Поворот судьбы

Спасение одной жизни – равно спасению целого мира.
Талмуд

Развалившись на троне в своём зале на Олимпе, Арес беззвучно бормотал проклятия. Всё было на месте: гобелены со сценами сражений, впечатляющая коллекция оружия на стенах, кубки, покрытые драгоценными камнями... украшения из человеческих черепов, при виде которых другие боги презрительно фыркали и которые он хранил не только из–за личного пристрастия, но и как способ заявить: я – не хороший парень, и живу с этим.

Да, всё было на месте. Но через несколько минут, даже не успев глотнуть дорогого кроваво-красного вина из кубка, он проснется на груде хлама в том фермерском доме, где Зена оставила его в компании с собачонкой. И если повезет, дождя не будет и крыша снова не протечет.

Почему он продолжает видеть эти сны? Всё кончено, он лишь жалкий смертный, который никогда не вернёт свою божественную силу обратно, и, скорее всего, никогда не будет иметь того, что могло бы сделать стоящей его смертную жизнь... возможность провести её с женщиной, той, что была источником большей части его ночных страданий. (Но такие сны, по крайней мере, иногда становились довольно приятными хотя бы до его пробуждения).

Хорошо, раз уж он все равно видит этот сон, он мог бы это как–то использовать. Арес встал с трона, подошёл к столу и, подняв один из кубков, подумал о прекрасном вине Фалерно. Кубок в его руке немедленно наполнился, Арес смаковал ликёр, задерживая его во рту, и начал надеяться, что его сон будет достаточно длинным. Отбросив пустой кубок, он вынул из ножен свой Меч – олицетворение Божественной Силы, и сделал несколько тренировочных выпадов, рассекая воздух.

Ну что ж, если его грёзы так приятны, почему бы куда-нибудь не отправиться. Он упорно думал о ферме. Мгновенная вспышка, и он стоял перед... Что это, Тартар подери? Всё вокруг имело тот же самый вид, но вместо мрачной лачуги была большая вилла с роскошным садом. Он хмыкнул: к разговору о совпадении желаний и возможностей.

Арес принял облик смертного (старые уловки работали, как будто всё происходило наяву) и подошёл к крестьянину, толкающему телегу, полную овощей.

- Здесь должна быть старая ферма?

Человек посмотрел на него.

- Вы здешний?

- Я знал семейство, жившее на этой ферме.

- Правда? – крестьянин подозрительно его рассматривал. – Да, господин, вы, очевидно, с ними давно не виделись. Разве вы не знаете, кто внучка этих стариков?

- Внучка?
- Ага, Зена.

- Зена, - повторил Арес, как будто никогда раньше не слышал этого имени.

- Именно, Зена – Императрица Рима.

Бог Войны расхохотался, игнорируя потрясённый взгляд крестьянина. В конце концов, этот смертный идиот был лишь плодом его воображения. Арес вернулся назад на Олимп.

Всё находилось на месте, даже кубок валялся там, куда он его бросил.

Арес попытался вспомнить, что он пил на ночь.

Только вместо этого он упорно думал, что нужно попробовать открыть портал на Зену.

Она появилась во впечатляющей фиолетовой мантии и золотом шлеме, верхом на чёрном коне, обозревающая Римский легион.

Он закрыл портал и покачал головой. Для сна всё было удивительно, если не безумно, последовательно. «Что будет дальше?» - подумал Арес. В ту же минуту возникли две вспышки света, и перед ним оказались Зевс и Афина, выглядящие очень реально и довольно рассерженно. Впрочем, они всегда так выглядели в «старые добрые времена», когда Арес общался с ними.

- Уйдите! – сказал Арес. – Позвольте мне наслаждаться моим сном.

- Я тоже рада видеть тебя, братец! – сказала Афина с её обычным высокомерным видом ложной снисходительности. – И, кстати, ты не спишь.

***

Когда они перенесли его в Храм Судеб, он им поверил. Три богини – старуха, женщина и девочка – были скованы так, что, хотя и могли достать до станка, все их движения были ограничены и контролируемы. Рядом дежурили несколько проксидикаев, специальных стражников богов.

- Посмотри на это, сын, - Зевс крайне осторожно поднял одну нить и показал Аресу крошечный, едва заметный узелок на ней. – Это – место, где Цезарь, сбежав из Тартара, вытянул нить своей жизни из полотна и затем переткал его, чтобы с этого момента его судьба сложилась иначе». Зевс слегка сжал пальцами узел, и на ткацком станке замерцало изображение, заставившее Ареса вздрогнуть и нахмуриться. Он увидел Зену, обнажённую, стонущую в руках Цезаря. Зевс поглядел на сына и отпустил нить, позволив картине исчезнуть.

- В тот момент, - сказала Афина, - твоя Зена (о, сколько гневного презрения она вложила в эти два слова) была просто главарем банды пиратов, которые захватили Цезаря для выкупа. Он обещал ей союз, но обманул ее и велел распять; и даже тогда ей помогла эта раздражающая привычка -выживать. Цезарь полагал, что именно возникшая в результате его предательства вражда между ним и Зеной явилась причиной его несвоевременной кончины, поэтому он решил изменить судьбу, вернувшись в тот момент и сделав другой выбор. И его судьба изменилась, так же, как и многое другое. Видишь ли, брат, в этом мире Зена стала не только главнокомандующим армии Цезаря, но и его женой и Императрицей Рима, и она никогда не имела то ужасное порождение - своего ребёнка. Никаких Сумерек, Арес. Зевс жив, как видишь, и Гера, и остальные Олимпийцы. Правда, каждое хорошее дело имеет и обратную сторону: ты - всё ещё бог.

- Да уж, папа! – Арес намеренно игнорировал сестру. - Мне казалось, ты был приверженцем закона. Я, вроде, припоминаю лекцию о том, что никто не может касаться ткацкого станка Судеб, даже боги...

- Боги не вмешивались. – Зевс впился взглядом в Ареса, сжав губы. – И как только Цезарь проживет в этом мире отведённый ему срок, он заплатит за содеянное. Но судьба была изменена, так что к нам вернулась жизнь и наша власть. Было бы безумием не воспользоваться этим.

Арес закатил глаза

- Боги не вмешивались? Осмелюсь предположить, цепи здесь из декоративных соображений. А эти ребята, - он кивнул на проксидикаев, - лишь для того, чтобы составить Судьбам компанию. Ты хорошо потрудился, папа.

Старая Атропос подняла голову, её красные глаза были печальны и настойчивы.

- Зевс, ты должен послушать нас. Ты должен позволить нам уничтожить узел Цезаря. Этого мира не должно было быть. Последствия...

- Заткнитесь, вы все! – заревел Царь Богов. – Сын, я не для того тебя взял сюда, чтобы ты препирался со мной. Я только хотел показать тебе, что поставлено под угрозу. Не что иное, как шанс спасти владычество Олимпийцев.

- Мы помним, кто всё устроил в прошлый раз, Арес, - в мелодичном голосе Богини Мудрости и Войны чувствовалась сталь. – И мы не позволим этому случиться снова.

***

Вернувшись на Олимп, Зевс и Афина, закончили беседу с Аресом о том, что представляет собой этот мир. Прямо сейчас они должны были бы находиться в том времени, когда Цезарь в другом мире вмешался в ход судьбы, после того, как смерть Аида ослабила охрану Тартара. Однако из-за нарушения порядка в Вечности время сдвинулось на 25 лет, к тому моменту, когда Зевс умер, или, как выразился Зевс, «когда был рожден безбожный ребёнок». Это объясняло, почему Зена была столь же молодой, как и в последний раз, когда Арес видел ее в другом мире (о котором Арес всё ещё продолжал думать, как о настоящем), даже без её 25-тилетнего сна в ледяной пещере. Никто из смертных, за исключением Цезаря, не знал, что их мир когда-то был другим. Но боги знали, они сохранили память об обоих мирах.

-Прекрасно, - протянул Арес, перекинув ноги через подлокотник трона. Его поза выражала преднамеренную дерзость. – И зачем такому, как я, делать что-нибудь для провала такого сладенького дельца? Смертность – это не тот опыт, который я хотел бы повторить. Олимп или дрянная ферма... да, сложная задача.

- Возможно, потому, - Афина наклонилась и положила руки на подлокотники его трона, буравя брата своими серыми глазами, – что мои последние воспоминания из другого времени – это меч Зены, пронзающий меня насквозь, - не самое приятное чувство, ручаюсь тебе, и ты, говорящий мне, что позволил мне умереть, потому что, как ты это назвал? – Ах да, «Прости, но я люблю её».

- Я говорил вам, чтобы вы оставили Зену и Еву в покое.

- Слушай, мы не собираемся, заниматься демагогией, - сказала Афина. – Тот мир больше не существует. А твоя навязчивая идея всё ещё создаёт проблемы. Ты по-прежнему думаешь не головой, а тем, что ниже живота?
Арес пожал плечами, не желая это обсуждать.

- Какое отношение имеет Зена ко всему этому?

- Нить её судьбы в этом мире переплетается с Цезарем. Свяжешься с ней, и никто не знает, какие это может создать проблемы.

- Ох, полегче, сестричка!

- Арес, ты должен послушать меня, – лицо Зевса было так же темно, как одна из его грозовых туч. – Ты мой сын, но пойми, подвергни снова нас опасности, я без колебаний сброшу тебя в Тартар. Ты слышишь? Если вдруг ты соскучишься по своей дрянной ферме.

- Хорошо, хорошо, – он поднял руки. – Я понял!

Афина выгнула бровь:

– Отрадно видеть, что вы наконец-то нашли общий язык.

- Эй, папа! – окликнул Арес, когда Царь Богов уже собрался уйти.

- Что ещё?

- Скажи, нет никакого шанса, что в этом новом прекрасном мире мой любимый полубрат встретился с какими-нибудь злобными...

Нахмурившийся Зевс прервал его: - Держись подальше от Геракла, Арес. Я не шучу.

Секундой позже боги исчезли, оставив после себя лишь мерцание искр. Арес покачал головой.

-Отлично! Парень идет и убивает его, и все равно «Держись подальше от Геракла». Почему мне никогда ничего не прощают?

***

Быстро переместившись в район горных хребтов, Арес смог проверить свою возрождённую божественную силу, основательно разрушив несколько скал, что значительно улучшило его настроение. Растянувшись на каменном выступе, он решил проверить свои воспоминания в этом изменённом мире.

Некоторые войны и сражения развернулись по-другому; Римская Армия была ещё успешнее в своих завоеваниях и имела в составе гораздо меньше наёмников. Без Зены во главе, армия, некогда пронесшаяся пожаром через греческие земли, была просто тенью себя; Дарфус был побеждён, как Арес всегда и подозревал. Он был так же заинтригован, когда понял, что в этом мире он имел намного более близкие отношения с Цезарем и римлянами, несмотря на их раздражающую привычку называть его Марсом.

А затем...

Арес сел на выступ скалы так резко, что почти потерял равновесие (за несколько секунд до того, как вспомнил, что кувырок вниз по склону горы уже не должен его волновать).

Он восстановил воспоминания за неделю до этого момента.

Зена, двигающаяся под ним, прекрасная, обнажённая, её голова отброшена назад, соски напрягаются под его пальцами...

В этом мире жена Цезаря была также любовницей Бога Войны.

***

Исследуя дальше свои новые воспоминания, Арес с раздражением почувствовал, что что-то не так. Они были недостаточно реалистичны, он как будто наблюдал себя со стороны, его страстные сны из другой жизни и то казались более настоящими. Но неважно, он был намерен восполнить воспоминания довольно скоро... Собственно, этим вечером.

Арес откинулся назад и закрыл глаза, предвкушая их встречу, вскоре реакция его тела заставила его неловко переместиться, и он направил мысли в другое русло. Он облегчённо вздохнул, когда понял, что в этом мире Зена (новая и, очевидно, намного улучшенная) эффективно положила конец беспорядкам Дахака прежде, чем они начались, уничтожив культ тёмного бога и разрушив храм, как сказал ей Арес. Слава богам, она также позаботилась об этом ненормальном пророке мира и любви Элае, которого упрятали в одну из Римских тюрем (проповедуй там свое учение крысам, подумал Арес с усмешкой). Старый Добрый Папа говорил дело – этот мир выглядел лучше, намного лучше.

Он также понял, что на сей раз он – или это был его двойник, который в любом случае стал частью его самого, когда произошёл сдвиг времени? – никогда не испытывал двух последних опытов со смертностью.
Конечно, ведь те инциденты были связаны с Зеной, а первый – еще и с Каллисто (о ком в этом времени у него вообще не было воспоминаний). Никакой Каллисто... никакой Надежды... А это значит, изменилось и...

- Хейя, дядя!

Одутловатая белая физиономия Страйфа вряд ли могла радовать глаз, а фамильярное хихиканье отнюдь не было музыкой для ушей, и всё же Арес еле сдержался, чтобы не задушить своего идиота-племянника в объятиях. (Проклятье, надо следить за этими смертными эмоциями).

-Страйф, запомни, никогда не вздумай подкрадываться ко мне! - он заставил свой голос звучать тем холодным тоном, какой мог ожидать божок.
Глаза–бусинки Страйфа заметались в разные стороны.

- Привет, дядя... знаешь, та войнушка, которую мы планировали в Парфянском царстве? Вот, угадай, что... хе, хе... Геракл снова вмешался, теперь пытается убедить всех на мирный договор... И что мы собираемся делать?

Арес вздохнул. Неожиданно перспектива разобраться с Гераклом не показалась Аресу привлекательной. Он поискал в своих воспоминаниях что-нибудь об этой войне в Парфянии и решил, что в любом случае это будет скукотища. Арес заметно зевнул.

- Вот что я скажу, этот вопрос я оставляю тебе и Дисгармонии (её надоедливая голова, конечно, снова прочно сидит на плечах).

- Но, дядя, что если мы всё провалим?

- Ты бог или полное ничтожество? - проревел Арес, швырнув шаровую молнию, и вызвав небольшой ливень каменных осколков, обрушившихся на голову Страйфа. – Могу я здесь кому-нибудь что-нибудь поручить?!

- Ладно, ладно... я обещаю, дядя, я сделаю всё возможное и невозможное, - заскулил Страйф, а Арес вспомнил, что грубое обращение с племянником было, в конце концов, весьма забавно. Хотя в данный момент он с нетерпением ждал абсолютно других удовольствий.

- Славно, - Арес запустил другую шаровую молнию в склон горы. - Если ты ещё меня побеспокоишь, то следующая будет направлена прямо на твою задницу. Я беру день... нет, неделю отпуска.

***

Банкет во дворце был в полном разгаре. Вокруг носились рабы, наполняя чаши с вином и разнося подносы с невероятными деликатесами вроде жареных лебедей в абрикосовой глазури; музыканты и почти голые танцовщики и танцовщицы развлекали собравшихся. Неожиданно банкетный зал затих: прибыл новый гость - высокий впечатляющий мужчина в отделанной металлом кожаной одежде и с большим мечом на поясе. Притом, что Арес материализовался снаружи и обычным способом вошел в зал, не планируя эффектного появления, многие гости знали, что он был не простым человеком, а божественным покровителем правителей Рима - Богом Войны.

Император и императрица быстро поднялись: не часто Бог Марс удостаивал их пиры своим присутствием. Цезарь подал сигнал, и молоденькая служанка, пытаясь сдержать дрожь в руках, приблизилась к Богу с кубком, полным вина; он осушил кубок на ходу, направляясь прямо к императорской чете.

Цезарь, облаченный в белую тогу с золотыми и красными полосами, почтительно склонил голову: -
- Мой Бог Марс.

Арес только кивнул императору, смотря мимо него на женщину рядом с Цезарем.

Императрица была одета в облегающее фиолетовое платье, отделанное золотом, дополненное строгими изящными золотыми браслетами на предплечьях и ожерельем. На ее лице, возможно, было слишком много косметики, и он был поражён, когда увидел её волосы, уложенные локонами. Но это ей шло, и она была великолепна.

- Мой Бог Марс, - сказала она, склонив голову.

Её голос был низок и чувственен, но слова резали слух – Бог? Марс? На мгновение он подумал, что предпочёл бы услышать, как она называет его ублюдком или одним из тех отборных ругательств, которые она имела обыкновение бросать ему в лицо.

- Вы окажете нам честь, присоединившись к нашему скромному обеду, мой бог? - спросил Цезарь. – Или, возможно, вы желаете обсудить план египетской компании?

- Рад бы остаться и поболтать, Цезарь, - в глазах Ареса светилась откровенная насмешка над императором. - Но прямо сейчас я бы хотел забрать у вас императрицу для... ээм... частной консультации.

Цезарь не вздрогнул, лишь небольшая тень легла на его лицо; связь между императрицей и Богом Войны была открытым секретом в высших кругах Рима, но Марс, или Арес, как он предпочитал, чтобы его называли, всё же никогда не демонстрировал это настолько нагло.

Голос Цезаря был неизменно вежлив: - Конечно, мой Бог Марс.

Все присутствующие провожали взглядом Бога и Императрицу, пока они шли к дверям.
Едва они оказались снаружи, он взял её за руку, ощущая прохладу её тонких пальцев, и в водовороте искр переместил их обоих в личные покои одного из своих храмов.

***

Когда они остались наедине, она посмотрела на него, и в ее глазах мелькнуло развлечение.

Арес поднял два кубка и вручил один ей.

- Между прочим, прекрати называть меня Марсом!

- Ах, да, - пробормотала она, потягивая вино. - Вы предпочитаете «Арес».

По крайней мере, в этом вопросе он не расходился со своим предшественником-собой.

- Ты не должна забывать свои греческие корни, дорогая. Кроме того, я ненавижу, когда меня называют Марсом. Это не звучит.

- Хорошо, мой бог Арес...

Он вздрогнул, услышав такое обращение из уст Зены, но в следующий момент знакомая улыбка, заигравшая на её губах, заставила его забыть обо всём.

- Мы обсудим египетскую компанию? Их флот....

Он разглядывал ее, приоткрыв рот, его сердце билось настолько быстро, что он должен был отдышаться. Его королева воинов или императрица воинов? – наедине с ним в его палатах, с этой улыбкой и этим блеском в глазах, держа в руке кубок вина, пальцами другой руки играет со сверкающей золотом пряжкой на её тоге... то, что она хотела говорить с ним о сражениях, было сладко, как глазурь на пирожном. Но, по правде говоря, это исключительное пирожное не нуждалось ни в какой глазури.

Он отбросил полупустой кубок и притянул её к себе, прежде чем она смогла продолжить.

- Позже.

