Недоразумение в таверне закончилось, и я убираю саи, мое тело напряжено, лицо горит от волнения и гнева. Я же собиралась избить того парня, а он всего лишь достал платок. Но откуда мне было знать? Это было в середине схватки. Он мог прятать оружие, я должна была реагировать. И теперь Зена бросает на меня эти неодобрительные взгляды с каплей боли. Я ведь разочаровала ее, когда я успела стать тем человеком, который сначала ударит, а потом будет задавать вопросы.
И вот, чтобы сделать ситуацию еще хуже, в голубой вспышке появляется он. Арес. Без сомнения пришел для того, чтобы осуществить свой очередной мерзкий план... или нет, потому что он выглядит сердитым:
"Какого черта вы делаете?"
Зена лишь дарит ему кривую усмешку: "Арес на деревенских разборках? Видимо совсем больше нечем заняться".
Он недовольно смотрит на нее и кивает на уже достаточно большой живот: "А вот ты, я смотрю, как раз была очень занята".
Ее лицо слегка дергается, но она игнорирует его насмешку: "Что ты здесь делаешь, Арес?"
"Эти люди, которым вы помогли" - он кивает в сторону мужчины в восточных одеждах – "являются частью растущего движения, которые подстрекают людей к неповиновению Богам".
"И мы должны стоять в стороне и смотреть, как с ними расправляются?"
Его голос повышается: "Не лезь в это, Зена".
Неожиданная мысль ударяет меня: "Вы обеспокоены тем, что это может быть началом Сумерек?"
Зена поворачивается ко мне с недоумением: "Какие еще Сумерки?"
"Философы предсказывали времена, когда люди перестанут поклоняться Богам и нуждаться в них и Боги лишаться своей власти и силы".
Арес мрачно смотрит нам меня, сжимая зубы: "Это миф".
Зена переводит взгляд от меня к нему, взвешивая мои слова. На этот раз она не будет смеяться над тем, что я такой книжный червь.
"Если это миф, Арес, тогда почему ты так беспокоишься?"
"Скажем так, я не хочу рисковать".
"Это плохо" - ее голос становится ядовитым – "потому что эти люди имеют право верить в то, что хотят, и мы не собираемся стоять в стороне и смотреть, как ты отнимешь у них это право".
Он делает шаг вперед – теперь он прямо перед ней, почти касаясь ее живота. По таверне пробегает взволнованный вздох, и я выхватываю саи, будто могу что-то сделать против Бога.
"Вы не представляете, во что ввязываетесь".
Он почти кричал теперь и я, взглянув на его лицо, увидела там гнев, страх и что-то еще – то, что похоже на беспокойство и заботу.
"Ты должна знать – решения, которые ты принимаешь, отражаются не только на тебе теперь, они отражаются и на нашем ребенке".
ЧТО?
Я, должно быть, расслышала все верно, так как вид у Зены такой, будто она увидела Горгону, и она задохнулась, когда переспросила: "Что?"
Арес отступил и судорожно сглотнул: "Я сказал все, что ты делаешь, отражается на твоем ребенке".
Она ели дышит: "Оу" - затем приходит в себя – "Ты угрожаешь мне? Ты боишься".
Он сжимает кулаки, выглядя мрачнее, чем когда-либо и исчезает в голубой вспышке. Люди в таверне облегченно вздыхают, но не я, потому что я знаю, что слышала и теперь я знаю это точно. Арес – отец ребенка Зены.
Я настолько шокирована, что почти пропускаю мимо ушей, когда один из мужчин, которых мы спасли говорит, что лидер их движения против Богов никто иной, как наш старый друг Элай.
хххххх
В то время как мы с Зеной следовали за нашими новыми друзьями по оживленным, шумным улицам, я терялась в собственных мыслях. Как я не могла догадаться раньше? Я же видела их там – когда Зена потеряла свою темную сторону души, была невинна и свободна от всего, что связывало ее с насилием и злом – когда я зашла в купальню в доме Калеба, того монаха и увидела их. Он был полностью одет, но она была обнажена в его руках, ее волосы и кожа были влажные от купания и они собирались поцеловаться. Не думаю, что в ближайшем будущем забуду эту сцену, или те эмоции, которые поднялись во мне тогда. Я была шокирована, разгневана, полна отвращения, но... было что-то еще – то, как он обнимал ее, выражение его лица, его приоткрытые глаза...если бы я не знала его, то могла бы поверить, что он заботится о ней. Вот ублюдок.
Я думала, что вошла как раз вовремя, пока что-нибудь серьезное не случилось, но, очевидно, это уже случилось.
