Chakram

Это интересно:

Сценарис Стивен Эл Сирс добавил часть о том, что Габриель родилась с шестью пальцами, потому что то же самое произошло с его отцом

Зена - королева воинов

"Зена - королева воинов" ("Xena: warrior princess") - сериал, повествующий о приключениях бесстрашной воительницы Зены и ее спутницы Габриель.

Зена - королева воинов

В прошлом Зена была Грозой миров, Завоевателем, сеющим страх и разрушения, но после встречи с Гераклом воительница расскаивается и становится на путь исправления своих ошибок. Читать далее...

РусШВС

Русскоязычный шипперский виртуальный сезон - проект родившийся в 2003 году силами пользователей сайтов AresTemple и ShipText. Это виртуальное продолжение сериала "Зена - Королева Воинов", подразумевающее наличие романтической линии между Королевой Воинов и Богом Войны.

РусШВС

Храм Ареса

Переводы ШВС

Шипперские Сезоны - это набор виртуальных сезонов сериала "Зена - Королева Воинов", которые идут сразу за финальными эпизодами сериала. Прежде всего, они сосредоточены на отношениях Зены и Ареса, постепенно развивающихся в течение сезонов, но в то же время важную роль играют и другие герои, такие как Габриель, Ева, Вирджил, а также новые персонажи.

ШВС

Не одиноки

Print Friendly and PDF Печать
(428 голосов)
  • Автор: Tango
  • Переводчик: Natty
  • Дата публикации: 09.04.2020
  • Жанр: Гет, POV
  • Пейринг: Зена/Арес
  • Рейтинг: PG (6+)
  • Размер: Мини
  • Оговорка: Все персонажи “Xena Warrior Princess” принадлежат их создателям и MCA/Universal, Renaissance Pictures. Распространять и копировать данный материал запрещено без разрешения автора и указания ссылки на источник. Пользователь, нарушивший данное правило, несет ответственность согласно Части 4 Главе 70 ГК РФ.

Действие происходит через некоторое время после "Путь мести"

...также, если двое лежат вместе, то тепло им;
а одному как согреться?

Экклезиаст, IV:11

Пронзительный крик, хорошо рассчитанный удар, и парень становится бесформенной массой в высокой траве, оружие разлетается, еще два удара, и второй уже сжимает и разжимает кулак, совершенно не понимая, куда делся его меч. Идеальная драка, из разряда тех, что Зена каждый день использует для разминки, маленькая стычка, чтобы взбодриться. Она великолепна, кожа блестит золотом, волосы, словно темный ореол, обрамляют лицо. Проклятье, я мог бы весь день смотреть на нее!

Иногда я так и делаю. Габриель тоже там, конечно, рядом с ней на той поляне - нет, теперь она уже не спутница. Нет, Зена слишком хорошо поработала над блондинкой. Ненавижу это признавать, но теперь она - воин. Кто бы мог поверить? Вероятно, один из лучших, а как же иначе, учитывая, что ее обучала Зена. Это заняло много времени, но она это сделала, ненавидя каждый шаг этого пути. Ее брови все еще сдвинуты в концентрации на борьбе, как будто она пытается вспомнить, зачем она это делает - что было бы забавно, если бы не тот факт, что это она там, спиной к спине с Зеной. Они двигаются абсолютно синхронно, полностью доверяя друг другу.

Я смотрю, как они расправляются еще с двумя головорезами, когда они завтра очнутся, то обнаружат миленький набор шрамов. Представляю, каково было бы оказаться на месте блондинки. Спина Зены прижата к моей, мускулы, двигающиеся под доспехами, нет ничего между нами и ничего вокруг нас, только мы с ней, и мы сражаемся.

