Сцена 1
Первое, что я заметил - бриз. Довольно ласковый, но достаточно прохладный. В довершение к боли еще и холод. И вот я здесь, сижу на этом пне, смотрю на закат, а мои руки покрываются гусиной кожей. Будто в теле пульсирует зубная боль, и я сейчас начну дрожать, как какая-нибудь девственница перед ее первым мужчиной. Да уж, хороший из меня бог... был.
Я не могу поверить, насколько раненым я себя чувствую, и внутри, и снаружи. Зена применила несколько превосходных приемов. Я и забыл, на что похоже попасть ей под горячую руку. Я смотрю на свои руки и вижу, какие они разбитые и опухшие, костяшки изранены, кровоточат. Я пробую согнуть пальцы и, боги, это больно! На что похоже быть старым? Одеревенелый, еле двигающийся, и тело отказывается слушаться вас? Вероятно, я это узнаю - если проживу достаточно долго. У меня много врагов - и на поле битвы, и вне ее. Кто знает? Возможно, кто-то из них придет проведать меня, когда услышит, что я стал смертным. В таких мыслях есть какой-то черный юмор, но, эй, это мне идеально подходит. Я бы попытался улыбнуться, но моя губа слишком саднит. Эта рана все еще открыта. Так же, как и в моем сердце.
Голова опускается, я тру руки, пытаясь избавиться от последних остатков запекшейся крови. Большая часть смылась водой... большая, но не вся. Я чувствую внутри себя жар, несмотря на прохладный ветерок. Мой желудок будто охвачен огнем, и сухой, как земля под моими сапогами. И я вижу. Крошечные брызги грязи, камешков и земли взлетают за долю секунды. Что это было? Я отвечаю на свой вопрос, поднося руку к собственному носу. Он мокрый. Конечно, чем еще это могло быть? Я сижу здесь, на этом проклятом пне, со своими израненными руками, покрытыми гусиной кожей, а теперь еще подхватил насморк. Я просто жалок.
Я почти рад, что боги мертвы. Слушайте: вы слышите это? Хохот Афины, из той бездны, где она сейчас. Другая капля падает на землю, но на этот раз она - не из моего носа. Идет дождь. Всё, что мне необходимо, это промокнуть до нитки. Как будто мне сегодня мало досталось. Вы знаете, как сжимается кожа, после того, как промокнет? Не говоря уже о том, что она стирается...
Третья жирная капля падет на маленький камешек рядом с моим сапогом. Она медленно скатывается. Подчиняясь внезапному порыву, я ловлю то, что осталось от капли, на палец, и осматриваю. Она отражает свет, словно зеркало. Я вижу себя, искаженно. Я тру вместе большой и указательный пальцы, пока капля не исчезает, впитываясь в кожу. Капля номер четыре - прямо на моем пальце, и я поднимаю глаза к небу, выискивая мрачную тучу, висящую над моей головой. Там вы не увидите ничего, кроме обычных серых облаков. Вероятнее всего, они несут снег. Ветер слегка усиливается, и я чувствую что-то холодящее на лице. Я прежде не замечал, но мои щеки тоже мокрые. Я подношу руки к лицу и обнаруживаю источник дождя.
Грубо протирая лицо и глаза тыльной стороной ладони, я благодарю богов, если кто-то из них еще остался, что я здесь один. Никто не увидел мою слабость. В любом случае, это временное. Просто последствия схватки. Ведь вполне естественно чувствовать себя слегка... каким? Оцепенелым? Но если я оцепенелый, почему у меня в животе эта боль? Почему я чувствую, будто мое сердце готово выпрыгнуть из груди? Знаете, я не должен задавать себе эти вопросы.
Сижу здесь, пытаясь не вспоминать события дня. Пытаясь не видеть ее, стоящую перед той ледяной прорубью, спиной ко мне. Пытаясь не видеть ее уязвимость. И когда я думаю обо всех тех словах... проклятье, всех тех словах, которые я ей сказал! Боги не чувствуют тошноты. Это наша особенность. Тот маленький известный факт, который я должен был бросить ей. Еще одно доказательство, что я не тот мужчина, каким когда-то был. Поскольку в данный момент я едва могу сдержать эти позывы. Я чувствую себя больным до кончиков пальцев ног. Когда я сказал ей те слова, и она обернулась... "Ты готова к смерти, Зена?"
Теперь я уже благодарен своим костям, что оставил бессмертие. Я бы не смог провести вечность, помня ее лицо... помня собственный стыд. Позывы становятся слишком сильными, и мой желудок бунтует, но это лишь сухие рывки. Мне отказано даже в этом маленьком облегчении. Мои руки явно трясутся, я еще раз вытираю лицо, пытаюсь успокоиться. К чему тревожиться? Ничто уже не имеет значения. Теперь приходят воспоминания, их слишком много, чтобы сосчитать, и они слишком сильные, чтобы можно было их остановить.
