Второй шанс

Обед уже на столе, тушеный кролик пахнет просто восхитительно, похоже, я превзошла саму себя и только я собираюсь позвать ее, как в дверь стучат.

"Габриель, иди забери свою несчастную хулиганку!" - Лиссия сходится криком, её лицо краснее свеклы. "Она избивает моего мальчика! Она опасна! И свою псину тоже держи от меня подальше!"

Арбалетка яростно лает, стараясь сорваться с поводка, за который я ее держу. Зная мальчика Лиссии, подозреваю, что он сам напросился, но я прикусываю свой язык и следую за ней во двор. Уже издалека я слышу галдеж, там собралась небольшая толпа детей и подростков, и несколько из них скандируют: "А-ри! А-ри! "

А вот и она. Ее свежевыстиранное платьице заляпано грязью (и почему я беспокоюсь?), черные волосы растрепались (еще одна потерянная лента), на маленьком чумазом личике, покрывшемся испариной, читается твердое намерение отправить в Тартар парня, который чуть ли не вдвое больше неё (и, похоже, втрое слабее).

Я проталкиваюсь через толпу, подбегаю к дерущимся, и хватаю её.

"Ари! Что это ты делаешь?"

Она поворачивается ко мне с непокорным взглядом. Ее несчастный противник встает с земли и бежит к Лиссии, хныча и размазывая кулаками слезы.
"Тетя Габби, Никос вредный! Он снова обижал малышей! Он дергал Кори за волосы и сломал ее куклу. а потом побил Клетуса, и забрал его леденец и ... "

Я подавляю смех. Еще семи нет, а уже борется с несправедливостью. Интересно, откуда в ней это.

"Ариана, - говорю я, садясь на корточки рядом с ней и с силой удерживая её за плечи, несмотря на её сопротивление. - Это не означает, что ты должна драться", - я чувствую себя такой лицемеркой.

Когда я встаю, передо мной опять оказывается Лиссия. "Она – маленькая ведьма! Знаешь, что она сделала, когда я попыталась отодрать её от моего мальчика? Посмотри! - она поднимает свою жирную руку, и я вижу крошечный след от укуса. - Эта девчонка нуждается в хорошей порке!"

К счастью, у меня очень большой опыт смотреть в глаза высоким людям. "Лиссия, почему бы тебе ни заняться своими делами. Для начала, например, скажи своему мальчику, чтобы цеплялся к детям его собственного возраста".

Пока она бормочет проклятья, я поворачиваюсь и мягко, но вместе с тем твердо подталкиваю Ари вперед.

"Идём, Ари. Обед уже готов", - она прекращает вырываться, и я беру её маленькую ручку в свою, она вздрагивает, и я замечаю, что кожа на ее пальчиках содрана, и они кровоточат.

Проклятье, я не должна чувствовать себя гордой, но я чувствую.

***

К тому времени, когда я её вымыла, переодела, причесала и обработала её раны, жаркое снова потребовалось разогревать.

Сегодня мы с ней одни; Вирджил отправился проведать его мать и сестру и захватил с собой нашего Филиппа. Как бы сильно я их не любила, есть нечто настолько особенное в этих моментах, наедине с Ари, я почти чувствую себя виноватой.

"Хорошо, милая. Съешь все и выпей свое молоко. Ты ведь хочешь вырасти и стать сильной, да?"

Она кивает. "Такой как мои мама и папа? "

На секунду я задерживаю дыхание, пока не исчезает огромный ком в горле. "Да, дорогая, такой как твои мама и папа".

Боги, она так похожа на свою мать. Эти немного угловатые, тонкие черты лица, эти скулы, эта мимика, как она улыбается, как она сжимает губы, когда сердится. Исключение составляют только глаза - не голубые, а тёмно-карие, почти черные; они могут быть мягкими как бархат, или пронизывающими как сталь. В точности как у ее отца. Иногда, когда я смотрю ей в глаза, на меня накатывают яркие воспоминания о взглядах, которыми одаривал меня он и большая часть тех воспоминаний отнюдь не из числа любимых.

Она отставляет кружку и решительно вытирает рот ладонью.

"Тетя Габби?"

"Да, милая?"

"Я видела папу".

Моя ложка летит на пол. Когда я снова обретаю дар речи, у меня выходит только шепот. "Где?"

Она сверлит меня взглядом. "Вчера вечером, когда я спала".

У меня вырывается вздох.

"Ари, как твой папа выглядел во сне?".

Ее лицо принимает мечтательное выражение. "Он такой большой и высокий ... больше дяди Вирджила ... даже больше, чем папа Кори. И у него черные волосы, и усы с бородкой, и он одет во все черное, и у него есть большой меч ... со сверкающими штуками на рукоятке ... А ещё у него серьга в одном ухе, это было забавно, я думала, только мамы носят серьги ... "

Я дотрагиваюсь до её плеча. "Всё хорошо, дорогая". Она не могла это запомнить; в последний раз, когда она его видела, ей был только год от роду. И к тому же, он тогда выглядел иначе... если не считать тот последний день.

"Откуда ты знаешь, что это был твой папа? Он сам сказал тебе?"

Она улыбается и отрицательно качает головой, хитро поглядывая на меня, она скармливает Арбалетке под стол кусочки жаркого; я часто говорила ей не делать этого, но сейчас мои мысли совсем о другом.

"Нет, тетя Габби. Я просто знала. Мы очень похожи".

"И что случилось в твоем сне?"

"Ну, мы с Арбалеткой бегали по полю, играли в догонялки, и потом я услышала, как кто-то сказал: "Ари!", я обернулась, и там был он. Я совсем его не боялась. Он добрый. Я спросила его, хочет ли он поиграть с Арбалеткой, и мы играли".

Я вздыхаю. Конечно, он вошел в ее сон; я знаю, что он может делать такое, теперь, когда он снова бог. Зена рассказывала мне, что однажды он вошел в ее сон, очень давно; она не особо распространялась о том, что случилось в том сне, но я догадываюсь.

В Тартар тебя, Арес! Ты не должен прокрадываться в ее сны. Ты можешь прийти сюда, когда пожелаешь.

"И что потом? Он что-нибудь сказал?"

Она морщит лоб, пытается вспомнить, уставившись на потолок.

"Он опустился на колени и сделал вроде этого, - она прикоснулась ладонями к моим щекам, - и потом сказал: "Ты выглядишь точно как она". И поцеловал меня, сюда", - она указывает на свой лобик.

Я резко поднимаюсь, едва не опрокинув свою тарелку.

"Подожди, детка, мне нужно проверить кое-что на кухне".

Я не могу допустить, чтобы она видела, как я плачу.

***

Как и многое прекрасное в жизни, Ари была случайностью.

Это случилось после того, как Фурии свели Ареса с ума - он тогда был смертен - и Зена придумала способ изгнать их из его головы и уничтожить. По её плану, она должна была бороться с ним и почти позволить ему убить себя, и заставить и его, и Фурий поверить в её смерть.

Когда всё закончилось, и Зена осмотрела свои свежие боевые раны, она встала и сказала, что должна пойти поговорить с ним.

"Знаешь, он по-настоящему тебя любит", – вдруг сказала я.

Она пронзила меня острым взглядом.- "И что это должно значить?"

"Только то, что я сказала. Он любит тебя. Не думаю, что когда-то прежде я покупалась на это, Зена, даже когда он отдал свою божественную силу, чтобы спасти нас. Я считала, что он должен был что-то спланировать, ну как всегда".

"А теперь? "

"Зена, тебе нужно было видеть его, когда он думал, что ты мертва".

Она уставилась на землю. "Габриель ... возможно, он всегда любил меня, некой своей искаженной любовью. Но что с того? - она, должно быть, читала мои мысли, потому что добавила. - Ладно, допускаю... меня тянет к нему. И теперь, когда он смертен, он мне даже нравится. Но он все еще плох для меня, и именно это я собираюсь ему сказать", - и она ушла.

Я вовсе не удивилась, когда по истечении нескольких часов она не вернулась.

Это была Ева, кто, наконец, выпалила: "Чем она занимается?"

Я прыснула, не в силах сдержаться. "Брось, Ева. Ты ей не мать, и я тоже".

Она выглядела такой несчастной, что я пожалела, что сказала это. Должно быть, это тяжело - иметь мать, которая выглядит всего на несколько лет старше тебя, и знать, что в этот момент она почти наверняка занимается любовью с твоим бывшим. Я почти спросила, испытывает ли она ещё чувства к Аресу, но потом передумала.

Зена вернулась на рассвете. Было достаточно светло, чтобы я заметила у неё несколько новых багровых отметин в дополнение к полученным ею накануне - одна на шее, другая справа над нагрудными латами.

Я не смогла подавить ухмылку. "Должно быть, вы с Аресом неплохо поболтали".

"Не начинай, Габриель, - ее лицо было непроницаемо. - Давай буди Еву, и начинайте собираться".

"Что за спешка?"