***

Её губы приоткрылись, чтобы встретить его поцелуй, а язык протиснулся к его.
Прикладывая немалые усилия, чтобы унять дрожь в руках, Арес расстегнул её пояс и пряжки на платье и почувствовал нежное скольжение ткани сквозь пальцы.
Арес сделал шаг назад. От мягкого света керосиновых ламп её кожа имела золотистый оттенок.
Он видел прежде Зену вот так , когда она так незастенчиво встала в ванне, в доме монаха много лет назад... только эта Зена не была такой невинной.
Она подвинулась ближе, положила свои ладони на его плечи и снова поцеловала его, скользя языком по губам и исследуя его рот. Дыхание Ареса было прерывистым, он заставил меч исчезнуть с пояса. Её руки, соскользнули с плеч по жилету, и остановились на его штанах, посылая небольшие толчки сквозь его тело. Его пояс не намного облегчило ее задачу, и он наконец решил вопрос старомодным способом – просто пожелал скорее сбросить эти проклятые штаны, вместе с ботинками и латными рукавицами. В его голове снова мелькнула мысль – не могло ли это всё оказаться одним из его снов, которые он столько раз видел? А даже если и так... о, в Тартар всё. Он обнял её сильнее, испустив гортанный стон.

Теперь был только один вопрос, войти в неё сразу или сделать это медленно, позволив целовать каждый дюйм её тела – это был намного приятнее выбор, чем все те, с которыми он сталкивался в последнее время.

Он повалил её на темно–красные простыни своей кровати, его губы бродили по её шее, потом скользнули ниже, она задыхалась и стонала. Арес видел, что преуспел в том, что стёр с её лица ту маленькую хладнокровную улыбку, её глаза теперь были покрыты поволокой, приоткрытый рот выдавал желание. Он медленно целовал ее тело, спускаясь вниз живота. Какое наслаждение вытягивать из неё эти слабые звуки и слышать, как они становятся громче и отчаянней, чувствовать её дрожь, пока волны судорог безостановочно сотрясали её тело.

Переместившись, он лёг рядом с ней. Зена наконец открыла глаза, лукавое безразличие вновь отразилось в её взгляде, она приподняла голову и наклонилась вперёд, чтобы поцеловать его.

- Ммм... я должна... вернуть долг, мой бог?

- Прекрати называть меня «мой бог», - прошептал он с хрипцой. - Просто «Арес».

Она удивленно посмотрела на него, и он был озадачен вопросом – неужели он мог быть в этом мире таким напыщенным индюком, пока не вспомнил, что подобное уважительное обращение никогда не волновало его с другими женщинами, с которыми он переспал.

Уже через несколько секунд он бы не заметил, даже если бы она назвала его Эротом. О, это было чересчур, она хотела заставить его почувствовать себя таким же беспомощным, какой только что была сама... и, вечный Олимп, он не возражал. Возможно ли, что за тысячи лет ни с одной другой женщиной он не мог чувствовать себя так хорошо? Или причина была в знании того, что это Зена? Он сжал кулаки, бормоча бессвязные слова поощрения. В его теле поднялся жар, пульсируя и покалывая - О да... не останавливайся, Зена, ради всех богов, не останавливайся!

Ему нужно было время, чтобы отдышаться. Она смотрела на него, улыбаясь, явно наслаждаясь своей властью. Он взял её руку и поцеловал кончики пальцев.
- Знаешь, если бы я еще был смертным, ты могла бы убить меня.

Проклятье!

Зена подняла брови.

- Мой бог, ваше чувство юмора... очаровательно.

- Я имел в виду – если бы я был смертным, - Арес сделал паузу. - Я велел тебе прекратить называть меня «мой бог».

Она кивнула и искоса посмотрела на него, очевидно, пытаясь понять, что он задумал. Он не дал ей для этого слишком много времени, обхватив её и затащив наверх себя.

-Я хочу войти в тебя, - сказал он хриплым голосом. - Я хочу тебя сейчас.

Она мельком взглянула и ухмыльнулась.

- Ах, да, я иногда забываю, что вы не ограничены слабостью смертной плоти.

Прекрасно, он точно не собирался дать ей забыть об этом сегодня ночью.

Она двигалась под ним, и он чувствовал, что собирается кончить ещё раз.
Пока он ещё был в состоянии думать, он взглянул на неё и решил, что ему очень не нравится её причёска. Он погладил её волосы и, пытаясь, насколько мог, сконцентрироваться (что не особо получалось при данных обстоятельствах), использовал свою силу, чтобы распрямить её смешные локоны. Он надеялся, что в порыве страсти она не сразу заметит перемены.

***

Арес открыл глаза, выходя из приятного полусонного состояния, в которое позволил себе погрузиться несколько часов назад. Он смотрел на Зену, спящую рядом, тихо посапывающую, прильнувшую головой к его плечу.

В спальне не было ни единого окна, но он знал, что уже был полдень.
Он действительно измотал её. Было так, как он и думал, у Зены был настоящий аппетит, но он имел преимущество сущности бога и более 30 лет неудовлетворенной страсти. Он не знал, сколько раз и сколькими способами они наслаждались друг другом прошлой ночью.

Теперь, смотря на свою спящую королеву и перебирая пальцами её волосы, Арес праздно размышлял, не убедить ли ему дядю Аида когда-нибудь уменьшить наказание Цезаря за его вмешательство в Ткацкий Станок Судеб.

Скоро нужно будет вернуть Зену во дворец; во время одного из редких перерывов прошлой ночи она упомянула встречу с Верховным Командованием для обсуждения египетской кампании. Он наклонился и провел языком по ее правому соску. Она вздохнула и что-то пробормотала, затем зашевелилась и, наконец, открыла глаза.

- Пора вставать, Ваше Величество.

Зена с удовольствием потянулась.

- Ааах... мой бо... эмм... Арес... Доброе утро...

- Добрый день, моя дорогая.

- Я так долго спала? – она лукаво улыбнулась. - Ты был... ммм... необычайно восхитителен вчера вечером... Какие-то сражения проходят особенно хорошо?

- Нет, я просто соскучился по тебе, – он привлёк её к себе.

- О? – в её голосе слышался сарказм, но прежде, чем она смогла сказать что–нибудь ещё, он закрыл её рот поцелуем.

- Я всё ещё полон энергии, - прошептал он, прерывая поцелуй.

- О, нет, Арес, - засмеялась она. – Я вряд ли буду в состоянии идти... Не говоря уже о поездке верхом...

- Перестань, ты гораздо сильнее.

После минутного колебания она ответила на поцелуй. На этот раз он действовал медленно и нежно, поглаживая ее лицо, покрывая быстрыми поцелуями ее веки и нос, прижимаясь губами к ее шее и плечам, где прошлой ночью он оставил багровые отметины.

А потом, когда они молча лежали, утомленные бурной ночью, сплетя пальцы, Арес зарылся лицом в ее благоухающие волосы и пробормотал: - Я люблю тебя, Зена.

Он услышал ее низкий смех.

- Мой Бог Арес, как я и говорила, у вас столь тонкий юмор... но признаюсь, временами мой бедный смертный разум не в состоянии понять шутку.

Их тела были влажными и липкими от пота, и он отчетливо осознал, что держит во рту прядь ее волос.

Чуть помедлив, он поднял голову и посмотрел на нее с озорной усмешкой.

- Я только хотел увидеть, как бы это было. Знаешь, сказать одну из тех глупостей, которые в такие моменты говорят сентиментальные смертные.

Императрица закатила глаза и поднялась с постели.

- Тогда тебе стоило опробовать это на одной из твоих прочих девочек. Может, я и смертная, но уж точно не сентиментальна, ты бы должен знать... В любом случае, думаю, мне самое время вернуться во дворец. Наверное, я ужасно выгляжу, - она провела рукой по своим волосам и задохнулась. - Что случилось с моей прической?

Он скромно усмехнулся.

- Я подумал, так тебе больше идет.

- Больше идет? - в ее глазах вспыхнул гнев. - Не знала, что ты стал подрабатывать Богом-Консультантом по внешности. Ты представляешь, сколько часов нужно на укладку?

На мгновение почтительность исчезла, и она казалась так похожа на старую Зену... другую Зену... какая разница... отчитывающую его за какую-нибудь отвратительную пакость, которую он сделал. Проклятье, как же это освежало!

- Эй. С теми глупыми кудряшками ты была похожа на жеманную римскую гусыню, а не на воина.

Она взглянула на него, очевидно, озадаченная собственной вспышкой, но увидела, что он не рассердился, и отрицательно покачала головой.

- Я не могу отправиться во дворец вот так... Я похожа на какую-нибудь королеву варваров.

- Прекрасную королеву варваров.

Она тихонько засмеялась и занялась драпировкой своей тоги.

Когда она закончила одеваться, Арес вместе с ней перенесся в ее дворцовые покои.

- Все еще злишься из-за волос? - он целовал ее шею.

Возлюбленная Бога Войны провела рукой по его груди и прикоснулась губами к его губам.

- Спасибо за прекрасную ночь... Арес.

Он притянул ее к себе.

- Я хочу снова увидеть тебя сегодня вечером.

Она рассмеялась.

- Пощади. Я же должна кое-что оставить своему законному мужу.

- Я его кастрирую, - прорычал Бог Войны, покрывая губы Императрицы своими. Он больше не испытывал желания добиться для Цезаря поблажек в Тартаре.

Вернувшись в свой тронный зал на Олимпе, Арес размышлял над ситуацией.

Ну ладно, возможно, этот мир был не так совершенен, как казалось вначале.

Но он все же был еще довольно хорош.

***

Сражение еще не окончательно сошло на нет, когда Арес появился на вершине холма поблизости. Он всегда находил удовольствие принимать облик какого-нибудь рядового и бросаться в бой, не единожды меняя соотношение сил, если, конечно, он не поддерживал одну из сторон. И все же сейчас это не казалось таким забавным.

Он не мог точно ответить, почему. В конце концов, обе египетские армии, одна - поддерживающая королеву Клеопатру, а другая - ее соперника-брата и формального мужа, юного Птолемея - для не греков сражались довольно неплохо. Кроме того, в этом вопросе у него был личный интерес: его протеже планировала принять сторону Птолемея и использовать гражданскую войну, чтобы прижать Египет к Римскому ногтю. (В этом времени, очевидно, присутствие Зены предотвратило альянс Цезаря с Клеопатрой, едва ли удивительно, учитывая, каким способом альянс сложился тогда, и Римляне, похоже, вычислили, что с королем-мальчишкой гораздо легче справиться.)

Возможно, все в этом новом мире еще казалось ему некоей фальшивкой, инсценировкой, вроде Римских гладиаторских боев. Или... Что, если он больше не способен заняться своей работой? Он даже не разнес окрестности, когда Страйф - само собой! - провалил работу в Парфянском царстве и позволил Гераклу решить дело миром; разумеется, он поджарил племянничка парой шаровых молний, отчего тот с воплями удрал, но это было больше формальностью. И вот прямо сейчас, рассекая себе путь через отряды Клеопатры, он пришел в ужас, обнаружив, где-то на задворках сознания, мысль, что это не очень-то спортивно - торжествовать, отражая удары противников, для которых он все равно был неуязвим. Должно быть, последний затянувшийся смертный опыт сильно повредил его голову.
Возможно, в этом же была и причина того, почему это дело с Зеной казалось безумием.

Прошло три недели с их первой встречи. Были и многие другие, не только в постели, но и в консульских палатах, где они обсуждали военную стратегию, иногда с Цезарем, которого нельзя было вечно избегать, в конце концов, он был Императором, и на арене, где они с наслаждением сражались на мечах, в точности как некогда с Ливией. (К его развлечению, он обнаружил, что старое прозвище несуществующей Ливии, Римская Шлюха, теперь принадлежало Зене в тех частях мира, где Рим не очень жаловали.) Конечно, поединки на мечах обычно имели продолжение в постели.

Она была всем, что он мог хотеть в его королеве воинов: борец с превосходной сноровкой; сильный лидер, по-настоящему захваченная идеей установления мирового господства с помощью силы, той самой идеей, которую он напрасно пытался продать оригинальной Зене; возлюбленная, о которой он даже вообразить не мог, чтобы она ему надоела.

За исключением...

Ну например, он обнаружил, что необходимость делить ее с тем ублюдком, ее законным мужем, приводила его в ярость. Его воображение рисовало такие яркие сцены Зены и Цезаря вместе, что он наконец решил, что легче столкнуться с реальностью, и открыл портал, показывающий императорскую спальню; через несколько секунд он взорвал стену собственного храма, где ему случилось находиться в то время.

Но, возможно, еще хуже, каждый раз, когда он видел ее, он сталкивался с какими-нибудь новыми напоминаниями, что она не та Зена.
Волосы (вернулись глупые кудряшки) были самым меньшим.

В другом мире он долго свыкался с фактом, что, как бы не притягивала и не возбуждала его Зена-воин тьмы, но Королева Воинов, которую он любил, была той, кто направил свой огонь и гнев в самоотверженный героизм, в борьбу против него и на искупление всего, что она сделала. Он вынужден был признать, что раздражающая блондинка была кое в чем права, когда в Амфиполисе, в ответ на его насмешливое замечание, что злая Зена ему нравилась, она спросила, почему, в таком случае, она была так нужна ему в настоящем.

Но эта Зена не была ни одной из тех женщин. В этой жизни, набег Кортеса и смерть брата тоже сделали из нее воина, однако союз с Цезарем превратил ее в политика. Не было никакого предательства мужчиной, в которого она влюбилась, никакой мучительной почти смерти, чтобы пробудить ее самую темную сторону, никакой необходимости бороться, окончательно впуская в себя темноту, как это было тогда. Вместо этого, она получила власть и с осторожностью и умом работала, сохраняя и приумножая ее.

Весь гнев, страсть, которыми она обладала, были превращены в амбиции. Весь огонь, горящий в ней, был теперь контролируемым послушным маленьким пламенем. А любовь?.. В воспоминаниях он вернулся в свою другую жизнь, когда, после того, как из-за Фурий он почти убил Зену, она подошла и наклонилась проверить ссадины и ушибы от ее же ударов на его лице, и поцеловала его разбитые губы. Это был настолько чистый поцелуй, и секунды спустя она сказала ему, что шанс для них быть вместе "один на миллион". Но еще меньшим был шанс, что, за все часы их возни в постели, Императрица Зена подарит ему хотя бы часть той нежности, которая ТОГДА была в ее поцелуе и в ее глазах.

Итак, теперь он фантазирует о жизни в качестве смертного. Отлично, просто отлично.

Арес вышел из состояния задумчивости, когда человеческая масса бросилась в атаку как раз туда, где он сидел, невидимый для смертных глаз. Люди Птолемея были обращены в бегство, теперь менять ход сражения было уже слишком поздно... Цербер всех сожри, он обещал римлянам благоприятствовать этой идее с Птолемеем. Все это действительно влияла на его работу.

В следующий миг он был за тысячи миль от Египта, в своем храме в Риме метался взад-вперед по внутреннему залу. Пришло время признавать: он хотел вернуть назад свою девочку. Конечно, легче сказать, чем сделать. Что он собственно был способен сделать?

***

Императрица открыла глаза и снова закрыла их, чувствуя жар тела ее божественного покровителя рядом с собой. Выходит, это был просто невероятный сон... Она не знала, сколько сейчас времени, но ей было необходимо еще поспать; она не досыпала все последние недели, с тех пор... с тех пор, как что-то вселилось в Ареса. Она немного переместилась, чтобы лечь удобнее.

- Что тебе снилось?

Она окончательно проснулась и повернула к нему голову.

- Что?

Он разглядывал ее с дразнящей улыбкой.

- Ты сказала во сне несколько очень интересных вещей, дорогая.

Проклятье!

- Например?

- Что-то обо мне, убивающем цыплят. Вообще-то, это не моя специальность. И я думаю, ты хотела, чтобы я починил крышу или что-то в этом духе.

В душе она проклинала себя. Она стала разговаривать во сне?

- Да, ничего особенного... - она улыбнулась. - Смешная чепуха, ничего больше...

- Расскажи, - он приподнялся на локте, не сводя с нее глаз. - Люблю слушать о снах. Даже смешных.

- Любишь?

- Каждый день ты узнаешь обо мне что-то новое, - он легонько толкнул пальцем ее под подбородком. – Ну давай, я хочу послушать. Это звучит забавно.

- Ну хорошо... - она надеялась, что он не оскорбится. - Это было забавно, но в каком-то смысле - это было почти ... богохульно.

Арес изогнул бровь.

- Богохульно?

- В моем сне ты... ты был смертным.

Он, казалось, воспринял это без проблем.

- Продолжай.

- И мы были на старой ферме моих бабушки и дедушки возле Амфиполиса...

- Ты и я?

- И какая-то белокурая девушка... Я даже не знаю, откуда это пришло, она не была похожа ни на кого, с кем я когда-нибудь встречалась.

- Ты, я и блондинка, вместе на ферме? Вот теперь это впрямь звучит забавно.

- О нет, это было не то, о что ты подумал, - она подмигнула ему. - А потом мы нашли собаку, очень симпатичного песика с разными глазами, одним синим и другим серым... В общем, крыша протекала, и... - она захихикала - я попросила тебя починить ее... А потом для обеда ты должен был убить цыпленка, и ты бегал за цыплятами с мечом, а собака носилась за тобой.

Она решила опустить часть, где он споткнулся и упал лицом в птичий загон; пока он был благосклонен, но это могло оказаться слишком оскорбительно.

- Восхитительно. Так что мы делали на ферме твоих бабушки и дедушки?

Могла ли та часть разозлить его?

- Ммм... Я не помню. Ты же знаешь, как это бывает со снами.

- Думаю, ты помнишь, - он улыбался, но в его глазах зажегся намек опасности. - Продолжай.

Зена сдвинула брови, как будто стараясь вспомнить:

- Ах да! Я теперь припоминаю... ну, это по-настоящему смешно ... какие-то военачальники, которые имели с тобой старые счеты, узнали, что ты стал смертным, и они стремились убить тебя ... А та блондинка и я решили спрятать тебя на ферме, пока мы не убедили бы их уйти далеко оттуда.

- Неужели. Да, вот это был сон так сон, - Какое-то время они лежали в тишине, Арес обнял ее рукой и перебирал пальцами ее кудряшки; ее интересовало, о чем он думал. Потом он спросил. - А ты бы сделала это для меня?

- Сделала бы для тебя что?

- Если бы я стал смертным, а какие-то мстительные военачальники отправились за моей головой, ты бы защищала меня?

