. В пятнадцать она начинала проявлять настоящий талант к тактике и стратегии - военной сообразительности, которая выдавала в ней прирожденного воина. Ее мать видела это и постоянно об этом беспокоилась. Другие жители Амфиполиса тоже это видели - и подсознательно приняли ее командование. Сирена соответствующе назвала свою дочь. Она действительно была необычной.
Кортез взял предложенную крестьянами еду и те немногие драгоценности, которые они собрали. Но вечером, тем не менее, его лагерь все еще оставался на прежнем месте. Зена была права в своем предсказании. Кортез в любом случае собирался напасть.
- Мы выйдем этой ночью, пока они спят, - сказала она компании, собравшейся вокруг нее и Лайкуса. - Наши родители - трусы. Они не будут сражаться. Поэтому или мы убьем их сейчас, или дождемся резни утром! Так что выбираем?
-Убьем их всех! - закричал Лайкус.
-Убьем их всех! - подхватила его крик маленькая армия.
К пятнадцати годам Зена испытала, что означает вести армию. Маленькие, верные, простые пара дюжин мальчишек против сотен мужчин Кортеза, большинство из них ее же возраста, а то и младше - и все-таки они были армией.
Они рассредоточились по всему лагерю Кортеза и ждали сумерек. Темнота быстро спустилась - стояла уже поздняя осень, и лагерь купался в серебристом лунном свете. Главарь и его банда заснули, даже караульные храпели на своих постах - полные уверенности, что от крестьян не ожидалось никакой угрозы. Скоро должно было наступить утро - утро резни.
Зена сидела в углу палатки Кортеза, за грудой вонючих шкур. Ее брат прятался в бочке с другой стороны палатки. Наконец время настало.
Без малейшего колебания Зена выскочила из своего убежища и приблизилась к спящему Кортезу. Огромный мужчина лежал, замотавшись в сальные кожи, храпя, широко раскрыв рот, демонстрируя кривые желтые зубы. Зена стояла достаточно близко, чтобы ощущать его дыхание. Она взяла свой кинжал, более легкий в работе, чем меч, и перерезала его голую грязную шею, одним движением. Из его рта вырвалось маленькое бульканье – после он умер. Она удивилась, насколько легко все вышло.
В пятнадцать Зена выяснила, что значит забрать чью-то жизнь. Она отодвинулась от брызнувшей крови Кортеза и издала закладывающий уши, воющий крик.
По этому сигналу деревенские мальчишки напали на несобранных спящих солдат Кортеза, вооруженные их же оружием. У солдат не было времени сообразить, что к чему, не говоря уже о том, чтобы защищаться. Юнцы выросли во Фракии и попросту не могли бы не научиться обращаться с мечом. Кажущиеся находящимися одновременно повсюду, они восполняли недостаток физической силы и опыта отчаянием. Зена рассеяла их по лагерю, чтобы прибавить замешательства - не было никакого фронта, против которого можно было бы выстроиться, никаких линий, никаких отрядов - только звуки лязгающих мечей и тяжелые глухие звуки падающих тел.
Так занимался рассвет. Добрая половина жалких бандитов Кортеза оказалась вырезанной. Остальные сбежали в округу. Невероятно истощенная, Зена попыталась собрать вместе свою маленькую армию, попыталась увидеть, есть ли среди них раненые.
-Лайкус? - позвала она брата, идя по руинам лагеря, переступая через трупы, одновременно с чувством отвращения и гордости. - Кто-нибудь видел Лайкуса?
Его не видел никто. Был организован маленький поисковый отряд, они перерыли весь лагерь и окрестные территории, крича его имя и выискивая хоть какие-то его следы.
Зена переворачивала одно мертвое тело за другим, полу ожидая, что Лайкус выскочит у нее из-за спины и завопит "Эгей!" ей в ухо.
Он не выскочил.
Зена, не двигаясь, смотрела на безжизненный предмет перед ней. Это было лицо Лайкуса. Он улыбался. Она наклонилась к нему, больше с любопытством, чем с осознанием ситуации, убирая с его лица липкие от крови волосы. Каштановые фракийские, совершенно не похожие на ее черные. Улыбка выглядела настолько живой, что она должна была улыбнуться в ответ. Улыбка Лайкуса всегда была такой заразительной своей искренностью.
В таком состоянии они ее и нашли. Улыбающуюся трупу брата, смертельно раненому в живот. Других мертвых крестьян не было.
Когда ее привели домой, Сирена ничего не сказала. Зена прошла в комнату, которую делила с Лайкусом, и заснула на его кровати. Она спала почти два дня. На третий она проснулась от того, что к ней подошла группа где-то из десяти пожилых крестьян, включая ее мать. Они хмурились, глядя на нее.
-Это правда, - спросил один, - что ты повела на лагерь Кортеза группу детей?
Зена слабо кивнула.
-Знаешь ли ты, девчонка, что ты нарушила мирный договор?
-Утром они бы вырезали нас всех, - она не собиралась оправдываться.
Взрослые качали головами. Ее мать, заметила она, все еще неподвижно одеревенело стояла.
-Зена, нам совсем не хочется это делать, но ты должна понимать, что Кортез был не один. Вы привлекли к нашему городку внимание, бросили вызов другим воинам. Вы нарушили мирный договор.
Зена пожала плечами, все еще глядя на мать. По щеке Сирены катились слезы, но она ничего не говорила. А в следующее мгновение Сирена развернулась и вышла.
Это был последний раз, когда Зена видела мать, на много-много лет.
Она подняла глаза на старейшин.
-Я уйду.
Говоривший с ней человек кивнул.
-Очень хорошо.
Они смотрели, как она тяжело поднялась с кровати, стараясь не задеть незначительные раны, которые прежде она даже не заметила. И все же боль в ее теле была ничто по сравнению с тем, что она чувствовала, когда крестьяне прошли мимо нее и покинули комнату.
В пятнадцать Зена узнала, что означает быть одной, абсолютно одной.
Вот и все, Зена впервые покинула Амфиполис, не героем, как она надеялась, а предательницей, нарушившей договор, ее брат не стал ее правой рукой, как она планировала, но мертвым предметом, сожженным на костре или положенным в гроб. Она не знала, как именно его похоронят, и ее это не волновало. Лайкус не был предметом. Лайкус ушел.