"Я хочу убраться отсюда до того, как он проснется".

"Ты уверена в этом?"

Она отвернулась, ничего не ответив.

Мы сидели верхом, готовые ехать, когда Зена вдруг напряглась. Я посмотрела в направлении, в котором смотрела она, разумеется, он направлялся к нам.

"Зена. Что происходит? "

"На что это похоже?- она пожала плечами, нарочно говоря легкомысленным тоном. - Мы уезжаем"

"Куда?"

"Если тебе интересно, в Амфиполис".

"Я с вами".

"Не помню, чтобы я тебя приглашала".

Его лицо приобрело сердитое выражение. "Ясно. Ты поимела меня, а теперь бросаешь!" (Евы поперхнулась, и он бросил в её сторону насмешливый взгляд.)

"Арес ... - Зена вздохнула. - Я пришлю тебе цветы"

"Проклятье, хватит смеяться надо мной! - он был разъярен, и на мгновение, если бы не его немного неряшливый вид (он явно одевался впопыхах), я могла бы поклясться, что снова видела Бога Войны. - Мы можем поговорить? Наедине?"

Она покачала головой, избегая его взгляда. "Арес, нам не о чем говорить. Пожалуйста, не устраивай сцен, как будто я лишила тебя невинности. Габриель, Ева, едем".

Она ударила ногами Арго-2, причем с такой силой, что я вздрогнула. И одновременно Арес схватился за уздечку, животное дико зафыркало, дергая головой.

"Зена ... прекрати".

Она вздохнула и, только на мгновение, холодная маска исчезла. "Езжайте вперед, - сказала она, обращаясь к Еве и ко мне, но не глядя ни на одну из нас. - Я догоню".

На мгновение я замешкалась.

"Арес ... "

"Да, что?"

"Я хотела поблагодарить тебя за спасение моей жизни".

"Я сделал это не для тебя", - отрезал он.

"Что ж ... все равно, спасибо".

Мы с Евой пустили лошадей медленной рысью, и я успела несколько раз оглянуться назад. Зена спрыгнула с Арго и теперь стояла перед Аресом. Выражение его лица смягчилось, и он держал ее руки в своих; она улыбнулась, а затем довольно нежно засмеялась над чем-то, что он сказал. Наконец она прижалась своими губами к его, очень быстро, и вернулась в седло. Он стоял там, провожая её взглядом, наполненным не только желанием, но и своего рода странной ясностью. Потом он выпрямился, развел руки в стороны, запрокинул голову, и я поняла, что сработал рефлекс, он пробовал исчезнуть. Тысячелетние привычки не легко преодолеть. Внезапно меня поразило значение того, что он отдал: не только свою силу, но и вечность. Наверное, это как если бы я потеряла обе ноги и узнала, что жить мне осталось лишь пару дней. Кто бы мог вообразить, что я буду чувствовать жалость к Аресу?

Мы ехали нескольких минут, пока Зена, наконец, не нарушила тишину.

"Полагаю, я поступила не очень хорошо".

Я улыбнулась. "Да, ты была порядочной стервой, - она взглянула на меня с небольшой кривой усмешкой. - О чем вы сейчас говорили? Если ты не возражаешь против моего любопытства".

Ева неловко посмотрела на мать, затем пнула свою лошадь, и быстро поскакала вперед, замедлив ход лишь тогда, когда оказалась достаточно далеко, чтобы не слышать наш разговор; Зена взволнованно проследила за ней. Я вздохнула. За все эти годы мы так привыкли к нашей близости, к возможности легко говорить о чем угодно, что было странно ощущать рядом ещё чье-то присутствие.

"Я сказала ему, что нам нужна была эта ночь, и я рада, что она была, но это все, что могло когда-нибудь быть".

"А он что сказал?"

"Он спросил, есть ли шанс, что мы когда-нибудь будем вместе, хотя бы один на тысячу".

"И?"

"Я сказала, скорее один на миллион".

"О".

"А он сказал: 'Значит, шанс всё-таки есть', - она рассмеялась и покачала головой. - Классический Арес".

"Зена ..."

"Что?"

"Если это то, что ты чувствуешь, тогда зачем..."

"Габриель ... Ты же знаешь, что я не планировала этого. Это был просто порыв".

По каким-то причинам, мне вдруг захотелось подурачиться. "Так как он?"

Не часто у меня получалось поразить Зену. "Габриель! "

"Давай, - я хихикала. - Я хочу детали!"

"Ты их не получишь".

Я посмотрела на неё и увидела усмешку на ее лице.

"Значит, хорош, да?"

Она что-то пробормотала, и затем мы разразились смехом. Когда наше веселье утихло, мы еще несколько минут ехали в дружелюбной тишине, пока я снова не заговорила.

"Ты уверена, что не хочешь быть с ним?"

Зена резко наклонилась и так сильно сжала мое плечо, что я вскрикнула больше от удивления, чем от боли. "Эй!"

Она сверлила меня холодным взглядом, с её лица исчезли все следы веселья: "Габриель, давай закроем эту тему, хорошо? Я действительно не хочу больше об этом говорить".

"Ммм ... хорошо".

"Мне только нужно выбросить его из головы".

Какая ирония! Поскольку оказалось, кое-что его осталось в ней, и не только в голове, пустило корни, росло, и где-то шесть недель спустя сомнений уже не осталось.

***

"Зена? Ты хорошо себя чувствуешь?"

Она не выходила из комнаты целый день, с тех пор как вернулась от акушерки, окончательно подтвердившей то, что она и так знала. Окна зашторены, она лежит на кровати в темноте, уставившись в потолок.

"Твоя мать беспокоится о тебе".

"Боги ... она знает?"

"Нет, я решила, что она должна услышать это от тебя".

"Проклятье, Габриель, - она села, ссутулившись, обхватив руками голову, на край кровати. - Проклятье. Проклятье".

Я села рядом с ней и нерешительно погладила ее волосы.

"Зена, я знаю, ты предпочитаешь держать все в себе, когда переживаешь тяжёлые времена, но пожалуйста, поговори со мной".

"Поговорить о чем? Я не могу поверить, что могла быть такой идиоткой, залететь и от Ареса ... "

Я всё же набралась сил сказать это.

"Зена, я думаю, ты должна сказать ему".

Она развернулась.

"О чем ты говоришь? - даже в темноте я могла видеть, что уголок ее рта изгибается в ожесточенной усмешке. - Сказать ему? Чтобы он мог сделать из меня честную женщину? Госпожу Бог Войны?"

"Зена, он больше не..."

"Да, да, знаю. Госпожу Экс-Бог Войны. Как это трогательно!"

"Я только сказала..."

"Уверена, наша совместная жизнь была бы просто замечательной! - фыркнула она, ее глаза сверкали. - По вечерам мы могли бы предаваться волшебным воспоминаниям о наших первых встречах... "О, Арес, ты помнишь, как подставил меня, убив крестьян... Ты и впрямь знаешь путь к сердцу девушки! И...и когда ты принял облик моего отца, чтобы заставить меня напасть на деревню - это было блестяще! Не упоминая Фурий, которых напустил на меня, чтобы свести с ума ... " "

"Если это все, что ты в нем видишь, то зачем спала с ним?"

Она вздохнула и уставилась на свои босые ноги. "Ну, хорошо, это не все, что я в нем вижу. Но эти вещи есть, и от них никуда не деться. Я могу оставить их в прошлом на одну ночь, но не на всю оставшуюся жизнь. И иметь от него ребенка... Габриель... всего несколько месяцев назад он угрожал убить мою дочь, если я не подарю ему дитя".

Она встала и начала быстро ходить взад-вперед по комнате, которая была для этого слишком маленькой.

"Ты собираешься сказать, что потом он отступил и ничего не просил взамен ... "

"Я ничего не говорила, Зена".

"И это многое меняет – да, но не меняет всего, - она остановилась и подняла лампу, от чего мне пришлось зажмуриться. - Габриель, я не могу пройти сквозь это. Мне нужно избавиться от ребенка".

Я подпрыгнула и схватила ее за руки.

"Зена, посмотри на меня. Я останусь с тобой независимо оттого, что ты решишь сделать, но... Это может быть твой последний шанс увидеть, как растет твой ребенок, шанс самой воспитать его... - я знала, что мои слова причинят ей ужасную боль, как при сдирании бинтов с ран, которые никогда не заживут, но я должна была сказать. Я не хотела, чтобы ей снова пришлось жалеть о сделанном. - И это - последний шанс для твоей матери увидеть, как растет ее внук. Подумай об этом. Пожалуйста, подумай".

Казалось, что она с радостью убьет и меня, и Ареса, но потом ее глаза наполнились мягкостью и слезами, и несколько маленьких капелек потекли по щеке, когда она прижала мою руку к своему лицу.