Слышать, как он предлагает ей защищать его, было не только смехотворно, но и обескураживающе. Тем не менее, явно это вновь был один из его странных капризов, и она должна подыграть. Она попыталась придать голосу самое нежное выражение.

- Ну конечно, Арес.

Он пристально смотрел на нее, убирая волосы с ее лица.

- Лгунья.

Его голос был тих, но она все же ощутила холод, и внутри у нее все сжалось. Его сардоническая улыбка немного сняла ее нервное напряжение.

- Ты - военный стратег, дорогая. Как смертный, я не был бы особо полезен тебе. И предположу, тебе был бы нужен союз с одним из тех военачальников, которые отправились за мной. Разве ты бы сама не отделила мою голову от плеч и не предоставила ему в подарочной коробке, перевязанной ленточкой? Ну же. Скажи мне.

Холод уступил лихорадочному жару, и Императрица почувствовала крошечные капельки пота, выступившего на лбу. Какой ответ он хотел услышать? В Тартар его и его дурацкие игры.

- Разве нет? - повторил он.

Она предприняла попытку успокоиться.

- Я уверена, что придумала бы, как использовать тебя в качестве смертного, - промурлыкала она, придвигаясь поближе, скользя рукой по его груди и ниже, чувствуя его немедленный ответ на ее прикосновение. Он слегка вздрогнул и втянул в себя воздух; к сожалению, это не сбило его с выбранного курса.

- Ты имеешь в виду, что не смогла бы найти кого-то еще, кто так хорош в постели? Да, уверен, что ты права. Но ты - воин и императрица. Ты знаешь свои приоритеты. Ведь ты бы не поставила какую-то жаркую возню под одеялом выше своих интересов? Так скажи еще раз. Правду, Зена. Так что бы ты сделала?

- И что бы я сделала?

Держа ее за волосы, он немного приподнял ее голову; его дыхание обожгло ее лицо.

- Убила бы меня, дорогая. Если бы это послужило твоим целям. Или отдала меня на милость тем военачальникам.

- Да, вероятно, - медленно проговорила она. - Но я бы очень мило попрощалась с тобой.

Она наклонилась вперед и поцеловала его, обернув ногу вокруг его бедра. Он смотрел на нее, его глаза заволакивались желанием, но оставались непроницаемыми, а потом он перекатил ее, кусая ее губы до крови.

***

Арес лежал, растянувшись на кровати, теперь полностью одетый. Проклятье, по крайней мере часть его должна была гордиться ее ответом; она точно не была сентиментальной, как и сказала. И все же ... лед в ее взгляде, когда она сказала ему, она убила бы его, если бы это было нужно, и, уж конечно, это было истинно, она могла бы опустить "вероятно"... В припадке нездорового самоистязания он вообразил себя на коленях, со связанными за спиной руками, отчаянно пытающегося еще раз заглянуть в лицо своей возлюбленной, пока лезвие не вонзилось в его горло.
Он думал о том, что почувствовал, когда Зена, другая - настоящая Зена, предложила ему помощь, отклонив его предложение вместе бороться с военачальниками, сказав ему, что его жизнь будет вне опасности, только если он позволит ей спрятать его. Он отчетливо помнил горячую вспышку оскорбления, а затем крошечное чувство, которые распространилось в нем как хорошее вино... одно из тех новых чувств, с которыми он все еще точно не знал, как обращаться... знание, что она достаточно привязана к нему, чтобы, да, пускай, чтобы защищать его.
По крайней мере, она поверила той выдумке о "разговорах во сне" и рассказала ему о сне, так что теперь он знал, что трюк со сном сработал, и мог, в принципе, организовывать ей видения ее другой жизни. Возможно, это означало, что где-то глубоко внутри Императрицы его Зена все еще существовала.

***

Императрица выскользнула из постели, обернувшись к своему мужу и прислушиваясь к его ровному дыханию, чтобы убедиться, что он спит. Она взяла палантин, обернула его вокруг плеч и вышла на балкон; ощущение прохлады пола босыми ногами вернуло ее к действительности. Ночной ветерок мог помочь ей собраться с мыслями.

Она больше не знала, что происходит. Сначала это странное поведение Ареса, неожиданно пожелавшего действовать словно ее дружок, а не ее бог (она была уверена, хотя никогда бы не решилась спросить, что она была у него единственной женщиной за последние пять недель или около того), много внимания уделяющий ей и мало важным вопросам вроде Египетской кампании... он пустил все на самотек в Наукратисе, позволив победить силам Клеопатры, а потом наплел ей какую-то бредовую историю о том, что он был отозван по срочному делу. Конечно, Цезарь тоже умудрился создать проблему: он никогда прежде не возражал против ее дел с Аресом, зная, насколько они выгодны, но ему не нравилось демонстрировать это, и ему не нравилось, что через ночь его жена отсутствует на брачном ложе, а когда остается, то слишком утомлена для чего-нибудь кроме сна. Нельзя сказать, что она обвиняла его в плохом настроении.

А теперь еще эти сны, более яркие и жизненные, чем любые за всю ее жизнь. Как ужасен был тот, в котором она снова была пиратом, она и ее люди захватили Цезаря для выкупа, а он захватил ее сердце и убедил ее отдать его Риму. Только во сне он предал ее и жестоко насмехался, когда она была распята... Счастье, что она проснулась, когда по его приказу ей собирались сломать ноги и ее тело уже предчувствовало боль. Ее осенило, что все вполне могло случиться именно так - она настолько безоговорочно доверяла Цезарю, что сделала себя легкой добычей... она дрожала и знала, что это было не из-за ветра.
Тот кошмар все-таки можно было объяснить как отражение ее скрытого недоверия к мужу, но что насчет остального? В другом ее сне Арес был смертен, и им управляли Фурии. Между ними завязалась ужасающая драка, а когда все было кончено и он пришел в себя, она погладила его разбитое лицо и поцеловала. Она до сих пор могла помнить, какую нежность ощущала, как ее сердце болело о нем, потому что... Ну, тут все стало уже совсем невероятно... она знала, что ради нее он отдал свою божественную силу, и он сказал ей, что это не конец света, если как смертный он сможет получить ее любовь. И часть ее стремилась раствориться в его объятьях, но она должна была сказать, что он будет плох для нее.
Дальше, все хуже. В других снах у нее был ребенок, девочка, чье рождение - она содрогнулась от святотатственных мыслей - должно было объявить конец Олимпийских богов. Она убегала от богов, и священников, и убийц, и там снова была белокурая девушка с фермы (теперь у нее было имя, Габриель), и там был Арес, предлагающий ей защитить ее и ребенка, согласный стать смертным, лишь бы только они могли быть вместе; но она не доверяла ни единому его слову, даже после того, как жизнь ее ребенка оказалась в его руках, и он выбрал сохранить ее.
А потом сегодняшний сон... Она встряхнула головой, словно пытаясь избавиться от того ужасного видения, и протерла лицо. Ей на самом деле нужно выспаться, утром ей предстоит встреча с китайскими послами, но как она может лечь спать после такого?
...Ее дочь выросла, что было абсурдно, потому что она и Габриель ни на год не постарели, и так или иначе... даже думать об этом - богохульство... Она, Зена, имела силу убивать богов, пока жива ее дочь. Боги все еще преследовали их, и она уже нескольких убила; потом Габриель и Ева, ее дочь, были ужасно ранены, и она как-то убедила богиню Венеру, или скорее, Афродиту, перенести их на Олимп, чтобы она могла заставить Афину излечить их. Арес стоял на ее пути, и она выстрелила ему в ногу из арбалета... потом она и Афина яростно сражались, даже Олимп дрожал, и две раненные женщины лежат при смерти на полу... ее меч прошел сквозь плоть Афины, не причинив вреда, и богиня насмешливо отметила потерю ее силы убивать богов, а значит, ее дочь мертва. Она продолжала сражаться, пока не оказалась на коленях перед Афиной, которая готовилась нанести последний удар, и в отчаянии Зена еще раз вонзает клинок, и видит темно-красную кровь и лицо богини, искаженное потрясением и болью. Это Арес спас ее, излечив ее дочь и подругу без благословения Афины ценой собственного бессмертия. Она слышит предсмертный выдох Афины: "Почему?" и голос Ареса, грустный и нежный: "Прости, но я люблю ее".

Она побежала обнять Еву и Габриель, после вспомнив, что ошибалась в Аресе. Он по-настоящему любил ее, она чувствовала себя ошеломленной и потрясенной и немного виноватой... Зена приблизилась, он стоял там же, смотря на нее почти испуганно, и со столькими эмоциями, бушующими внутри нее, все, что она могла сказать это - "Спасибо". И все же этого, казалось, для него было достаточно - он кивнул немного и сглотнул, его лицо и глаза сияли тихой радостью.

...Что все это могло бы значить? Императрица смотрела вверх, на звезды, и вниз, в темный и затихший сад. У нее было тайное подозрение, что Арес имел к этим снам какое-то отношение, по своим причинам пытавшийся сломать ее сознание... возможно, чтобы влюбить ее в него? Но зачем? И что, если это не Арес, что, если эти сны были предзнаменованием чего-нибудь ужасного? Практически мыслящая женщина, она всегда была склонна насмехаться над суевериями, столь популярными среди римлян, с их толкованиями знаков и снов; но теперь она не была так уверена в их ошибочности.

Она должна была идти и поговорить со священниками.

***

- Мама, папа, сестра... чем обязан такому удовольствию?

Они стояли в тронном зале Бога Войны на Олимпе - Зевс кипел от гнева, лицо Геры презрительно спокойно, и Афина, с выражением сдерживаемой ярости, при этом почти ликования, как если бы она наслаждалась фактом, что ее безмозглый брат оправдал ее худшие ожидания.

- Думаю, ты знаешь, в чем причина, Арес, - сказала Богиня Мудрости. - Ты был предупрежден не устраивать беспорядков с Зеной, не так ли?

Он поднял на неё глаза со святой невинностью «Кто я?»

- Что именно ты подразумеваешь под 'беспорядками', дорогая сестренка? - поддельное невинное выражение сменилось преднамеренно непристойной усмешке. - Ты, кажется, забыла, что в этом замечательном Мире-По-Цезарю Зена была моим очень близким другом в течение последних пяти лет.

- А ты, кажется, забыл, о чем мы с отцом тебе говорили, - Афина сжала свои тонкие губы. - Мы не позволим тебе снова подвергнуть опасности Олимпийцев.

- И что это значит?

- Это значит, что ты заставил ее увидеть сны про Сумерки Богов! - закричал Зевс, его лицо стало багровым. - Ты соблаговолишь объяснить, зачем тебе было идти на подобное безумие?

Арес отвернулся, его щека слегка дергалась, и стал крутить свою серьгу в форме кинжала.

- Потому что это развлекло меня.

Зевс шумно выдохнул.:

- Арес. Я не знаю, что мешает мне бросить тебя в Пропасть Тартара прямо сейчас, но...

Арес резко развернулся.

- Да, действительно, что тебе мешает? Я сдаюсь. Что бы это могло быть? Уж точно не то, что мы семья и прочая чушь.

- Арес, - на этот раз говорила его мать, ее глаза были тверды как кристаллы. - Заткнись.

- Теперь мне позволят говорить? Хорошо, - Король Богов прохаживался вперед-назад, сжимая и разжимая кулаки и иногда глядя на своего непредсказуемого сына. - Я даю тебе еще один шанс. Позволь мне растолковать это тебе. Держись подальше от этой женщины. Вон из ее постели! Вон из ее жизни! И, особенно, вон из ее снов!

Арес резко выпрямился, чувствуя холодную тяжесть в груди.

- Что ты говоришь, папа? Я не могу увидеть свою...женщину? Неужели ты озаботился вопросами морали? (Убийственный взгляд Геры на миг принес ему больное удовлетворение.) Кроме того, я бог-покровитель Императора и Императрицы Рима.

- Больше нет, братец, - за одну секунду злорадство в мелодичном голосе Афины вырвалось наружу. - Боюсь, теперь я занимаю эту должность.

- Ты?

- Да-а, - она почти пропела. - О, и можешь попытаться увидеть свою подружку. Только она может не очень стремиться увидеть тебя.

Они молча стояли, давая ему время переварить информацию - два женских лица с замороженными безжалостными улыбками, и мужское, нахмуренное с пугающим угрюмым взглядом.

- Сын, - заговорил наконец Зевс, его лицо немного смягчилось, и приступ боли сожаления прокрался в его голос. - Ты понимаешь, что это твой последний шанс?

Арес смотрел в сторону и ничего не отвечал.

- Хорошо, - этот голос принадлежал его матери, и тон был самым равнодушным, на какой она была способна. - Я искренне надеюсь, что понимаешь.

***

Когда он сделал себя видимым, сидя на балконном карнизе ее спальни, она обернулась и без малейшего удивления взглянула на него - даже при том, что, в отличие от его Зены, Императрица не была способна ощущать его невидимое присутствие.

Он вытянул руку, чтобы коснуться ее лица, и она отпрянула.

- Пожалуйста, уйди.

- Я же только что появился.

- Арес, всё кончено.

- Зена, ты ведь так не думаешь...

Она одарила его насмешливым взглядом.

- Какую часть 'всё кончено' ты не понял?

Он хотел сказать ей, пусть напрасно, что он любил ее; но эти слова никогда не давались Богу Войны легко, а ее предыдущая реакция на них отнюдь не облегчала задачу.

- Зачем ты это делаешь, Арес?, - внезапно спросила она, с едва заметным намеком мягкости и печали.

- Что делаю?

- Все это. Жизнь была так отлично устроена - мы замечательно развлекались, смешивая государственные дела и удовольствие, и ты решил все разрушить. Минерва-Афина сказала, что ты посылал мне те сны, потому что хотел настроить меня против других богов ...

Он фыркнул, смотря вниз.

- Так вот что она сказала.

- И еще ты пытался настроить меня против моего мужа. Заставил меня увидеть сон, в котором он распял меня и сломал мне ноги... Арес, это ужасно!

Арес испытывал непреодолимый соблазн сказать: "Он на самом деле сделал это, глупышка", но потом передумал.

- Зена... - он запнулся. – Я... я... проклятье, у меня чувства к тебе...

У него было смутное ощущение, что он уже говорил ей раньше эти самые слова - то есть...в общем, Зене - и затем он вспомнил: ну конечно, в Тартаре, когда она сбежала от Аида с ее мертвым сыном, прямо перед рождением Евы.

Она ответила в точности как тогда - возможно, она вспомнила свой сон, но на этот раз высокомерно прищурив глаза.

- Ты пытаешься сказать, что любишь меня?

- Да, - сказал он, его голос немного дрогнул. - Да, это так.

Она снова собиралась это сделать? Потребовать от него произнести эти слова? Сейчас он должен справиться... за исключением того, что он уже говорил ей эти слова тем утром и...

Императрица испустила безрадостный смешок.

- Влюбленный Бог Войны. По-твоему, я настолько глупа?

- Порой происходят странные вещи, - просто сказал он.

- Например?

- Например, Зена, ставшая Императрицей Рима.

Она раздраженно вздохнула.

- Хватит игр с моей головой, Арес.

Он посмотрел на нее. В легкой белой сорочке, с бледным лицом, залитом лунным светом, и прыгающими отблесками керосиновой лампы на нем, она выглядела почти призрачной. И такой прекрасной, что мысль о новой потере ее раздирала его на части. Почему он был таким идиотом? Почему он не мог просто принять то, что она могла дать ему?

Минуту они молчали, и Арес заметил, что насмешливое выражение на лице Зены перешло в горькую меланхолию.

- Последний мужчина, который сказал, что любит меня... знаешь, кто это был, Арес? - тихо сказала она. - Мой муж. И я считаю, что по-своему он искренен. Но если бы по какой-то причине избавиться от меня оказалось Цезарю политически выгодно, он бы сделал это не раздумывая. Так же, как я бы не колебаясь отправить твою голову тем военачальникам. Это так как есть. Конечно, он бы сожалел о сделанном, но все-таки сделал бы. Также, как ему не нравилось, что я была в твоей постели, но он соглашался с этим, потому что это служило его интересам.

- Это служило и твоим интересам, не так ли?

- Само собой, - ее голос вновь ожесточился. - И да, это было очень забавно. Это не я говорила о любви, Арес. Не знаю, в чем заключалась твоя игра, но думаю, ты проиграл.

Она развернулась и ушла внутрь, даже не оглянувшись.

***

- Я не знаю, правильно ли я поступила, любимый. Но я обнаружила, что есть кое-что более важное для меня, чем правильные поступки.

Стройная актриса с каштановыми волосами стояла посередине круглой сцены с минимально возможным количеством декораций, ее слова были направлены к своему сценическому возлюбленному в той же мере, как и к зрителям.

- Наша любовь? - спросил актер, беря ее за руки.

- Твоя жизнь.

Это было финальной сценой пьесы. Актеры вышли поклониться, и раздались, сначала робкие, аплодисменты. В конце концов, лейтмотив греческой пьесы шел в значительном разрезе с римскими понятиями долга и чести. Ггероиня рисковала намного большим, чем своей жизнью, чтобы спасти своего возлюбленного, поставив его выше своей семьи и спасения родного города, и само название, "Высшее благо", вполне могло быть расценено как насмешка над этими лелеемыми идеалами.

Императрица поднялась в своей ложе и с энтузиазмом начала хлопать, и вслед за ней поднималось все больше зрителей, пока аплодисменты не переросли в бурную овацию.

Когда шум стих, главная актриса выступила вперед.

- А сейчас, граждане Рима, я имею честь представить автора. Новая сенсация Греции, впервые в Риме - Габриель, Бард из Потейдии.

Краем глаза Императрица заметила, что Цезарь вздрогнул и немного нахмурился, как будто это имя оказалось неприятным сюрпризом. У него что-то было с девчонкой? Не то, чтобы ее это особо волновало. Но тут ее оглушила другая мысль. Габриель ... необычное имя, и она уже когда-то раньше слышала его. О да, конечно - белокурая девушка из тех ужасных снов несколько месяцев назад.

Это была она, стоящая на сцене с более длинными волосами, завитыми в модные локоны, менее мускулистая, одетая в длинное струящееся платье, а не в короткую юбчонку и узкий топ в стиле амазонок, но это была она, без всякого сомнения.

Могла ли эта девушка быть пешкой в какой-то очередной игре, затеянной Аресом? Почему-то Зена сомневалась и с удивлением обнаружила, что, по непонятной причине, она не хотела этому верить.

Девушка прижала руку к сердцу и несколько раз поклонилась, ее лицо пылало.