Я закрываю портал настолько резко, что мгновение перед моими глазами мелькают последние, яркие картинки. Нет нужды ждать результата, что такое пара-другая бандитов? Я падаю обратно на трон и угрюмо гляжу в полутьму. Я хочу вина. В моей руке услужливо мерцает кубок, холодный как лед, запотевший снаружи. От неожиданности я почти проливаю его. Проклятье, я продолжаю забывать, что все снова работает и это раздражает меня еще больше. Жидкость бьется о край, когда я взбалтываю кубок. Я взвешиваю его в руке, затем размахиваюсь и швыряю через зал как огненный шар. Кубок летит по воздуху, много раз переворачиваясь, таща за собой шлейф красной жидкости, и распадается вдалеке прежде, чем успевает врезаться в стену, словно тень, тающая при свете факела. Вспомнил. Двери здесь тоже не хлопают. Кое-что в сущности смертного приносило гораздо больше удовлетворения. Жалкого, да, но удовлетворения. Возможно, мне нужно пожелать убить несколько цыплят. Разве это не соответствовало бы Олимпу!

И при этом здесь никого. Кроме Афродиты, если она еще поблизости. Хотя большую часть дней она носится там со своими смертными, а я здесь, в этом затерянном городе. Почему-то участие в разных стычках больше не приносит былых, острых ощущений... все те лица. Я продолжаю думать, что столкнусь с кем-то, кого знал, пока был смертен. Что в лучшем случае было бы тревожно, не говоря уже о затруднении. Это сотворило бы чудеса с репутацией, да? Только пока я предпочитаю наблюдать отсюда. По крайней мере, отсюда лучше видно.

Все в точности, как всегда - вычурно, броско, сверкающе. Когда Афродиты нет рядом, я развлекаюсь, бродя по коридорам и раскрашивая их в черные цвета. Всю эту белизну - мрамор, колоны, фрески... Любимые гобелены Афины на всех стенах, из-за которых дворец похож на дешевую ковровую лавку или плохую театральную сцену, но папа и слышать не хотел выкинуть хоть один из них, даже ее самый первый, тот, на который словно вырвало лошадь. Однажды я выберу время спалить его.

Это невероятно, я думал о своей семейке, и мне этого хотелось. О своей семейке... Кто бы стал скучать по ним? Но здесь слишком тихо, здесь все еще должны быть банкеты и те глупые костюмные вечеринки Диты, и противные насмешки Афины над папиными нимфетками недели...

У смертных есть для этого слово, я уверен. У них есть слова для всего, а то и несколько. Никакого понимания, но целый воз слов. Как же оно там? Ах да. Хмурясь, я вспоминаю. Та любопытная соседка спросила меня об этом, когда мы однажды разговаривали. Или точней, говорила она. Это было после того, как Зена оставила меня на своей драгоценной ферме. Гриба - так ее звали? - оказалась достаточно близко только потому, что я не заметил, как она подошла и уставилась на меня. Я был слишком занят, глядя, как они обе исчезают за холмами, и появляются снова, каждый раз становясь все меньше. Потом они стали лишь двумя точками на горизонте - забавно, как смертные глаза видят вещи. Ни разу не оглянулась...

И вот тогда она подошла, неся дымящийся горшок, как будто я не смог бы приготовить цыпленка! - и просто стояла там, пока я не взял его. Любые темы для болтовни, которые у нее могли быть, испарились при взгляде, которым я ее наградил. Она повернулась, чтобы уйти, извинившись, что побеспокоила меня, она только думала, что мне могло быть... Что? Я впился в нее взглядом, но трудно выглядеть угрожающе, держа в руках горшок с куриным супом. Она пожала плечами, как будто это было очевидным, и потом сказала - одиноко.

Да, именно.

* * *

Я опускаю свои саи, медленно, как будто выходя из транса, и оглядываюсь вокруг, ожидая удара по голове, чтобы остановиться. Я ненавижу эти мгновения, когда спадает накал сражения, и у меня начинают слабеть колени и прерываться дыхание, и я стараюсь не думать о том, что я только что сделала. Зена уже оседлала Арго, проверяет свои сапоги. Я замечаю, что уже не темно, сквозь желтоватую листву льется дневной свет, но трава все еще влажная. Я гляжу на три неподвижных тела, распластанные на залитой от солнца поляне - вероятно, просто без сознания, но я продолжаю спрашивать себя, мертвы ли они. А потом я задумываюсь, на что похоже ложиться спать, когда не нужно готовиться проснуться от неожиданной засады.