Черт возьми, Арес, тебе не было достаточно просто быть с ней, когда она была невинна и беспомощна как дитя, тебе нужно было, чтобы она еще и забеременела. Если бы Зена не нейтрализовала шакрамы, если бы шакрам света, способный убивать Богов все еще существовал, я бы разрезала тебя на кусочки прямо сейчас.
хххххх
Черт возьми, Зена, почему тебе обязательно быть такой упрямой?
Я расположился на троне в моем храме, слушая в пол уха своего жреца, который продолжал говорить об Элае и какой проблемой он становится и что надо непременно что-нибудь предпринять. Да, да, да, я знаю. Но мне сейчас было не до Элая.
Я старался держаться от нее подальше, старался, чтобы наши пути не пересекались, запрещал себе думать о ней, но когда я увидел ее сейчас – не знающую, что она вынашивает моего ребенка – все попытки оказались тщетны.
Она была так не похожа на себя: без гнева, всей этой боли и вины – чиста и нежна и все остальное, что это включало – то, от чего меня должно было тошнить, особенно в ней. Женщина, которую я хотел видеть рядом в качестве Королевы Воинов, была абсолютно бесполезна для этого. Но я все еще был без ума от нее. Я пытался убедить себя, что это был просто секс, ничем не отличающийся от того, который мог бы быть с любой другой красивой женщиной, обнаженной и изнывающей от желания... О да, желание...Маленькая надоедливая сказительница думала, что я воспользовался состоянием Зены, но все совсем было не так. Она была тем, кто соблазнила меня – жарко и нетерпеливо и ...потрясающе. Я помню каждое мгновение: выражение ее глаз, жар и нежность ее поцелуя, прикосновение ее тела...
Достаточно.
Надо что-то решать с Элаем. Я знаю, что она будет сражаться за него, до смерти, если это будет необходимо.
Почему это так важно? Не то, чтобы я никогда не был отцом... Но Зевс свидетель, я не собирался становиться отцом этому ребенку, отчасти потому, что не горел желанием иметь дело с одной очень разозлённой королевой войнов, которая вероятнее всего найдет оружие, способное убивать богов, как только вновь станет собой. Этого не должно было случиться, но это произошло. Что значит для меня один ребенок? Или одна женщина?
Интересно, она действительно ничего не помнит?..
Черт возьми, я не хочу ранить ее, или ребенка. В отчаянии я ударил кулаком по трону с коротким рыком, испугав жреца.
"Мой г-господин" - он заикается – "но если это продолжится, вы рискуете потерять всех последователей".
Я Бог Войны – один из законных хозяев мира. Я не отдам власть без боя.
"Видимо пора навестить этого Элая" - констатирую я, теперь полностью успокоившись – "Страх всегда производит хорошее впечатление".
Может быть я смогу так напугать его, что он перестанет проповедовать, может я смогу все провернуть не проливая крови и не выступая против нее... Я сделаю все, что необходимо.
хххххх
"Сделай шаг на меня. Пожалуйста".
Он должен умереть. Он убил Элая – безоружного, беззащитного, святого человека, который проповедовал мир и любовь. Он сделал больно Габриель – единственному человеку, которого я люблю больше чем кого-либо или что-либо во всем мире. Он бы убил ее к этому моменту, если бы я не выбила шакрамом меч из его рук.
Я должна была убить его давно, когда он принял сторону Дахока, чтобы спасти свою собственную шкуру. Тогда у меня был клинок с кровью Хинды и я думала, что Габриель погибла и все из-за его предательств и манипуляций. Если бы я тогда только убила его, ничего бы этого не случилось. Но я могу убить его сейчас. Кинжал Гелиоса – священное оружие, которое может убить Бога в моей руке, его блестящее лезвие прижато к его горлу, придавливает мягкую кожу, но не режет пока... пока.
"Кинжал? Ты бы могла придумать что-нибудь пооригинальнее" - он усмехается.
"Кинжал Гелиоса. Нет, не могла".
Его глаза расширяются, наполняясь страхом и яростью, и это заставляет меня чувствовать себя немного лучше. Я хочу видеть выражение его лица, когда кровь потечет из пореза, и он будет чувствовать, как его бессмертная жизнь утекает с каждой каплей, и он не в силах это остановить.
"Где ты взяла его?" - на одном дыхании.
"Скажем так, у меня есть друзья наверху".
На мгновение гнев в его взгляде сжигает страх: "Даже если ты убьешь меня, вы уже проиграли, Элай мертв".