Императрица сделала знак одному из членов ее свиты, держащему гирлянду роз; она всегда приносила такие в театр на случай, если бы захотела оказать особую честь исполнителю или автору.

- Дай это драматургу.

Когда Габриель взяла венок, по залу пронесся пораженный вздох. В течение секунды она выглядела смущенной и, казалось, колебалась, прежде чем изящным движением надеть его на голову. С венком из темно-красных роз, оттеняющих нежно-золотистые локоны и голубое платье, она стала похожа на принцессу.

Цезарь, который также поднялся - из вежливости, подозревала Зена - искоса взглянул на нее, что она никак не могла объяснить.

- Вижу, что тебе действительно понравилась пьеса.

Она пожала плечами.

- Это было довольно приторно... и с довольно сомнительной моралью. Но я решила оказать небольшую поддержку бывшей соотечественнице, - она сделала паузу, и Император кивнул, выжидающе смотря на нее. - Она придет на прием во дворец? Я с нетерпением жду встречи с ней.

- Не сомневаюсь, что ты будешь в восторге, дорогая, - медленно произнес Цезарь; казалось, что-то стояло за его фразой, но она не могла представить, что именно. - Я в этом не сомневаюсь.

***

- Ты думаешь, такая любовь действительно существует? Когда ты рискуешь не только своей жизнью, но и ... целым миром, ради человека, которого любишь?

Императрица откинулась на диване, рассеянно отправляя в рот дольку персика и потягивая вино. Молодой драматург, занимающая почетное место рядом с хозяйкой, слегка покраснела.

- Да, моя леди.

- Потому что хочешь быть с тем человеком больше всего остального в мире.

- Потому что тот человек - твой мир. Даже если нет ни единого шанса быть с ним.

- Вот как, - в голосе Зены сквозил легкий сарказм. - Знаешь, некоторые люди сказали бы, что это только попытка придать романтический ореол нашим основным животным инстинктам.

- О, но сюда не обязательно включается... - Габриель запнулась и еще больше покраснела.

- Секс?

Она кивнула:

- Это только - связь между двумя душами, настолько глубокая, что двое становятся целым миром друг для друга. Когда другой человек больше является тобой, чем ты сам.

- Это все основано на твоем собственном опыте?

- О нет, моя леди, - девушка задумчиво смотрела вдаль. - Хотя иногда я думаю... Я не могу это как следует объяснить... Знаю, это прозвучит как сумасшествие, но это как будто случалось со мной в прошлой жизни.

Императрица подняла брови.

- В прошлой жизни?

- Некоторые философы полагают, что мы проживаем множество жизней.

Между ними воцарилось молчание, и затем Габриель спросила:

- А вы никогда?

Зена, вздрогнув, повернулась к ней.

- Что?

Лицо драматурга стало ярко-алым.

- Простите меня, моя леди, я так погрузилась в свои мысли, и даже не знаю, что я сказала...

-Нет-нет, - Императрица пристально посмотрела на нее с маленькой полуулыбкой. - Ты хотела спросить, испытывала ли я когда-нибудь такую любовь? - Габриель смотрела в свой кубок. - А потом ты подумала, что это довольно неуместный вопрос, чтобы задать его императрице.

- Прошу, простите меня, моя леди, - пробормотала девушка.

Зена рассмеялась.

-Не стоит. Поэтам позволено говорить даже в присутствии императоров. Собственно, это не неуместно... только - наивно. Понимаешь, императрице не пристало иметь подобные чувства, - она снова взглянула на Габриель и чуть пожала плечами. - Но сменим тему. Расскажи мне о твоей жизни - этой жизни, а не прошлой. Мне говорили, ты раньше была рабыней?

- Да, моя леди. Около пяти лет назад в Потейдии меня схватили работорговцы и привезли в Афины.

- Ты проделала немалый путь от раба к знаменитому драматургу.

Габриель подняла глаза; на ее лицо внезапно легла тень.

-Меня ку... меня взяли в дом, где ценились литература и искусство, - в ее голосе слышалось напряжение, словно каждый звук ей приходилось выдавливать. – Мои... мои хозяева, Кириллос и Миррхина, хотели, чтобы образованная рабыня обучала их детей, но потом они увидели несколько моих работ и им понравилось... Поэтому они стали поощрять меня. А затем дали мне свободу и помогли начать карьеру.

- Похоже, тебе повезло, - Зена увидела печаль в глазах девушки. - Что?

- Не сразу, - почти шепотом сказала Габриель.

- Это как?

-У меня был... плохой опыт с моим первым хозяином.

Что бы это ни было, очевидно, она не хотела говорить об этом. Императрица почувствовала почти облегчение, услышав голос мужа.

-Прошу прощения, леди. Можно ли простому мужчине присоединиться к этой беседе?

-Конечно, мой Император, - ответила она с маленьким кивком.

***

Императрица прохаживалась по балкону, находя некоторое облегчение в душном воздухе летней ночи.

Почему Габриель могла появиться в невероятных видениях, некогда преследовавших ее? Может быть, Арес поместил ее в них по каким-то собственным неизвестным причинам. Или, возможно, те сны были больше, чем просто играми Ареса... Знаком какой-то особой связи между нею и греческой сказительницей?

Она покачала головой, отбрасывая эту глупую идею. И все же в девушке и впрямь было что-то особенное. Возможно, тот факт, что она так отличалась от всех знакомых Зены, во дворце или в армии. Она говорила только то, что думала и чувствовала, или показывала это своим лицом и голосом; что еще удивительней, казалось, она никогда не говорила ничего, что она не думала или не чувствовала... почти как ребенок, но ничуть не инфантильная. Зена могла бы поклясться, что, несмотря на юный возраст, сказительница прошла жестокую закалку.

Она посмотрела на сад внизу и замерла на месте. В лунном свете она отчетливо могла видеть Габриель, которую пригласили провести ночь в гостевых покоях дворца, - сидящую на скамье и разглядывающую небо. Девушка не видела ее, и все же она быстро отодвинулась в тень.

Неожиданно Зена поняла, что хочет пойти и поговорить с ней. Завтра все снова будет как обычно - очередные послы из Китая, все еще увиливающие от торгового соглашения, Египетская кампания, заглохшая с тех пор, как Арес бросил свои силы на поддержку Клеопатре (что беспокоило ее гораздо больше, чем следовало бы). Но этой ночью они с девушкой могли поговорить просто как два человека.

Спустя несколько минут она спустилась в сад и подошла к скамье, на которой, все еще погруженная в свои мысли, сидела Габриель.

-Привет, Габриель.

Девушка обернулась.

-Моя леди ...

Зена села рядом.

-Что ты делаешь?

-Я не могла уснуть и... здесь так красиво.

-Да, или нет. К сожалению, я этого больше почти не замечаю, - она со вздохом посмотрела на Габриель и была поражена искаженному болью и одновременно какому-то растерянному выражению на лице девушки. - В чем дело, Габриель? Что случилось?

Габриель, опустив глаза, разглядывала свои руки.

-Ты можешь довериться мне. Нас никто не услышит.

-Я никогда не думала, что вы окажетесь такой, - прошептала девушка.

Зена тихо засмеялась:

-Ну конечно. Ты ожидала увидеть... Как меня называют в моей родной стране? Римская Шлюха... Мясник Сиры...

Драматург смотрела в сторону.

-Я... я не интересуюсь политикой.

-Но о Сире ты знаешь. Поднялось восстание против Рима, мои отряды подавили его. А потом собрали всех старше шестнадцати и казнили каждого десятого, выбранного наугад, - она слышала взволнованное дыхание Габриель в темной благоухающей тишине. - И вот из-за этого ты думала, что я должна быть похожа на Горгону со змеями вместо волос и уж конечно, не способна наслаждаться чем-либо чистым и благородным, к примеру, твоей пьесой.

-Мне жаль, моя леди, - Габриель еле сдерживала рыдания. - Я должна вернуться в мвою комнату.

-Нет, останься, - она протянула руку в обычном командном жесте. - Пойми, Габриель, когда приходится иметь дело с реальностью, все оказывается намного сложней. Если ты начинаешь писать пьесу и допускаешь ошибку в какой-то сцене, ты можешь переписать ее. Если я начинаю кампанию и допускаю ошибку в сражении, последствия немного серьезнее. Ты знаешь, что случилось бы, не сделай мы из Сиры пример? Еще больше восстаний. И в результате умерло бы еще больше людей, не только взрослых, но и детей.

Габриель наконец набралась храбрости поднять глаза на Императрицу.

-И вы верите, что все, что вы сделали - во благо?

Рот Зены скривился в горькой усмешке.

-Это был правильный поступок, если цитировать тебя.

После долгой паузы Габриель пробормотала:

-Я... я хотела бы верить вам.

-Почему? Потому что я тебе понравилась?

-Потому что мне нравится верить в лучшее в людях.

-Вот как? - она снова засмеялась. - Тебя похитили работорговцы, Габриель. Твой первый хозяин... - она взглянула на девушку. - Он изнасиловал тебя?

Габриель закусила губу.

-Нет, но он пытался.

-И что случилось потом?

-Вошла моя хозяйка и поймала его, она решила, что я соблазнила его, и она велела наказать меня.

-Что с тобой сделали? - спросила Зена голосом, в котором чувствовалась сталь.

-Меня высекли и...и...побрили налысо, - плечи девушки слегка вздрагивали, и она утирала глаза.

-И после этого ты продолжаешь верить в лучшее в людях.

От Габриель не последовало ответа, и вскоре Зена снова заговорила.

-Габриель, я хочу предложить тебе работу во дворце.

-Работу? - эхом повторила она, ее голос был едва слышен.

-Мне хочется, нам с Цезарем хочется сделать больше для развития искусства и письма. Многие думают, что мы не интересуемся ничем кроме расширения империи, но это не так. Мы хотим, чтобы Рим стал культурной столицей, какой некогда были Афины... ты знаешь, так же как и я, Золотой Век Афин давно прошел. Мы хотим создать имперскую библиотеку. Мы хотим поощрять писателей, философов, драматургов. Нам нужен кто-то ответственный за эти проекты, и я не могу представить, кто больше тебя подошел бы для этого. Ты могла бы продолжать писать свои пьесы... Здесь у тебя будут очень благодарные зрители, - она сделала паузу. - И я была бы очень рада видеть тебя рядом с собой.

Драматург сидела, теребя складку своей туники, пока прекрасная ткань не оказалась полностью смятой. Когда она вновь подняла глаза, она, казалось, приготовилась к удару.

-Мне очень жаль, моя леди. Вы очень великодушны, но я не могу.

Наступила недолгая тишина, а потом Императрица резко поднялась, словно захлопнув дверь.

-Печально, но в извинениях нет необходимости. Я сделала предложение, ты его отклонила; я найду кого-нибудь другого. В таком случае я прощаюсь с тобой, я знаю, завтра ты отбываешь назад в Афины, а у меня с утра будет много дел. Было интересно пообщаться с тобой, Габриель из Потейдии.

Она торопливо ушла, вскоре ее черная накидка и темные волосы слились с тьмой сада.

Зена была неправа в одном: кое-кто услышал их .

Невероятно, подумал он. Они снова вместе.

***

Последние несколько месяцев Арес часто задавался вопросом, могла ли Бездна Тартара быть хуже.

За все это время он ни разу не видел ее; или, точнее, она не видела его. Он точно знал, что на этот раз он потерял ее безвозвратно, как никогда. Попытка забыться, с головой уйдя в работу, провалилась, хотя ему все же доставили немного удовольствия войны, создавшие серьезные неприятности римлянам. В Египте эта вендетта привела к другому способу отвлечься. Клеопатра, узнавшая о возможности заполучить на свою сторону Бога Войны, ясно дала понять, что не будет возражать увидеть его в своей постели. Ее гибкое загорелое тело, миндалевидные глаза сфинкса и слегка неправильные черты лица намекали на интересные возможности, значительный прогресс, по крайней мере, после коллекции шлюшек, собранной более ранней версией его самого в этом времени (среди них, снова пробудив горькие воспоминания, была и та тупица Мэвикан). Королева была сообразительна, остроумна и очаровательна, с арсеналом искусных ласк, который, возможно, превосходил запас Императрицы Зены; но четыре или пять ночей, проведенных в компании Клеопатры, лишь еще больше заставили его почувствовать отсутствие Зены.
Не могло помочь и то, что он знал: его навязчивая идея стала предметом сплетен и насмешек на Олимпе, да , очевидно, и вне его. Возможно, это достигло низшей точки, когда он наконец сцепился со своим ублюдком полубратом из-за пустяшной междоусобной войны. Геракл хладнокровно заметил: "Знаешь, Арес, только потому что твоя подружка дала тебе отставку, не значит, что ты должен вымещать это на невинных людях", и в нахлынувшей слепой ярости, почти заставившей его наплевать на правило "не-убивать-Геракла", он заорал: "Да, как будто ты сам по ней не сохнешь!" Он сразу понял, какую промашку допустил, но уже ничего не мог исправить, ему оставалось только смотреть, как глаза героя полезли на лоб, и услышать неизбежное: "Извини? По Зене? Римской Шлюхе? Нет, спасибо ... она, пожалуй, больше в твоем вкусе". (Геракл ушел в твердой уверенности, что Бог Войны окончательно рехнулся.)
За все это время не произошло ничего, дающего надежду, что ситуация с Зеной могла бы измениться. До того вечера, когда он поддался, в очередной раз, порыву открыть портал, показывающий Императрицу, и увидел кое-что, что потрясло его больше, чем встреча с ней на арене в Риме после предполагаемых двадцати пяти лет смерти.

Это была она, на императорском банкете, болтающая с Габриель.

В следующую секунду он был во дворце, впервые благодарный ее неспособности ощущать его присутствие.

И вот теперь он стоял в саду, наблюдая, как Габриель разражается тихими рыданиями после ухода Императрицы, затем наконец встает и медленно бредет назад во дворец.
Если кто-то и мог вернуть настоящую Зену, так это была белокурая сказительница. Он испытывал крайне неприятное чувство признать это, в конце концов, именно эта маленькая язва была причиной отдаления от него Зены в другом мире, и она явно была связана с Зеной особыми узами, природу которых он никогда не сможет полностью постичь; доказательство этого он видел прямо сейчас. С другой стороны... если бы он мог использовать ее теперь, чтобы достучаться до Зены... какая очаровательная ирония была бы в этом. Впервые за несколько месяцев Арес усмехнулся.

Но завтра она собирается уехать. Нет, этого он не допустит.

В его мозгу сформировался план. Его родственнички запретили ему пытаться пробудить воспоминания Зены о ее другой жизни; но никто ничего даже не упоминал о воспоминаниях Габриель.

Когда она вернулась в свою спальню, он был уже там, в ожидании.

***

Габриель рухнула на покрытое бархатом кресло перед туалетным столиком. Ее глаза покраснели и опухли, нижняя губа немного раздулась там, где она прикусила ее. В какой-то степени она вновь переживала события ее первых месяцев в качестве рабыни, что повлекло новое всхлипывание; она закрыла глаза, ее память услужливо вернулась к тому моменту, когда Клеона, ее первая хозяйка, подтащила ее к зеркалу, чтобы заставить увидеть ее жалкую розовую голову. Однако те воспоминания только дополнили итог всего нынешнего вечера. Она прибыла во дворец, приготовившись быть любезной и почтительной к Императрице - ее импресарио настоятельно предупредил ее не оскорблять хозяев, но ничего из слышанного ею об этой женщине не могло бы заставить ее голос звучать хотя бы отдаленно мило. И все же в некоторые моменты, и на банкете, и позже в саду, она чувствовала, что могла бы броситься в объятья Зены, прижаться к ней и полностью довериться.

Она начала рассеянно вынимать шпильки из волос, думая о поездке домой. Затем она глянула в зеркало и словно почувствовала удар в живот. Позади нее стоял мужчина.

Он был очень высокий, одет в черную кожу, с мечом на поясе; он казался воином, причем высокого ранга, и все же он точно не был похож на римского полководца. Он смотрел на нее из-под полуприкрытых глаз, его лицо было спокойно и непроницаемо.

Мужчина сделал шаг вперед. Габриель сумела вздохнуть и открыла рот, но прежде, чем она произнесла хотя бы звук, мужчина лениво взмахнул рукой, и ее голосовые связки оказались парализованы. Она подняла руки к горлу.

-Привет, Габриель, - его голос был низкий и приятный, и все же абсолютно не вызывающий доверия. - Я освобожу тебя, если пообещаешь не вопить. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Обещаешь, что не будешь вопить? Просто кивни.

Габриель кивнула; он снова сделал движение рукой, и тиски, сдавливающие ее горло, исчезли. У нее закружилась голова.

-Как вы это сделали?

Он улыбнулся.

-Всему свое время.

-Кто вы?

-Позволь сначала мне задать мои вопросы, - незнакомец пододвинул кресло и сел к ней лицом. Его глубокие карие глаза были удивительны - мягкие и в то же время пронизывающие и у нее было чувство, что она смотрела в эти глаза прежде, даже при том, что, она была уверена, что никогда не встречала его, иначе хорошо бы запомнила.

-Габриель, почему ты отказалась от работы, предложенной Императрицей?

Она почувствовала головокружение.

-Это она вас послала?

-О нет, - казалось, он развеселился её предположением.

-Тогда как вы об этом узнали?

-Я был в саду.

Мысль, что этот человек подслушал что-то, сказанное ею, вызвала мощный прилив крови к лицу барда.

-Вы подслушивали? - набросилась на него она, ненадолго забыв свой страх.

Мужчина засмеялся:

-Я часто этим занимаюсь.

Один из шпионов Цезаря? Ее рассудок помутился.

-Ты не ответила на мой вопрос.

-Я не должна отвечать на ваши вопросы.

-Конечно, нет, - он положил руки ей на плечи и заглянул в ее глаза. Она вспомнила услышанные где-то истории о том, как пристальным взглядом змеи могут гипнотизировать свою добычу и заставлять оставаться на месте. - Почему ты отказалась, Габриель?

Она вздохнула.

-Потому что я не могу... некоторые вещи, которые она сделана, настолько... ужасны.

-Но при этом что-то в ней все еще нравится тебе? Не это ли отпугивает тебя, Габриель? Ты не хочешь чувствовать себя так, словно ты связана с нею, но это так и есть.

Она закрыла глаза и затрясла головой, пытаясь освободиться от наваждения.

-Зачем вы всё это говорите?

-Посмотри на меня, Габриель. Посмотри на меня.

Его бархатный голос подчинял себе так же, как и его взгляд, и она почувствовала, что ее веки поднялись почти против ее воли.

-Я могу помочь тебе понять, откуда взялись эти чувства.