Я наклоняюсь, чтобы вложить саи в ножны в моих сапогах, и выдавливаю кривую улыбку - для себя самой, для всех вокруг. По крайней мере, это заставляет меня подняться из кровати - или из того, на чем я сплю в данный момент.

Зена нетерпеливо машет мне, интересуясь, что меня так задержало. Я сопротивляюсь импульсу проверить, мертвы ли люди на земле - Зена права, лучше уезжать сейчас. Когда мы уже отъезжаем, в деревьях раздается звук. Я борюсь с секундной тревогой - на сегодня для меня уже достаточно, но Зена лишь осторожно смотрит и спрыгивает с лошади, чтобы проверить. Она могла бы делать это целый день, и практически каждый день делает.

Потом она улыбается, и спустя мгновение я вижу, почему - это Вирджил! Я счастлива его видеть до нелепости, он сияет, пожимая руку Зены, потом я обнимаю его, пытаясь не разрыдаться - и почему это я хочу плакать? Синдром пост-сраженческой усталости, нервы, но у меня есть чувство, что есть что-то еще. Его руки так успокаивающе обнимают меня, его глаза такие теплые в беспокойстве, все ли со мной в порядке. Я могу только кивнуть, сдерживая рыдания, он нежно вытирает слезы с моего лица - проклятье, я снова ударяюсь в рыдания. Я не могу даже вспомнить прошлый раз, когда я так же плакала. Что со мной происходит?

Вирджил замечает тела вокруг нас - что случилось? Зена лишь пожимает плечами, как будто нет ничего, о чем можно волноваться - засада, несколько головорезов, которым нечего делать. Они будут в порядке к сумеркам, их черепа слишком толстые, чтобы треснуть. Вирджил задумчиво кивает, улыбается, но в его глазах еще видно беспокойство, они не покидают меня.

Зена спрашивает, что он делает в этих краях - я тоже хочу это знать. Он говорит, что руководит школой в... Потейдии, из всех мест! Нам столько предстоит наверстать.

Мы садимся на лошадей и едем в город, пока он рассказывает нам о занятиях, новых учениках, как дети исполняли комедию на городской площади, и мэру так понравилось, что он отправил их в Афины! Вот оттуда он и возвращается, он устроил там театр. Всё это великолепно звучит, у меня есть миллион вопросов, но Зена безмолвствует. Театр не ее вещь, не говоря уже о школе, но я вижу, что она пытается проявить некоторый интерес. Но ей меня не обмануть. Я говорю ей проснуться, и толкаю ее, и Вирджил добродушно закатывает глаза. Она делает вид, что оскорблена, но я вижу, она смеется.

Когда мы добираемся в город, всюду толкотня и суматоха, люди, двигающиеся всюду, тележки с рыночными товарами, дети, играющие в грязи - все как обычно. Я не могу даже вспомнить, были ли мы здесь прежде, но не имеет значения, мы просто следуем за кислым запахом пива к таверне. Да, разумеется - это темный маленький закуток в центре города, почти пустой в такую рань. Мы заказываем завтрак и садимся поесть.

Появляется овсянка, серая поварешка чего-то, подозрительно похожего на клей с кусочками гуталина в нем. Разносчица уверяет нас, что это не так уж плохо, если мы вытащим сожженные кусочки, и я могу видеть, что глаза Зены вспыхивают. Я скрываю усмешку. Зена ставит локти на стол и начинает спорить о цене – она действительно в хорошем настроении, честное слово, четыре динара - просто смешно. Во время их торговли Вирджил берет мою руку и, ради всей моей жизни, я не знаю, почему мое сердце стучит как сумасшедшее. Он спрашивает, хочу ли я пойти с ним в Потейдию. Преподавать. Зена снизила цену к трем динарам семидесяти, не медяком меньше, безучастно замечаю я - прежде, чем его слова доходят до меня.