Зена долго шла, держа направление на север, без всякой видимой причины, кроме той, что она сразу начала этот спуск. Она следовала за рекой, текшей через Амфиполис, потом - за рекой побольше, в которую втекла первая, потом - еще большей. Она долго шла, пока осень не стала зимой, и холод стал слишком резким, чтобы игнорировать его. Она крала то, в чем нуждалась, не имея средств покупать еду или одежду. Она спала под открытым небом, а когда стало слишком холодно - в конюшнях и сараях. Было не лучшее время года для путешествий, и не лучшее время искать работу за жилье. Урожаи давно собрали, лен замочили, животных отправили на зиму в стойла. Когда она могла, она брала коровье молоко и жадно пила, сбегая раньше, чем ее могли бы поймать.
Она не думала о брате. И она никогда не говорила.
Когда упал первый снег, Зена не удивилась, хотя и никогда прежде его не видела. Она давно перестала удивляться. Она просто рассматривала это как знак, что оказалась уже далеко на севере. Место было мрачным торговым городом, расползшимся вокруг порта в устье огромной реки. Зена прошла по пирсу и села, глядя на волны, бегущие по морю - пенистые дикие животные, которые преследовали друг друга по бескрайней туманной стали. Море простиралось дальше, сливаясь вдалеке с тяжелым, серым небом. Большое расстояние давало ей обещание - теперь будет другая дорога, совсем иного рода. В конце концов, она могла продолжать идти.
Так, без дальнейшего рассмотрения, Зена украла у неприветливого полуслепого владельца портового магазина немного еды и забралась в коробку в груде грузов, загружаемых на корабль. Зена уселась в ожидании и уснула.
Ее разбудило ощущение полета, сопровождаемое сильным толчком, когда коробку бросили в трюм. В тревоге Зена слушала стихающие шаги моряков, вверх по лестнице на палубу. Она подняла крышку и встала, быстро разминая мышцы, и спряталась под лестницей как раз вовремя, чтобы не быть придавленной новой коробкой. Она надеялась, что в некоторых из них были вода и еда - голодание не входило в ее планы.
В самом деле, торговый корабль обладал значительными запасами продовольствия. Преимущественно еда состояла из соленой свинины, лимонного сока и корабельного печенья, но это была намного лучше, чем то, к чему Зена привыкла за последние несколько месяцев.
Другие коробки были наполнены товарами. Оружие, шкуры, ткань, шерсть, пшеница. Зена обзавелась хорошим мечом и изящным маленьким кинжалом, а заодно черепаховой гребенкой и кожаным бурдюком. Она взяла дубленую кожу и с помощью кинжала сделала себе грубые кожаные доспехи. Этот проект занял почти месяц, но она неустанно работала, претворяя в жизнь свои планы. Хорошо было для разнообразия иметь цель, и Зена окунулась в нее с головой.
Она каждый день занималась с мечом, тренировалась, как прежде с Лайкусом, выполняя упражнения, которые они разработали. Но она никогда не думала о нем.
Она также подслушивала разговоры моряков, когда они спускались что-то взять, отмечая их ворчание и беспокойство, их тоску по приключениям - и изменяла свои планы.
Когда корабль был в порту, Зена спряталась в одной из пустых кают наверх. По крайней мере, там были окна. Она могла видеть солнце.
К тому времени, когда доспехи Зены были готовы, а тело натренировано и готово к действию, наступила поздняя весна. Так она подозревала, но не могла убедиться - она не смела рисковать выйти наружу, корабль не проводил во всех маленьких портах больше дня, в подготовке к длительному путешествию, большому торговому пути.
Наконец ее планы можно было реализовывать. Зена ждала, пока не была уверена, что они вышли в открытое море, и стало мало шансов на встречу с другими кораблями. Когда она была удовлетворена, что все было именно так, и дневной свет больше не пробивался сквозь люк в потолке, Зена надела свои самодельные доспехи, взяла оружие и сделала первый шаг.
Палуба корабля была пустой, стояла ночь, только рулевой да юнга на посту не спали. Ночь была прекрасной, звезды холодно мерцали и казались неприступными в иссиня-черном небе.
Покои капитана оказалось не трудно найти. Зена вычислила местонахождение каюты из разговоров моряков и ее собственных кратких набегов на палубу.
Дверь была не заперта. Зена достала маленький кусочек ткани, смоченный льняным маслом и выдавила несколько капель на петли. Дверь бесшумно открылась.
Внутри был большой стол с чернильницей и несколькими килями, картами, книгами, компасом и другими навигационными инструментами. Капитан спал в гамаке в углу, его дыхание ровно разносилось по каюте.
Зена приблизилась к нему, осторожно, чтобы не наступить на скрипучую половицу. Гамак чуть качался вместе с кораблем. Зена изучала силуэт мужчины, едва заметный в темноте. Он не напоминал ей Кортеза, и за это она была благодарна. Она отдернула с окна занавеску, чтобы было лучше видно. Тени плясали по каюте.
Капитан проснулся, почувствовав у горла холодную сталь. Он проследил взглядом к держащей эту сталь руке - тонкой и грязной, от нее - к плечу. И, наконец, его глаза остановились на лице Зены, наполовину скрытое в тени. Ни единый мускул его не дрогнул. Это вызвало восхищение у Зены.
-Что ты собираешься делать? - спросил мужчина. Он был старше, чем Зена первоначально подумала, возможно, лет пятидесяти пяти, но выглядел подтянутым и собранным.
-Это зависит только от тебя, - она недобро улыбнулась. - Со своей стороны, я бы предпочла... чтобы мы остались друзьями. Такими, какие помогают друг другу. Ты сделаешь что-то для меня, а я сделаю что-то для тебя.
-И что же является этим "что-то"?
Капитан попытался отодвинуться подальше от клинка, но рука Зены еще крепче прижала его.
-Не стоит.
Он сглотнул.
-А что ты сделаешь для меня, друг?
Зена засмеялась.
-Уже лучше. Я сохраню тебе жизнь. И я удостоверяюсь, что ты не будешь обижен после набегов. Это я тебе гарантирую.
-Ладно, я тебе верю, - капитан смерил ее взглядом, убедившим Зену, что ее выход оказался более чем успешным. В его лице она видела гнев, который ожидала, но не только - еще и сдержанное восхищение, и то, чего она совсем не предполагала - жажду приключений, его и команды.