-О чем вы говорите?

-Помнишь, что ты сказала на банкете? О возможности любить кого-то так, что этот человек имеет для тебя большее значение, чем весь мир? И что ты думаешь, что, возможно, испытала такую любовь в своей прошлой жизни?

Габриель подумала, что упадет в обморок.

-Вы и это слышали?

-Я могу помочь тебе разгадать головоломку.

-Я не понимаю, о чем идет речь.

Ее таинственный посетитель наклонился ближе, как будто собираясь поцеловать ее.

-Ты хочешь знать, кто ты на самом деле, Габриель? Откуда ты получаешь свои идеи, свои страсти? Свои мечты?

Словно наблюдая со стороны, она услышала свой шепот: "Да".

-Хорошо, - учтивая чувственность в его голосе сменилась деловитой оживленностью. - Почему бы нам не отправиться куда-нибудь, где более уединенно.

Прежде чем Габриель могла бы спросить, куда именно, всё, казалось, расщепилось вокруг нее на части в вихре света, и она почувствовала, будто ее засасывает в торнадо. Когда очертания стали более четкими, она обнаружила, что находится в совершенно другом месте - без окон, с богатой, но скудной обстановкой и серебряной отделкой, преимущественно военной тематики, хоть немного разбавляющей черный и кроваво-красный цвета, в которых было выполнено все остальное.

Так вот что это такое. Она просто спит.

-Готова?

Не дожидаясь ответа, мужчина прижал ладони к ее вискам. На сей раз ощущения были совсем другими. Она падала... падала в пустоту, а затем пустота начала наполняться образами.

Вторая часть

Арес сделал шаг назад. Хорошо, что он перенес ее в свой храм: на такие вопли в ее комнату сбежалось бы полдворца.

Он не удосужился подумать заранее, как смертный разум Габриель отреагирует на переизбыток воспоминаний из другой временной Вселенной, по сути, еще одной целой жизни. Только теперь, когда она каталась по полу, обхватив голову и заходясь пронзительным криком, он сообразил, что некоторые воспоминания, особенно такие, как о деле с Дахаком и Надеждой, могут запросто свести человека с ума. Во имя Хаоса, она же может умереть, или превратиться в безумную... не то, чтобы это беспокоило его, но тогда ему от нее вообще не будет проку.

Крик прекратился, и Арес увидел, что она без сознания, и из носа у нее течет струйка крови. Он склонился над ней и убедился, что она жива, затем поднял ее и перенес на кушетку.

Спустя еще несколько минут ее глаза открылись. Она уставилась на него и резко поднялась.

-Арес!

Голос миниатюрной блондинки был охрипшим от крика, но все же очень похожим на голос прежней Габриель.

-Итак, теперь ты меня вспомнила, - он вручил ей кубок с вином. - Держи, это поможет.

Она осушила кубок и стерла кровь с носа. Потом приподняла голову и спросила уже спокойным голосом: - Я что, потеряла рассудок?

Бог Войны слегка засмеялся: - Думаю, не больше чем обычно - Он с неохотой должен был признаться себе, что, при всей её глупости, девчонка обладала немалой выдержкой.

-Я чувствую себя так, словно прожила две разные жизни... в двух разных мирах... Только не уверена, какая из них настоящая.

Арес закатил глаза.
- Габриель, мне не особо хочется говорить о метафизике.

- Но... Разве такое возможно? Я знаю, что сейчас Зена - Императрица, а в той, другой жизни, она была воином, боролась за простых людей и она была, - ее глаза заблестели и наполнились слезами, - моим другом... моим лучшим другом, половинкой души...

- Да, да, да. Я знаю, - буркнул Арес. - Слушай...

- И Цезарь... - у нее перехватило дыхание. - Цезарь был ее смертельным врагом... Он приказал нас... - она поежилась и сгорбилась, обхватив себя за плечи.

- Габриель, я знаю, что сделал этот сукин сын. Я как бы эксперт по всему, связанному с Зеной, помнишь?

- И всё же не понимаю. Как это всё могло произойти? Я имею в виду, где это случилось? Когда?

Он понял, что должен будет рассказать ей, или она действительно сойдёт с ума. Сказительница внимательно слушала, принимая всё как должное. Очевидно, после всех сверхъестественных вещей, с которыми она столкнулась в жизни - другой жизни - ей не казалось странным, что мертвый римский император сбежал из Царства Мертвых, сковал Судьбы и изменил нить собственной судьбы, а заодно и всего мира.

- Значит, ты снова бог, - задумчиво произнесла Габриель, когда он закончил.

- Да.

- А Зевс и остальные боги...

- Компания в полном составе. И если они вдруг узнают об этой нашей с тобой маленькой беседе, последствия будут довольно неприятными.

- Для тебя или для меня?

- Конечно, я подразумевал себя, - парировал Арес с кривой усмешкой. А ее мучить было еще веселее, чем Страйфа, с этим ее взглядом оскорбленного достоинства. - Но сомневаюсь, что для тебя все закончилось бы хорошо.

Габриель понадобилась пара секунд переварить всё.

- Так зачем ты это сделал? Вернул мне воспоминания?

- Странно, что ты спрашиваешь, Габриель. Я просто хочу вернуть Зене ее лучшего друга.

- О, пожалуйста, - она фыркнула. - Ты ждешь, что я клюну на это? Что ты прячешь в рукаве?

Он насмешливо поднял голые руки, и она сердито вздохнула.
- Арес, хватит. В чем дело?

- Теперь ты согласишься работать при дворе?

- Ты не ответил. Какую игру ты затеял, Арес?

Он посмотрел на нее сверху вниз с едва уловимым беспокойством.

- Я хочу, чтобы она стала такой же, как раньше.

- Неужели, - Арес взглянул на сказительницу и увидел ее горькую ухмылку. - Я думала, Императрица Зена будет тебе гораздо больше по вкусу.

- Габриель! - он пронзил ее взглядом и по испуганному выражению ее лица понял, что его желание немедленно поджарить ее она уловила. - Мы не собираемся обсуждать мой вкус в женщинах. Всё ясно?

Девушка кивнула. Он развернулся и принялся медленно расхаживать по залу, ощущая ее пристальный и слегка нервный взгляд.

-Ты же не думаешь, что та, кем Зена является теперь, ее истинная сущность? Ну разумеется, нет. Тогда вперед, прими работу и просто делай все эти свои вещи.

- Если ты хочешь вернуть настоящую Зену, почему просто не вернешь ей воспоминания, так же, как мне?

Арес пожал плечами.
- Всё намного сложнее.

Габриель мгновение обдумывала его слова.

- Это не из-за того, что она просто не захочет иметь с тобой ничего общего, и тебе нужен посредник?

- Не совсем, - хотя он спрашивал себя, если он ослушается свою семью и попытается вернуть Зену, сможет ли он всё это сделать? - Я уже сказал, у меня свои причины.

- У тебя всегда есть причины. А что, если я откажусь подыгрывать тебе?

- То есть, если ты бросишь свою подругу.

Он услышал ее вздох и знал, что победил.

Габриель всё взвесила.
- Предположу, Цезарь знает все о... другом времени?

- Умница.

- Тогда он знает, кто я. Трудно представить, чтобы он был счастлив видеть меня рядом с его женой, - она бросила взгляд на Ареса. - Ты хочешь, чтобы я вошла в логово льва и сунула голову ему в пасть... потому что ты не хочешь рисковать своей.

Обычно все ее нападки, демонстрирующие явное пренебрежение к Богу Войны, его только развлекали, но эти слова причиняли боль.

- Я не допущу, чтобы кто-то причинил тебе вред, идет? - резко сказал он. - Обещаю.

Она встала с кушетки и серьезно посмотрела на Бога Войны. С растрепанными волосами и в помятом платье она как никогда была похожа на маленькую девочку, сходство нарушал только ее неповинующийся взгляд.

- Я пошла бы на это так или иначе, - сказала Габриель. - Потому что я люблю ее.

Когда Арес переместился назад на Олимп после доставки Габриель во дворец, он все еще хмурился. Всё шло по плану, но, Цербер всех сожри - в этом раунде надоедливая блондинка оставила последнее слово за собой.

***

Когда наутро Габриель потребовала аудиенции, ей сказали, что Императрица занята. У нее не было иного выбора, кроме как бесконечно ждать, с толпой других не теряющих надежды просителей, в приемной перед залом, в котором принимались китайские послы. (Цезарь, к счастью, на это время покинул дворец.) Наконец двери распахнулись; первыми вышли эмиссары, чопорно выступая в своих экзотических вышитых одеяниях. Несколько минут спустя появилась Императрица, в формальном фиолетовом платье и диадеме, в сопровождении свиты. Толпа засуетилась, и сказительница прокляла свой маленький рост. Однако она все же проложила себе локтями путь вперед. Невероятно, Зена смотрела прямо на нее... и прямо сквозь нее. В ясных голубых глазах, так хорошо (теперь) знакомых Габриель, не было ни намека теплоты или привязанности.

"Моя леди! "

Люди оттеснили ее, еще несколько секунд и другого шанса поймать Императрицу не будет.

-Моя леди, пожалуйста! - кричала она, отчаянно желая звать ее как прежде, Зена! – Я... я была неправа, я хотела бы принять ваше предложение!

Она ощутила несколько недоумевающих взглядов. Естественно, людей интересовало, была ли она ненормальной или на самом деле отклонила какое-то предложение Императрицы, что, в их глазах, в общем-то было равноценно. Однако Зена остановилась и медленно обернулась. Ее глаза были все еще ледяными, но ее фраза незамедлительно превратила подозрительные взгляды толпы в завистливые: "Приходи ко мне через два часа".

Тем же днем актеры из Афин и их менеджер отправились домой без драматурга. Габриель, Бард из Потейдии, отныне жила в императорском дворце Рима.

***

-Что случилось, Габриель? Ты знаешь Ареса?

Они были одни в маленькой комнате императорской библиотеки, где Габриель работала над своим первым официальным заданием - сбором и каталогизацией свитков, и куда Императрица зашла проведать свою протеже. В их беседах Зена обычно мало рассказывала о собственной жизни, оставляя большую часть времени Габриель. Но сегодня, около месяца спустя с их первой встречи, обсуждение перескочило с пьесы Габриель к общей проблеме любви, а затем кое к чему крайне личному. Зена раскрыла, хотя и заученным тоном веселой беспечности, что ее муж не возражал против ее любовной связи, потому что это послужило его интересам. И затем, на невысказанное замешательство в глазах маленького барда - чьей благосклонности мог бы желать Император Рима, что готов был расплатиться собственной женой? - Императрица назвала имя.

Габриель ничего не могла поделать, она знала, что ее реакция была написана у нее на лице, и увидела отражение на лице Зены, внезапно полном осторожности.

Она никогда не умела лгать и все же не могла рассказать Зене, что на самом деле произошло. Единственный выход, который она могла придумать, это отделаться полуправдой.

- Моя леди... - она почувствовала, что начинает пылать. - Я должна была сказать вам... вскоре после того, как я встретилась с вами в первый раз... он прибыл в мою комнату...

Зена схватила ее запястье.

- Что сделал этот ублюдок?

- Нет-нет, моя леди - это не то, что вы подумали... он хотел, чтобы я - передала вам какое-то сообщение...

- Какое же?

Габриель потребовалось титаническое усилие не отвести глаза от внимательных глаз Зены.

- Понятия не имею, моя леди, я сказала ему, что не собираюсь быть его посредником.

- Тем лучше для тебя. Но да, ты должна была сказать мне раньше, - Зена отпустила ее запястье и прошептала. - Остерегайся Ареса, Габриель. Возможно, он придумал новый план и на этот раз он решил как-то добраться до меня через тебя.

Бард почувствовала небольшой приступ страха, спрашивая себя, во что она ввязалась.

-Что вы имеете в виду?

Зена передернула плечами с отсутствующим взглядом.

- Сравнительно недавно... в последние недели, которые мы были... вместе... он дал мне несколько очень странных снов, и по каким-то причинам он включил в них тебя. По крайней мере, я думаю, что это он.

- Меня? - она еле шептала.

- Вообще-то, ты выглядела в тех снах немного иначе - одета как амазонка, и с короткими волосами, но это точно была ты. Твое лицо, твое имя...

- Что это были за сны? - спросила Габриель, стараясь говорить случайным голосом.

- Невероятные, бредовые - о борьбе против богов и о нем, ставшим смертным... Я не уверена, зачем, но думаю, он хотел убедить меня, что все остальные боги ненавидели меня и что он... - она остановилась и напряглась. - Я не должна говорить с тобой о такой ерунде, Габриель. Только будь осторожна. Невинный человек вроде тебя...

- Моя леди, - болезненно осознавая, что переходит черту, Габриель накрыла руку Зены своей. - Вы знаете, что я никогда не сделала бы вам ничего плохого.

Спустя почти целую минуту пальцы Зены сжали ее руку.

- Габриель? Я думала, те сны были чистым злом... но теперь... - ее голос стих, и она покачала головой. Потом продолжила. - В тех снах ты была моим другом.

Габриель была рада, что села; ее голова гудела, и в комнате вдруг стало слишком мало воздуха.

Зена убрала руку и небрежно добавила: "Между прочим, когда мы одни... можешь называть меня просто Зеной".

Позже, оставшись одна, Габриель подумала о Боге Войны. Она смутно начинала понимать, что он пытался сделать и почему. Она продолжала обижаться на способ, которым он вернул ей память, но уже стала чувствовать в некоторой степени симпатию к нему, и не могла изменить этого.

***

Этой беседы Арес не слышал, но слышал многие другие и был почти в равной степени раздражен и доволен тем, как всё шло. Он отчаянно завидовал Габриель, тому, что с ней, а не с ним Зена проводила почти каждый свой час, завидовал их взаимной привязанности и близости, так же, как и раньше, только сейчас в список добавилась еще и способность барда достучаться до настоящей Зены. Но именно на эту самую способность он теперь возлагал все надежды. Зена возвращалась, он мог это чувствовать. Приходилось отдать сказительнице должное, она была отнюдь не глупышкой. Она предложила писать истории, только для глаз новой подруги, о каких-нибудь их приключениях из другой жизни, ей даже хватило духу назвать свою героиню Королеву Воинов "Зена" и не дрогнув сказать Императрице, что выбрала имя в ее честь.

Никто из его Олимпийских родственничков ничего не подозревал: с какой стати? В отличие от него, они не имели ни малейшего представления о месте Габриель в жизни Зены или об удивительных узах между этими двумя женщинами.

Все, что он должен был делать, дождаться нужного времени, и в конечном счете он мог бы получить лучшее из обоих миров. Зена станет такой, как прежде, только теперь, после всего случившегося между ними, она вернется к нему. А если у сказительницы с этим будут проблемы, пускай, она слишком много ему задолжала, чтобы стоять на его пути.

Арес отвлек себя от этих мыслей, чтобы взглянуть на свою девочку через портал. Вот и она, в военном обмундировании - коротком черном кожаном платье, мало отличающемся от того, которое носила его Зена, только с длинными рукавами и золотым римским орлом на доспехах, - осматривает двадцать новоприбывших ее личного элитного корпуса. Среди них были две женщины, вид, который все еще интересовал Ареса, вне зависимости от того, насколько он был поглощен одной единственной воительницей. Его глаза оценивающе скользили по женским фигурам в блестящей амуниции и остановились на знакомом лице. Зене лицо, конечно, не было знакомо, не в этой судьбе.

Он нахмурился. Это могло быть совпадение... или нет.

В следующий момент Бог Войны стоял рядом с Зеной, оставаясь невидимым.

Когда короткий меч, рассекая воздух, нацелился прямо в горло Императрицы, Арес блокировал его рукой - замедлив ровно настолько, чтобы Зена отклонилась назад, а солдаты разоружили темноглазую блондинку и припечатали ее к земле. Блондинка не переставала кричать: "Мясник Сиры!"

***

Сырой спертый воздух римской темницы вызвал у Габриель небольшую тошноту, вернув вместе с запахом воспоминания о другом времени. Она предпочла бы быть где-нибудь, только не здесь. Но она была обязана спуститься и своими глазами увидеть потенциальную убийцу. Она слышала описание женщины и знала об упоминании Сиры. Неужели это была...?

Бард вручила пропуск Императрицы солдату Преторианской Стражи. Когда она взглянула на долговязого парня, она несколько раз моргнула, пока ее сознание кружилось в вихре Судеб, мечась между двумя мирами: перед нею стоял Джоксер, с римским шлемом вместо того смешного сооружения на голове. Выходит, он в каком-то смысле удовлетворил свои амбиции стать воином, только для того, чтобы застрять в римской тюремной охране. Но не имеет значения; он ее не знает и пусть это так и останется.

Кивком показав, что признал ее ордер, он открыл скрежещущую дверь и впустил ее в камеру.

В углу сидела девушка, закованная в цепи, одетая в одну только грубую серую рубашку из хлопка. Она подняла голову. Ее волосы спутались и склеились от крови, на ее щеке была глубокая рана, а под правым глазом синяк, но сомнений не осталось.

"Каллисто. "

-Чего ты хочешь? - прошипела заключенная, настолько напоминая - да, напоминая саму себя, что Габриель сжалась и отступила. Ей пришлось напомнить себе, что эта Каллисто не убивала Пердикаса, вообще ни одного невинного, насколько она знала, ее месть была направлена только на Зену.

-Я здесь только чтобы поговорить.

-Кто ты? - голос Каллисто звучал осторожно и немного озадаченно.

-Мое имя - Габриель. Я...

-Ах да, теперь я знаю, кто ты, - ее глаза заблестели. - Афинский драматург. Новая собачонка Римской Шлюхи. С чего это ты хочешь поговорить со мной?

-Каллисто, почему ты хотела убить Зе... Императрицу?

Она мило улыбнулась.

-А почему нет?

Габриель села на каменный пол, заставляя себя не отводить взгляд.

-Скажи мне, Каллисто, твоя семья была убита в Сире?

В ее глубоких глазах вспыхнула знакомая ненависть.

-Ты знаешь, что сделала в Сире твоя Императрица, да? Каждый десятый, для примера остальным? Так вот, иногда случайность интересно срабатывает... мой отец и мой дядя, оба выиграли в ту лотерею, - ее губы сложились в улыбку. - Моя мать в тот день потеряла разум. Не знаю точно, был ли пожар несчастным случаем или она нарочно его устроила, потому что хотела умереть.

Пожар... Габриель пробрал озноб.