Зена на каком-то давно забытом поле битвы, кровь брызжет, ярость подгоняет ее армию. Тот ее крик, вызывающий во мне радостный холодок резни. "Убьем их всех!" Ее меч поднят в триумфе, она медленно едет через ряды своих солдат, а они выкрикивают ее имя. "Зена! Зена! Зена!!" Я не могу остановиться и не подхватить их крик. Там нет ни одного, кто бы ни умер ради нее... Кто не принадлежал бы ей и телом, и душой. Почему я должен отличаться? "Зена!!!!"
Меня манит к ее палатке, посмотреть на ее работу с какими-то пленными. Пытка - искусство, Зена – мастер, владеющий им. Никто не мог сопротивляться ей, ни пленный, ни бог. Мы вызывали что-то друг в друге, чего никто другой не мог понять. Каждый из нас видел в зеркале чудовище, и мы принимали это. Как красива она в своей тьме.
Я дал ей шакрам, который украл. Идеальное оружие для моего идеального воина. Голос Зены, со сквозящим в нем страхом, когда она впервые держала его. Я слышу это в ее словах, полное обещание. "Арес, как красиво". Полная гармония между оружием и его владельцем. Свет, вспыхивающий на холодной стали – тот же холод в глазах Зены, с любовью держащей его.
Недоверие, с которым она сказала мне, что встала на другой путь. "Мое сердце свободно, - сказала она. - Я должна искупить свои поступки". Искупить? Что именно она подразумевает? Видеть, как она шатается с той тупой блондинкой, сказительницей из Поте-что-то там. Я никогда не был так зол. Она вернется. Я ее знаю...
Ищу замену. По крайней мере, так я сказал ей. Мэвикан и близко к ней не стоит, и мы это знаем. Я на самом деле хочу разделить их - воина и ее совесть. Я снова смогу получить ее, если только всё получится. Я вижу это в глазах Зены: она тоже это знает. Так близко к успеху.
Моя сделка с Судьбами. Если Зена убьет Надежду, Зена умрет. Блондинка снова здесь, всегда влезая в мои планы, жертвует собой, чтобы Зена могла жить. Ну, может, всё не так уж плохо. "Жить тебе не придется!" - кричит Зена Каллисто, вонзая кинжал с кровью Хинды в ее плоть. Потом она поворачивается ко мне... взгляд в ее глазах. Я понимаю его без слов. На этот раз я зашел слишком далеко. Я буду следующим.
Зена с этим святошей, миролюбивым, "добрей-не-бывает" Элаем. Как она может слушать тот бред? Он стоит там, с этаким самодовольным видом "я-знаю-секрет", и я хочу убить его. О, он действительно запустил в нее свои когти. Он притворяется, что учит Габриель новому пути, но я-то знаю, чего он действительно хочет. Значит, так, святой ты наш? Не надейся!
Она - в той купальне, мокрые плечи, свободно распущенные волосы. Я незамедлительно понимаю, что что-то не так. Могу просто чувствовать это в ней. В ней чего-то не хватает. Но когда она поднимается из воды и наклоняется ко мне... ладно, я - всего лишь бог. Если бы я мог получить ее... в таком отчаянии в тот момент, и меня не волнует, потеряла ли она тьму.
У меня много возможностей. Ее слова касаются моей кожи, словно поцелуи. "Я знаю тебя".
"Да, моя королева, знаешь".
Воспоминания о ней, столь открытой, ничего не боящейся, изматывают меня. У меня во рту этот привкус, горький как миндаль. В тот момент между нами не было никакой истории, никакой боли, гнева. Мы могли быть теми, кем хотели: союзниками, друзьями, возлюбленными. Возможности мучают меня. Я боюсь, что потерял свой лучший шанс с нею, в те несколько секунд, когда время не могло коснуться нас.
Как долго я сижу здесь? Достаточно долго, чтобы тело затекло. Я пытаюсь потянуться, но не получается. Это дурно пахнет. Паршивый из меня смертный. Солнце начало медленно спускаться, отражая на земле те странные тени. От земли амазонок мало что осталось. Моя армия вырубила почти все деревья, и мы выжгли их угодья. Осталась только маленькая деревушка. Я слышу отдаленные голоса племени, они пытаются организовать уборку. Без сомнения, Зена там, помогает, чем может. Звуки неразличимы, еле слышны, и не могут помешать моим мыслям. На этом холме, сидя на своем деревянном троне, я гляжу на лес, мною же уничтоженный. Опустошение напоминает мне о поступках, которые я бы хотел никогда не совершать.
Я полностью лишен чувств, относя ее к гробу. Мой мозг не может еще это принять. Как она могла уйти? Я знаю, что она не была богиней, но подразумевалось, что она не умрет. Не так, не сейчас. Кладу ее тело в ледяной гроб. Здесь она будет в безопасности. Никто из богов не будет преследовать ее после смерти. Она - всё еще самое красивое, что я когда-либо видел. Я неправильно относился к ней, теперь я это знаю. Единственное, что я хотел от нее, сам никогда не давал. Габриель это поняла. Один-ноль в пользу блондинки. "Я любил тебя, Зена". Я запечатываю гробницу. Я уже могу чувствовать каждую секунду вечности, сгибающей меня. Бессмертие никогда еще не было проклятием. Если у меня и было сердце, оно осталось в той ледяной пещере.