Юные годы Зены сослужили ей хорошую службу - для кого-то старше и опытнее было бы очевидно, что лишь по чистому везению капитан не сделал ни одной из тысячи вещей, которые он мог бы сделать, чтобы избавиться от этой маленькой выскочки. Или, возможно, той ночью боги следили за делами смертных пристальней, чем обычно.
-Тогда мы договорились, - она убрала кинжал.
Капитан потер свое горло, потом протянул руку для скрепления "соглашения" рукопожатием.
-Капитан Фолко.
-Зена.
Итак, шестнадцати лет отроду, в самодельных доспехах из дешевой кожи, с хорошо смазанным мечом и кинжалом, Зена стала помощником капитана пиратского корабля. Одного из множества кораблей, бороздивших Эгейское и Средиземное моря - но один из самых удачливых. Ее положение помощника было лишь формальностью. Фактически же она была капитаном всего, кроме навигации - этого умения она еще не обрела и не видела большого смысла в его приобретении. На это требовалось бы слишком много времени, это бы утомляло, а она была слишком нетерпелива. К чему она рвалась, она бы не смогла сказать, сейчас она имела и деньги, и различные вещи, и уважение моряков, граничащее с лестью. Их первоначальные недовольства ее присутствием были пресечены заверениями капитана - Зена все еще не могла поверить, насколько этот человек стремился быть пиратом, и Зена сдержала свое слово. Она и впрямь была хороша. Очень, очень хороша. Организация, стратегия и маневры - все давалось ей легко. И ее пиратский корабль вскоре стал всем известным и вызывающим страх.
Она переименовала корабль. Теперь он назывался "Лайкус".
На борту "Лайкуса" Зене исполнилось семнадцать. Ее самодельные доспехи давно исчезли, вместе с тощей детской фигуркой. Хорошее питание, хорошая одежда, хорошее оружие - Зена превратилась в поразительно красивую молодую женщину. Ее волосы по-прежнему были черны как уголь, ее глаза были голубыми как небо в тот день, когда она родилась, но теперь в них было нечто новое, пустота, холодная жестокость, которая вызывала ужас у ее врагов и нервный трепет у собственной команды. Ни один из них ни разу не сделал попытки испытать ужасную красоту Зены, ведь все пираты, даже самые отчаянные, любили жизнь.
Зене не приходило в голову, что к семнадцати она уже стала военачальником, практически ничем не отличающимся от Кортеза - только на море.
Когда с наступлением новой зимы в море стало неспокойно, корабль Зены захватил римское судно. Оно не было огромным, но фиолетово-золотая отделка и множество драгоценных металлов и камней на борт указывали на то, что корабль вез важную птицу. Люди Зены, обученные и закаленные, легко взяли корабль на абордаж, мгновенно сцапали золото и драгоценности и без раздумий убили большую часть команды. Единственный пассажир, в форме римского генерала, был схвачен, связан и доставлен под очи Зены. Этот мужчина смотрел на нее с нескрываемым презрением, по-видимому, не волнуясь за свою печальную участь. Он не ныл, не умолял, не корчился от боли из-за своих ран. Зена была очарована.
-Этот человек что-то знает. Я лично им займусь, - объявила она команде. - Приведите его в мою каюту.
Конечно, ей повиновались, никакой пират не посмел допустить и, тем более, озвучить мысль, что приказ капитана мотивирован чем-то кроме перспективы богатого выкупа. Теперь Зена была настоящим капитаном "Лайкуса". Капитан Фолько был убит в стычке несколько месяцев назад, оставив Зене всё руководство.
Каждая женщина, как и каждый мужчина, делает в своей жизни одну ошибку, идя против всех своих принципов, против всех инстинктов, заставляя замолчать самый громкий голос разума и слушая только сладкое шептание сердца. Иногда такая ошибка оказывается маленькой и легко забывающейся. У других эта ошибка может изменить всю жизнь.
Той ночью ошибку сделала Зена.
Римлянин назвался Цезарем. Он умел обращаться со словами - Зена не думала, что речами можно рисовать такие яркие картины, сцены великих сражений и триумфальных маршей, фантастических дворцов и великолепных храмов. Короче говоря, никогда не видя Рим, Зена безнадежно влюбилась в этот город.
Цезарь о многом ей поведал. Он рассказал ей о своих планах управлять Римом и сделать его еще более великим. Он говорил, что это его судьба. Стремление Зены к чему-то, наконец, обрело цель - жажда власти, силы, еще более непреодолимой в комбинации с жаждой мужчины, который будет владеть этой властью и силой. В ее возбужденном мозгу страсть неразрывно переплелась с жаждой власти, с чувством, что она могла, и будет иметь все это.
Три дня она не покидала свою каюту. А когда, наконец, вышла, все моряки заметили в ней некое тонкое различие. Ничего явного, но - будь пираты чуть умнее, или боясь они капитана чуть меньше, они бы поняли, что это изменение - то, как выглядит женщина, когда она влюблена.
-Мы собираемся вернуть пленника назад его римским псам. Они заплатят нам за него милый выкуп!
Пираты поддержали идею дикими возгласами, весь их предыдущий дискомфорт исчез, они снова полностью доверяли капитану.
Каждый день и каждая ночь на пути в Рим только усиливали чувства Зены, пока великолепное будущее, которое она готовила для себя и Цезаря, рука об руку управляющих своим миром, не стало единственным, что ее интересовало и занимало ее мысли.
Цезарь не мешал ее планам, а ночами опутывал ее сетью все больших и больших обещаний, загадочно улыбаясь про себя.
Наконец корабль прибыл в Рим. В сенат направили посыльного, через которого Цезарь велел принести в доки сто талантов золота. Это была неслыханная сумма - первоначально Зена рассчитывала потребовать всего один талант, который и так был чрезмерной платой. Но Цезарь рассмеялся и сказал ей, что он стоит в двадцать раз больше. Зена тоже рассмеялась - и выкуп поднялся до ста.
Римляне прибыли позже тем же днем. Но они были не одни - в порту оказались сотни римских солдат. Легионы Цезаря. Пораженная, Зена приказала команде поднять якорь и обратиться в бегство, но вскоре их корабль был задержан крюками - она не заметила их прежде, летая в облаках своего воображения, запутавшись в словах Цезаря и простынях.