Я знаю. Я подвела его. Я подвела Габриель и все это из-за тебя, бездушный ублюдок.
"Тогда будет тем более справедливо, если ты заплатишь за его жизнь своей".
Он сжимает зубы и откидывает голову назад, подставляя свое горло под мой клинок, ожидая вспышку боли, которая будет сигнализировать о конце.
Один порез – все, что нужно.
Вдруг в мое сознание врывается видение: Арес, закрыв глаза, откидывает голову назад, а я целую его голую грудь. Должно быть, я схожу с ума... или это просто беременность...
Я сжимаю рукоять сильнее и на лезвии вижу лицо Элая, он смотрит сочувственно и грустно.
Может быть я действительно схожу с ума.
"Зена" - он обращается ко мне – "Ты действительно хочешь, чтобы у твоего ребенка была мать-убийца?"
Я вздрагиваю, так как вспоминаю: очень давно Саен сказала мне, что если я и Бораис останемся вместе, то я убью его – отца своего ребенка.
Саен сказала тоже самое тогда: "Ты действительно хочешь, чтобы у твоего ребенка была мать-убийца?"
На мгновение я ощущаю головокружение, мысли мечутся в беспорядке, мое сердце бьется настолько сильно, что я слышу каждый удар.
Кажется я знаю, что Элай пытается мне сказать.
Голос Ареса возвращает меня к реальности: "Ну, давай" - он рычит – "сделай это!"
Я начинаю осознавать, что держу кинжал, прижатым к его горлу в ничтожном расстоянии от вены. Толпа вокруг нас замерла – не каждый день можно наблюдать сумерки Богов. И Габриель... боль на ее лице.
"Когда ты убил Элая, ты позаботился о том, чтобы его дело никогда не умерло" - я стараюсь, чтобы мой голос не дрожал – "это то, чего он хотел, Арес. Ты сыграл прямо по его правилам и теперь ты хочешь, чтобы я сыграла по твоим?" - я опускаю кинжал – "я не убью тебя, я сделаю хуже – я пощажу твою жизнь".
Он смотрит на меня тяжело дыша. Ярость в его глазах сменяет что-то еще...
"Наслаждайся своим правлением, пока оно еще длится" - я бросаю ему в лицо – "сумерки приближаются".
"Не ошибись" - он все еще пытается восстановить дыхание – "когда мы встретимся снова не при таком стечении народа".
"Рассчитывай на это" - я парирую, но не совсем понимаю о чем он говорит. Я чувствую себя растерянной, будто я упускаю что-то... что-то очень важное.
Он исчезает в своем обычном световом шоу, и толпа вздыхает с облегчением. Габриель бросается ко мне и обнимает.
"О, Зена" - она выдыхает – "я рада, что ты не убила его".
Ее слова заставляют меня хотеть плакать. Хотя теперь она и воин, но она все еще не потеряла сострадания. Только минуту назад ублюдок хотел лишить ее головы, а она рада, что я не убила его. Я люблю тебя, Габриель.
хххххх
Позже в тот же вечер Габриель и я уходим из деревни и садимся у разведенного костра на месте привала.
"Я не должна была винить тебя в смерти Элая" - будто она могла что-то сделать против разъярённого Бога – "Я..."
Прежде чем я могу продолжить, она перебивает: «Зена, я сама винила себя. Прости».
"Нет, ты прости меня".
Мы улыбаемся друг-другу и вдруг слышим голос: "Ваша неисчерпаемая вера друг в друга – величайшее из чудес".
Габриель судорожно вздыхает и вскакивает: "Элай!"
Да, это он, но я замечаю, что он уже не в этом мире. Он одет в белый длинный халат, и я не уверенна, излучает ли он сам свет, но его фигура окутана мягким белым сиянием. Он улыбается.
"Спасибо, Зена, что сохранила мое дело".
Я чувствую, как глаза наполняются слезами: "Мне помогли".
Он поворачивается к Габриель: "Спасибо, что послушала свое сердце. Как я и говорил, ты никогда не сможешь разочаровать меня".
Она молча кивает. Затем он мягко говорит: "Скажи ей, Габриель, она должна знать".
С этим он исчезает, хотя его сияние видно в воздухе еще какое-то время. Я испугана – опять это что-то, что-то важное, я пытаюсь схватить его, но оно вновь от меня ускользает.
"Скажи мне что?" - мое горло пересыхает.
Она делает глубокий вздох: "Это о ребенке".
"Что о ребенке?" - я слышу, как мой голос становится хриплым от страха.
"Отец..."