Я. Преподавать письмо. В Потейдии. Пойти в Афины с маленькой театральной группой, организовать больше пьес. У них есть еще класс музыки - Вирджил играет на лютне, его научил отец. Упоминание об его отце снова почти разрывает меня, но я говорю себе остановиться. Теперь цена овсянки - два динара, но я, кажется, не могу думать ни о чем. Он выжидающе смотрит на меня, и я внезапно понимаю, что я хочу этого.

Это нужно переварить. Я... ммм... - немного, останавливаясь на время - я в самом деле хочу этого! Прошла вечность, с тех пор как я действительно хотела чего-то - всегда была необходимость делать, необходимость бороться, необходимость вставать утром. Чем больше я думаю об этом, тем более уверена. Овсянка уже один динар семьдесят, потому что она холодная, но она не была бы холодной, если бы госпожа не спорила о цене?

Я позволяю себе немного улыбнуться, понимая, что должна перекричать эти торги - да, с удовольствием! Конечно, шум в таверне должен был прекратиться именно в этот момент, и на мое "с удовольствием!" удивленно обернулось полтаверны.

- Что "с удовольствием?!" - подозрительно включилась Зена, не глядя, передавая динар и семьдесят меди в протянутую руку разносчицы. Девчонка в гневе убегает, а я просто продолжаю смотреть на лицо Зены, и может показаться, не слышу ее слов. В моей голове проносится миллион мыслей, больше всего о Зене, и что театр не ее вещь, и что я не могу поверить тому, что собираюсь сделать. К счастью, Вирджил приходит мне на помощь - в его школе все были бы так горды, если бы я пришла преподавать... Он не решается продолжать, на лице Зены собираются грозовые тучи. Я не знаю, как объяснить, с чего начать, и потому просто сижу, открывая и закрывая рот, как вытащенная из воды рыба - только я хочу дышать - пытаюсь придумать что-то правильное, что сказать, пока она не отодвигает холодную овсянку - так что жижа плещется в миске - и не вылетает как ураган. Вирджил обеспокоено смотрит на меня - он не хотел этого. Я говорю ему остаться здесь и выскакиваю вслед за ней. Вся таверна смотрит - их развлечение на весь день!

Я выскакиваю наружу и вижу ее спину, направляющуюся к конюшне. Она не оборачивается, когда я зову, так что я должна бежать, чтобы догнать ее. Это странно - я чувствую себя и виноватой, и в то же время свободной. Хорошо знать, чего я хочу, я просто не могу бороться с внезапной пустотой при мысли, что она не захочет пойти. А она не захочет, я знаю.

Я хватаю ее за руку, и она оборачивается. В ее глазах такая боль - она не может поверить, что я бы вот так все бросила. Но так и есть. Но она не знает, что случилось со мной в той сумеречной зоне между воином и старой доброй Габриель, поэтессой, мечтательницей с головой в облаках - и кровью на одежде, на руках. Она знает, что последнее время я плохо сплю, я рассказала ей, но не думаю, что она действительно понимает, на что это похоже. Она жила такой жизнью с тех пор, как была практически ребенком. Я в это влилась. В течение долгого времени я думала, что это было именно то, чего я хотела. С тех пор, как встретила ее.

Теперь она слушает, стремясь понять меня, так что я глубоко вздыхаю и продолжаю. Теперь, когда я живу этой жизнью, жизнью воина - приключения, путешествия. Смерть, тоже. Это начало назревать уже давно, с тех пор, как мы помогли Аресу на той ферме и имели несколько дней... да, мира. Мира. Я хочу мира, Зена, я не могу больше это делать.

И теперь я плачу, снова и снова, тяжелее и тяжелее, потому что она держит меня в своих руках и гладит по голове, укачивая вперед-назад и мне все равно, что мы на людной улице, она - все, что у меня есть, и я не хочу потерять ее. Любые боги, кто там еще остался, деревья, горы, реки, люди, неважно, что останется от этого странного мира - я не хочу потерять ее! Но я не могу потерять и себя.