Чтобы их схватить, много времени не потребовалось. И когда ее бросили перед Цезарем, предварительно связав и заткнув рот, он просто засмеялся, поглаживая ее по щеке.
-Вот так нужно действовать, - заметил он своему другу. - Разделяй и властвуй. Отдели разум женщины от ее чувств, и она твоя. Душой и, - он ухмыльнулся, - телом.
Крест был поставлен на высоком холме, общественное зрелище, которое Цезарь позабыл упомянуть в его Римской Истории. Руки Зены были привязаны к перекладине, лодыжки - к центральной доске, тело было прикрыто лишь грязной сорочкой. Вокруг нее падал снег.
-Сломайте ей ноги! - сквозь туман в голове услышала она, абсолютный ужас охватил ее. Боль милосердно дала ей забвение.
На вершине голого холма под Римом, привязанная к кресту, с потемневшим от боли рассудком, Зена отметила восемнадцатилетие. Иногда пустота рассеивалась в галлюцинации - и они были всегда одними и теми же. Видением мести. В тот день родилась новая Зена - с новой целью в жизни. Убивать.
Зена множество раз приходила в себя и проваливалась в забытье, прежде чем, наконец, смогла достаточно жестко взять под контроль свои чувства и сосредоточиться на реальности. Она отметила, что была в хижине - где стены были сделаны из оленьей кожи и украшены бусинками и рогами. Следующее, что она отметила, было отсутствие боли. Точнее, отсутствие любых чувств в ее ногах. Она вынудила себя посмотреть вниз, чтобы убедиться, что она все еще не лишилась их.
В этот момент откинулся полог, который служил дверью в хижину, и вошел старик. В руках он нес дымящуюся кастрюлю, которая пахла восхитительно, вынуждая Зену вспомнить, что она страшно хотела есть. Она, словно зверь, потянулась к кастрюле, но человек отодвинул ее, затем опустил в нее ложку и поднес к губам Зены.
Гордость сказала ей не открывать рот. Кроме того, пища могла оказаться отравленной.
Голод сказал ей, что если бы этот человек хотел убить ее, он сделал бы это давно, пока она была без сознания.
Голод победил. Зена ела, сжимая губами ложку, не желая отпускать ее, пока не высасывала с нее каждое последнее зерно овсянки. Она знала, что она ела как дикарка, но, пока была еда, ее не волновало ничто другое. Она всегда могла убить человека, единственного свидетеля слабости, позже. Но пока она должна была выжить.
Наконец наевшись, она с силой схватила запястья человека и взглянула в его морщинистое лицо, готовясь задать гору вопросов.
-Кто ты? Почему ты помогаешь мне? Как я здесь оказалась? И где именно это 'здесь' находится?
Полог снова поднялся - на сей раз впуская стройную девушку, почти полностью скрытую одеждой, видны были только ее темные глаза и каштановые кудри. Зена узнала в ней М'Лилу - галльскую девушку, прислуживавшую ей на корабле.
М'Лила что-то прошептала старику, и он поднялся и оставил хижину, высвобождая руки из хватки Зены без малейшего усилия. Раздраженная, Зена попробовала встать с кровати, но попытка не удалась.
М'Лила села.
-Ответы на твои вопросы просты, капитан. Римляне не казнили команду. В этом не было надобности. Я заплатила стражнику, и он позволил мне забрать с креста твое тело, прежде чем он проткнул бы его копьем. Он думал, ты и так мертва.
-Но... - начала Зена, однако М'Лила покачала головой.
-Пожалуйста, позволь мне продолжить. Я не знаю другого целителя, кто бы мог сравниться с Никлио, если кто и мог спасти тебя, то только он. И я делала все, что могла, чтобы поддержать в тебе жизнь, пока мы не прибыли в Галлию, капитан.
-Мы в Галлии?
-Да.
-Зачем ты это сделала, М'Лила? Я бы передала Цезарю всех вас, - Зена была искренне удивлена.
М'Лила пожала плечами.
-Когда-то я была рабыней на одном из кораблей, на которые ты совершила набег. Ты освободила меня.
Зена посмотрела на нее.
-Но я бы не колеблясь сдала тебя - вас всех - на милость римлян, только чтобы быть на стороне Цезаря! - она не делала никаких усилий скрыть правду.
-Я только возвращаю свой долг, - сказала девушка, и Зена никак не могла постичь ту невероятную преданность, о которой шла речь. И все же, как ни странно, что-то глубоко в израненной душе Зены было созвучно с этим - как если бы сумасшедший поступок М'Лилы коснулся нити памяти, и она с жужжанием распрямлялась.
-Мои ноги?
Вместо ответа М'Лила резко ткнула в бедро Зены - раз, два - и Зена не смогла удержаться от крика. Ее захлестнула волна боли. Другой быстрый удар, и боль снова сменила нечувствительностью.
-Никлио спас твои ноги. Но нужно время, чтобы они излечились, и я применила к тебе акупунктуру. Не пытайся ходить.
-Научи меня этому! - потребовала Зена, отдышавшись от крика.
М'Лила выполнила требование. Зена оказалась способной ученицей, но плохим пациентом. Она научилась использовать давление, чтобы блокировать нервы и перекрывать кровоток, и вынуждала себя учиться ходить не действующими ногами. Никакие просьбы М'Лилы и Никлио не могли отговорить ее от самоистязания. Не в природе Зены было неподвижно лежать и ждать, пока тело само излечит себя.
Ни М'Лила, ни Никлио не были удивлены в один прекрасный день, обнаружить ее побег - спустя два месяца со дня распятия на кресте. Оба Галла горевали о ней, но это была печаль, сопровождаемая знанием неизбежности этого дня.
-Ее ненависть слишком сильна, - сказал Никлио, и М'Лила кивнула в знак согласия.
Зена вновь шла на север, ее ноги были едва излечены. Она сильно хромала и едва выносила это, но нисколько не сожалела о своем уходе. Она нуждалась в свободе. Придет день, и Цезарь заплатит за предательство. Не сейчас. Позже.