-Ах, тебе неприятно это слушать? Бедняжка Габриель, - смех Каллисто звенел в ее ушах. Когда она снова заговорила, ее голос перевернул могилы. - Дело не только в моей мести, понимаешь? У меня теперь новая семья, мои братья и сестры, все, кто борется за освобождение Греции от Римской тирании. Но впрочем, для тебя это лишь пустые слова.

-С убийством Зены Греция не обрела бы свободы.

-Нет, - ноздри Каллисто немного раздулись. - Но это было бы отличное начало.

Бард вздохнула.

-Каллисто... Я уважаю твои идеалы. Но не позволяй ненависти управлять тобой... Даже если ты считаешь, что имеешь для этого веские причины... Иначе она отравит твою душу. Поверь, я знаю, о чем говорю.

Возможно, благодаря другим причинам для ненависти, кроме личной мести, и товарищам по несчастью, Каллисто и не успела стать помешанной убийцей, но она точно так же, почти безумно, смеялась, так же усмехалась и так же по-детски надувала губы.

-Милая моя Габриель. Я так тронута твоим беспокойством... Но тебе не о чем волноваться. С моей душой не успеет случиться ничего ужасного. О, ты разве не знала? Через два дня меня казнят на кресте. Знаешь, как это делается? Сначала они возьмут твои руки...

Габриель бросилась к двери, сдерживая сильнейший приступ рвоты, и заколотила в дверь камеры: "Стража! Стража!"

Джоксер выпустил ее, и она побежала, побежала прочь от тех слов, того голоса, того смеха.

***

-Ты хочешь, чтобы я пощадила убийцу, - Зена отрицательно покачала головой, ее рот скривился от отвращения.

-Зена, я хочу, чтобы ты была тем правителем, которым ты можешь быть... Сильным, но милосердным.

-Ты не знаешь, о чем говоришь, Габриель. Это только поощрило бы новых убийц.

-Или принесло бы тебе нескольких друзей.

Зена тихо засмеялась.

-Я не ищу друзей, - она посмотрела на Габриель, с внезапной теплотой в глазах, и добавила пониженным голосом. - У меня уже есть лучший друг.

При этих словах в горле Габриель возник огромный комок, но в данный момент у нее были другие приоритеты.

-Зена, это может быть возможность, посланная богами... - она спешно искала фразу, которая бы не прозвучала слишком оскорбительно, и затем глубоко вздохнула, - чтобы компенсировать то, что случилось в Сире.

В следующий момент Императрица вернулась.

-Ты забываешься, Габриель.

Габриель выдержала ее взгляд и сказала, мягко и искренне: - Зато я никогда не смогу забыть нашу дружбу.

Зена вздохнула.

-Ты иногда ведешь себя, как ребенок. Ты все еще думаешь, что то, что мы... что я сделала в Сире, было ужасно.

-Я знаю, по-твоему, это был выбор меньшего из двух зол. Но Зена, от этого зло не становится добром. Посмотри, что случилось с той девушкой. Ты... ты сделала ее той, кем она есть, - в душе Габриель содрогалась собственным словам.

Зена откинулась в кресле, задумчиво проводя пальцами по своему медальону с имперским орлом. Через некоторое время она спросила: - А что бы сделала твоя Королева Воинов?

Это заставило Габриель съежиться еще больше: на такой вопрос не существовало простого ответа. Однако она заставила себя говорить: - Думаю, она оставила бы Каллисто в живых... и убедилась бы, что она никогда никому не причинит вреда. Или, по крайней мере, попытается убедиться.

Эта пауза была еще длиннее. Наконец Зена встала и легонько потрепала Габриель по плечу.

-Изгнание на остров. Как звучит?

Вспышка радости на лице Габриель быстро исчезла: как повлияет жизнь на скалистом куске небытия, в компании нескольких потрепанных бурями рыбаков, на и так уже неустойчивое сознание Каллисто? Но больше ничего нельзя было сделать, и она должна быть благодарна - самой ли себе или Зене - за то, как все устроилось. Она взглянула на подругу с немного напряженной улыбкой и кивнула, удерживая слезы.

В своих залах на Олимпе Арес провел кончиком пальца по поверхности портала, покачал головой и рассмеялся. Поразительно, просто поразительно. Даже Каллисто вернулась в картину, чуть меньше озлобленной и без божественных способностей... а что, можно неплохо поразвлечься... очень даже неплохо... где-нибудь в конце списка. Да, жизнь снова начала налаживаться.

***

Посещение гарнизона заняло больше времени, чем предполагала Зена. Солнце уже село, когда она наконец достигла дворца, с нетерпением дожидаясь горячей ванны, обеда и, да, Габриель.

Проезжая с эскортом из нескольких центурионов по тускло освещенным и практически безлюдным улицам, едва замечая кланяющихся случайных прохожих, она обдумывала совместное путешествие в Грецию... возможно, она даже заехала бы в Амфиполис и попыталась уладить разногласия с Сиреной. Если Габриель, как бы она не одобряла некоторые ее поступки в достижении цели, все же способна закрыть на них глаза, то уж конечно, ее мать тоже сможет. Неужели она начала смотреть на некоторые вещи с точки зрения Габриель? Это предположение должно было сильнее бы ее обеспокоить.

Не впервые Императрица ощутила неприязнь Цезаря к драматургу. Когда он смотрел на нее, на его лице появлялось весьма странное выражение, как будто, она напоминала ему кого-то, или словно, он чего-то ждал. Он иногда спрашивал о "любимом барде" жены тоном вежливого интереса, но Зена знала супруга достаточно хорошо, чтобы почувствовать враждебность в его шутках. Разумеется, он здорово рассердился, даже встревожился, когда она ему сказала, что простила Каллисто, ту девчонку из Сиры, пытавшуюся ее убить. С иронией, скрывающей металл в голосе, он спросил, не было ли это влиянием Габриель (по такому случаю, он даже назвал ее по имени), и, без сомнения, заметил уклончивость ее ответа. Возможно, он чувствовал, что Габриель уменьшала в ней влияние Рима... Возможно, он был прав.

Почему же ее так тянет к барду. Что-то вроде ностальгии по собственной невинности - если бы еще вспомнить, было ли такое время? Иллюзия другой, совершенно непохожей на эту, жизни... Необъяснимая притягательность сказок о Королеве Воинов..? Но уж точно не странные представления девушки о любви.

Без всякой видимой связи ее мысли перекинулись к Аресу и тому времени, когда он пытался заставить ее поверить в его любовь. Что бы она почувствовала, будь это правдой? Она вздрогнула: "Так, прекращай это". У нее размягчение мозгов? Арес всегда думал только о себе, именно поэтому они так идеально подходили друг другу. Ей было жаль, что они больше не вместе? Допустим, его вмешательство в египетскую войну и нарушение ее и Цезаря планов раздражало, и... ладно, она скучала по невероятному сексу... но это всё. Она вдруг отчетливо вспомнила один момент - в то утро, после того, как он забрал ее с банкета и набросился на нее, словно годами не видел женщину, когда они лежали вместе, и она услышала его шепот, его теплое и мягкое дыхание в ее ухе: "Я люблю тебя, Зена". Проклятье. Она дернула головой. Следом в ее память снова ворвались те сны.

К счастью, она уже была у ворот дворца. Она проехала во внутренний двор, остановила лошадь и спрыгнула на землю, когда заметила бегущую к ней свою горничную Таис и уже знала, что случилось что-то ужасное.

-Моя леди! О, моя леди!

-Что? - она почувствовала, как с лица схлынула кровь.

-О, моя леди... - Таис начала рыдать. - Они арестовали Габриель...

***

-Что, Тартар возьми, происходит?

Зена стояла перед Цезарем, все еще в военной форме, держа в руках замысловато украшенный шлем. Ее дыхание немного прерывалось, а глаза сверкали. Сидящий за столом Император выждал почти минуту, прежде чем оторвался от папируса и взглянул на жену. На его лице появилась странная торжествующая ухмылка.

-Моя Императрица. Садись.

Она сверлила его взглядом.

-Почему Габриель арестовали?

-Ты не знаешь? Мне жаль говорить тебе это, дорогая моя, но есть доказательства, что она участвовала в заговоре против тебя.

Она с недоверием фыркнула.

-Какой еще заговор?

-Вместе с той девчонкой, которая на днях пыталась тебя убить, кажется, ее звали Каллисто.

-Это смешно.

-Вот как? - тщательно скрываемая злоба теперь проступила в его улыбке. - И почему ты так считаешь? Потому что у нее такое милое невинное личико? Но ведь у Каллисто тоже добрая улыбка? Или из-за того, что милая невинная Габриель пишет пьесы и поэмы, она не может оказаться союзницей убийцы?

-У тебя есть доказательства?

-Ну конечно, моя дорогая. Мы же цивилизованное общество. Все улики будут тщательно проверены, прежде чем суд признает ее вину. Или невиновность, - добавил он. - И не сомневаюсь, что она получит лучшего адвоката, которого ты сможешь нанять во всем Риме, - он откинулся на стуле. - Тем временем, я убедительно прошу тебя не принимать никаких поспешных решений об амнистировании твоей юной подруги. Улики указывают, что я тоже был целью заговора. Думаю, ты согласна, что я имею право голоса в этом вопросе.

Цезарь поднялся, подошел к Зене и учтиво поцеловал ее руку, глядя ей в глаза.

-Ты выглядишь очень усталой, дорогая. Тебе стоит немного отдохнуть.

-Цезарь! - она схватила его за плечо, ее глаза изучали его лицо. - Что ты имеешь против Габриель?

-Я? - невинный взгляд, с которым он посмотрел на нее, был чересчур сардоническим, чтобы казаться убедительным. - Ты, должно быть, шутишь. Дорогая моя, ты не должна позволять своим... эмоциям туманить твой здравый смысл. Императрица Рима должна слушать разум, а не сердце. Что, конечно, вовсе не означает, что есть какие-то причины вовлекать твое сердце в этот вопрос.

***

Габриель пыталась занять хоть какое-нибудь удобное положение на узкой койке. По крайней мере, ее поместили в одну из самых приличных камер, хотя это мало что значило, и даже снабдили маленьким столом, табуретом и кое-какими письменными принадлежностями. Гораздо важнее, что Зена даже на секунду не усомнилась в ее непричастности к "готовившемуся заговору" и попытке убить ее. Она пришла увидеть ее, крепко обняла и сказала тихим голосом, выдающим ее истинные эмоции: "Я никогда не позволю им ничего с тобой сделать, Габриель. Никогда." (Итак, Цезарь теперь был "они".) Она также спросила, выглядя обеспокоенной и почти недоумевающей, были ли у Цезаря какие-то причины ненавидеть ее. Само собой, Габриель не могла ей сказать: иначе Зена подумала бы, что она свихнулась.

Ясно, что Цезарь хотел ее смерти; он не знал, что она знала, но он боялся, что ее компания так или иначе сможет пробудить собственные воспоминания Зены о ее другой жизни. Будет ли Зена способна защитить ее? И была ли сама Зена в безопасности от своего мужа? И станет ли Арес...

В темноте камеры раздался звук. Габриель подняла голову, вслушиваясь. Вот опять... дверь камеры осторожно открылась. Она собиралась прошептать: "Зена?", когда рука зажала ей рот.

Шок на мгновение парализовал ее. В следующий момент сильные мужские руки стащили ее с койки и держали мертвой хваткой. Керосиновая лампа на столе осветила человека перед ней. Оба самозванца были стражниками ночной смены. Она остро осознала, что на ней нет ничего, кроме тонкой рубашки, и воспоминания о ее первом хозяине, Ставросе, будто взорвали мозг изнутри. Но увиденное быстро заставило ее понять, что это был другой вид нападения. Второй человек снял пояс с ее платья и принялся старательно связывать из него петлю, параллельно метнув взгляд на крюк под потолком, а затем вниз, к табурету.

Она отчаянно старалась собраться с мыслями, рука первого мужчины на ее лице почти перекрыла ей доступ воздуха, и она ощутила головокружение. Ее единственная надежда состояла в том, чтобы попытаться использовать навыки борьбы, которые она помнила из другой жизни, даже если ее тело не было так натренировано.
Быстрым движением Габриель ударила локтем в грудь человека, держащего ее. Хорошо нацеленный удар застал его абсолютно врасплох, малышка-бард не выглядела способной оказать серьезное сопротивление. Выпустив ее, он рухнул на колени, хватая ртом воздух как рыба, выброшенная на берег. Пока второй охранник на миг замер от неожиданности, она развернулась и пнула его в живот, заставив покачнуться и согнуться пополам, заревев от боли. Первый вдруг снова бросился на нее, но она уже схватила табурет, как раз вовремя, чтобы обрушить его на голову стражника, а затем вырубить и второго нападавшего, прежде чем он сумел оправиться.
Тяжело дыша, Габриель посмотрела на дело рук своих. Как досадно, что она не знала таких приемов, когда Ставрос хотел изнасиловать ее.
В следующий миг она услышала что-то еще позади нее, словно кто-то хлопал. Всё еще не выпуская из рук табурет, Габриель повернулась вокруг оси и шарахнула им в кого бы то ни было.

-Проклятье!

Она уставилась на Ареса, который потирал переносицу и подозрительно смотрел на нее с довольно страдальческим выражением на лице.

-Оох... - она вздрогнула. - Тебе больно?

-Нет, это мое самое любимое ощущение на свете! Будь я смертным, ты бы сломала мой нос.

-О... Это научит тебя не подкрадываться ко мне после того, как двое парней только что собирались повесить меня! Я думала, ты говорил, что не позволишь причинить мне вред.

-И? Не вижу никакого причиненного вреда. Я хотел посмотреть, как ты справишься с ними. Не плохо, - добавил он с усмешкой. - Им следовало бы выбрать ребят побольше.

-Огромное спасибо, - прилив энергии, который она ощутила во время нападения, быстро исчезал, и Габриель едва смогла дойти до койки, прежде чем ее ноги перестали ее слушаться.

-Ну, давай заберем тебя отсюда.

-Заберем?

-Ну да. Если, конечно, ты не горишь желанием остаться здесь.

Она поднялась, еще не полностью подчинив себе ноги, и подошла к нему, но потом остановилась.

-А как же Зена? Я не могу просто вот так сбежать от нее.

Арес закатил глаза.

-Не хочешь лишить ее удовольствия организовать твои похороны?

Габриель продолжала колебаться, когда Арес повернул голову, будто услышав что-то, и затем исчез во вспышке света.

-Что... - она запнулась и, моргая, разглядывала место, где он только что стоял. В следующую секунду дверь камеры распахнулась, там стояла Зена, широко раскрыв глаза при виде двух мужчин, все еще без сознания, на полу.

-Габриель? Что на этот раз?

-О, Зена... - теперь она вздрагивала всем телом и заливалась слезами. - Они... они хотели... - кивком она указала на пояс.

От гнева лицо Зены застыло, смягчившись только при взгляде на Габриель. С мучительным вздохом она бросилась обнять ее.

-Габриель... Я должна вытащить тебя отсюда. Я не понимаю, почему, но Цезарь хочет тебя убить.

-Вытащить меня? - она проглотила комок в горле. - Зена... это может быть опасно и для тебя...

-Ерунда. Цезарь ничего не посмеет мне сделать.

-Зена, пожалуйста, послушай... - но что она могла сказать? В другой жизни Цезарь дважды приказал казнить тебя?

-Габриель, не спорь, - сейчас Зена была гораздо больше похожа на Королеву Воинов, нежели на Императрицу. - Давай уходи, пока эти ублюдки не очнулись, - потом она взглянула на Габриель и озадаченно сдвинула брови. - Постой... Ты уложила двух мужчин?

-Я даже не понимаю, как это вышло, Зена... Я не очень хорошо помню, что было...

-Знаешь, Габриель... - Зена похлопала подругу по руке. - Я думаю, из тебя бы вышел настоящий воин, такой же, как Королева Воинов в твоих историях. Идем.

Она забрала ключи у одного из мужчин и заперла дверь камеры снаружи.

***

Императрица стояла в темной спальне, смотря на спящего мужа.

Она тайно провела Габриель из темницы в ее покои. Меньше чем через час, в черном парике, с ярким макияжем и в облегающем платье, выглядящая как танцовщица, которая вполне могла бы посетить какого-нибудь военачальника имперской стражи, Габриель покинула дворец. Зена дала ей деньги и проинструктировала, как максимально быстро выйти из города. На прощания не было много времени.

-Ты всегда будешь со мной, Габриель, - прошептала она, обнимая маленькую сказительницу, убеждая ее не плакать, чтобы не размазать косметику. И затем, в порыве эмоций, она добавила, улыбаясь сквозь собственные редкие слезы. - Может быть, это и есть та связь душ, о которой ты любишь говорить.

Теперь, когда Габриель была вне опасности, она могла открыто выступить против Цезаря.

Подняв свечу, она подошла к кровати и тронула его за плечо.

-Цезарь.

Он вздрогнул и поднялся в постели, и она с удивлением увидела тень страха на его лице при взгляде на нее.

-Я знаю, что ты сделал, - сказала она без предисловий. - Ты приказал двоим караульным убить Габриель, имитировав самоубийство, верно? - он не отвечал. - И по официальной теории, причиной ее поступка было бы раскаяние за то, что она предала свою благодетельницу, Императрицу.

Цезарь нервно поежился и облизнул губы. Было похоже, что он обдумывал возможные варианты.

-Это означает, что Габриель мертва? - спросил он, наконец.

-Жаль разочаровывать тебя, мой дорогой муж, - она смотрела на него с ожесточенной насмешкой. - Но Габриель оказалась в состоянии справиться с твоими головорезами. Теперь она в безопасности. Что я хочу знать, так это причины? - в ее голосе и лице было заметно полное замешательство.

Цезарь встал с кровати, накинул халат и обернулся. Он восстановил свое самообладание, на его лице снова возникла кривая полуулыбка, а глаза выдавали скрытую угрозу.

-Моя драгоценная женушка, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Думаю, завтра мы услышим от стражи совершенно иную историю о ночном происшествии. Мы узнаем, что маленькая писательница, которая, как оказалось, имела навыки закаленного в боях воина, напала на них ночью и сбежала. И, возможно, не без чьей-то помощи.

Какое-то время Зена молча смотрела на него, уголки ее рта чуть дернулись.

-Цезарь, у меня было видение, - наконец заговорила она. - Оно было о нас, нашей первой встрече. Ты ведь помнишь ее, правда? - Император ничего не сказал, выжидая, что она скажет дальше, но Зене показалось, что его плечи вздрогнули, а ресницы затрепетали.