***

"Так когда ты скажешь Аресу? "

Сирена, весьма постаревшая к настоящему времени, тем не менее, с ходу приняла новость. Даже личность отца, я думаю, не особо ее потрясла. Конечно, она видела их вместе в храме Ареса, тогда, в прошлом и даже притом, что все было подстроено (факт, от которого меня немного подташнивало, когда я думала об этом теперь), она, вероятно, никогда не покупалась на заявления Зены о невосприимчивости к обаянию Бога Войны. В любом случае, ее волнения о новом внуке явно затмили все остальное.

"О, и ты туда же, мама, - вздохнула Зена, вяло ковыряя свой обед. - Из всех людей. Какой прекрасный подарок для тебя ... зять, который хотел тебя убить".

"Ну, - Сирена улыбнулась, с неудержимыми искорками в ее все еще молодых глазах, - у обычных людей это случается хотя бы через месяц после свадьбы".

"Мама!" - Зена беспомощно рассмеялась.

"Зена, - Сирена положила руку на руку дочери. - Что бы ты ни делала, делай это по верным причинам. Не стану притворяться, что не особо понимаю ваши с Аресом отношения, и уж конечно, он - не тот, кого я хотела бы видеть своим зятем. Но в твоей жизни я вообще многого не понимаю. Согласись, по сравнению с тем, как ты забеременела Евой, на этот раз все вполне нормально. И Зена ... возможно, после всего, что, по твоим рассказам, он для тебя сделал... все образуется".

При последних словах Зену передернуло, она открыла было рот, наверняка чтобы сделать какое-нибудь саркастическое замечание о том, что конкретно Арес может образовать, но потом встряхнула головой, отодвинула свою полупустую тарелку и встала из-за стола.

"Мам, я устала. Пойду немного посплю".

***

Несколько дней спустя мы с ней сидели на веранде, потягивая лимонад и наблюдая закат. На темно-синем небе кое-где еще проглядывались кремовые и розовые пятна. Мы читали письмо Евы: она путешествовала, распространяя учение Элая, и в большей части письма рассказывала о своей миссии, только в конце вставив формальный вопрос о здоровье матери.

"У Евы сейчас трудное время, учитывая последние события", - задумчиво сказала Зена.

Яркие зеленые светлячки танцевали в воздухе вокруг нас.

"Ты разве не видишь, Габриель, это все только усложняет. Если Арес станет ошиваться рядом, изображая как бы отца ... "

"Но он и есть отец".

"Неважно, - ее лицо дернулось. - Ева может получить отчима, который спал с ней", - ее голос стих.

"Ева - большая девочка".

Зена искоса глянула на меня и глотнула лимонад.

"Поверить не могу. Ты действительно хочешь, чтобы я была с ним".

"Возможно, мне просто нравится браться за безнадежные дела".

"Ага, " она усмехнулась. "Так ты все же признаешь, что он безнадежен".

По крайней мере, она шутила, а не огрызалась. Я хихикнула, и повисла долгая тишина. Зена подобрала с земли ветку и чертила ею по песку.

"Так или иначе, - наконец сказала она, все еще не отрывая взгляда от песка, - я даже не знаю, где он сейчас. Это совсем не так, как в былые времена, когда мне лишь нужно было заорать 'Арес!', и он появлялся со своей глупой ухмылкой и якобы остроумным приветствием вроде 'Вы звали, хозяйка? ' "

"Я мог бы обидеться", - сказал глубокий вкрадчивый голос, который мог принадлежать только одному человеку.

Это был он, на роскошном черном коне, во всем своем блеске, за исключением того, что его волосы отросли и выглядели немного лохматыми. Зена поперхнулась и выплюнула лимонад.

"Арес, - она встала, отряхивая платье. - Что ты здесь делаешь?"

"И тебе привет, Зена, - он начал спешиваться. - Я только хотел нанести тебе ответный визит и проверить, не изменился ли расклад ... Ну, ты знаешь, с той штукой, "один на миллион"... Как думаешь, на этой неделе он не сократился до "один на сто тысяч"?"

"Я беременна".

Она выложила новость без предупреждений, так обыденно, словно сообщила, что покрасила дом, и это поразило меня даже больше, чем его приезд. Что до Ареса, его нога выпустила стремя, он полетел с коня, без малейшего намека на грациозность, и приземлился на спину. Он сел и, открыв рот, уставился на Зену, слишком ошеломленный, чтобы обидеться на нас за наш смех.

Чертыхаясь, он поднялся на ноги и подошел к ней.

"Ты беременна".

"Я так и сказала".

"У тебя будет ребенок".

Зена ухмыльнулась. "Ого, ты вычислил, как это работает. Просто гений".

Он взял ее лицо в свои руки и принялся покрывать быстрыми маленькими поцелуями ее лоб, глаза, нос, уголки губ, пока наконец не перешел к губам.

"Зена ... - произнес он низким голосом немного с хрипцой. - Это... это - наш второй шанс".

Он опустился на колени, обнял своими сильными загорелыми руками её бедра и уткнулся ей в живот. Дыхание Зены чуть нарушилось, и она наклонилась вперед, обхватив руками его плечи. Что бы она ни думала об Аресе, практически не было сомнений в том, как ответит ему ее тело.

"Лучше зайдите в дом, пока вас не арестовали за непристойное поведение", - сказала я.

Он встал и поднял ее, а Зена обвила его талию ногами. Когда он толкнул незапертую дверь, то повернул голову в моем направлении, одарил меня одной из своих убийственных улыбок и бросил: "Да, позаботься о моей лошади".

Я начала закипать, мне хотелось ударить себя за то, что только что я была на его стороне. Высокомерный ублюдок, думала я, едва появился здесь, и уже лапает её перед домом её матери, да ещё и приказывает мне.

"Ты бы не надорвался, если бы добавил 'пожалуйста'", - бросила я.

Он не обернулся. "Конечно бы, надорвался".

***

Понятия не имею, обсуждали ли они его переезд, или он поставил их перед фактом. Если у Сирены и были возражения, она хорошо их скрывала. Арес, в свою очередь, обходился с ней с излишней, до смешного, любезностью - типа уверений при каждой трапезе, что ее кулинарные шедевры - настоящая пища богов, что заставляло Зену закатывать глаза и, вероятно, это предназначалось для сглаживания своей вины о давнем деле с Фуриями.

Единственный спорный вопрос, в котором Сирена была непреклонна, - сохранение тайны его личности; определенно, она не хотела, чтобы соседи или клиенты в ее таверне узнали, что новый член ее семьи не только не был женат на ее дочери, но к тому же был раньше богом. Он неохотно согласился сменить кожу на что-нибудь менее заметное и слегка успокоился, когда оказалось, что городской брадобрей мог сделать ему точно такую же стрижку, какая была у него в его последние дни в качестве Бога Войны. Однако когда дело дошло до выбора нового имени, он заартачился, отклоняя каждое предложение как совершенно неподходящее. В результате мы решили говорить всем, что его зовут Аристос, чтобы "Арес" выглядело как уменьшительное имя. Кое-какие слухи, конечно, ходили, но и только.

Несколько раз нас навестила Ева. Зена предупредила Ареса, что если он выкинет шутку типа "Скажи папе привет", то быстро узнает, что смертность может включать в себя сломанные кости; поэтому во время её короткого пребывания он вовсе исчез из поля зрения, увлекшись новым хобби - обучением местных жителей боевому искусству.

К немалому моему изумлению, он пригласил меня показать приемы с шестом и саями, и я почувствовала приступ гордости, когда поняла, что год назад - нет, напомнила я себе, двадцать шесть лет назад - когда он похвалил меня за мои новые навыки воина, он не только использовал меня, чтобы добраться к Зене (хотя преимущественно для этого, что и говорить, но все же не только). Собственно, он попросил меня снова, и, возможно, был бы и третий раз, если бы я не припечатала его к земле перед его студентами.

Он все еще отпускал в мой адрес шуточки, но я научилась не принимать их на свой счет, а иногда и давать достойный ответ. Когда мы направлялись на то наше первое занятие и он сказал мне иметь в виду, что теперь будет не очень хорошей идеей вонзать в его грудь кинжалы, я изобразила мою самую сладкую улыбку и сказала, что, напротив, теперь это как раз замечательная идея. Арес широко усмехнулся, хлопнул меня по спине - я еле удержалась на ногах - и ответил: "Отлично, малявка! Еще десять лет, и ты сможешь поддерживать беседу".

Между ним и Зеной ничего не налаживалось. Кроме, конечно, одной области - множества ночей, когда я бы все отдала за стены потолще. Но, тем не менее, при свете дня атмосфера становилась тяжелой и мрачной, как перед бурей. Зена делалась замкнутой и капризной, срывалась на нем, а он злился. Ее требование почти ежедневных тренировочных поединков на мечах, даже при заметно выросшем животе, вероятно, исходило из желания поддерживать на должном уровне ее навыки, а не для того, чтобы выпустить пар; и все же иногда я боялась, вдруг она забудет, что больше не стоит впихивать в него лезвие.