Я не знал о ее плане. Она не доверяла мне достаточно, чтобы рассказать. Да и откуда быть доверию? Доверие никогда не было решающим фактором в наших отношениях. "Дай мне то, что я хочу!" Они вонзаются в мой мозг, словно острейшие кинжалы - те слова, которые я когда-то кричал ей. Я разглагольствую, ору, угрожаю. Я загнал ее в угол и даже не знаю об этом. Нет, неправда. Я знаю. Но меня это не волнует. Она права, что не доверяет мне. Она каким-то образом понимает, что вовлечение меня уничтожит нас обоих.
Сегодня я сам почти позаботился об этом. Я бы отдал что угодно, лишь бы забыть вид собственных кулаков, бьющих ее, и слышу звук их, встречающихся с ее лицом. И потом, я вижу ее - подо льдом. Да, я знаю, что до этого меня довели Фурии, и, если вспомнить, как я когда-то натравил их на Зену, это может быть поэтическая версия правосудия, но во мне остается этот крошечный страх. Эта крошечная опухоль, она будет разъедать меня всю оставшуюся смертную жизнь.
Возможно, это были не Фурии; возможно, всё это время это был я. Я боюсь, что я хотел причинить ей боль, что я хотел убить ее. Я боюсь, что я бы наслаждался, видя, как жизнь покидает ее, зная, что она никогда не сможет отвергнуть меня, или отрицать меня, или снова причинить мне боль. Я прошу любого бога или демона, которые еще остались, чтобы моя жизнь как смертного оказалась короткой. Это - первый раз, когда я когда-либо чувствовал вину... и она душит меня. Честно, смерть была бы милосердием. У меня только один вопрос, никогда не догадаетесь. Арес, некогда великий Бог Войны, боится той стороны. Я окажусь в Тартаре? Он все еще существует? Или я проведу свою вечность в каком-то местечке похуже? Куда уходят боги, когда умирают? Я знаю одно: сегодня я проклял себя, когда услышал три крошечных слова, сорвавшихся с моих губ. "Я убил ее".
Сцена 2
Первое, что я заметила, выйдя из хижины, - бриз. Не сильный, но прохладней, чем мне бы хотелось. Что вообще не должно бы беспокоить меня, но обычно я все же не провожу свое свободное время, ныряя в ледяные проруби.
После того, как мы спустились с холмов, я использовала хижину Марги, чтобы высушиться. Собирая себя по косточкам, в меру своих возможностей. Габриель и Ева тряслись надо мной как наседки. Было почти смешно видеть их такими, суетящимися и кудахчущими... почти смешно. Мы втроем в хижине королевы, пытаемся высушиться, чтобы согреться, и притворяемся, что Арес и я только что не избивали друг друга до полусмерти. Что не было драки, которую я, между прочим, проиграла. Да, конечно, таков был план, и он сработал.
Арес отстал от нас на пути назад, и затем он остался на одном из холмов вокруг деревни. Просто сел на пень, и всё. Я не задавала вопросов. И остальные тоже. Мы сделали всё как надо... ничего не осталось про запас. Так что, я полагаю, всё хорошо, что хорошо кончается... чем? Мы оба остались живы.
Когда я не могла больше выносить их волнение, я выхватила полотенце из руки Евы и бросила на пол. Моя кожа не была липкой: она была мокрой. Холод не имел к этому никакого отношения. Габриель ушла, сообщив, что собирается навестить Маргу. Я встала и подошла к столу, взять мои нагрудные латы и закончить одеваться. Ева подняла полотенце и сложила его. В несколько слоев. Я знала, что ей было тяжело находиться здесь, глядеть в лицо бывшим жертвам. Это было больше, чем просто страх перед ними, но не было ничего, что я могла бы с этим сделать. Слишком много собственных призраков, с которыми нужно справиться. Она сказала мне, что останется в хижине, и я не могла не почувствовать облегчения. Еще один кризис заканчивался. Я знала, что Марга отложила пока мысли о ее наказании, так что я не боялась оставлять ее там. Кроме того, Габриель была рядом, да и Ева отнюдь не беспомощна.
Так что я быстрым шагом направляюсь к холмам, и вижу признаки начатой уборки. Марга, Вария и Габриель стоят в центре, совещаются друг с другом и управляют действиями племени. О, она в своей стихии. Габриель не бывает счастливее, чем когда помогает другим, независимо от того, в чем выражается помощь. Хотя они стоят боком ко мне, я могу представить выражение ее лица. Слегка хмурый взгляд, глаза чуть прищурены, язык едва касается верхней губы. Эта картина вызывает у меня желание смеяться, но я не смеюсь. Слишком болезненная рана. У Ареса есть свои приемы. Я забыла, на что это похоже, когда весь гнев сосредоточен на мне. Не говоря уже об ударах его кулаков, словно он всё еще бог. Я улыбаюсь немного, против воли, и тут же сожалею об этом. Губы, нос, челюсть... всё еще больно. Собственно, если мне объединить всю боль, которую я чувствую, она будет почти соответствовать той, которая в моем сердце.