Она не плачет, но я могу чувствовать, что ее дыхание вызывает дрожь в груди, сердце глухо бьется. Не будет никаких слез, это же Зена, но было бы проще с ними, намного. Я прошу, чтобы она пошла со мной, повторяя это снова и снова, как я обычно делала, когда я была маленькой и действительно, действительно, действительно хотела чего-то от богов, чтобы родители не ссорились, новое платье для школы. Я не знаю, почему я думала, что, если повторить это сто раз, это поможет, но тогда это казалось абсолютной истиной и теперь тоже. Она держит меня на вытянутой руке, разглядывает мое лицо, на миг я хочу сказать, что я передумала, но я знаю, что это будет предательством - потом она улыбается. Если я начну плакать снова, я потеряю все чувство собственного достоинства, так что вместо этого я впадаю в истеричный смех. Хорошо, говорит она, она поедет, просто посмотреть, как я устроюсь. Секунду спустя она тоже смеется, и теперь я знаю, что прохожие думают, что мы ненормальные, но мне абсолютно все равно. Мы медленно идем, колеблясь, возвращаться в таверну, все еще смеясь - Вирджил видит нас, неявно ждет объяснений, переводя взгляд с меня на Зену и обратно, но все, что я могу выдавить - "все будет хорошо!"

И я тоже в это верю. Все получится.

* * *

Я открываю дверь и выхожу на улицу. Арго ждет там, где я оставила ее, глядя на меня карими обвиняющими глазами. Не стоит унывать, девочка, ты хочешь снова побегать? Я похлопываю ее по носу и быстро скармливаю ей яблоко, затем запрыгиваю в седло, прижимаю пятки к ее бокам, и мы несемся. Такое странное чувство - снова ехать верхом, снова в доспехах, спустя почти два месяца. Так уютно снова быть в пути, практически дома - под "домом" я не имею в виду Амфиполис, просто общее понятие. Я поступила правильно, я знаю. Как бы не хотела этого делать.

Я думала, что кое-что случилось, когда я проснулась этим утром, наконец - весь тот шум внизу. Я уже схватила меч, прежде чем поняла, это была только Сара, племянница Габриель, моющая посуду. Она оставила открытой заднюю дверь, поэтому звон и грохот донеслись до моего окна. Я должна была испытать облегчение, но нет - больше раздражение и долю разочарования. Не то, чтобы я хотела армию на пороге, конечно, нет, но после двух месяцев в Потейдии я была готова кричать.

Несколько детей помахали мне, когда я проезжала мимо, и я помахала в ответ - они хорошие дети, не их вина, что я не в настроении для шуток. Я должна уехать, прежде чем все станет просто ужасно. Я говорила Габриель, что останусь, только пока она не обустроится, а к настоящему времени она уже устроилась, и трудно поверить, что она когда-то была кем-то еще, кроме как городским учителем-героем. Мне жаль, что я не могу больше порадоваться за нее. Я слишком привыкла к тому, что она всегда рядом, но она права, ей это нужно. Все те мелочи, которые казались так или иначе неуместными в войне - как она кусает губу, когда удивлена, ее сварливое приветствие по утрам - все здесь складывается, как кусочки тех головоломок, которые нарезают из карт она и Вирджил для их уроков.

Это не мое место, я не вписываюсь сюда. Даже в платье. Дети подглядывают в дверь сарая, когда я тренируюсь с мечом - просто поддерживаю форму - и прячутся, едва я на них посмотрю. "Подруга Габриель невероятная". Одна маленькая девочка прицепилась вчера к моей юбке и просила меня обучить ее "бить вещи той круглой штукой", - указывая на мой шакрам. Я сказала ей, что он не для того, чтобы бить вещи, но что-то в моем животе ухнуло, и я поняла, что должна уехать. Хотя Габриель не понимает этого.

Здание школы безмолвствует - середина дня, они все внутри. Я останавливаюсь под окном, против воли - там стоит Габриель спиной ко мне. Она оживленно размахивает руками, держа в руке открытый свиток, но не смотрит в него. Держу пари, она знает эту поэму, или что там написано, наизусть. Я пытаюсь не засмеяться, когда она нагибается к столу ученика, вытаскивая ребенка с его места, и продолжает выступление перед увлеченной аудиторией. В ней все еще есть воин, но умеренный. Я быстро подталкиваю Арго вперед, прежде, чем она обернется, или кто-то из ребятишек увидит, что я заглядываю. Это - ее мгновение, они любят ее.