И так она шла все дальше и дальше на север, пока ее ушей не достигли безошибочные звуки армии, разбившей лагерь. Вместо того, чтобы уйти от звуков, Зена шла к ним, почти не хромая. Цезарь постоянно говорил о его судьбе. В тот момент, когда она узрела армию, она знала, что эта армия - её.
Ей быстро удалось завербоваться, в наемных компаниях вроде этой всегда была нехватка опытных воинов. После того, как несколько из наиболее любвеобильных солдат заговорили на октаву выше, никто не пытался игнорировать её красоту. Несмотря на перенесенные мучения, Зена была очень красива, ее внешность, сформировавшаяся, твердая - и еще более чужая.
Было вполне естественно, что ее красота обратила на себя внимание командующего наемниками. И это было как раз на руку Зене.
Его звали Бориас. Истинный воин, по рождению и воспитанию, варвар и чужестранец для нее до последней бисеринки в волосах. Он немедленно понравился Зене. Более полезный командующий, чем она могла бы надеяться.
Зена ждала своего часа, участвуя в незначительных сражениях, в конечном счете, затмевая лучших из них в навыках и тактике - за исключением, если только самого Бориаса. Предводитель наблюдал за новенькой с все большим интересом и восхищением. Зена, конечно же, это знала - и ждала подходящего момента.
Он настал после особенно ужасного сражения, спустя чуть больше года после того, как Зена присоединилась к его отрядам. Она показала себя воином редкого вида - одновременно талантливой и на поле боя, и в стратегии, естественно принимая командование большими группами солдат. Армия редко совершала набег на города. Большинство их схваток было с другими армиями, как регулярными, так и наемными вроде их собственной.
Это сражение было против намного большей и лучше вооруженной силы. Отряды Бориаса все же победили, но победа была куплена слишком большим количеством крови. Сам Бориас был ранен, множество его людей убиты. Они сражались изо всех сил и теперь обосновались в лагере, укрывшись в долине, еще сильней сражаясь при разделе добычи.
Ритмичное столкновение мечей и щитов прорвалось через общий шум. Все наемники обернулись к центру лагеря, палатке командира. Перед палаткой стояла Зена, во всеоружии, на ее лице играла холодная улыбка, вызывавшая дрожь в позвоночниках всех наблюдавших.
Она бросила Бориасу вызов. Вызов за командование.
Бориас вышел из палатки, также вооруженный, с тщательно перевязанной раной. Его глаза остановились на женщине перед палаткой. Зена подняла бровь при его осмотре.
-Боишься?
-Это тебе стоит бояться, - усмехнулся Бориас.
Не тратя зря ни мгновения, он кинулся на нее, с мечом, вспыхнувшим в солнечном свете. Зена отвечала как следует. Они оба были равно хорошие друг для друга и сражение стремительно притягивало зрителей. Солдаты забыли о награбленном, о своих ранах, стояли, разинув рты, следя за поединком. Это было красивое зрелище - совершенный танец, в котором вели оба воина, сложный ритуал. Драка длилась до захода солнца, и вот уже по лагерю поползли тени. Солдаты зажгли костры вокруг сражающихся, а поединок всё продолжался.
Почувствовав прореху в защите противника, Зена взмахнула мечом, выбивая меч Бориакса подальше от ее мишени, и затем сбила его с ног. Бориас наконец лежал на земле, меч Зены целился в его грудь, дыхание воина было прерывистым. Зена провела острием по его груди, будто играя.
-Я победила, - объявила Зена, изо всех сил пытаясь справиться с собственным дыханием. - Теперь эта армия - моя, по правилам честного сражения.
-Но я ранен, - без намека на страх в голосе ответил Бориас. - Едва ли это можно назвать честной борьбой, Зена. Хотя ты достаточно честна, чтобы восполнить это.
-Ты сам не так уж плох, - ухмыльнулась Зена. - Что, однако, не делает здесь никакого различия.
-Вот тут ты ошибаешься.
Прежде чем Зена могла ответить, она оказалась на земле рядом с Бориасом. Это было сделано так четко, что она только ощутила падение.
-У меня есть решение получше, - лицо Борайаса было очень близко, - для этого маленького спора.
-И какое же? - Зена не сдвинулась с места.
-Мы работаем вместе.
С этими словами он наклонился и поцеловал ее. Толпа кричала и улюлюкала, но их голоса были неслышны этим двум, занятым продолжением их поединка в намного более дружественной манере.
В девятнадцать лет Зена поселилась в палатке командира армии. Жажда горела в ней - чувственность и жажда силы, наследство Цезаря, так же, как и ее хромота. В то время как Бориас становился все больше поглощенным ею, Зена становилась все беспокойнее. Пока Бориас мечтал о семье, Зена осталась настороже и планировала собственное величие.
Прошли месяцы. Некоторые - полные сражений, переходов, добычи, другие - медленные, утомительные, бесполезные, месяцы, которые не были заняты никакой работой, следовательно, и платой. Отсутствие дохода, в свою очередь, означала истощение запасов продовольствия и потребность нападать на маленькие города и деревни, чтобы подавить голод. Зена не любила такие месяцы, ощущая некоторую неловкость в душе. Не физически - нет, крестьяне едва ли были достойны скудной и голодной армии сильных мужчин и невероятной женщины. Нет, не в этом была проблема, вызывавшая неудобство Зены и беспокойные ночи. Не в силах побороть эти чувства и признать источник, она повернулась к Бориасу. В каждом городе, каждой деревне, на которую совершался набег, она видела Амфиполис, независимо от того, как мало они на самом деле напоминали то отдаленное место во Фракии, которое все еще часто при случае посещало сны Зены.
Но и в те месяцы, когда оказывалось, что мелкие корольки и богатые выскочки (практически не отличающиеся друг от друга) обнаруживали у себя достаточно золота, чтобы нанять армию, беспокойство Зены не уменьшалось. Оно просто принимало другое обличье. Ее планы великой армии, завоеваний, триумфов, сравнимых с римскими парадами Цезаря - все это она видела только в своем воображении, не имея никакой возможности воплощать их в жизнь.
Месяцы складывались в год, за ним - в другой. Разочарование Зены росло и росло, пока не заполнило все ее существо. Она больше не чувствовала себя свободной с Бориасом - с холодной уверенностью она знала, что ее судьба была более великой, чем умереть в каком-нибудь грязном поле в Германии или замерзнуть в Сибирской тундре, ничего не знача в Книге Жизни. Просто главарь наемников. Нет, ее предназначение было в величии, она знала - если бы только она могла бы найти тот путь, по которому ей было предназначено идти!