Я не уверена, что в настроении для компании, так что ухожу на окраину деревушки, к загону, где амазонки держат домашних животных. Я проверяю, не видит ли меня Габриель. Другие амазонки не пытаются расспрашивать меня, и я покидаю лагерь. Один взгляд через плечо, чтобы убедиться, что никто не преследует меня, и я - одна. Я хочу быть одна? Или - хочу сбежать? Понятия не имею.
Маленькие дома нужно полностью восстановить. Ограждения разбиты, столбы свалены. Проклятье, хорошо бы их сжечь, но нет. Я хватаюсь за один из тех немногих столбов, что еще в вертикальном положении, и начинаю выкручивать его, стараясь вытащить. И тогда я обращаю внимание на свои руки. Трудно поверить, но до этого времени я даже не замечала. Пальцы изранены, в довершение всего. Я говорила, что они опухли? Я едва могу узнать эти руки. Несколько часов назад они проливали его кровь. Они принадлежат кому-то другому.
Я сгибаю пальцы, так осторожно, и я потрясена, когда они реагируют. Я выпускаю столб и подношу правую руку к лицу, заслоняя слабые лучи солнца, обозревающего собственную смертность. Сумрак придет гораздо позже. Странно, как я могу смотреть на что-то, не видя этого.
Я чувствую слабый рывок, удар локтем, откуда-то в моем мозгу. Что-то двигается рядом со мной, слышится голос. Он мягкий, словно шепот в переполненной комнате. Если я вслушаюсь, то почти смогу разобрать...
"Кое-что я почувствовала". Отлично. Давай, подыграй им. Скелеты, разумеется, сразу же выскакивают, понимая, что пришло их время. В чем дело? Слишком тесно для вас? И, как обычно, Арес на первом месте. Столько времени прошло, как я сказала те слова. Больше двадцати пяти лет, если считать еще тот сон. Но я обнаружила, что время мало влияет на мои чувства. Сражение с Афиной было как будто только вчера.
Я стою там, глядя на него, подходящего ко мне, вижу его взгляд. Он не знает, и он должен никогда не узнать, но он пугает меня больше, чем Афина. Она хочет жизнь Евы и, возможно, мою, но Арес хочет больше. Арес всегда хочет больше. Что я не могу сказать ему - то, как близко я к тому, чтобы отдать это ему. Он походит на безопасную гавань в шторм. Я бы хотела никогда не знать, что это - лишь иллюзия... сон, посланный Морфеем. Он просит, чтобы я признала наш договор, я отрицаю его. Он говорит мне, что это означает для нас быть вместе, и на этот раз я отрицаю себя. "Я ничего не чувствовала". Еще раз он ушел, а я... все еще в этих стенах. Они кажутся такими непрочными, будто сделаны из желаний и просьб. Я знаю, что они падут: это лишь вопрос времени.
Я прерываю свои мысли, снова сосредоточиваюсь на столбе. Сильно схватившись за него, я умудряюсь его вытянуть, еще сильней выкручивая. Молодец. Небольшое упражнение может помочь мне выбросить лишние мысли из головы. Я иду к следующему столбу, и снова. Отмечаю все звуки вокруг себя, концентрируюсь на своем дыхании, бормочу и посылаю проклятья, вытаскивая одно бревно за другим. Наконец я уже не слышу ничего, кроме его голоса.
"Почему ты продолжаешь отрицать нас?" Да, так я и отвечу на это. Знание - сила. Первое, чему он меня научил, это никогда не позволять врагу видеть твои слабости. Арес, возможно, забыл собственное правило, но я - нет. Он - мой враг. Мы хотим разных вещей. В конце концов, он - Бог Войны. Я пытаюсь искупить себя, так или иначе, хоть как-то смыть кровь со своих рук. Арес сделал бы так, чтобы я утонула в ней. Искупление - не то, что он понимает. Его самоуверенность может быть ошеломляющей. Я была "предназначена" быть его воином и тем, кого еще он хочет во мне видеть. Может быть много причин, почему я протестую, но я знаю ужасную правду - в самой темной части моей души. Я пытаюсь спасти себя, и в Тартар других.
Теперь, когда это касается использования его, это уже другая история. Я могу играть на его чувствах ко мне, когда мне это нужно. Должна признать, что я получаю в этом извращенное удовольствие. Дело не в том, что он сделал мне то же самое, и его "чувства" ко мне отлично подошли, когда я нуждалась в союзнике для спасения Евы. Я обманывала его, когда просила быть ее отцом? Часть меня говорит, что это был жар мгновения, но другая часть боится, что это могло бы быть тем, чего я на самом деле хочу. Если я закрою глаза и сконцентрируюсь, то могу ощутить холодный каменный пол под ногами, почувствовать скольжение меха по коже, когда я спускаю его к лодыжкам. В течение этих нескольких минут в его храме время не может касаться нас. Полная сдача - то, что я предлагаю здесь, но я не думаю, что любой из нас знает это. Слова с другого времени и места отзываются эхом в моей голове. "У меня есть убеждения, которыми я вовсе не горжусь". Мгновенно понимаю. Признаюсь, он шокировал меня, когда сказал это. Я знала, что он чувствовал ко мне что-то. Но то, как он это сказал, будто он не хотел ничего чувствовать - это заставило меня скрежетать зубами и сохранить гордость. С возвращением, дружище.