Я почти на краю города, прежде чем слышу выкрик моего имени. Проклятье. Я натягиваю поводья Арго, бормоча под нос проклятья, и жду Вирджила, догоняющего меня. Я не хочу объяснять, но я не могу просто уехать прочь, теперь он меня увидел. И все же должна признать, что испытываю некоторое облегчение - он лучше справится, поговорив с Габриель, чем я, они оба умеют обращаться со словами.

Он удивляет меня - на его лице что-то вроде понимания, когда он стреляет глазами на мои седельные сумки - заполненные тем, что предназначено для поездки - затем на мое лицо. Я стараюсь не выглядеть нетерпеливой, но он просто спрашивает, есть ли что-то еще, чего я хочу. Никакого упоминания Габриель, я ему так благодарна за это, что практически улыбаюсь. Он разочарован, могу точно сказать, но мы знаем, что я не собиралась оставаться. Я говорю ему поцеловать от меня Габриель, он фактически краснеет, и я не могу сдержать усмешку - готова спорить, что он не понимает, насколько это очевидно, то, как они смотрят друг на друга. Когда я сжимаю его руку на прощание, я серьезно говорю ему заботиться о ней, и я знаю, что он понимает, о чем я. Хорошо знать, что Габриель никогда не будет здесь одиноко.

Я ненавижу прощания, но я все же чувствую облегчение - неохотно, но я все же довольна, что сказала "прощай" по крайней мере Вирджилу. Я знаю, что не смогла бы сказать это Габриель, но я заверяю себя, что скоро вернусь. Я только должна немного размять мышцы, вот и все. Арго фыркает - она мне не верит - потом ее быстрый шаг переходит в галоп, и я не могу больше думать: мы едем с ветром через поля, и затем по холмам, и некоторое время я снова свободна.

Уже очень поздно, когда я поднимаю глаза и пытаюсь понять себя - тяжело говорить, слишком темно. Я ехала несколько дней, останавливаясь только, чтобы поесть и поспать, просто наслаждаясь чувством свободы - или, возможно, пытаясь опередить свои мысли. Правда, я не знаю, куда я иду. Или где я сейчас. Те холмы выглядят знакомыми, но к настоящему времени это справедливо для большей части Греции, более или менее. Интересно, есть ли место, где бы я была раз или два. Это заставляет меня чувствовать себя старой, медленно продвигаясь верхом в высокой траве в полной темноте, мои мышцы затекли за эти дни в седле после длинного перерыва - сколько еще я смогу это делать? Год - два, три, десять... Я почти поворачиваюсь, чтобы спросить Габриель, что она думает, затем встряхиваю головой. Я все еще привыкаю к этому. Как давно я была вот так, сама по себе? Семь лет? Ну ладно, тридцать два, с тем сном.

Земля начинает мягко приподниматься, шаги Арго слегка замедляются. Размышление о "сне" в той ледяной пещере - все двадцать пять лет - заставили меня думать об Аресе. Я не видела его с того случая в лагере амазонок, когда они захватили Еву. Ублюдок. Я злюсь на саму себя, потому что воспоминания о той весне в моем мозгу совсем не те, которых я ожидала. Я продолжаю думать о его глазах, о том, как он смотрел на меня, на Олимпе, когда те цепи свалились, и он знал, что он стал смертным - для меня. Мои руки напрягаются вокруг поводья Арго, пока мои ногти не впиваются в ладони. Это вызывает другое воспоминание - я, наверное, и впрямь старею, все мысли, кажется, ведут к воспоминаниям, так или иначе - его лицо, разбитое и кровоточащее, кожа его щек грубая, со струпьями и ранами, после того, как Фурии вошли в его глупую недавно ставшую смертной голову. Но я не могу сдержать дрожь, именно мои удары сделали это - конечно, остальная часть этого воспоминания тоже требует внимания. По мне распространяется теплота, я все еще могу чувствовать его мягкие губы под моими, и внезапный металлический вкус, когда мой поцелуй вскрывает только что затянувшуюся рану.