Несмотря на такие разрядки, напряженность время от времени выплескивалась наружу, и Зена устраивала ему разнос за разные мелочи, которые неизбежно появляются, когда живешь под одной крышей. Слышать, как Королева Воинов отчитывает бывшего Олимпийца за то, что он прикончил остаток яблочного пирога, который она оставила себе, было бы невероятно смешно, если бы только не было настолько неудобно, особенно когда пустяки переводились в намного худшие вещи из прошлого. Наконец, когда она подняла его союз с Дахаком, а он парировал: " Все потому, что ты не могла пересилить себя и поверить мне", пришла моя очередь терять терпение. Поражаясь самой себе, я заорала: "Достаточно!", разбила тарелку и выбежала из кухни. За спиной я услышала ворчание Ареса "Продолжай в том же духе, Зена" и рык Зены " О да, как будто тебя это волнует!"

Она догнала меня во дворе и крепко обняла.

"Габриель... Прости. Я не должна была говорить это, я знаю, это вернуло все вос... "

"Как, в Тартар, вы перешли от яблочного пирога к Дахаку?" - спросила я, вытирая слезы.

"Потому что он - самовлюбленный ублюдок".

"Ты не думаешь, что ситуация .. эээм.. безнадежна?"

"Габриель, я больше не знаю. Я чувствую, словно у меня нет выбора с его присутствии в моей жизни, и я ненавижу это, - она мягко погладила мою влажную щеку. - А теперь он вбивает клин между нами, так же, как всегда пытался".

"Зена, на этот раз я не думаю, что он делает это нарочно, - она не отвечала. - Но если ты так чувствуешь, вели ему уйти".

Ее руки напряглись вокруг меня. "Потерпи еще немного, Габриель. Мы решим это".

Я задавалась вопросом, подразумевала ли она ее и меня, или ее и его; она, вероятно, сама не знала.

Примерно полчаса спустя, когда я вернулась с прогулки и просунула голову на кухню, они все еще были там, но не замечали меня, их глаза были закрыты. Зена немного откинула голову назад, Арес стоял позади нее, прижимаясь к ней щекой, одной рукой поглаживал ее живот, а другой легонько массировал плечо. Она удовлетворенно вздохнула и выглядела так, словно собиралась замурлыкать.

***

Так и пошло, хорошие дни и плохие. Я не хотела проявлять ни малейших теплых чувств к Аресу, странно, откуда бы им взяться, учитывая нашу историю, и кроме того, я была уверена, что вместе с бессмертием он не потерял умение управлять людьми и наверняка мастерски разыграет карту сочувствия. И все же иногда я не могла подавить симпатию. Однажды, подойдя к окну, я заметила Зену, сидящую на веранде, погруженную в мысли, когда он сел рядом с нею, положил руку на ее вздутый живот и нежно сказал: "Наш ребенок, Зена".

Она подняла голову, ее профиль четко вырисовывался на фоне ночного неба. Она сжала губы.

"И тебе даже не пришлось для этого шантажировать меня".

Ее голос прозвучал как удар кнутом. Мне не было видно его лицо, но я увидела, как его плечи чуть вздрогнули, и ощутила комок в его горле, когда он спросил, " Зена ... тебя все еще ... тошнит от мысли ... иметь от меня ребенка?"

Она ничего не сказала, и он молча сидел, крутя кулон в форме кинжала, который всегда носил на шее. Потом он резко поднялся, и на мгновение я была абсолютно уверена, что он уйдет. Может, так действительно будет лучше, подумала я и на цыпочках отошла от окна.

Он не ушел, но той же ночью направился в таверну и решил попробовать смертный способ топления проблем в вине, хотя на следующий день он вспомнил, что ему не нравились последствия в виде похмелья.

После того, как он вылил себе на голову ледяную воду и я вручила ему полотенце, он неожиданно спросил: "Ты думаешь, она ненавидит меня?"

Я бросила на Ареса удивленный взгляд, совсем не уверенная в том, что хочу быть его поверенной в сердечных делах.

"Нет, - сказала я. - Она просто... она не знает, как со всем этим обращаться, и нарочно старается задеть тебя".

Он вытирался, и я не могла удержаться, чтобы не смотреть, как он стоял там на солнце, без рубашки, играя мускулами, а вода стекала по его груди. Я немного покраснела и отвела взгляд.

"Знаешь, Арес, ты сам немало в этом виноват. Нельзя обвинять ее в таком отношении к тебе, учитывая, что ты сделал".

Он фыркнул. "О котором из моих злых дел мы говорим на этот раз?"

Я могла бы сказать "обо всех", но, может быть, его карта сочувствия оказалась козырной.

"Ты сказал богам о Еве, потому что Зена не согласилась на твою сделку с ребенком".

"Они бы все равно узнали."

"Но не от тебя".

Он закусил губу. "Ты, кажется, забываешь, что у меня было очень серьезное основание желать смерти Еве".

"Сумерки", - прошептала я. Это было ирреально: говорить о Сумерках Богов с этим человеком, который был одним из них и который теперь стоял в залитом солнцем дворике обычного дома, надевающий коричневую льняную рубашку и выглядящий немного измученным после ночи пьянки.

"Да, Тартар! Сумерки. Ты знаешь, что у меня есть это забавное чувство самосохранения, - он горько усмехнулся. - Оставить Еву в живых означало для меня отказаться от всего, чем я был. Понимаешь? И я все же предлагал ей это".

"Если бы она позволила тебе устроить ее судьбу по-твоему".

Он скорчил рожицу. "Я не стремился устроить ее судьбу по-моему, как ты очаровательно выразилась. И даже к продолжению рода. Полагаю, для этого мне не составило бы труда найти добровольцев, - к моей досаде, он заметил, что я снова покраснела, и в его глазах блеснула насмешка. - Я лишь хотел быть с ней".

"Арес... - я вздохнула. - Это был не самый лучший способ достичь цели".

"Возможно, я просто не знал, как с этим обращаться, - прорычал он. - И в итоге я нарочно пытался причинить ей боль. Ясно? - его лицо расслабилось; он провел рукой по влажным волосам, засунул кулон под рубашку и бросил мне влажное полотенце. - Ладно. Ты собиралась дать мне какую-то травяную штуку от головной боли".

Я последовала за ним назад в дом. Или он проделал блестящую работу с запутыванием моих мозгов, или, возможно, он был в чем-то прав.

Зена откинулась на подушки, ее лицо было бледным, покрыто капельками пота и все же, даже с закрытыми глазами, она сияла от радости. Я тронула ее за плечо, она открыла глаза и слабо улыбнулась.

"Познакомься, - нежно сказала я, кладя ребенка ей на грудь - девочку, вымытую, с мягким коричневым пушком на голове и красивыми глубокими карими глазами. - Твоя дочь".

Улыбаясь, Зена убаюкивала младенца в руках, словно в такт некоей божественной музыке, которую могла слышать только она. Потом она подняла голову к Аресу. Он опустился возле кровати на колени, и я вдруг поняла, что я уже видела такой взгляд на его лице: на Олимпе, когда она подошла к нему сразу после того, как он оставил божественную силу, чтобы излечить Еву и меня - и спасти Зену. Он ждал того, что она скажет или сделает, и выглядел таким взволнованным, таким абсолютно... Я искала подходящее слово и затем поняла, насколько забавно оно в применении к Богу Войны: беззащитным.

Она вручила ему ребенка, и мне показалось, что его губы задрожали. Он уложил младенца на согнутой руке, поглаживал ее шелковистую кожу, провел кончиком пальца по ее личику, груди, крошечным ручкам; она была довольно крупным ребенком и все же выглядела совершенно нелепо, маленькая драгоценность в его мощных руках. Мысленно я вызвала в воображении образ темного бога, которого мы знали и любили ненавидеть - кожа с металлическими вкраплениями, латные рукавицы, величественный меч сбоку. Я не знала, плакать или смеяться.

Зена потянулась, накрыла его руку своей и едва слышно прошептала: "Арес... Наш ребенок ... "

Он смотрел на нее, его рот приоткрылся, а лицо сияло такой умиротворенной счастьем, что из моих глаз рекой потекли слезы. Сирена дернула меня за рукав, но прежде, чем она выставила нас с Евой, я услышала, как Зена сказала едва слышимым голосом: "Я люблю вас"; и еще я услышала звук, который был чем-то средним между выдохом облегчения и подавленным рыданием, и не могла не обернуться украдкой, чтобы увидеть его, прячущего лицо в ее волосах; его плечи вздрогнули, когда она погладила его затылок.

***

"Знаешь, Габриель, - заметила Зена однажды утром, когда сидела во дворе, кормя Ариану (имя выбирала она) и греясь на солнышке, - все же хорошо делать это, когда нас не преследуют спятившие боги и убийцы с отравленными мечами и прочей гадостью".

"Да? - я хихикнула, вгрызаясь в яблоко. - Я думала, ты станешь скучать по острым ощущениям".