-В том видении всё закончилось по-другому. После того, как я вернула тебя в Рим, ты приказал меня распять. И когда я спросила: "А как же мы, мы же собирались вместе завоевать мир?", ты ответил: "Нет никаких нас, Зена - есть только Рим, а Рим - это я". И добавил, что навсегда запомнишь, что между нами было, потому что я займу почетное место среди твоих трофеев.

-Вот как, - Цезарь не сводил глаз с жены, в его голосе звучал обычный сарказм, но по лицу иногда проскальзывало предчувствие.

-И когда крест со мной подняли, ты сказал: "Разделяй и властвуй. Отдели чувства женщины от ее разума, и она твоя".

-Что-нибудь еще?

-Нет. Ах да, твоими последними словами были: "Сломайте ей ноги".

-Как интересно.

-Скажи мне кое-что, Цезарь. Ты ведь рассматривал такой вариант.

-Надо же. Какой вопрос, - сказал он с вынужденным смешком, придавая своему лицу выражение изысканной надменности.

Зена медленно произнесла:

-Думаю, теперь я знаю, что означало то видение.

Его глаза сузились, и теперь уже не было никакой ошибки - в них был страх. Однако его голос еще оставался ровным.

-И что бы это могло значить?

Она встала.

-Это значит, что, в любом случае, ты всегда собирался предать меня. Никогда не было никаких нас, Цезарь. Нет даже Рима. Только ты.

Цезарь следил глазами за Императрицей, ходившей из стороны в сторону.

Теперь она была его врагом, это бесспорно, и при этом слишком приблизилась к опасной черте - вдруг она сможет узнать о том мире. Настало время избавиться от нее. Обвинить ее в заговоре против него, в стремлении убить его и захватить всю власть; а еще лучше, в предательстве Рима ради помощи ее родной Греции.

Конечно, нельзя открыто арестовать ее и устроить суд. Скандал не принесет пользы, у Императрицы довольно много сторонников, в том числе, и в армии. Он должен нанести удар прежде, чем она сможет получить поддержку. Собрать преданных ему Преторианцев... обработать тех Сенаторов, которые никогда не могли примириться с фактом, что женщина, вдобавок, чужестранка, имела в Риме такую огромную власть... отправить ее в самую глухую темницу, заставить ее понять, что имеется только два выхода: благородное самоубийство или позорная казнь. И он обладал стойкой уверенностью, что получит поддержку еще одной крайне влиятельной стороны: его новой богини-покровительницы.

-Богиня Минерва! - громко произнес он.

Вспыхнул золотой свет, и перед Императором стояла сероглазая женщина в ослепительных доспехах из золота и серебра.

-Цезарь.

-Великая богиня, - он склонил голову. - Я ужасно нуждаюсь в вашей мудрости.

Когда Афина вернулась на Олимп, на ее аристократическом лице играла легкая улыбка. О проблеме Зены практически можно забыть, так же, как и обо всех других возможных сценариях Сумерек, которые она просчитала. Нет, конечно же, это не было местью, такими низменными эмоциями мог бы руководствоваться полу свихнувшийся выродок вроде ее братца, но Богиня Мудрости и Благородной Войны, несомненно, была выше этого... Мысль о брате напомнила Афине, что необходимо что-то предпринять, чтобы помешать ему всё испортить. Ну что же, для этого существуют безделушки Гефеста.

***

-Братишка?

Арес медленно поднял голову, выходя из полу оцепенения, в котором пребывал, после безуспешных попыток освободиться. Он не мог точно сказать, как давно он находится в этой ловушке, в которую его поймали те стервы Афина и Артемида, приковав его руки к подлокотникам его собственного трона. Сначала он заставил содрогнуться свои залы на Олимпе от гневного рыка и с такой силой пытался вырваться, что, будь его тело восприимчиво к травмам, его плечи бы уже выдернулись из суставов. Потом наступили апатия и полная прострация.

Афродита нежно дотронулась до его щеки.

-Как грустно...

Он отдернул голову.

-Она мертва.

Богиня Любви вздохнула.

-Пока нет, но... да, так задумано.

Он вздрогнул и закрыл глаза.

-Покажи мне.

Она вскинула на него глаза.

-Ты уверен, что хочешь так мучить себя, братишка?

-Давай! - прорычал он.

Сдвинув брови, немного сопя, Афродита открыла портал. Зена, с закрытыми глазами и неестественно белым лицом, лежала в мраморной купальне в воде, красной от крови. Две ее горничные стояли рядом на коленях и беззвучно рыдали. Она открыла глаза и подняла руку, с запястья в воду падали темно-красные капли.

Арес отвернулся, его лицо дернулось.

-Закрой.

Афродита взмахнула рукой.

Он снова посмотрел на нее и жестко сказал: "Я должен идти к ней".

Белокурая богиня покачала головой.

-Арес... Прости, но ты не можешь спасти ее... Папа и Афина, да и все остальные действительно уверены, что она должна умереть.

Он закусил губу, судорожно дыша.

-Ооооу, как бывает... - она уселась рядом с братом и погладила его по волосам. - Я понимаю твою боль, и в то же время, это так мило, что ты по уши влюблен...

-Заткнись, - процедил он сквозь зубы.

- ... и терять Зену мне тоже очень не хочется... Но знаешь, клево вернуть всё назад, к нормальному. Я имею в виду, это было как в каком-то кошмаре, когда почти все погибли... И без Геффи мне было так тоскливо. Раз уж папа и остальные, понимаешь, они думают, что все в опасности, пока она рядом...

Бог Войны запрокинул голову, подавляя стон.

-Они не дадут мне даже проститься с ней.

Его сестра осторожно покосила на него глаза.

-Только попрощаться? Ты обещаешь, что не станешь делать никаких глупостей как в прошлый раз... Ну там, исцелить ее и отказаться от бессмертия?

Из его груди вырвался тяжелый вздох.

-Хорошо, обещаю.

Афродита минуту раздумывала над этим, немного нахмурившись.

-Что насчет сказительницы?

Арес вскинул голову.

-Что с ней?

-Но разве она не должна тоже быть с ней? Знаешь, попрощаться и все такое?

-Нет, - отрезал он с ожесточенным взглядом.

-Ну же, братик... Услуга за услугу... Я дам тебе уйти, ты дашь мне привести Габриель, и вы сможете проститься с нею. Это так мило... так трогательно... так романтично...

В ее глазах очаровательно блестели слезинки, а лицо почти сияло с блаженной улыбкой. Арес посмотрел на Афродиту, и ему пришло в голову, хотя он и не сумел бы выразить это конкретными словами, что сущность войны была не единственной, определяющей жестокость. Его сестра могла быть сострадательной, в конце концов, она была единственной на Олимпе, кто испытывал к нему хоть какие-то добрые чувства, но все, что касалось сердечных вопросов, включая страдания, было частью ее работы.

-Хорошо, - сказал он.

-Так, посмотрим... - она наклонилась, чтобы осмотреть цепи. - Я кое-что знаю о штучках Геффи... Вроде бы здесь же замок и... да, готово!

Мрачный бог отрывисто встал и растворился в эфире еще до того, как спустился со ступеней трона, а Афродита закончила говорить: "Не забудь, никаких глупостей".

***

Плачущие служанки Императрицы застыли на месте, когда в воздухе раздался свист, и в возникшем свете перед ними появилась высокая фигура в черной коже.

-Вон, - его голос был тихим, но пугающим. - И если сюда хоть кто-то войдет...

Обе женщины со всех ног бросились в соседнюю комнату, и Бог Войны остался наедине со своей любимой. Он подошел к ней и опустился на колени возле купальни; его губы дрожали.

-Зена...

Она слабо застонала, ее глаза все еще были закрыты. - Таис сказала мне...

Ее шепот был едва различим. Прикоснувшись губами к ее лицу, Арес почувствовал холод, такой холод!

-Зена... это я.

-Арес, - ее ресницы затрепетали, на короткий миг она открыла глаза, и вот они снова закрыты.

Он обнял ее за плечи и притянул к себе.

-Зена... Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя... - он продолжал повторять эти слова, беспомощно, безнадежно, как будто пытаясь заранее наверстать всё дальнейшее время, зная, что он никогда больше не сможет сказать их ей снова.

-Смешно... Мне хочется верить в это, - прошептала она. - Я не думала, что хоть кто-то любит меня... кроме... Габриель.

Так вот что чувствуют смертные, подумалось вдруг Аресу, когда меч вспарывает внутренности. Он не знал, что еще может сказать, и лишь повторял вновь и вновь: "Я люблю тебя, Зена... Я люблю тебя..."

-Поцелуй меня, - выдохнула она.

Арес взял в руки ее лицо, вздрогнув от того, насколько холодным оно было, и принялся целовать ее закрытые глаза, лоб, бескровные щеки, неестественно побелевшие губы. Ее кожа имела соленый привкус, и он потрясенно понял, что это были его слезы. Он снова обнял ее и прижал к груди, нежно укачивая. Ее голова запрокинулась, дыхание становилось все слабее. - Нет, нет! - он судорожно сглотнул, но не смог избавиться от ледяного кома в горле. - Не оставляй меня... - он вдруг знал, что может поддержать в ней сознание, и он заставил себя выдержать еще один воображаемый меч, пронизывающий его.

- Габриель будет здесь в любую минуту...

Розовые и золотые искры действительно возвестили о прибытии Афродиты с Габриель. Сказительница сейчас выглядела намного более похожей на себя старую, в платье до колена и ботинках, с короткими волосами в ночь ее спасения Зена отстригла их, чтобы лучше закрепить парик. Ее лицо было мокрым и опухшим, увиденное заставило ее разрыдаться.

-Зена! Нет! Нет!

Афродита сделала брату знак; стиснув зубы, он оставил умирающую женщину и отступил в сторону, пропуская Габриель. Плача, она обхватила подругу, гладила ее лицо и мокрые волосы, потянулась в кроваво-окрашенную воду, чтобы взять руки Зены в свои, почти перестав дышать при виде тонких порезов на бледных запястьях.

Богиня Любви коснулась руки брата.

-Не забудь, Арес... Ты обещал... Это только прощание, ничего больше. Иначе папа и компания порвут меня на части. Не говоря уж о тебе.

Он едва кивнул: даже если бы он решил нарушить обещание и исцелить Зену, это сделало бы его смертным - неспособным защитить ее, и, вероятно, они оба будут мертвы в пределах часа. Он смотрел в сторону, желая, чтобы его сестра перестала заискивать перед ним. Она встала на цыпочки, чмокнула его в щеку и снова театрально вздохнула: "Как грустно...", прежде чем исчезнуть в облаке искр.

Арес закрыл глаза и прислонился к стене. Он вздрогнул только, когда услышал шепот Зены: "Я люблю тебя, Габриель"... Правильно, прокрути это еще раз.

-Арес? - голос Габриель был подавлен. - Она, она... на этот раз она действительно...

В ту же секунду он был возле нее. Еще можно было различить слабеющее дыхание Зены, но она уже не приходила в сознание.

-Неужели ты не можешь... что-нибудь сделать?

Арес покачал головой. Он опять коснулся ее лица и прижался губами к ее руке; впервые за тысячи лет жизни его пугали вид и запах крови. Несколько минут спустя он поднял глаза и сказал: "Она мертва".

Он поднялся на ноги. Завернул ее в появившееся из воздуха покрывало, взял на руки и отнес в кровать. Он подумал про два других раза, когда вот так же нес ее, мертвую за исключением того, что в те разы она только казалась мертвой.

Бог Войны глубоко вздохнул и протянул руку над Зеной. Через мгновение она была полностью одета в костюм воина. Он стоял над нею несколько минут, не сводя глаз с ее лица, ее тела - даже потеряв все краски, она была такой прекрасной - и такой неподвижной, такой белой. Его глаза задерживались на золотом орле на ее нагрудных латах, символе имперского Рима, губы скривились в отвращении, и быстрым движением руки он заставил это исчезнуть.

Габриель, свернувшаяся в калачик на полу, не переставая рыдать, подняла голову.

-Арес... Что ты делаешь?

-Тебя это не касается, - он снова взял тело Зены на руки.

Она встала и подошла к нему, немного пошатываясь.

-Ты собираешься куда-то забрать ее?

-Я хочу быть уверен, что ее никто и никогда не потревожит.

Она непонимающе смотрела на него, все еще всхлипывая, и затем задохнулась.

-Ледяная пещера! Та ледяная пещера, куда ты положил нас обеих, тогда... Ты хочешь похоронить ее там.

Его взгляд был мрачен и пуст.

- Да.

-А как же я?

-Вызови Афродиту, она заберет тебя туда, откуда взяла.

-Нет! - Габриель вплотную приблизилась к Богу Войны и посмотрела ему в глаза, ее кулаки сжались, заплаканное личико выражало непреклонность. - Ты должен взять меня с собой.

Он фыркнул.

-С каких пор ты говоришь мне, что я должен делать?

-Арес... - ее глаза сверкали, на миг боль уступила место гневу. - Это самое меньшее, что ты можешь сделать! Ты использовал меня в своей игре, и теперь я потеряла всё - всё!

-Мои соболезнования.

-Как... - пробормотала она. - Как ты можешь так сильно любить ее и при этом оставаться таким ублюдком ко всем остальным?

Она успела заметить в его глазах вспышку эмоций, прежде чем он отвернулся.

-Извечный вопрос, Габриель. Почему бы тебе не отправиться писать об этом философский трактат?

Он выпрямился, и она поняла, что он собирается исчезнуть.

-Нет! - закричала она. - Арес, когда ты положил меня в ту пещеру, в гроб рядом с ней...

Аресу хотелось испепелить ее.

-Это я еще могу устроить.

- ...Ты ведь тоже не должен был этого делать? Ты просто знал, что она бы этого хотела, - он вздохнул и закрыл глаза. - Она хотела бы, чтобы сейчас я была там.

-Хорошо, - буркнул он. - Идем.

***

Дрожа от холода, Габриель оглядела пещеру. В любое другое время она была бы поражена ее волшебной красотой - сияющие ледяные кристаллы, легкая пелена белого тумана, которым был заполнен воздух. Сказительница вспомнила, как они с Зеной проснулись здесь в их другой жизни, вспомнила яркий, слепящий глаза, пробившийся свет солнца и серебряную трель таявшего льда. В этот раз не будет никакого пробуждения, сколько бы времени ни прошло - двадцать пять лет или целая вечность. Снова хлынули слезы, и вдруг что-то смутно промелькнуло у нее в голове. Сколько бы времени... время... их другая жизнь...

Она еще не успела четко сформулировать мысль, когда раздался голос Ареса.

-Ну? Чего ты еще хочешь?

Зена уже лежала в ледяном гробу, ее руки были сложены вместе, темные волосы - прямые и распущенные, как предпочитала Королева Воинов - накрывали плечи. Габриель приблизилась и провела дрожащими пальцами по ее лицу, лицу, которое в своей бледности невозможно было представить принадлежащим реальному миру, как и эту мистическую пещеру. Она наклонилась и коснулась губами щеки Зены, потом посмотрела на Ареса.

-Можно мне прядь ее волос?

Он нахмурился, но вынул кинжал, осторожно отрезал локон иссиня-черных волос и отдал ей. Она вложила их в медальон, который носила на шее - прощальный подарок Миррхины, доброй женщины, которая освободила ее и помогла ей исполнить мечту о карьере писательницы. Ее мечты... писательская карьера... все это теперь казалось таким далеким. Сможет ли она когда-нибудь вернуться к той жизни, даже если однажды ее имя вычеркнут из списка беглых преступников?

-Теперь убирайся, - его голос был безжизненным. - Жди снаружи.

Сказительница вышла, ледяной ветер обжигал ее сырое лицо и кусал руки. Ее мысли вернулись к Аресу - сейчас он в последний раз смотрит на женщину, которая сумела пробить другую ледяную стену - скрывавшую человеческую сущность Бога Войны.

И, вздрогнув, она вспомнила то, о чем думала прежде.

Через несколько минут Арес вышел из пещеры, на его ресницах дрожала единственная слезинка, уже превратившаяся в льдинку. Он поднял обе руки, и за пару секунд вход в пещеру был запечатан толстым слоем льда. Он прижался лбом ко льду и замер.

-Арес.

Он очнулся и с отвращением посмотрел на нее.

-Ты не можешь держать свой рот закрытым даже несколько минут?

-Арес, я тут подумала...

-И это должно заинтересовать меня?

-Да. Мы еще можем вернуть ее, есть способ.

Он медленно повернулся к ней.

-О чем ты говоришь?

Она поежилась и обхватила себя руками, пытаясь хоть чуть-чуть согреться.

-Гобелен Судьбы, Арес - должен существовать какой-то способ уничтожить то, что сделал Цезарь. Переплести нити, чтобы вернуть наш мир. Настоящий мир.

Бог молча разглядывал ее.

-Я ведь права? Это возможно, скажи?!

-Вернуть мир, в котором она жива, - заговорил он. - А почти вся моя семья мертва... я - смертный, не имеющий ничего кроме полуразрушенной лачуги, цыплят и пса...

Его голос сломался, он уставился в землю. Мир, в котором, думала Габриель, Зена будет жить , но не с Аресом. Вероятно, он думал то же самое.

Арес качнул головой.

-Боги далеко не глупы. Там довольно серьезная охрана. А если Зевс и остальные поймают меня при попытке добраться до станка, они отправят меня - скажем только, повторяя слова моего дорогого старика, по сравнению с этим, ферма выглядела бы почти раем.

-Ты боишься! - сказала она, прекрасно сознавая, какой эффект такое обвинение окажет на Бога Войны. Конечно, последствия могли быть весьма плачевными, к примеру, он просто сбросил бы ее с заснеженного утеса.

На миг в его глазах зажегся гнев, но потом веки снова опустились.

-Я устал, - сказал он неожиданно смягченным голосом. - Терять ее, находить, терять, снова и снова... это слишком, - она поняла, что он больше говорил с собой, чем с ней. - Однажды это должно закончиться.

-Прекрасно! - выпалила Габриель. - Я сделаю всё сама.

-Что ты сделаешь сама?

-Пойду в Храм Судеб. Я знаю, где он, помнишь? Мы с Зеной там уже были.

-Ты не понимаешь, о чем говоришь.

-По крайней мере, я достаточно люблю ее, чтобы попытаться.

Ярость на его лице заставила ее попятиться практически к самому краю пропасти. В следующую секунду вокруг него вспыхнул свет, и Арес исчез.

Чудесно... Теперь ей придется самостоятельно спускаться. Да, ладно, ей это не впервой - они с Зеной уже проделывали этот путь. Легкое обморожение - подумаешь, большое дело.