Я избавляюсь от мыслей и поднимаю голову, Арго взбирается к вершине. И тогда мое сердце словно сжимается, и я задерживаю дыхание и начинаю кашлять. Я была права, я действительно знаю те холмы - и ту долину внизу. Это - там, где находится ферма моих бабушки и дедушки. Та, где мы прятали Ареса от того военачальника.

Прежде чем воспоминание - Арес, без рубашки, преследующий цыплят, с его спутавшимися волосами - сводит меня с ума, я бью пятками в бока удивленной Арго, и она начинает спускаться с холма. У меня есть время спросить себя, почему после того короткого времени его в качестве смертного, я до сих пор думаю о нем как о смертном, а не боге, которым он был целые тысячелетия. Конечно, я не могла не видеть его лицо в прошлый раз, когда мы с ним расстались, снова - весьма бог - и что я думала тогда – и как его глаза все еще казались смертными.

Арго останавливается, вся в пене, дрожит, и я веду ее в стойла. Здесь ничего не изменилось, на самом деле, держу пари, крыша все еще протекает, но, по крайней мере, стойла прилично отремонтированы. Я вытираю бока Арго, пока она не начинает блестеть, кладу ей корм и какое-то время просто наблюдаю, как она довольно жует. Ты начинаешь размякать, говорю я ей. Слишком привыкла спать под крышей. Но я не могу обвинять ее - тем более, что воздух кажется тяжелым, этой ночью явно будет дождь.

В доме, как я и подозревала - влажный запах, он настигает меня, когда я развожу огонь в очаге. Я достаю кусок хлеба и мой бурдюк с вином и сижу в старом дедушкином кресле-качалке. Оно скрипит и раскачивается подо мной, и при движении тянет за собой паутину. Слышится отдаленный грохот, и прежде, чем я это понимаю, вода заливает весь мой обед. Да, крыша все еще протекает. Я съеживаюсь, проглатывая остальную часть сырого хлеба, затем направляюсь к моей старой спальне - надеюсь, что там крыша все еще цела.

Цела. Кровать неубрана - смятые льняные одеяла в куче и одна жалко выглядящая подушка. Я равнодушно заглядываю в буфет, но там нет ничего обещающего, только какая-то старая одежда да мышиная семейка. По каким-то причинам я не хочу выбрасывать их в бурю - там уже действительно льет как из ведра - поэтому я плотно закрываю буфет и возвращаюсь к кровати, скидывая по пути свои доспехи.

Я встряхиваю одеяла, на случай, если там тоже есть какая-нибудь живность, но они вроде бы в порядке. Я залезаю в кровать и получаю легкий шок - она пахнет им. Теплый, знакомый, бесспорно мужской аромат - определенно не то, что я хочу сейчас чувствовать. Я игнорирую сильные удары в груди и подкидываю подушку, нещадно ее взбивая. Другая сторона не лучше. Я бросаю ее на пол и переворачиваюсь на живот, лицом на руки, но по-прежнему могу чувствовать его. Интересно, воображаю ли я это теперь.

- Я думал, ты никогда не придешь, - говорит голос позади меня, и я тут же переворачиваюсь, мой кулак встречается с чем-то теплым - его рукой. - Я тоже рад тебя видеть!

Арес, стоящий у кровати в тех смешных фермерских штанах, которые он носил, когда мы втроем были здесь, без рубашки. Я не могу не смотреть на него. Он усмехается мне настолько самодовольно, что я борюсь с желанием врезать ему другой рукой, но вместо этого краснею. Я действительно старею, наверное, это гормоны.

Только когда он отпускает мою руку и садится на край кровати, меня озаряет - я сужаю глаза:

- Во что играешь теперь?

Он не отвечает, само собой, но вместо этого задает другой вопрос, та улыбка все еще играет в уголках его губ и - я не могу не заметить - вокруг его глаз образуются маленькие морщинки. Возможно, я - не единственная, кто стареет - хотя это, конечно, нелепо.

- Итак, - спрашивает он, поднимая подушку с пола и взбивая ее. - Ты здесь надолго?