"Не сомневайся, в конечном счете, стану, - она трепала темные кудряшки Арианы. - Или возможно, она одна обеспечит меня всеми ощущениями, в которых я буду нуждаться, - она начала напевать колыбельную, потом внезапно остановилась и добавила. - Конечно, некоторые вещи никогда не меняются. Арес по-прежнему рядом и действует мне на нервы".

Я бросила на нее быстрый взгляд, но она улыбалась.

"Все в порядке, - сказала она в ответ на мой невысказанный вопрос. - Все осталось позади. Не знаю точно, как или почему ... Возможно, потому, что несмотря на нашу историю, мы все же смогли создать что-то хорошее". Она наклонилась прикоснуться губами к лобику Ари.

Я покачала головой. "Арес как безумно любящий папа. Я все еще не могу полностью в это поверить. Знаешь, иногда мне кажется, что в следующую минуту я проснусь и увижу Ареса, Бога Войны, смеющегося мне в лицо, и он скажет, 'Ну! Как тебе понравилась игра, малявка? Ха!' "

"Габриель! - она вздрогнула. - Даже не шути так, - Зена поглядела на меня с озорными искорками в глазах. - Знаешь, я могу сказать ему об этой твоей идее. Он наденет свою кожаную одежду, подкрадется к тебе, пока ты спишь, и устроит тебе кошмарный сюрприз".

"Зена! – я едва не подавилась яблоком. - Пусть только попробует, и обещаю тебе, я найду несколько действительно кошмарных способов узнать, может он истекать кровью, или нет".

Арес как безумно любящий папа... Он демонстрировал полное невежество и безразличие ко всему, что имело отношение к младенцам; но было очевидно, что он обожал свою дочь. Глядя на них, я иногда задавалась вопросом, сколько других детей он породил и скольких из них хотя бы видел, не говоря уже о том, чтобы укачивать их на груди.

Разумеется, он все еще был Аресом. Когда Зена наконец почувствовала себя готовой снова примерить доспехи и пятимесячная Ари тут же уцепилась за шакрам на ее поясе, я ждала неизбежного "Это - моя девочка", и он не смог сдержаться. Он хлопал в ладоши, смеялся и подбрасывал ее так высоко, что Сирена и я, но не Зена, обеспокоено следили за ним.

"Ари, девочка, это - любимая мамина игрушка, - хохотал он, сажая Ариану на свое колено, а она при этом извивалась и визжала от восхищения. - Ты его не получишь, пока тебе не - сколько, Зена? Когда маленькие девочки берутся за шакрамы – в четыре, пять?"

"Семь и ни днем раньше, - Зена развернулась и выгнула шею, придирчиво рассматривая себя. - Разве мы не можем начать с чего-нибудь попроще, например, с шеста?"

"Знаешь, она не должна быть воином", - вмешалась Сирена.

"Конечно, нет, - он посмеивался, глядя как крошка на его коленях агукала и решительно тянула его палец своими маленькими пухленькими ручонками. - Я был бы совершенно счастлив, если бы она стала... ээ, - помогите мне, девочки. Чем еще люди занимаются?"

"А если учительницей", - рискнула я.

"Да! Учительницей. Потрясающе. Конечно, тебе пришлось бы провести серьезное расследование, чтобы выяснить личность ее настоящего отца".

Они были настолько счастливы, насколько это возможно для двух упрямых людей, способных все же жить вместе; но спокойная жизнь была не для них. Все чаще Зена сопровождала Ареса на его занятия, но этого было недостаточно. Сказать по правде, я тоже в какой-то мере скучала по нашей старой жизни в дороге.

К первому дню рождения Арианы мы завели собаку, красивую зверюшку с черной шелковистой шерстью и янтарными глазами. Арес, снова нас всех удивив, привязался к ней даже больше, чем Ари. Зена как-то подколола его тем, что он нашел кого-то, кто боготворит его - на что он парировал: "Дорогая моя, всё, что я должен сделать - пройтись перед Габриель без рубашки", на мгновение заставив меня вспыхнуть и почувствовать себя школьницей. С его обычным мрачным юмором, или, возможно, чтобы показать, что он покончил с прошлым, он полусерьезно предложил назвать щенка Дисгармонией ("идеальное имя для суки в черном"). Он, вероятно, знал, что Зена наложит вето на эту ненормальную идею, учитывая неприятный финал ее последней встречи с настоящей Дисгармонией - не такой уж и давней, к тому же, хотя теперь казалось, что это было в другой жизни. В конце концов мы сошлись на Арбалетке.

Вскоре мы получили короткое известие от Варии, новой предводительницы амазонок. На срочной встрече Высшего Совета требовалось мое присутствие, Зена тоже получила приглашение. Было мило с их стороны иногда вспоминать, что я была членом королевской линии, но, похоже, это была не просто формальность, а нечто большее. Я сказала, что пойду одна. Зена, однако, имела другое мнение. Уложив Ариану спать, она пришла, стукнув в мою дверь.

"Я иду с тобой, Габриель. Судя по всему, им действительно нужна помощь".

"А тебе нужна разминка".

С маленькой кривой усмешкой Зена села на мою кровать. "Так, допустим. Я начинаю ржаветь".

"А что с Ари?"

"Несколько недель о ней может позаботиться мама. К тому же... у нее есть папочка".

"Ты думаешь, что он останется здесь, когда имеется шанс какого-то сражения? Какой у тебя план, Зена, связать его?"

Она рассмеялась. "Ну и ну, Габриель, я и не знала, что у тебя такие фантазии".

"Зена... - я закатила глаза. - Иногда ты меня пугаешь. Ты начинаешь говорить почти как он".

Арес, само собой, и слышать не хотел о том, чтобы остаться. Аргумент "только для девочек" не принимался; он сообщил Зене, что в былые дни многие племена амазонок рассматривали его их почетным мужем, и она ничего не могла сделать, кроме как шутливо ударить по голове и спросить, чем он заслужил такую честь. Так же не было никакого проку от напоминания Аресу о его последнем столкновении с амазонками Варии, леса и деревни которых сожгла его армия. И когда Зена резюмировала: "Что ж, рада видеть, что ты так возбужден шансом послужить высшему благу", он поцеловал ее ладонь и промурлыкал: "Обожаю, когда ты говоришь непристойности".

В конечном итоге, Зена отправила Еве послание, прося ее прийти на пару месяцев домой, и присмотреть за Ари, и мы приготовились к отъезду.

В то утро Арес, наконец, вернулся в свою привычную одежду Бога Войны, даже серебряная серьга снова висела у него в ухе. Было почти невозможно поверить, что он мог бы выглядеть иначе. Ари, сидевшая на коленях матери и внимательно исследующая золотой узор на ее нагрудных латах, перевела на него пристальный взгляд, нахмурила бровки и сморщила ротик, словно собираясь заплакать, но вместо этого заливисто рассмеялась и захлопала в ладоши.

"Она это любит! - громко провозгласил Арес, высоко поднимая ее. - Кто моя девочка? Да! Видишь, Ари, вот на кого похож папа, когда ему не нужно сливаться с глупыми смертными, не имеющими вкуса".

Конечно же, Зена должна была подразнить его, заявив, что он стал толстоват для его штанов; но когда она смотрела на него, в ее глазах появлялся особенный блеск, а губы раскрывались в едва заметный намек чувственной улыбки. Неожиданно меня настигло озарение. При том, что Зена любила смертного Ареса, не желая или запрещая себе любить Ареса-бога, ее притягивало именно к опасному Богу Войны. Даже живя с ними бок о бок, подумалось мне, я никогда не смогу постичь эти отношения. А они сами тем более.

Зена подошла к Аресу и прислонилась к его плечу, гладя Ари по головке и целуя ее разрумянившееся лицо. "Мама должна работать, детка, " прошептала она. "Но мы скоро увидимся. Я уже соскучилась по тебе. " Арес позволил ей взять у него девочку и обнял их обеих, и так в молчании они стояли какое-то время - два воина, одетые для убийства, и ребенок, которого они принесли в этот мир - пока Ари не начала вертеться и ворковать, и Арес посмотрел на нее и легонько щелкнул по носу.

"Итак, - сказал он. - Теперь будь хорошей девочкой, договорились?"

***

У амазонок и впрямь были плохие новости: они привлекли внимание Алариха, Дакианского принца, который нападал на окраины Римской империи. Аларих проявлял интерес к женщинам-воинам, не встречающимся в его землях, и разработал простую идею пополнения ими его армии: совершить набег на деревни амазонок, похитить женщин и дать им выбор или служить в его армии, или обслуживать его мужчин. Разрозненные племена амазонок были слишком слабы, чтобы разбить его в открытой схватке. Аларих уже захватил больше тысячи амазонок, и одна, сумевшая сбежать, принесла чудовищные рассказы о том, что случилось с теми, из кого он сделал пример остальным.

Когда мы с Зеной вернулись с Совета и передали новости Аресу, он нахмурился.