Кутаясь от пронизывающего ветра, Габриель обнаружила что-то, напоминающее тропинку, и начала спуск. Вскоре ее руки были ободраны мерзлыми камнями, за которые она цеплялась, чтобы не упасть, а ноги оцепенели. Она не могла ручаться, сколько времени уже карабкается, когда почувствовала гладкий лед под ботинком, и бешено принялась перебирать ногами, ощущая одну лишь пустоту. Она пыталась ухватиться за уступ скалы, но знала, что не сможет удержаться.

И когда ее разодранные в кровь пальцы отпустили скалу, сильные руки обхватили ее талию и над ухом низкий голос проворчал: "Ты проклятая идиотка!".

Что ж, он хотя бы следил за ней.

Габриель показалось, что она попала в водоворот света и ветра, а когда открыла глаза, увидела, что стоит на траве у подножия. Ареса нигде не было видно.

***

Рим носил траур и перешептывался. Разлетались дикие слухи о смерти Императрицы и исчезновении ее тела. При этом никто не знал личность центуриона, который на следующий день напал на Цезаря у дверей Сената и, до того, как среагировали телохранители, трижды вонзил в него кинжал. Долей секунды позже они вытащили свои мечи, но центурион, казалось, просто исчез в общей суете и панике. Цезарь еще был жив, когда его вернули во дворец. Врачи в замешательстве констатировали, что раны словно нарочно были нанесены таким образом, чтобы обеспечить самую медленную смерть, с максимумом страданий, хотя конечно, соглашались они, у напавшего не хватило бы времени настолько точно рассчитать удары.

***

Арес, насколько это было возможно, избегал Олимпа, а особенно свей семьи. Он пробовал занять себя сражением, но сбежал, когда кровь, брызнувшая ему в лицо, вернула кошмарные воспоминания об окровавленных запястьях Зены. Он наведался в несколько своих храмов и апатично смотрел на подношения. Он подумал о посещении Клеопатры и понял, что совершенно равнодушен к этой идее. Он пытался вспомнить, через сколько времени после ее прошлой двадцатипятилетней "смерти" он пришел в себя; но сейчас всё было настолько иначе, после его жизни в качестве смертного и событий последней пары месяцев в этом измененном мире.

Раз или два он не мог удержаться и открывал портал увидеть, чем занята несносная блондинка. Так, она практически добралась до Храма Судеб. Он закатил глаза. Прекрасно, проксидикаи отрубят ее глупую головенку в тот же момент, когда она вступит внутрь.

Конечно, если бы он пошел туда, он мог бы позаботиться о проксидикаях и освободить Судьбы. В его памяти всплыл умоляющий взгляд Атропос, старухи, обращенный к Зевсу. "Ты должен позволить нам уничтожить узел Цезаря. Этого мира не должно было быть. Последствия..." Да, старая ведьма знала, что говорит.

В том, другом мире, она все еще была бы жива. И он ничего бы не имел.

Должно быть, эти мысли пронеслись у него в мозгу раз сто, когда он еще раз заглянул в портал и увидел, что глупая малявка была не больше чем в десяти минутах ходьбы от храма.

Он дернул головой.

"По крайней мере, я достаточно люблю ее, чтобы попытаться", - это она сказала ему.

Хорошо, он любил ее достаточно, чтобы оставить свою божественную сущность. И что он получил? "Спасибо". И затем, несколько месяцев спустя, нежный поцелуй, подаривший ему высшее счастье, какого он никогда еще не испытывал... пока она не сказала, что он все еще был плох для нее и что шанс для них когда-нибудь быть вместе - один на миллион.

Память о том моменте словно окатила его волной тепла.

Ну хорошо, да пропади всё в Тартаре - я сдаюсь! Эти слова сверкнули у него в голове, и он не был уверен, были ли они направлены к Зене, или Габриель, или части самого себя.

***

В темной пещере Храма Судеб бряцали блестящие мечи, разлетались искры, на стенах плясали гигантские тени - проксидикаи сражались с вторгшимся на запретную территорию. Три женщины, раскрыв от удивления рты, следили за происходящим. Вряд ли они могли когда-нибудь вообразить, что из всех Олимпийцев единственным, кто наконец решит поддержать закон, будет тот, кто всегда презирал его.

Проксидикаи не были достойными противниками Богу Войны. Когда был повержен последний из них, Арес подошел к трем пленным женщинам, переводя дыхание с очень мрачным взглядом. С помощью меча он перерубил цепи, которые связывали Клото, самую младшую - ткачиху нитей жизни - и сказал: "Давай, принимайся за работу".

Изумление на женских лицах неожиданно сменилось страхом, и он уже знал, что произошло, когда мелодичный голос позади него произнес: "Не спеши". Он развернулся назад, взмахнув мечом, но Афина уже ждала его.

"Ты все-таки сделал это, братец", - она словно отметила его очередную оплошность, как если бы он разбил любимую вазу Геры на семейной встрече.

Возможно, думал Арес, он сможет удерживать ее достаточно долго, чтобы Клото переткала полотно. Но тут задвигались тени, и на свет факелов вышли две другие женские фигуры - охотница Артемида, сопровождаемая своей слишком частой напарницей в преступлениях Дисгармонией. Однако что действительно приковало его внимание, это предмет в правой руке Дисгармонии. Ему уже доводилось видеть это оружие: он и Зена когда-то держали его у горла друг друга в один из их наименее дружественных моментов. Кинжал Гелиоса, один из способов убить бога.
Неприятный сюрприз отвлек его внимание, и Афине этого хватило, чтобы нанести мощный удар ногой в грудную клетку и припечатать спиной к полу. Прежде чем он успел подняться, две другие богини заковали цепями его руки; он чувствовал лезвие у горла, острым краем скользящее по коже. В том, другом, времени, когда кинжал был в руке Зены, он чувствовал слепой гнев, ее и свой, и множество других эмоций, которые он тогда даже не мог распознать; но он нисколько не боялся. Сейчас же он знал, что напряженное клейкое чувство в груди и затылке было страхом.

-Уверена, ты знаешь, что это такое, Арес, - Дисгармония захихикала. - Так что будь хорошим мальчиком и не шевелись, пока мы не доставим тебя на встречу с твоим папочкой, - она лизнула его ухо и провела длинным красным ногтем по его груди. Это заставило его содрогнуться, и она надула губы. - Ооу, тебе это больше не нравится?

Тем временем Афина вновь надела на Клото цепи и вернулась к нему. Он ожидал увидеть на ее лице неприкрытое ликование, но, вместе с обычным презрением он также заметил крошечную тень сожаления.

-Мы делаем лишь то, что должны, Арес, - она вздохнула. - Боюсь, тебе некого винить, кроме самого себя.

-Для Богини Мудрости, - огрызнулся он, чувствуя возвращающийся гнев, - ты до ужаса банальна.

-Все еще умничаешь? Впрочем, твое мнение все равно никого теперь не волнует.

И вот тогда, краем глаза он заметил что-то, точнее, кого-то, о ком он совсем забыл. Габриель наконец пробралась внутрь.

Возникшая у него идея, что она могла бы довести игру до конца, при всей своей абсурдности, не была полностью безумной. Если девчушке хватит ума спрятаться, пока богини не исчезнут, а он бы отвлек их, чтобы они не смогли ощутить ее присутствия, возможно, она сумеет позже освободить Судьбы, при условии, что Афина сразу же не забросит в храм новых проксидикаев.

Слишком поздно: Артемида уже натянула свой лук. Арес умудрился допрыгнуть до сестры и пнуть ее в лодыжку, и стрела богини охоты лишь слегка задела руку Габриель. И в тот же самый момент он почувствовал жгучую боль в шее.

-Дисгармония, ты идиотка! - это была Афина, всегдашнее самообладание покинуло ее. - Ты не имела права убивать его!

-Я не хотела! - богиня в кожаном платье задыхалась от испуга. - Он дернул голову и...

Арес чувствовал, как горячая липкая жидкость стекает на грудь. Вот и всё бессмертие... Мне жаль, Зена...

Тускло освещенный храм становился всё темнее перед глазами Бога Войны, но он еще различал, как Габриель схватила со стены факел и понеслась к ткацкому станку. Ошарашенная тем, что случилось с братом, Артемида на мгновение замешкалась, но ее второй выстрел был, как всегда, безупречен. Сказительница взвизгнула и упала, но перед тем, собрав все свои силы, она подняла руку и бросила факел в станок. Гобелен взорвался гигантским огненным шаром, три Судьбы пронзительно хором закричали, и все провалилось в черноту.

***

Что-то тяжелое давило Аресу на грудь. Он не был особо уверен, мертв ли он: если да, то быть мертвым довольно неудобно, но в целом, никаких новых ощущений. Он поднял руку, и его пальцы погрузились в мягкую косматую шерсть. Объект зашевелился, и Арес почувствовал на шее что-то теплое и сырое.

Арес вздохнул.

-Гораций. Слезь с меня, проклятая псина.

***

Жизнь на ферме пришла в норму, если, конечно, можно считать нормой подгоревшую еду, унизительную работу по дому, цыплят, упорно сопротивляющихся их участи его обеда, регулярные нашествия соседки Гребы, искренне убежденной, что спасает его от скуки. И сны с Зеной, только теперь они нередко оказывались отрывками воспоминаний о времени, проведенном с Императрицей.

Иногда бывший Бог Войны проклинал собственную тупость. И вместе с тем, всё чаще его одолевало сомнение, не было ли все это сном.

Около недели спустя, пытаясь получить молоко от мирно стоящей в сарае коровы, Арес услышал голоса, доносящиеся снаружи. Едва не опрокинув ведро (из которого, впрочем, нечему было проливаться), он побежал к двери. Это были они, стояли возле своих лошадей, махали ему и улыбались. Это была она...жива!!!

Каким-то образом он смог не бежать, а идти к ним. Но когда Зена взяла его за руку, и их губы на миг соприкоснулись, вся его выдержка исчезла, он стиснул ее в объятьях и крепко прижал к себе, уткнувшись лицом в ее волосы.

-Арес!

-Я... Прости, - он выпустил ее и отодвинулся. - Я просто соскучился по тебе, очень соскучился.

Она улыбнулась.

-Все в порядке... Я тоже по тебе соскучилась.

Он чуть не спросил: "Правда?", но успел сообразить, насколько жалко это прозвучит.

Он глянул на Габриель, и ему пришло в голову, что у нее могли остаться какие-то воспоминания о другом мире.

-Ну, что у вас? Что интересного случилось за последнее время?

-Ты же знаешь, как это всегда бывает, Арес, - она улыбнулась. - Когда находишься рядом с Зеной, постоянно случается что-то интересное... О, привет, Гораций!

Возможно, это всё же был сон. А если и нет, это ничего не меняло.

-Тогда идем в дом, - сказал он. - Угадайте, что будет на обед? Цыпленок.

***

После долгого ворочанья Арес начал проваливаться в сон, когда почувствовал, как кто-то легонько потряс его за плечо. Его сердце совершило бешеный скачок. Это наконец случилось - она пришла к нему.

Прежде, чем он успел обнять ее, на кровать упал свет керосиновой лампы, и он прищурился...

-Габриель? Какого..?

Она продемонстрировала озорную улыбочку.

-Я только хотела сказать, что с твоей стороны было очень подло оставить меня на вершине той горы. Но спасибо, что поймал.

Он подскочил.

-Ты всё помнишь!

-Абсолютно.

-Проклятье, - выдохнул он, возвращаясь к подушке. - Выходит, это был не сон.

После паузы он спросил:

-Как, во имя Тартара, тебе пришла идея спалить Ткацкий Станок Судеб?

-Мне не оставалось ничего другого, - пожала она плечами.

-С чего ты решила, что это вернет... вернет всё назад? А если бы исчезло все мироздание?

-Ладно, я не была ни в чем уверена, - призналась Габриель. - Но понимаешь... может быть... это правда, что люди больше не нуждаются в богах. (Она чуть не сказала: "Может быть, Элай был прав", но потом посмотрела на Ареса и передумала.) Просто подумай. Зевса нет, но до сих пор есть гром и молния... Нет Афины, но не думаю, что в мире стало меньше мудрости или искусных ткачих... И ты потерял свою силу, но не похоже, чтобы это повлияло на идущие войны.

-Премного благодарен.

-Ну... - я хотела сказать, что, возможно, мы больше не нуждаемся и в Судьбах тоже. Мы сами творим свою судьбу, как любил говорить Геракл.

Арес закатил глаза.

-Если тебе необходимо кого-то цитировать...

-Как бы то ни было, это сработало.

-Да.

Снова повисло молчание, потом она сказала:

-А знаешь, иногда я спрашиваю себя, правильно ли мы поступили. Ведь это был целый мир, а мы взяли и уничтожили его.

-Правильно, - медленно повторил Арес, будто вслушиваясь, как звучит это слово. - Спроси того, кому не нужно искать в словаре, что это значит, Габриель.

-Но знаешь что еще? - ее улыбка была сладостно-горькой. - Я обнаружила, что есть кое-что более важное для меня, чем правильные поступки. Ее жизнь.

-Почему у меня такое чувство, что ты опять кого-то цитируешь?

Бард тихо рассмеялась.

-Могу поспорить, ты никогда не видел мою сенсационную пьесу.

-А, твоя пьеса. Тогда неудивительно, что это звучит так глупо.

Игнорируя колкость, Габриель покачала головой. Выражение счастья на ее лице затенено печалью.

-Арес... Ты второй раз пожертвовал ради нее своей божественной сущностью, а она даже не знает об этом.

Он дернул плечом.

-Полагаю, именно это и называется "ирония".

Какое-то время она просто смотрела на него, и решила, что должна ему сказать - это было меньшее, что она могла сделать.

-Хотя она видит сны.

-Сны? - спросил он с внезапным интересом.

-Она сказала мне, что всю прошлую неделю ей снилось, будто она жена Цезаря и Императрица Рима, а я - известный драматург. Но, - она лукаво улыбнулась и покраснела, сразу отвернувшись, - думаю, было кое-что еще, о чем она мне не говорит...

-Аа...

Когда Габриель вновь посмотрела на Ареса, он довольно усмехался. Ее мысли вернулись к недавней ночи, когда она проснулась у костра и услышала тихие звуки, доносящиеся со стороны спящей Зены, давшие хорошее представление о том, какого рода ее сон, и потом увидела, как она резко села, глотая воздух, и сжала голову, выглядя при этом немного взволнованной. И почему-то Габриель была уверена, что ей снился не Цезарь.

Она встала.

-Мне, пожалуй, пора уходить.

-Да, пожалуй.

Когда она уже была в дверях, он сказал: "Это останется нашим маленьким секретом, правильно?"

***

На следующий день, перед тем, как они ушли, Габриель ретировалась, и Арес остался наедине с Зеной для прощания.

-Куда теперь? - спросил он.

-Конечная цель - Рим. Там Ева... Думаю, самое время проведать ее.

Он кивнул. Нахлынули незваные воспоминания когда, самой первой ночью в том новом мире, они с Зеной-Императрицей - стояли лицом к лицу, и затем он почувствовал ее тело на его голой коже. Ему пришлось прислониться к жерди и закусить губу, чтобы не застонать.

Он посмотрел на нее и заметил румянец на ее лице.

-Знаешь, о чем я подумала? - спросила Зена. - Может быть, мне нужно заняться возвращением тебе твоей божественной силы. Здесь ужасный бардак. И однажды ты отравишь себя собственной стряпней.

-С другой стороны, я бы мог подыскать себе другое занятие.

-Брось, ты же сам говорил. У тебя не особо получается быть смертным.

-Может, теперь у меня не особо получится быть и богом.

Королева Воинов уставилась на него, не ожидая такого поворота.

-Почему ты это говоришь?

Арес пожал плечами.

-Я просто немного поразмышлял на досуге.

-Это может стать паршивой привычкой.

-Приобретаешь много паршивых привычек, когда смертен.

Зена нежно засмеялась.

-Береги себя, Арес.

Она посмотрела на Ареса и поняла, что снова краснеет. Что, спрашивается, с ней творится? Она и раньше периодически видела страстные сны с Богом Войны, но они были совершенно не похожи на те невероятно реалистичные картины, которые теперь практически каждую ночь преследовали ее, на фоне какого-то причудливого бреда про Рим и Цезаря. Конечно, Габриель именно сейчас должна была настоять, чтобы они отправились проверить, насколько Арес свыкся с фермой.
И вот теперь, он стоял перед ней в своих кожаных штанах, но без жилета, на его голой груди сверкает кулон в форме кинжала. Смертные передряги, осознала вдруг она, делали свое дело: на его некогда безупречном лице появилось несколько морщинок, а в черных волосах - несколько едва заметных седых прядок. И все же, когда он смотрел на нее, не в силах отвести взгляд, все так же полный надежды, страстный, но одновременно нежный, он выглядел таким уязвимым и таким молодым, почти мальчишкой.

Она наклонилась вперед и поцеловала его. Это должен был быть всего лишь прощальный поцелуй, но, прежде чем хоть один из них понял, что происходит, их губы соединились воедино, языки боролись, исследуя друг друга, пока оба не ощутили необходимость сделать глоток воздуха.

Когда Арес смог дышать, он поднял руку и коснулся ее лица, убирая в сторону прядь волос. Ее волосы... он подумал об Императрице.

-Что здесь смешного? - спросила она.

-Да... всё вместе.

Она выглядела взволнованной, но не недовольной. Он наклонился ближе и уточнил:

-Так... я все еще плох для тебя?

-Очень, - сказала Зена тихим голосом, с еле видимым намеком улыбки.

Он закрыл глаза, его губы касались ее уха.

-Вот что я скажу тебе. Когда-нибудь ты вернешься, и я покажу тебе, насколько я плох.

Она снова засмеялась и взъерошила его волосы.

-Пока, Арес.

Она повернулась, сияющая в золотом свете садящегося солнца, и подошла к своей лошади.

-Готова, Габриель? - позвала она.

Когда Зена уже была в седле, миниатюрная блондинка подошла к Аресу.

- Что ж, - сказала она. - Было замечательно снова увидеть тебя.

Она дотронулась до его руки и подняла голову, смотря ему в глаза, ее губы беззвучно проговорили: "Спасибо". Он еле заметно кивнул и так же, не нарушая тишины, ответил: "Тебе спасибо".

Бывший бог сел на крыльцо, рассеянно похлопывая по холке своего пса, и смотрел вслед уезжающим женщинам. Когда они превратились в две крошечные точки на щедро залитой солнцем зелени полей, он улыбнулся и сказал в теплый вечерний воздух: - Приятных снов, Зена. Приятных снов...

КОНЕЦ