"Зена. " Я не сразу понимаю, что меня зовут. Оказывается, вот уже некоторое время. "Зена!" На этот раз я замечаю нетерпеливые нотки. Габриель стоит слева от меня, с полотенцем в руке. "Ты рычала как Цербер. Что случилось?" Я знаю, что она беспокоится, но не испытываю желания прямо сейчас чем-то делиться с ней. Я вытягиваю за полотенцем руку, и она бросает мне его. "Ничего". Я вытираю лицо и кладу полотенце на ограду. Наклоняюсь вперед, облокачиваясь на бревно, и делаю глубокий вдох, пытаясь расслабиться морально и физически. Габриель на это не покупается. Я не даю ей увидеть мои глаза. Плохо уже то, что я сама знаю, что в них. Зачем показывать еще и ей. Я не могу выдерживать те взгляды, которыми она меня награждает, когда я думаю о нем.
К счастью, она не настаивает поднимать эту тему. Габриель идет к бревну, берет полотенце, бессознательно крутит его в руках. "Мы кое-что уже начали, с восстановлением. Большую часть домов мы отстроим еще до первого снега. И нам весьма повезло... у нас не очень много раненных". Она сохраняет ровный голос, стараясь заставить его звучать дружественно, а не возмущенно. Спасибо, Габриель. Увидим, смогу ли и я поддержать игру. "Хорошо. Я хотела разобрать эту изгородь. Думаю, бревна подойдут для костра. Все равно у них осталось мало животных". Проклятье, я горжусь собой. Это прозвучало почти рационально. Однако под маской много чего бурлит, и я не знаю, сколько еще смогу сдерживаться. Она бросает на меня один из своих взглядов "я-знаю-тебя-слишком-хорошо", и я чувствую, что она ждет меня, чтобы принять какое-то решение. Что ж, нас уже двое. Все эти годы я пыталась сбежать от своего прошлого, от Ареса, от самой себя - зря. Я вернулась туда же, откуда начала.
Она, наконец, сжаливается надо мной и нарушает тишину, и у меня плохое предчувствие. "Зена, мы должны поговорить", - говорит она твердо. О, боги. Мои губы дергаются. Я не могу сдержать улыбку, и она появляется. Сколько раз я слышала это прежде? Сейчас именно это мне и нужно. Она изображает серьезность лучше, чем кто бы то ни был. Нет смысла оттягивать неизбежное. "О чем, Габриель?" Я использую мой лучший тон Королевы Воинов. Тот знаменитый тон, который заставлял трепетать множество военачальников, даже некоторых богов. Она не дает мне времени спрятаться в броне, и сразу наступает. "Мы должны поговорить о тебе и Аресе. О том, почему ты не можешь признать, что любишь его". На мгновение - тишина. Даже мое сердце, кажется, остановилось. Потом я слышу. Что это, воздух, вырывающийся из моих легких? Я чувствую себя так, словно меня ударили в живот. Когда слова произносят, они становятся реальными.
Она продолжает, игнорируя мой тяжелый взгляд. Мои руки судорожно схватили бревно, ногти впились в дерево, оставляя полукруглые следы. "Это уже давно продолжается. Ты бежишь то от одного, то от другого, с тех пор как мы встретились. Пришло время остановиться. Твои призраки скрылись, Зена. Все кроме одного". Ее голос все еще серьезен, но он теперь звучит по-новому. Примирившись? Я поворачиваюсь, лицом к ней, и с удивлением смотрю на нее. Это - не маленькая Габриель, которую я встретила в деревне шесть лет назад. Она - не девочка, которая хочет стать амазонкой, или последовательницей Элая, или спутницей Королевы Воинов. Она выросла. Когда это случилось, и как я не заметила? Она дарит мне ту свою легкую усмешку, которая говорит, что она читает меня как свиток. "Да, это невероятно, правда? - она смеется. - Габриель из Потейдии теперь большая девочка". Я тоже смеюсь, и атмосфера разряжается.
И она снова говорит, ее слова становятся тяжелее, несмотря на ласковый тон. "Ты знаешь, что дальше, после искупления? Почему тебе не позволить себе иметь это? Часть тебя, которая хотела захватить Грецию, уже мертва. Ты теперь другая, Зена. Мы обе. И если проклятие можно заработать, то, значит, можно заработать и спасение". Она и впрямь умеет обращаться со словами, эта маленькая сказительница.