Никогда не говорите, что у Судеб нет чувства юмора. О, оно у них есть, и нет ни человека, ни бога, кто не был бы лишь марионеткой в руках Судеб - и горе тем, чьи нити запутает смеющаяся Судьба!
Когда наступил первый день двадцать первого года жизни Зены, ничто не предупредило ее, что этот день Судьбы выбрали для их шутки. Нет, Земля и Олимп были тихи и спокойны, не обращая внимания на узоры в гобелене жизни и запутанные нити, из которых были сотканы эти узоры. Только Клото, самая юная из Судеб, положила пальцы на две переплетенные нити и улыбнулась своим мыслям.
День располагал к лени. После предыдущего сражения армия была откормлена и одета и ничего больше не хотела, так что и Зена, и Бориас могли наслаждаться набегом на холмистые окрестности, якобы для личного осмотра области - хотя никакой наемник, как бы не был туп, не верил этому.
Они проводили вместе много времени: Бориас - довольный тем, что его любимая с ним, наедине, Зена - как обычно беспокойная, вся в тревоге и постоянно готовая к новой битве, даже в любовных утехах.
Когда солнце начало спускаться за горизонт, почти сразу упав, как и полагалось в это время, Бориас был готов вернуться в лагерь. Зена колебалась. Они не вышли непосредственно на вершину холма, оставаясь защищенными в долине, а не выставленными на всеобщее обозрение на плато выше. Это было решением Бориаса. Но Зена должна была подняться выше. Каждая ее клеточка восставала при мысли свернуть на полпути.
-Оставь мне Арго, - сказала она Бориасу, указывая на свою кобылу. - Я нагоню тебя позже. Хочу проверить наше расположение.
Взяв только свою лошадь, Бориас начал спускаться к разбитому лагерю. Он знал, что лучше не спорить с Зеной, когда она говорила таким тоном. "Королева Воинов" - так ее звали их солдаты, и не без оснований. Независимо от того, как близки были они с ней в сражениях, вокруг нее все же оставалась аура странности, чем дальше, тем более недостижимая. Это не было превосходством, точно, но заработало Зене ее королевский титул, равно как и имя, данное ей при рождении. Зена. 'Необычно'.
Зена без проблем добралась на вершину холма, Арго охотно везла ее по плотному ковру травы, мимо нескольких корявых деревьев, кое-где увядающих, но большей частью - зеленых.
Наконец она обогнула скалистую возвышенность и достигла плато. От открывавшегося оттуда вида захватывало дух. Заходящее солнце раскрасило пейзаж огнем, огнем, который отражался от каждого кусочка стали из лагеря в долине, создавая бесчисленное множество крошечных огоньков. Вдали холмы переходили в спокойную темную реку, воды которой мерцали золотом в исчезающем свете.
Мир лежал у ног Королевы Воинов - мир, созданный только для нее, казалось - сама судьба взывает к ней в закате.
Свет становился все более странным, розовые тона соединялись с золотом, придавая всему окружающему захватывающий кроваво-красный цвет.
Зена сидела в седле, чувствуя странность, тонко изменяющую ее, снимающую напряженность и нетерпение, заменяя ощущением цели, возобновленной верой в свою судьбу, судьбу управлять этой землей. Она расслабилась в этих ощущениях, позволяя мыслям бежать, как им вздумается.
Как долго она оставалась в таком состоянии, загипнотизированная, темная и прекрасная на солнце, она не знала. Но вот уже сумерки сгустились в ночь, и пейзаж мерцал не золотом, а серебром.
Но Зену вернули из грез не возрастающий холод или темнота. Это было незнакомое ей прежде ощущение, необычайное воодушевление в каждом нерве - как при стремительной скачке на головокружительной скорости, или первой атаке в бою.
Ощущение было отражено вспышкой фиолетового света возле нее - которая, казалось, ничуть не обеспокоила Арго. Так же, как и ее хозяйку.
-Кто ты? - спросила Зена, не выражая никаких эмоций, направив взгляд прямо перед собой.
Ей ответил глубокий приятный голос.
-Ты знаешь меня, Зена. И всегда знала.
-Да, - Зена не была уверена, откуда она это знала - это просто было у нее в голове. - Арес. Бог Войны, - ответ был столь же естественен как дыхание, но она все еще не смотрела на владельца голоса.
Она чувствовала, как ее обволакивает тепло, непривычное для этого продуваемого ветром холма - но все равно совершенно естественное. Она знала, что он был тут же, позади нее, его тело прижалось к ее, но Арго не двигалась, оставаясь безучастной.
Зена продолжала смотреть вперед.
-Меня ждет великая судьба, - в ее голосе не было сомнений.
-Да, - она почувствовала его руки, обнимающие ее, касающиеся ее бедер. - Великая судьба, Зена. Прими ее.
Прикосновения, сон то был или нет, оказалось достаточно чтобы пробудить в Зене оба вида жажды - чувственное желание и жажда силы переплетались в ней. Стоило только тонкой струйке протечь сквозь выстроенную ее стену для заслонения амбиций, и единственное прикосновение Ареса мгновенно разрушило ее, и поток амбиций затопил душу Зены, и каждая из них подпитывалась всевозможными желаниями.
Там, на вершине холма, с развевающимися на ветру черными волосами, Зена стала больше чем просто Королева Воинов. Она стала Грозой Миров. Две старшие Судьбы на миг приостановили свою работу и посмотрели на их сестру, Клото.
-Что ты натворила, сестра? - спросили они, не потому, что не знали, а потому, что хотели услышать ее ответ.
Клото улыбнулась скрытной улыбкой и ничего не сказала, вместо этого проведя руками по двум нитям, сплетенным вместе с того момента, когда они стали прясть. Одна была нитью смертной. Другая принадлежала богу.
Короткое мгновение Судьбы смотрели на друг друга. И потом три сестры начали смеяться. Все громче и громче, пока их смех не заполнил мир, достигнув Олимпа и Земли, призывая вмешаться. Но никто не вмешался.