"Аларих?.. взрыв из прошлого", - задумчиво сказал он, растянувшись на одеялах в нашей палатке.

"Вы с ним встречались?"- спросила Зена.

"Да, было дело", - он приподнялся на локте, бросив на нее обеспокоенный взгляд, и меня поразила мысль, а не боится ли он Алариха.

"И что?" - Зена всегда получала сведения, которые ее интересовали.

"Это было... - он прочистил горло, - пять лет назад, когда он столкнулся с римской армией и оказался наголову разбит".

Вот почему он нервничал, рассказывая историю Зене - в то время, конечно, римской армией командовала Ливия - прежняя Ливия, ныне Ева, а Арес был ее наставником, и не только. Глядя на Зену, я поняла, что она подумала о том же, но промолчала.

"Он может знать тебя в лицо?"

"О да".

"Мне представляется, что он не прочь расправиться с тобой".

"Я на его месте, - усмехнулся Арес, - мечтал бы об этом".

Зена встала и принялась мерить палатку шагами.

"Значит, если он захватит тебя... "

"Уверен, это будет крайне мерзко".

Она остановилась. "Тогда тебе нельзя идти".

"Ты шутишь? И упустить шанс сражаться рядом с тобой? Кроме того, - он растягивал последние слова, - у меня есть моя женщина, которая защитит меня".

Зена горько посмеивалась. "Арес, нам нужно спасать амазонок. Последняя вещь, которая мне сейчас необходима - это спасать еще и тебя".

"Твоя вера в меня просто потрясающа".

"Слушайте, - вмешалась я, - не думаю, что хоть кому-то из вас нужно идти. Зена, это звучит действительно опасно".

Она уставилась на меня горящими глазами. "И твои доводы?"

"Мои доводы - у вас есть маленький ребенок", - выпалила я.

"Габриель, - Зена села рядом со мной на подушку, потянулась и взяла мои руки. - "У некоторых из похищенных амазонок тоже есть маленькие дети".

"Но это не означает, что ты должна в этом участвовать. Пойдем мы с Варией, мы справимся ... "

"Нет, Габриель, - она помолчала несколько секунд, приводя мысли в порядок. - Мы должны исправить то, к чему сами приложили руку".

"О чем ты? Кто это 'мы'?"

"В данном случае, Арес и я".

Он резко сел. "Прости, что?"

Она повернулась к нему с мрачным взглядом. "Арес ... амазонки не могут противостоять этому безумцу, потому что несколько лет назад большинство их было вырезано моей дочерью.., с твоей подачи.., а я помешала им совершить правосудие, потому что должна была защитить Еву. Ты и твоя армия еще больше ослабили их, когда ты искал амброзию... А это случилось, потому что ради меня ты оставил свое бессмертие".

Он закатил глаза. "Как это работает, Зена?"

"Как работает что?"

"Комплекс вины. Если даже ты ничего не сделала, ты все равно придумаешь способ обвинить себя".

"Дело не только в Еве. Я убил Саян... - она с трудом сглотнула. - Я убила Артемиду, их покровительницу... "

Он смотрел вниз, уголок его рта еле заметно дернулся.

"Зена, – я решила, что моя очередь. - Я не думаю, что кто-то другой, смертный или бог, сделал для амазонок больше, чем ты. Пожалуйста, позволь нам с Варией разобраться с этим".

"В любом случае, Артемида не особо заботилась об их защите, - мрачно добавил Арес. - У нее было несколько любимиц, но на остальных амазонок ей было плевать. А ты только делала то, что должна была делать".

"А теперь я должна сделать это", - ответила она тоном, подтверждающим непоколебимость её решения.

Он встал, подошел к ней сзади и обвил руками ее талию.

"Зена... Я не собираюсь притворяться, что понимаю это дело с искуплением. Но ... помнишь то, что я сказал тебе однажды, когда еще был богом?"

Зена вскинула голову. "Ты уверен, что это то, что мне стоит помнить?"

"Я сказал тебе, что готов отказаться от бессмертия, если бы мог провести остаток жизни, сражаясь рядом с тобой, - говоря это, он поглаживал ладонью ее ключицы и начал массировать ей шею медленными круговыми движениями. Я отвела глаза. - И ты сказала что-то типа, 'я сражаюсь против мерзавцев вроде тебя' ".

Я слышала ее тихий смех. "О да, все воспоминания мгновенно вернулись".

"И я сказал, 'Тогда буду и я' ... "

" ... 'битва есть битва, какая разница, на какой ты стороне' ", - она закончила почти шепотом.

"Вот, ты помнишь! Зена ... За что или против чего бы ты ни боролась ... мое место рядом с тобой".

Ее дыхание участилось. Я поднялась и сказала, что должна идти поговорить с Варией; не знаю, слышали они меня или нет.

***

"Итак, вы хотите воевать за меня".

Мужчина перед нами был такой же высокий, как Арес, и весьма внушительный с рыжевато-русыми волосами, падающими на его плечи и особенно выделяющимися на черном мехе его накидки, с огромной бородой, доходящей ему до груди. Черты его лица были на удивление симпатичны для варварского вождя, их портил только широкий фиолетовый шрам поперек левой щеки, проходящий от уголка водянистого серого глаза к тонкому рту.

"Мы слышали, что способности женщин на поле битвы производят на вас впечатление, мой лорд Аларих", - сказала Зена.

Таков был план: Зена и я должны оказаться в лагере Алариха и действовать изнутри - выяснить, где держат пленных амазонок и как их можно освободить, а в это время Арес и Вария обеспечат подкрепление и отвлекающие маневры. Такой план не был горячо встречен Аресом, но он ничего не ответил, когда Зена заметила, что из нас четверых, только она и я были теми, кого не видели ни Аларих, ни его окружение. И теперь мы стояли в тронном зале в замке Дакийского принца.

Аларих спустился с трона, его рука опиралась на рукоятку меча из обычной стали с вырезанным декоративным узором.

"Вы преуспели в сражении с моими людьми", - сказал он, рассматривая нас и явно оценивая не только наши боевые навыки. - Леандра и Медора, верно?"

"Да, господин".

"У меня есть для вас еще одно испытание", - он сделал знак кому-то в конце зала, и несколько военачальников, толпившихся с обеих сторон трона, вытянули шеи. Вошли четверо солдат, введя женщину в одежде амазонки с закованными в кандалы руками и ногами. Я задержала дыхание: она выглядела довольно знакомой, вполне вероятно, что она видела нас в лагере Варии. Что, если она выдаст нас?

"Это один из моих трофеев, - с насмешкой отметил Аларих, - из земель амазонок. Мне говорили, они знамениты своим умением обращаться с оружием, - еще один его знак, и с рук амазонки сняли кандалы. - Ты, - он кивнул на Зену, "будешь драться с ней и прикончишь ее, если победишь. А ты, амазонка ... возможно, тебе нужен более существенный стимул. Давай посмотрим... - он погладил бороду. - Если победишь, ты получишь свободу".

Глаза молодой девушки засверкали, когда один из солдат вручил ей меч. Я посмотрела на Зену: если она позволит себе проиграть, у Алариха возникнут подозрения.

"Прекрасно, господин Аларих", - лицо Зены было непроницаемо.

Аларих вернулся на трон и дал сигнал.

Вихрь прыжков, ударов и диких вращений бушевал уже несколько минут, и у обеих женщин уже появились глубокие раны, когда я увидела, как меч Зены оказался выбит из ее руки и упал на пол. Однако прежде, чем амазонка успела двинуться, Зена сбила ее и схватила за правое запястье. Они катались по полу, тяжело дыша и рыча, вцепившись в руки, ноги и волосы друг друга; на мгновение Зена оказалась придавленной к полу, но в следующий момент, наконец, отбросила соперницу свирепым ударом, потом подхватила меч.

Аларих наблюдал, поставив подбородок на кулак; на его лице было написано безразличие, лишь иногда нарушаемое раздувавшимися ноздрями. Бой продолжался, пока амазонка не лишилась меча и упала, а рука Зены с мечом поднялась в замахе.

"Сделай это", - приказал Аларих тихим голосом, и очевидно, возражения не принимались.

Я затаила дыхание, глядя, как меч Зены опускается.

Но в следующую секунду амазонка ударом ноги отбросила от себя Зену, молниеносно развернулась за своим мечом и уже Зена оказалась на полу с острием меча у горла и ногой, поставленной на грудь.

Надеюсь, это было спланировано, думала я, представляя, что будет, если Аларих нас раскусит.

"Достаточно", - объявил он, хлопнув в ладоши. Амазонка отошла в сторону, тяжело дыша и бросая на него исподлобья подозрительные взгляды, ее рука все еще судорожно сжимала меч.

"Ты можешь встать, Леандра, - сказал Аларих. - Ты очень хороша, превосходна, но тебе стоит быть готовой к неожиданностям, даже когда почти победишь. А ты, амазонка, мне очень не хочется терять такого воина в моей армии, но я - человек слова; ты можешь идти. Эрик, - он указал на одного из военачальников, - отведи ее в конюшни и дай ей лошадь".