Жаль, я не могу сказать ей, что творится в моей душе, но она бы не поняла. Каким образом? В ней нет ничего, даже отдаленно похожего на мою жажду крови. Если бы я могла быть уверена, что никогда не вернусь к моим старым дорожкам... но я никогда не буду в этом абсолютно уверена. Пока я чувствую такое притяжение к нему. Пока я люблю его. Я пыталась избавиться от этого, от его необходимости для меня. Я сделала, всё, что смогла придумать, чтобы отравить это, заставить зачахнуть. Или это слишком сильно, или я слишком слаба, потому что ничто не сработало. Арес и я опасны друг для друга, и так будет всегда. Как, во имя Аида, могу я быть с ним, когда всегда рискую потерять себя?
Мое горло напрягается, я выдавливаю слова. "Габриель, я хочу верить, что ты говоришь правду. Но если б ты знала..." "Но я знаю, Зена, - тихо перебивает она. - Я знаю, что ты любишь его. Я знаю, что никто из нас не будет жить спокойно, пока ты не решишь это. И я знаю, что ты не должна больше ждать. Он не станет моложе, - она чуть смеется под конец, и снова я не могу сдержать улыбку. Она кивает в сторону холма. - Иди. Мы будем здесь, когда ты вернешься".
Дергает меня за руку, чтобы отправить в нужном направлении, и я иду туда. Наверное, это плохая идея. Наши взгляды точно не совпадают. Я ухожу от деревни и медленно прохожу через лес пеньков. Один раз я поворачиваю голову назад и вижу Габриель, она стоит у изгороди, закрываясь одной рукой от солнца. Глубокий вздох, и я снова иду вперед, продолжаю свой путь. Я не уверена, но могу поклясться, что мои шаги почти легкие.
Сцена 3
"Я убил ее". Могу сказать абсолютно честно, я сам себя потряс той короткой фразой. Кто бы знал, что три крохотных слова срезонируют громче рухнувшего Олимпа? Никогда не был готов ни к чему подобному. Как я мог? Я хотел умереть ради нее... никогда не думал, что наши роли полностью поменяются. Даже если я закрываю глаза, я не могу не видеть ту сцену у проруби. Возможно, не стоит и пытаться. Возможно, я это заслужил...
Она наносит удары со всей своей невероятной силы, наносит мне удары, словно я - игрушка. Никаких усилий. Было бы красиво смотреть на это - при нормальных обстоятельствах, но я слишком занят, истекая кровью, как заколотая свинья. У нас и раньше бывали маленькие стычки, довольно много их было, если точно, но на этот раз всё иначе. Не только потому, что Фурии влезли в мою голову. Я иной, и Зена - тоже. Мы словно вдруг сбросили маски, и теперь это - только мы вдвоем, какие мы есть, каждый стремится выжить. Моя осторожность исчезает. Даже если бы захотел, я не смог бы вернуть ее. Она одерживает верх. И вот - он здесь, Арес, бывший Олимпиец, некогда Бог Войны. Распускающий слюни и сопли, пока его подружка отделывает его. О да. Посмотрите, как я выкрикиваю ей бессмысленные угрозы, спасибо за это кудахтанью куриц, так же известных как Фурии. Я вижу кровь на снегу и льду. Странно видеть ее. Мою кровь. "Тебе это доставляет удовольствие?" Отлично. В следующую минуту я попрошу ее подуть на раны и поцеловать их. Но еще хуже смотреть на Зену, видящую, как я истекаю кровью. Да, это действительно доставляет ей удовольствие. Как мы могли дойти до этого?
Я снова подношу руку к лицу, чувствую, как опухли губы и челюсть. Она наверняка тоже имеет немало синяков. Я точно не сдерживал себя, когда бросился на нее. Я много раз прогоняю драку в своем проклятом прояснившемся мозгу. Арес бьет Зену. Арес слушает голоса в его сумасшедшей голове. "Убей ее... Убей ее!" Зена смотрит сквозь ледяное окошко. Я никогда прежде не испытывал страха. Не по-настоящему. Но что-то поднимается в моем желудке; колени ослабли, руки дрожат. О боги, что я сделал? "Убей ее, убей ее, убей ее!" Мысль перекрывает всё остальное, даже когда Фурии покидают мой разум.
Я наконец сделал что-то, что нельзя искупить. Я не могу заставить это исчезнуть или восстановить равновесие. Я опускаюсь возле нее на колени и внезапно понимаю, почему она так отчаянно сражается со своими демонами, почему она боится меня. Из-за моментов вроде этого; из-за того, что тогда можно совершить то, чего никогда не искупить. Если бы я знал, что моя любовь к ней доведет нас до этого, я бы отказался. "Неееееееет!!!!"
Вот то, что я пытаюсь сказать себе, в любом случае. Я хочу кричать на весь мир "Арес - новый человек!" Не знаю, правда это или нет. У меня замечательный талант к самообману. "Она вернется ко мне, я ей нужен, никто не понимает ее лучше меня". Знакомая песня снова звучит в моей голове. Хорошо еще, что я был богом; смертный состарился бы, так и не дождавшись ее возвращения. Возможно, теперь - вот оно, мое будущее. Да, я хочу думать, что я могу быть благородным, добрым и всё такое. Но нет абсолютной уверенности. Хотите знать, почему? Вот именно, потому что есть этот крошечный голосок, глубоко внутри меня, который знает настоящего Ареса. Знаете, что он говорит? "Лгун".