И в то же мгновение я все понимаю. Я вспоминаю все с того момента, как потеряла свою темную сторону. Мои воспоминания мучительно размыты и неопределенны, но я вспоминаю. Арес и я вместе: прикосновения его горячей кожи, наши сплетенные тела, я выгибаюсь на встречу к нему и наклоняюсь, чтобы поцеловать его губы.
Я знаю. Может я знала все это время...
хххххх
Я раздавлен.
Я метаюсь по своему пустому храму, отрабатывая удары на колоннах. Она была права. Элай мертв. Сумерки начинаются – ты не сможешь избежать их.
Смертность однажды была отвратительна, только тогда она была на моей стороне.
Она никогда не простит меня.
Энергетический шар появился в моей руке, и я бросил его в свою же статую, разнеся ее на куски. Стало немного легче – чуть-чуть.
Я все еще чувствую кинжал у своего горла, ненависть в ее глазах. Я знаю каково ей – всего мгновение назад я мог убить ее и нашего ребенка.
Может быть я должен был... Было бы справедливо, если бы она перерезала мне горло.
Я бросаю еще один энергетический шар и еще один, и мне все равно куда или в кого я попаду. Вдалеке я слышу лязг метала, так как оружие, предназначенное для церемониалов, летит со стены на пол.
Надо остановиться, подумать. Кто сказал, что Сумерки неизбежны? Она сказала, но она не дельфийский оракул. Я могу объединиться с другими богами. Стереть с лица земли пару городов и поселить страх перед богами в этих любящих Элая овцах.
Она не убила меня. У нее был кинжал Гелиоса, я убил ее ненаглядного Элая и чуть не убил Габриель, и она не убила меня.
Нет, только не снова, надо сосредоточиться.
И вдруг я слышу ее, ее голос, разрезающий расстояние между нами, острый как клинок.
"Арес!"
Я могу игнорировать ее, но знаю, что, в конце концов, все равно сдамся – я иду к ней.
хххххх
Она ударяет его так сильно, что он отступает назад. Я уверенна, что если бы он был смертным, то она наверняка сломала бы ему челюсть или нос. Это не самый лучший способ поприветствовать отца твоего ребенка, но, исходя из обстоятельств, он наверно не ожидал ничего другого. Он потирает подбородок, слегка морщась, и безмолвно смотрит на нее в ожидании, когда она заговорит.
"Сукин сын" - она наконец говорит – "Сукин сын!"
"Я не делал этого специально".
Она зло усмехается: "Так ты сделал это не специально. Ты просто случайно упал на меня сверху?"
"Я имел ввиду, что не хотел, чтобы ты забеременела. Ты не должна была, пока я не захочу. Я не знаю что случилось".
Моя собственная злость накрыла меня, когда я вспомнила, как они были вместе: "Ты воспользовался ей, когда она была не в себе".
Он ничего не ответил но, к моему величайшему изумлению, она, можно сказать, выступила в его защиту: "Я не была ребенком, Габриель, я знала, что делала".
"Но ты даже этого не помнишь!"
"Я помню достаточно" - ответила она мрачно.
Я встаю и иду к огню, пытаясь оживить его. Может быть, будет лучше, если они сами разберутся во всем. Но мне все еще мне не понятно, как она могла поддаться ему, когда ее темная сторона и все, что связывало ее с войной и насилием отсутствовало?
"Зена" - начинает он, немного запинаясь – "Послушай, я...у меня есть чувства к тебе..."
Потрясенная, я оборачиваюсь и вижу выражение его лица при ярком свете луны. Он выглядит встревоженным и уязвимым, и вдруг я вспоминаю как он смотрел на нее тогда. Не может быть. Он не...
"Ты что, пытаешься сказать мне, что любишь меня?" – ее голос скептичен, раздражителен. Он ничего не отвечает. – "Давай скажи это, скажи, что любишь меня".
Арес шевелит губами, моргает, но в итоге у него ничего не получается. Мне приходит на ум, что если бы он затеял очередную игру и притворялся сейчас, то произнести эту фразу ему бы не составило труда.
"Ты ищешь себе избранницу, как и прежде" - продолжает она насмешливо – "Теперь, когда Сумерки близки, ты знаешь, что наилучшая ставка это я. Поэтому ты дал мне этого ребенка, не так ли? Ты знал, что сумерки на подходе и это была твоя страховка".
Он медленно покачал головой: "Ты все не так поняла".
"Почему я должна тебе верить?"
Они смотрят друг на друга, забыв обо мне, будто меня нет. Вдруг я чувствую присутствие еще кого-то, воздух будто светиться и я слышу нежный голос: "Зена".