Когда амазонку увели, Аларих перевел глаза обратно на нас.

"Мне нравится ваш стиль, - произнес он задумчиво. - Мы выходим через месяц. Все это время у вас будут покои здесь, в замке, как у всех моих приближенных. И у меня есть для вас работа. Эти амазонки - упрямый народ; возможно, вам удастся убедить кого-то из них, что быть на моей стороне намного выгодней. Конечно, отказ имеет свою цену, но это они уже знают".

План работал идеально.

Пока мы шли по сырому коридору, я оглянулась, чтобы убедиться, что больше никого нет рядом, и потом спросила Зену, что произошло на самом деле.

Она довольно усмехнулась. "Я встретила Арсиною в лагере Варии. Умная девочка. Все, что я должна была сделать - сказать ей несколько слов".

До меня дошло. "То есть когда вы дрались!.."

"Да"

"Так ты лишилась меча и сцепилась с ней нарочно... Ну конечно, ты должна была показать Алариху, что ты верна ему и готова убить ее. Хорошая работа".

"И хорошо для Арсинои".

Мы вышли во внутренний двор, и одновременно Арсиноя выехала из конюшни на чалой кобыле. На одну секунду наши с ней глаза встретились, и затем она направилась к открытым воротам замка.

В этот миг я уловила тонкий свист, Арсиноя прогнулась вперед и свалилась с взбрыкнувшей лошади как тряпичная кукла. Амазонка лежала лицом в пыли, между ее лопатками торчала стрела. Пальцы Зены сжали мои.

К телу Арсинои подошли двое солдат, взяли ее за руки и потянули прочь, в то время как третий увел испуганно ржущую лошадь. Я подняла глаза: Аларих стоял на зубчатой стене замка, злобно кривя рот.

"Я сказал ей, что она может уехать! – громко пояснил он, перехватывая мой взгляд. - Я никогда не обещал, что она останется жива".

***

И все же, как бы нас не волновала судьба Арсинои, мы знали, что ничего нельзя было сделать по-другому. В утешение можно было отметить, что мы оказались очень близко у цели. Амазонок содержали в двух бараках на противоположных сторонах лагеря. Под предлогом попытки промывать мозги для присоединения к Алариху, мы получили несколько шансов поговорить с ними наедине, подготовить план спасения и пронести туда кое-какие инструменты, чтобы перерезать цепи.

Подходящий случай представился спустя две недели после нашего прибытия. Аларих планировал большой праздник в честь годовщины одной из его побед; был отдан приказ выкатить бочки с вином, медом и пивом для всех мужчин, что еще больше облегчало нам задачу. За несколько дней до назначенного срока Зена сумела выбраться и предупредить Ареса и Варию; они занялись бы одним бараком, мы с Зеной другим.

В тот вечер мы должны были присутствовать в замке на банкете Алариха и вести себя так, чтобы не вызвать ни малейшего подозрения, при этом стараясь пить как можно меньше. Мы оказались там единственными женщинами. Такие празднования предназначались только для воинов; леди, включая жену принца Клотильду, которую мы как-то раз видели - изможденную, устало выглядящую женщину с рыжими кудрями, в которых виднелась седина при том, что она была совсем не старой - остались в своих покоях. Празднества продолжались допоздна, но, наконец, закончились; за несколько часов перед рассветом все стихло, не считая двух-трех пьяных солдат, распевающих в лагере хриплыми голосами.

Мы легко справились с охраной снаружи барака амазонок.

"Все на выход. Мы готовы", - прошептала Зена, как только мы вошли внутрь.

"И мы тоже", - сказал мужской голос.

Вспышки зажженных факелов внезапно разогнали темноту, и вместо пленных амазонок перед нами оказались отряды солдат Алариха, трезвых, вооруженных и готовых к сражению.

Мы сумели пробиться обратно к дверям, чтобы увидеть снаружи еще больше солдат, огромные толпы. Галопом прискакал сам Аларих, его меховая накидка и кудри развевались от скорости; он остановил лошадь в нескольких шагах от нас, подняв облака пыли в мерцающем свете факелов. Я заметила, что рука Зены потянулась к шакраму на поясе, и увидела, как она зашаталась, из шеи у нее торчало острое блестящее лезвие. В следующий момент она лежала у моих ног, ее губы двигались, она пыталась что-то сказать мне. Я опустила свой шест и успела только взять ее за руку, прежде чем сама провалилась в темноту. Я слышала крик и смутно поняла, что это был мой собственный.

***

Когда я снова открыла глаза, было темно, и я лежала на чем-то холодном и твердом. Я села; моя голова раскалывалась, запястья были воспалены и словно налиты свинцом. Поднимая руки, я услышала клацанье и поняла, что они закованы и ноги тоже. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела металлические брусья; я была в темнице, с маленьким окошком вне камеры в качестве единственного источника света.

Потом я вспомнила и не смогла дышать. Зена была мертва.

В течение долгого времени я кричала и трясла брусья моей клетки; но либо никто не слышал меня, либо не обращал внимание. Мой голос охрип от крика; я нашла кувшин воды в углу камеры и сделала несколько больших болезненных глотков. Потом я рыдала, свернувшись на настиле из влажной соломы. Ее голос эхом отзывался в моей голове: "Даже в смерти, Габриель, я не оставлю тебя". И теперь она оставила меня, или я оставила ее. Часть меня надеялась, что был еще какой-нибудь способ вернуть ее. Но сколько раз один смертный имеет право обманывать смерть? Наш мир теперь был иным; боги ушли вместе с их амброзией, Элай тоже ушел, а архангелы, которые дали ей силу убивать богов, казалось, потеряли к ней всякий интерес после того, как она сделала за них грязную работу.

Мысль об Элае, по самой неприятной цепочке, привела меня к мыслям об Аресе. Что случилось с ним и Варией? Внезапно я испытала надежду, что он тоже мертв; это лучше, чем узнать, что женщина, для которой он в буквальном смысле оставил свой мир, ушла и оказалась в когтях старого противника, такого ужасного как Аларих.

Наконец, послышался шум открывающиеся двери, чеканный шаг. Несколько солдат Алариха направлялись узкой шеренгой к моей камере, двое из них тянули человека, который был без сознания, его голова свободно болталась. Разумеется, я знала, кто это.

"У тебя появилась компанию, тварь".

Дверь камеры открылась, и Арес был брошен внутрь словно мешок с песком.

Когда они ушли, я подползла к нему - я не думала, что смогу встать - и попыталась разглядеть его раны; мои глаза привыкали к полутьме. Арес не сдался без борьбы. Глубокая рваная рана пересекала его заплывший левый глаз, и другая рана, вероятно, от стрелы, в левом бедре; продолжая осматривать его, я увидела, что его правая рука покрыта кровью и сломана. Как и я, он был в цепях.

Я не знала, подтянуть ли мне его к соломенной подстилке, но в любом случае, она была слишком маленькой для него, и вряд ли он на ней почувствовал бы себя удобней. Наконец я опустилась на пол рядом с ним, стараясь не думать ни о чем, и прежде всего, не думать о том, что мне придется сказать ему, когда он очнется.

"Зена ... "

Хриплый шепот заставил меня открыть глаза.

"Арес. Это Габриель".

Он открыл правый глаз - левый ужасно распух - облизал губы, затвердевшие от запекшейся крови.

"Вот, попей немного".

Я поддерживала его голову, пока он сделал несколько глотков.

"Где она?"

"Ох, Арес... " Мое горло сжалось, и я не могла выдавить ни слова.

"Что? Что случилось?", - он изо всех сил пытался сесть, несмотря на вырывающиеся против его воли стоны всякий раз, когда он неосторожно опирался на поврежденную руку.

"Арес... Думаю, она мертва".

"Думаешь? Что это значит? - он схватил меня за плечо левой рукой и стал трясти. - Что с ней случилось?!"

Я начала рыдать.

"Проклятье, Габриель, что случилось?"

"Я, я, я ... - мои зубы выстукивали дробь, - я видела, как... ей в шею вонзили меч, и она упала ... "

Больше я ничего не могла сказать.

Когда я осмелилась снова взглянуть на него, он молча крутил свой кулон в форме кинжала. У меня мелькнуло предположение, что он хранит там порцию яда.

Прежде, чем он мог что-нибудь сказать, снова послышался лязг, потом топот множества ног, и появился свет факелов. Я подняла глаза, прямо передо мной стоял Аларих, с пятью-шестью солдатами позади.

"Так-так-так. Почетный гость".

Он подал знак своим людям; дверь камеры открылась, двое солдат вытащили Ареса и вынудили опуститься перед Дакийским принцем на колени.