За той первой встречей с Богом Войны скоро последовали другие. Той ночью Зена вернулась в лагерь, - не совсем уверенная, что случившееся ей не привиделось, но не менее убежденная в реальности этого.
Арес был словно огонь в кузнице - его присутствие, его внимание к ней, и как к воину, и как к женщине, сжег то, что оставалось в Зене от ребенка.
Бориас был ошеломлен изменениями в ней, но он не мог знать об их причине. Нетерпение и разочарование вытеснялись жестким намерением и восхищением самого сражения - чувством стали, вонзающейся в плоть врага, острым ощущением летящей стрелы, совершенной в траектории, смертельной в цели.
Вскоре уже не было ни одной армии, которая могла бы сравниться с армией Зены или противостоять ей. Она была Зеной, Грозой Миров - одно ее имя вселяло ужас в сердца врагов и временных союзников - ибо Зена не знала верности ее союзникам, не колебалась обманывать и предавать.
Когда ее армия захватывала заключенных, их продавали в рабство. На вырученные деньги покупали всё лучше и лучшее оружие, что в свою очередь приносило всё большие и большие победы.
Внешний вид ее армии - которая была теперь слишком большой, чтобы именоваться просто отрядом - изменилась за это время, солдаты в ней становились все безжалостнее, становились воинами, которые боролись не ради золота или славы, а ради жестокого упоения самой битвой.
Воинами, которые приносили жертвы Аресу - и пили за победы Бога Войны.
Она больше не просыпалась по ночам от того, что ей привиделся Амфиполис - она не имела никакой нужды в захудалых запасах, предлагаемых маленькими городами или деревнями. Она захватывала их просто в порыве к власти, силе, ради жажды крови и в качестве разминки для ее солдат, чтобы поддерживать их форму к большим сражениям.
Бориас устал пытаться отклонять этот курс событий, чтобы вернуть бывшую Зену, его Зену - Королеву Воинов. В отчаянии, занимаясь с ней любовью, просил ее вспомнить, прийти в себя.
А Зена смеялась. Она не говорила Бориасу, что уже давно привыкла к звуку отчаянных просьб. Они исходили не только от ее врагов, не только от бесчисленных вырезанных людей, которых она давно прекратила замечать, чувствуя только бешеную радость, когда вонзала лезвие в человеческую плоть. Просьбы исходили и от гораздо более мощного источника, с которым не могли сравниться никакие крики смертных - просьбы бога.
О, они не были непосредственно просьбами - но Зена думала, что действия говорят за себя довольно громко, снимая необходимость озвучивать эти просьбы. Немедленно, с безошибочным чутьем, Зена понимала, что Арес мог дать ей ключи к ее судьбе. И точно так же она знала, что она была простой смертной против бога, бога, который и думать о ней забудет, как только получит то, что хочет.
Мужчины и боги, в конце концов, были очень похожи. В двадцать два года Зена была достаточно хорошо осведомлена и обладала достаточной храбростью, чтобы прекрасно маневрировать между игнорированием чувств бога, всегда опасным делом - и удовлетворением его желаний.
Она не могла скрыть свой ответ на прикосновения Ареса, даже если бы захотела, но она не имела такого желания. Вместо этого она безжалостно мучила его, позволяя им обоим некоторую долю удовлетворения, но никогда не разрешая Аресу обладать ею, никогда не разрешая себе самой ступить на тонкий край лезвия обоюдоострой бритвы.
И вновь она доказала правильность своего имени. Хотя Зена и не могла этого знать, она была единственной женщиной в истории человечества, кто оказалась способна шагать по этому краю с самым непостоянным богом из всех - Богом Войны, долго шагать, продолжая сохранять свою жизнь и его покровительство.
Конечно, он мог бы взять ее силой, но как любой другой мужчина, встретивший Зену, смертный или нет, Арес не мог смотреть в те странные, дикие глаза и не быть загипнотизированным ими, безоговорочно сдаться ей, неспособный достичь желаемого, если это противоречило ее воле. Неспособный и нежелающий этого.
Поэтому неудивительно, что Зена смеялась над слабыми просьбами Бориаса, хотя слабыми они были только по меркам Зены. Он обращался к женщине, у ног которой лежал Бог Войны, который, правда, думал, что он рядом с ней. Само собой, Бориас потерпел неудачу.
И также неудивительно, что Бориас не сумел вернуться из следующего сражения. В отличие от Грозы Миров, его сердце не было окружено стеной, а смертные сердца, довольно хрупкие вещи, имеют свойство разбиваться.
Зена не обратила внимания на его смерть, но маленькая частичка чего-то нового или, скорее, очень старого, была посеяна в ее душе звуками панихиды по нему и удобрена пеплом от его погребального костра, и взращена.
И опять же, может, смерть Борайяса и не имела никакого отношения к этой мелочи в Зене, и вызвало эту мелочь рождение, а не смерть. Только Судьбы знают ответ на это, и только маленькая Клото знает, какое колдовство она впряла в новую нить жизни, которая росла в Зене.
Бориас умер, как умирает каждый смертный и каждый воин. Но он оставил своей любимой подарок, единственный подарок, от которого она не могла отказаться и единственный подарок, который он мог дать. Зена ждала ребенка.
Сначала беременность была едва заметной. Несклонная подчиняться физической потребности, Зена продолжала вести армию к еще большим завоеваниям. Города лежали в руинах, другие платили дань. Целые города были проданы в рабство.
И ребенок Зены рос.
Маленькие деревни на пути к большим городам были стерты с лица земли, поля растоптаны тяжелыми солдатскими сапогами. Бог Войны сражался рядом с Зеной в каждой битве, они разделяли жестокое восхищение убийством Но теперь они оба пустили в свои души зерна неуверенности. Зена чувствовала конфликт внутри себя: ее ребенок и ее жажда крови.
Арес, почти полностью покоренный магнетизмом этой смертной, загадкой, которую он разгадал и в тоже время нет, тоже испытывал некоторые сомнения. Конечно, была радость в сражении. Но у него было неприятное подозрение, что его Гроза Миров превзошла в жестокости даже его самого. Было ли возможным, что он настолько привязался к этой смертной, что даже мысль о ее возможной смерти или безумии, или и о том, и о другом, - настолько ужасали его? Он не знал. Арес не привязывался к 'неизвестному'. Ему все больше казалось, что смертность была заразной. И он очень боялся, что уже подхватил ее.