Я пожимаю плечами, все еще немного не в себе:

- Нет. Только на эту ночь.

Он укладывает подушку позади меня, его грудь касается моего плеча, когда он наклоняется вперед.

- Хорошо, - говорит он, немного отклоняясь. - Тогда ты не станешь заставлять меня чинить сегодня крышу.

И внезапно мы смеемся и говорим, перебивая друг друга, тысячу глупых вещей, которые все, кажется, начинаются с, "помнишь, когда" и "в тот раз" и затем я вспоминаю то, что хотела спросить. Я не могу правильно сформулировать вопрос, и я просто говорю:

- Странный вид для Бога Войны.

Он прекращает смеяться и смотрит на меня. Я скрещиваю руки на груди и жду, мои ладони внезапно леденеют. Но ведь это же не возможно, конечно... Это возможно?

- Ты на самом деле смертный? - спрашиваю я, прежде чем могу остановить себя.

Он некоторое время молчит, разглядывая свои босые ноги, выглядя странно уязвимым - я не знаю, что думать - потом поднимает на меня глаза, и я вижу в них прыгающие искорки смеха.

- Может быть, - говорит он - и его голос вызывает дрожь в моем позвоночнике, обжигая мою кожу где-то изнутри. Будь он проклят, даже после всех этих лет он все еще может подбираться ко мне... И он тоже это знает, мерзавец!

- Но знаешь, - продолжает он, все тем же голосом, - есть действительно забавный способ узнать.

- Да, - говорю я, - я могла бы попытаться убить тебя, - но это только бравада, я боюсь того, что могла бы сделать...

- Так, или... - его голос дразнит, но глаза мягкие, они спрашивают. Точно такие же, как были в моих воспоминаниях, только сейчас это реально. Он ждет, что я скажу, и я могу чувствовать, как секунды сочатся в прошлое. Он выглядит так глупо в этих льняных штанах, с немного растрепавшимися на затылке волосами - я тянусь и приглаживаю их.

- Я предпочитаю кожу.

Может быть, он все еще бог. Но на этот раз я не думаю, что это имеет значение.

КОНЕЦ

Прочитано 10159 раз
Опубликовано в Фанфикшины

Удивительные странствия Геракла

"Удивительные странствия Геракла" ("Hercules: The Legendary Journeys") - приключенческий сериал, снятый в жанре фэнтези и повествующий о приключениях Геракла - древнегреческого героя, сына Зевса и Алкмены, и его лучшего друга и спутника Иолая.

Удивительные странствия Геракла

Сюжет сериала начинается с того, как Гера, мачеха Геракла, которая ненавидит его как вечное напоминание измены ее мужа, приказывает убить семью героя. Читать далее...

Случайная цитата:

Антоний: Возможно, после того, как мы покончим с Брутом, мы совершим путешествие по священным водам Нила. На золотой барже, с серебряными веслами, которые будут играть на воде, словно флейты, и с каждым их взмахом, баржа будет все быстрее лететь на крыльях любви.

Эпизод ЗКВ 518 Антоний и Клеопатра

СабВС

Сабберский виртуальный сезон - переводы на русский язык зарубежного виртуального сезона ЗКВ, в основе которого лежат романтические отношения героинь сериала - Зены и Габриель.

Сабберский виртуальный сезон

Сабтекст в сериале Зена - Королева Воинов

Журнал "За Кадром"

Журнал За Кадром - проект, созданный Зенайтами форума ShipText. ЗК написан в стиле юмористического журнала и призван удивить дорогого читателя чем-то неожиданным и оригинальным. Сюжеты выпусков рассказывают о выдуманных приключениях героев сериалов Зена - королева воинов и Удивительные странствия Геракла и содержат множество интересных рубрик, среди которых "Статьи", "Репортажи", "ТОПы", "Анекдоты" и многие другие. На сегодняшний день создан 31 выпуск журнала "За Кадром"

Журнал За Кадром

© 2006 - 2024 XenaWP.ru. Копирование и распространение материалов с сайта возможно только с согласия автора и администрации, а также с указанием имени автора и ссылки на источник.