Я обхожу еще один остаток того, что когда-то было деревом - а ведь здесь когда-то был лес амазонок. Я знаю, что Арес находился во власти Фурий, когда делал всё это, но я все равно злюсь. Он больше не бог; он не может исправлять свои глупости. Наверное, он все-таки не усвоил урока. Надеюсь, мне не придется проводить второй. Мне и без того есть чем заняться.
Продолжаю слышать голос Габриель, она спрашивает, почему я не признаю, что люблю его. Я с досадой фыркаю. Не трудно вычислить. Я продолжаю подниматься, зная, что он там, ждет меня. Плохая идея – ошиваться рядом с деревней, которую еще недавно пытался уничтожить. Но с каких пор подобные мелочи его останавливали? Я вижу отсюда вершину холма. Уже близко, и я, пожалуй, знаю, кого там найду.
Как я могу любить его? Понятия не имею. Я не должна, это уж точно. После всего, что он мне сделал, после всех его игр. Он пытался управлять моей жизнью на каждом повороте. Все еще помню, как он разозлился, когда я сказала ему, что встала на другой путь. Он орал, угрожал, сказал мне, что никто не уходит от него. А потом он засмеялся. Сказал, что я ни за что на свете этого не сделаю. Не смогу. Мне необходимо завоевывать, властвовать. Я - воин, а не крестьянка. Должна признать, он был прав. Иногда, когда я не обращаю внимания, оно подкрадывается ко мне. Чувство, что я была предназначена для другого. Арес видит это, само собой. Он видит много того, что я хотела бы скрыть. Когда я с ним, я не такая, какой притворяюсь. Ну хорошо, скажи, наконец. Я до смерти боюсь его. Так легко вернуться на нашу старую дорожку. С ним так хорошо, проклятье!
Он также отнюдь не верх благородства. Было ли время, когда он не пытался использовать мои слабости? Не важно, он и есть моя слабость... но на Олимпе, когда он спас Еву и Габриель, я увидела в нем что-то новое. Я не поняла, что это. "Прости, сестренка, но я не могу позволить тебе убить ее. Она мне не безразлична". Не самая трогательная речь, которую я слышала, но таков его стиль, я это знаю. Искренность? Когда всё было закончено, когда мы все были в безопасности, я поблагодарила его. Я думала, что знала, чего он потребует, но, снова, он удивил меня. Слов было достаточно. Невероятно. От "Дай мне то, что я хочу" - вдруг - к "Это было меньшее, что я мог сделать".
Его преобразование сделало мой план освободить его от Фурий еще тяжелее. Я не могу выбросить из головы его, истекающего кровью. Когда мы были там, одни, у проруби, в нем было что-то другое. Я смотрела в его душу. Видела его боль... и чувствовала ее. И угадайте, что? Я сама впустила ее. Я помню зал на Олимпе, когда он отдает всё ради меня. Он ищет мои глаза, и я не могу выдержать его взгляд. Слишком поздно. Он уже видел сомнение, которое промелькнуло там. Фурии используют это, вытаскивая на свет все его скрытые страхи, играют с ними. И затем, когда мы оба в нашей слабости... "Тебе это доставляет удовольствие?" Он не спрашивает. Он умоляет. Боги, его взгляд... Я никогда не прощу себя.
Так что, я полагаю, Габриель права: я не могу отпустить, не могу поверить, что заработала хоть что-то, но - Тартар! Правда в том, что я никогда не восполню все жизни, которые разрушила. Это моя собственная ошибка. Но я обвиняю и Ареса. Другая причина для нас держаться на расстоянии. Я наказываю нас обоих, оставаясь в стороне. Иногда мне это нравится; это заставляет меня чувствовать себя связанным с ним еще и другими узами. Мы оба знаем сладкий поцелуй отречения и одиночества.
Продолжаю идти, не останавливаюсь, иду вперед. В последнее время я чувствовала себя такой же сумасшедшей, как он. Разговариваю с самой собой, вытаскиваю то, что уже давно, как я думала, захоронено. Что, в Тартар, я собираюсь сказать ему? Почти на месте, я уже вижу его, все еще сидящего там, где мы его оставили. Что я скажу?
Я слышу ее шаги издалека. В этом лесу, полном хвороста, даже ей невозможно подкрасться незаметно. Я знал, что она в конце концов найдет меня. Кажется, что всё повторяется по новому кругу: я жду, когда Зена придет ко мне. Мне нужно найти себе новое занятие.
Конечно, я могу встать и уйти. Сохранить достоинство, притвориться, что я не сидел здесь как влюбленный глупец, что я... Нет. Я останусь здесь и буду ждать приговор. Возможно, даже получу право сказать что-то в свою защиту, прежде чем она снова меня оставит. А в этом я не сомневаюсь. Я делаю глубокий вдох и поднимаю глаза к небу. Солнце уже село, наступили сумерки. У неба - тот металлический вид, как будто оно только что вышло из кузнецы Гефеста. А что, хорошее место, не хуже любого другого.