Наконец наступил неизбежный день, когда беременность Зены больше нельзя было игнорировать. Она больше не могла быть на поле битвы, командуя отрядами, окруженная своими воинами. Да, она отдавала приказы из палатки, но что касалось армии, это не могло сравниться с генералом на поле битвы. Недели бездействия превратились в месяцы, воины начали терять терпение и выдержку. По лагерю распространялось брюзжание - недостаточно, чтобы быть реальной угрозе армии, но достаточно для ослабления дисциплину. Достаточно, чтобы взволновать Зену.
И все же у нее были более существенные причины для беспокойства. Беременность протекала тяжело. Последние месяцы она проводила в бесконечной боли, не в силах встать баз чужой помощи, ненавидя слабость собственного тела, ненавидя Бориаса за то, что устроил ей это. По каким-то причинам она не могла заставить себя сосредоточиться на этой ненависти.
Возможно, это имело некоторое отношение к необычной реакции Ареса - она была уверена, что он исчезнет при первых признаках ее беременности, убивающих боевой дух отрядов, заскучает от бездействия и уйдет.
Как ни невероятно, он не исчез.
Вместо этого Арес продолжал появляться возле нее. Он сделал все, что мог, чтобы поддержать единство ее армии, организуя незначительные стычки и поединки, чтобы сплотить их против общих врагов, предотвращая волнение и суматоху среди отрядов.
Однажды он принес Зене подарок. Красивое оружие, подобного которому она никогда прежде не видела - за все свои путешествия. Круглое лезвие, украшенное золотом, с инкрустированными сапфирами. Острое, невероятно мощное. У оружия было название - Шакрам. Зена приняла его, но впервые в жизни она не могла увидеть причины, скрытый смысл. Арес не следовал за ее ожиданиями и этот факт только еще больше выбивал ее из колеи. Она чувствовала, что полотно мира распускалось.
Но самое особенное изменение, однако, было то, что Зена чувствовала нечто в своей душе. Начиная с тех давно минувших дней в Амфиполисе, она не чувствовала внутри ничего, кроме пустоты. Теперь, с все приближающимся днем ее освобождения, она знала, что была связь между ней и крошечной жизнью в ней. Она ненавидела эту связь, пробовала избавиться от нее, затягиваясь как можно туже, скача на Арго как можно тяжелее, до кровотечения, и расстроено колотила землю. И тем не менее, ребенок держался.
В конечном счете новая душа Зены выиграла у старой, став еще жестче. И эта победа открыла самые темные уголки разума Зены. Она видела сны. Сны о матери. О Лайкусе. Деревянные мечи и торговые ряды, и кражу яблок.
Умерев, Бориас дал ей то, что никто еще никогда не мог. Он дал душе Зены свою жизнь как выкуп. Он убил наследство Цезаря.
Это не Гроза Миров кричала, побелев от боли, в тяжких муках, не Королева Воинов Бориаса.
Месяцы исчезали, один за другим, с часами родов, накатывающейся боли, отходящей, исцеления. Когда, наконец, солнце взошло и мирно спящий ребенок лег на грудь Зены, ее совершенно не волновало ни что остается от ее армии, ни сколько человек ее оставят; ее не волновали эти жестокие солдаты, которые слишком глубоко погрязли в крови, чтобы быть возглавляемыми простой женщиной, ослабшей от родов.
Зену волновал только крошечный мальчик, которого она баюкала на руках, такой замечательный, такой красивый, что она осознала - в ней все же есть свет, достаточно света, чтобы произвести такое совершенствование. Достаточно, чтобы жить.
Это было похоже на пробуждение от длинного кошмара. Зена знала, что этот мир не будет длиться долго, она не имела никакого права быть матерью этого ребенка. Он заслуживал лучшего, и она собиралась дать ему это лучшее.
Но Зена знала, что никогда не перестанет стараться заработать это право.
Она назвала его Солан, потому что его рождение совпало с восходом солнца. Это был знак. Рядом появился Арес, ничего не говоря, просто наблюдал, сложив руки на груди. Зена смотрела вглубь его души, как странно, ведь еще не так давно она думала, что его беспокойство о ней - слабость.
Распустившись полностью, ее мир снова стал ткать себя - в новый гобелен.
Если могла бы быть красота в душе Гроза Миров, Зена больше не считала странным видеть ту же красоту в душе бога. Возможно, однажды он сам тоже ее увидит.
Арес подошел к ней, и она без страха передала ему ребенка. Он взял мальчика и нагнулся поцеловать Зену в губы. Это был жест обещания, не целомудренный, не требовательный.
-Когда ты оправишься, я дам тебе другую армию.
Зена медленно покачала головой. Ей пришло на ум, что Бог Войны никогда не узнает, что армии нельзя было дать или получить. Как и все остальное в мире смертных, они должны были быть созданы. А то, что когда-то было создано, могло быть разрушено, прокладывая дорогу новому созданию.
-Я оставляю все это, Арес, - возможно, впервые за все время, что она знала Ареса, она говорила прямо.
Мимолетный луч солнечного света осветил лицо бога. Это могла быть всего лишь игра света, но Зене показалось, что на миг бессмертное совершенство его черт смягчилось, стало почти по-человечески уязвимо. Миг закончился.
Арес вернул Зене сына, чуть пожимая плечами, его голос был совершенно уверен:
-Ты неправа, ты знаешь. Ты вернешься к этому. И ко мне.
-Не рассчитывай на это.
Он провел рукой по ее лицу и шее, чуть поднял её подбородок и соединил их губы. В этом поцелуе не было ничего чистого, ничего нетребовательного, он разжигал душу Зены, разжигал ее тело. Она углубила поцелуй, желая запомнить его, навечно выжечь в ее памяти, заставить длиться все последующие годы, чтобы у него не было бы власти изменить ее решение.
Потребовалось одно-единственное мгновение, чтобы понять, что это будет невозможно. Она отпустила его и подняла шакрам, рассекая расстояние между ними.
-Это - конец, Арес.
Арес проследил за острым краем лезвия, настолько острым, что разрезанный воздух жужжал. Тогда он усмехнулся.
-О нет, - сказал он, переводя взгляд от стального круга на нее и накрывая ее руки своими. - Это не конец. Это только еще одно начало.