Это Элай. Арес слегка отшатывается, с выражением полнейшего ужаса на лице: "Не бойся" - говорит Элай и Арес выглядит настолько униженным, что мне становится жаль его.
Элай продолжает, его лицо излучает доброту, его голос спокоен: "Я уже говорил тебе раньше, Арес, что возможно под всей этой яростью скрывается какая-то доля сожаления".
Арес ничего не говорит. Не просто говорить с кем-то, кого ты только что убил, в особенности тогда, когда оказывается, что этот кто-то теперь может быть более могущественный, чем ты.
"Я так же говорил, что богам неведома любовь. Кажется, я ошибался".
Зена слушает его с открытым от изумления ртом, а затем поворачивается к Аресу, который выглядит так, будто сейчас он бы предпочел быть поглощенным глубинами Тартара, чем находится здесь.
"Зена" - продолжает Элай – "Ты была права, говоря о Сумерках Богов. Рождение твоего ребенка - вот что принесет их".
Зена с трудом выдыхает: "Моего ребенка?"
Твоя дочь откроет Богу Любви путь в этот мир.
"Моя дочь" - повторяет Зена, не веря – "Но почему? Она ведь и дочь Бога Войны".
"Именно поэтому она была выбрана. Она была зачата, когда ты была чиста настолько, насколько только может быть человеческое существо, чтобы превратить дитя Войны в Посланницу Мира".
К Аресу наконец вернулся дар речи: "Мда, у кого-то там наверху извращенное чувство юмора".
Зена пару мгновений смотрела на Элая, переваривая информацию и наконец спросила: "Так... что теперь?"
"Это зависит от вас" - Элай посмотрел на Ареса – "От вас обоих. Эта дорога будет трудной. Олимпийские Боги не откажутся от своего правления без боя. Они будут пытаться не допустить рождения этого ребенка, или, если у них это не выйдет, будут пытаться убить ее потом" - его глаза мягко засияли – "Будьте осторожны".
Он начал растворяться и я крикнула: "Элай, мы увидим тебя снова?"
"Не в этом мире, но я всегда буду в твоем сердце, Габриель".
С этим он ушел, оставив после себя словно эхо последние слова: "Любовь-это путь".
"Я буду по тебе скучать" - шепнула я.
Воцарилась долгая тишина. Я заметила, что огонь почти совсем потух, и решила подбросить несколько сухих веток.
Потрескивание вывело Ареса и Зену из ступора. Арес потер свой лоб и вздохнул: "Мой ребенок – Посланник Мира. Я думаю, этим он пытался сказать, что и моя расплата наступила".
Его саркастическое замечание напомнило, что мир вокруг остался почти нормальным.
Зена немного поежилась от ночного воздуха и запахнула теплую накидку более плотно. Я подошла к ней и положила свою руку на ее.
"Ты в порядке?"
"Да... Думаю да".
"Так много новостей".
"Не то слово".
Она прошла к огню и села там. Я уже собиралась присоединиться к ней, но заметила, что после секундного колебания Арес направился к ней, и я знала, что сейчас им необходимо побыть вдвоем.
"Я пойду, наберу еще хвороста".
хххххх
Мы сидели молча, пока фигура Габриель не растворилась в лесу.
Моя дочь. Посланница мира. Предвестница Сумерек. Дочь Ареса.
"Зена" - его голос звучит странно, иначе, может потому, что в нем нет ноток насмешки, или злобы, или соблазнения – "не важно, что было между нами раньше, я обещаю тебе, что я не допущу чтобы кто-то – человек или Бог – навредил нашему ребенку".
"И я верю тебе" - отвечаю я, понимая, что это утверждение, а не вопрос. Как я могу верить ему? Но если Элай смог заглянуть в сердце Ареса и найти там любовь... Это зависит от вас обоих, сказал Элай. Неужели он хотел, чтобы мы вырастили этого ребенка вместе?
Внутри меня ребенок толкнулся, заставив меня тихонько вздохнуть.
"Что такое?" - спросил он с заботой в голосе.
"Ребенок... она двигается".
Он поднял руку, робко протягивая ее ко мне. Я взяла его ладонь и положила на живот, чтобы он тоже смог почувствовать это. Моя рука поверх его. Малышка снова пошевелилась.
"Наш ребенок" - сказал он.
Это прозвучало так странно, особенно после всего, что случилось, после того, как я чуть не убила его пару часов назад. И вот теперь...
"Наш ребенок" - сказала я.
Конец