Она только что поднялась на холм. Боги, она завораживает. Нет ничего, виденного мной за всю жизнь, что могло бы сравниться с ней. Мои эмоции взлетают. Я дрожу, но не от холода. Она останавливается прямо передо мной и смотрит мне в глаза. Чувствую, что тону. Что я скажу ей?
"Привет".
"Привет".
Он выглядит... хорошо. Несмотря на все раны. Я чувствую эту дрожь в моем животе, словно что-то взбалтывается, это значит, что я счастлива или что меня тошнит. Он всегда производит на меня этот эффект. Похоже, мало что изменилось. Я вглядываюсь в его лицо, обнаруживаю что-то, чего даже не могу определить. У него на губе рана. Моя работа. Моя рука касается его лица прежде, чем я могу остановить ее.
Меня вырвет в любую секунду. Она стоит, так близко, и я вижу крошечные золотые искорки в ее синих глазах. Желудок танцует румбу. Я держу руки на коленях, чтобы скрыть их дрожь. Тогда она касается моего лица, осматривает мои раны. О, боги... Я потерян. Моя только что обнаруженная мудрость мгновенно исчезает, умирает тихо и безболезненно при ее нежном прикосновении. Я могу иметь дело с чем угодно, кроме ее доброты. Скажи хоть что-нибудь!
"Смерть дурно пахнет. Не говоря уж о боли". О, гениально, Арес. Ты - полный придурок... что случилось со всеми моими остротами? Так, ладно, хорошо, она все еще там, и пока не впечатывает кулак мне в челюсть. Это я, или ее руки действительно такие нежные? Ну давай уж, скажи: ты сам во всем виноват.
Любой предлог, лишь бы коснуться его. Я знаю, что это моя слабость, но я не могу сдержаться. Прямо сейчас нет между нами никаких преград. Не знаю, сколько еще это продлится. Я провожу пальцами по его губам... легонько, чуть-чуть. Они невероятно мягкие. Как Война может быть такой притягательной?
"Может, как смертный, я смогу получить то, что не доступно богу".
"Например?"
"Тебя".
Ее глаза улыбаются мне, и мое сердце сходит с ума. Она смотрит на меня так, как она умеет. Дежа вю, и всё сильней, я теряю ощущение реальности. Время не может коснуться нас. Ближе, Зена, только еще немного больше... О боги. Чувствовал ли я себя когда-либо так прекрасно? Так уютно, спокойно? Я не понимал, как долго я ждал. Она исцелила меня - и даже не знает этого. Подождите, что это... это чувство...
"Оу"
Не совсем та реакция, которую я ожидала, но я должна смеяться вместе с ним. Ни один из нас не относится к людям, которых называют "милыми". Пытаюсь восстановить дыхание, немного отступаю. Все еще не могу поверить, что сделала это! Где моя вина? Она должна быть здесь, уже пора. Но ее нет, есть только этот момент. Наш момент. Только Зена и Арес.
"Кажется, я начинаю интересовать тебя?" Он все еще Арес, даже если он смертен. Хотя я слышу перемены в его голосе. Никаких требований или угроз. Он говорит со мной, не обо мне. И - тот юмор? Что-то в нем происходит, выглядывает сквозь те невероятные глаза. Я знаю, что это должна быть игра света, но он выглядит настолько иным...
"Ты всегда интересовал меня, Арес, но ты был плох для меня. И всё еще плох".
Всё еще помнишь свои приемы, Зена? Всё нормально. Просто оставайся собой, этого достаточно. Не могу поверить, что мы так близко, и при этом никто не наносит удар. Ты это видишь? Я пытался обнаружить свою совесть. Уже заметно? Ты права, я был плох для тебя. Мы были плохи друг для друга. Никогда не создавали ничего, кроме той тьмы, которую разделяем.
И теперь я избежал старой ловушки, чтобы попасть в новую. Ты снова уйдешь от меня, забирая с собой мое сердце и душу - тяжелая ноша. Что еще я должен тебе отдать? Я уже в этой ловушке. Мне необходимо быть с тобой, необходимо, чтобы ты была счастлива. А прямо сейчас, как ни тяжело, это означает позволить тебе уйти.
Ты отступаешь еще на шаг от меня и глубоко вздыхаешь. Я чувствую твой взгляд, бродящий по мне. Ты пытаешься выжечь в своей памяти мой образ? Надеюсь, что так. Ты здесь - свидетель рождения, и я хочу, чтобы ты запомнила меня таким. Когда я был... новым. Лучи заходящего солнца касаются твоих волос и показывают скрытую теплоту. Твое лицо озаряется светом. Я чувствую что-то, мощное, растущее во мне, и отваливаются последние частички меня-старого. Никакой боли, никакого гнева, никакого сожаления. Я охотно отдаю старую жизнь, кладу на пылающий алтарь Зены. Она всегда была твоей, нужно было только попросить. Возможно, если мне повезет, наступит день, когда ты попросишь и эту жизнь тоже.
КОНЕЦ