"Какая встреча, Арес. Смотри на меня, когда я говорю с тобой", - он достал из ножен свой меч и приставил конец лезвия к горлу Ареса, вынуждая его поднять голову. Я была рада, что не вижу его лицо; мне хватило картины ликования на лице Алариха.

"Подумать только, - продолжал Аларих, - в нашу прошлую встречу твоя маленькая подружка, Римская Шлюха, оставила мне подарок, - его левая рука коснулась шрама на лице. - Но прямо сейчас ты не выглядишь таким крутым. А скоро ты будешь выглядеть намного хуже, - он сделал паузу, смакуя свои слова. - Все эти слухи стали доходить до меня несколько лет назад - Арес, Бог Войны, стал теперь простым смертным. Не думал, что это могло быть правдой. Полагаю, я ошибался. Кстати, знаешь, без своих сил ты даже воин довольно посредственный".

Я ждала, что Арес сделает какое-нибудь саркастическое замечание и подпишет себе мгновенный приговор, но он или был слишком сокрушен новостями, услышанными от меня, или решил перенести все колкости молча.

"Итак, - Аларих начал прохаживаться взад-вперед. - Эти две шлюхи появляются в моем замке, выразив желание воевать в моей армии. Отлично. И затем ... – он начал смеяться. - Подумать только, этот старый советник, довольно бесполезный, я его держу только потому, что он был одним из любимых генералов моего отца - он говорит мне, что высокая брюнетка - это Зена, Королева Воинов, та самая, которая исчезла почти тридцать лет назад и потом появилась, ни на день не постарев. И я думаю: что Зена делает в моем лагере, называя себя Леандрой? Потом я узнаю, что у Зены есть подруга, некая принцесса амазонок, и я сложил кусочки головоломки, - он повернулся ко мне. - С вашей стороны было так любезно войти прямо в мою западню! Правда, мои люди разочарованы, что они не получили всю выпивку, обещанную им вчера вечером, но они получат намного больше, когда мы устроим настоящий праздник. Ты тоже будешь для них хорошей премией".

Он сделал еще одну паузу. В тишине я услышала прерывистое дыхание Ареса.

"Но, конечно, есть еще лучший приз. Арес, во плоти. И смертный, - с дребезжащим смехом принц протянул руку к лицу заключенного, и Арес дернулся назад с резким выдохом; вероятно, Аларих ткнул в его раненый глаз, чтобы напомнить бывшему богу, насколько он уязвим. - Как я слышал, Зена была твоей особой фавориткой. В таком случае, думаю, это тебе будет интересно".

Он махнул охране, и они подняли Ареса на ноги и толкнули к маленькому окну.

Звук, который я слышала, походил на звериный рев.

О боги, подумала я. Она все еще жива, и они что-то делают с ней...

"Ты тоже посмотри", - невозмутимо сказал Аларих, поворачиваясь ко мне.

Двое солдат вытащили меня из камеры; я была слишком ошеломлена, чтобы сопротивляться, но мысленно старалась подготовить себя к тому, что увижу из окна, что бы это ни было.

Что я увидела - было ее лицо, мертвое - такое белое, такое замороженное, что больше походило на статую, чем на реальность. Статую, от которой осталась только голова, насаженная на кол.

Я открыла рот, чтобы закричать, но мой голос был парализован.

Вызывающий отвращение запах горящей плоти проник в мои ноздри, и я увидела рядом маленький костер, в котором, я поняла, лежала остальная часть ее тела. Через мой живот и горло прошел спазм, и если бы недавно я съела что-нибудь, меня бы стошнило.

Арес обмяк, его голова опустилась вниз, и если бы солдаты не держали его под руки, он бы осел на пол, я подумала, что, возможно, он снова потерял сознание, но именно тогда он неожиданно выпрямился, поднял голову и посмотрел прямо на Алариха.

"Когда это закончится, - сказал он хриплым, но твердым голосом, - я уничтожу тебя и всех вас... Я уничтожу твой замок ... твоих солдат ... твое отродье ... и я заживо сдеру с тебя кожу".

На одну секунду Аларих казался немного озадаченным этой угрозой и уверенностью своего одноглазого заключенного; потом на его лицо вернулась знакомая усмешка.

"Очень впечатляет. Ты все еще можешь придумывать угрозы, Арес, но я не вижу никаких результатов. Более того, в данный момент ты не можешь даже держать меч, - он сжал сломанную руку Ареса; Арес задержал дыхание и стиснул зубы, но через несколько секунд агонии все же вскрикнул. - Разве смертность не отвратительна? Что ж, ты испытаешь ее прелести в полной мере".

Он махнул, показывая, что нас снова нужно втолкнуть в камеру, и направился к выходу, но напоследок снова обернулся. "Знаешь, я слышал, что твоя подружка убила богов Олимпа. Таким образом ... если она победила богов, а я победил ее, я оказываюсь на довольно высокой ступеньке славы, да? А теперь я победил еще одного бога - бывшего бога, разумеется, но все же ... Чудесное это ощущение!"

Когда шаги стихли, и снова нахлынула тьма, я повернулась к Аресу, лежащему на полу, куда его бросили солдаты Алариха. Каждый его вдох больше походил на сдавленный стон. Я не могла придумать ничего лучше, чем спросить: "Тебе очень больно?"

Он повернул голову и сделал попытку чего-то вроде саркастического фырканья. "Нет, я притворяюсь". Потом он почти неслышно добавил: "Это не самое страшное... "

"Арес... - я чувствовала, что снова подступают слезы. - Она... она не страдала, это было быстро. И .., она умерла как истинный воин, с мечом в руке, делая то, что она хотела делать ... "

"Габриель, прекрати болтать, - простонал он. - Помоги мне сесть"

С моей помощью он передвинулся к стене и прислонился к ней. Затем снова вынул кулон и со всех сил попытался открутить верхнюю часть одной левой рукой.

Значит, там действительно яд, подумала я. Существовала ли хоть одна причина остановить его?

"Арес, подожди"

"Что? "

Я с усилием выдавила. "У тебя хватит на двоих? "

Его губы сложились во что-то, отдаленно напоминающее улыбку. "Габриель, я не знал, что ты так честолюбива".

Я непонимающе мигнула. "Что..?"

Вздрагивая от боли, он вытряхнул содержимое кулона на правую ладонь. Знакомое темно-красное мерцание остановило мое дыхание.

"Арес, это..."

"Да".

"Откуда ты ..."

"От моей сестры, - он видел мой вопросительный взгляд. - У меня осталось не так уж много сестер. Твоя подруга, Афродита".

"Когда?"

"Почти два года назад ... это было перед моим приездом в Амфиполис ... ", - его голос затих.

На этот раз мои слезы текли свободно. "Все это время у тебя была амброзия, и ты оставался смертными, чтобы быть с ней... О, Арес ... "

"Если бы я не остался, сейчас я мог бы спасти ее, - рявкнул он, в его голосе зазвучали свирепые нотки. - Проклятье, Габриель, мне не нужны твои слезы. А теперь лучше закрой глаза"
.
Даже сквозь закрытые веки я ощутила жгучую вспышку света. Потом я услышала лязг - цепи Ареса упали на пол.

Я знала, что я увижу, когда снова открыла глаза, но это все же вызвало у меня головокружение. Он стоял передо мной без единого следа ран, одежда перестала быть разорванной, меч снова висел у него на поясе. Еще одна вспышка синего света, и два энергетических шара выбили стальные брусья. Арес посмотрел на свои руки и пробормотал: "Все еще работает".

Снова повернувшись ко мне, он освободил меня из кандалов одним движением пальца и сказал: "Держись".

Возник водоворот света и искр, и в следующий момент мы стояли во внутреннем дворе замка, том самом, мгновенно поняла я, где Аларих выставил свой последний трофей. Арес поднял руку, и когда я посмела взглянуть, предмет, насаженный на кол, исчез.

Солдаты, сидевшие во дворе, человек двадцать, пьяные и смеющиеся, не могли сообразить, что за компания у них появилась, хотя вряд ли бы это что-то изменило.

"Эй!"- закричал один из них, подскакивая на ноги.

Арес медленно направился к ним, его рука опиралась на рукоять все еще вложенного в ножны меча. Не думаю, что они знали, что перед ними Бог Войны, и все же на их лицах было написано опасение, потом они заорали "Ни с места!", нацелив на него копья, мечи и арбалеты. Когда он был на расстоянии вытянутой руки, высокий широкоплечий солдат, наконец, выстрелил ему в грудь из арбалета. Стрелок выпучил глаза и зашмякал побелевшими губами. Левая рука Ареса обрушилась на его плечо, а правой он ухватил бедолагу за горло и вздернул вверх. Алый гейзер работал в усиленном режиме, и что-то темное полетело по воздуху, падая в нескольких шагах от меня. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что я только что видела; моя рука сама прикрыла рот, а колени предательски задрожали.

Когда я набралась храбрости, чтобы снова посмотреть на Ареса, я не увидела его, только черный торнадо, несущийся через двор, захватывающий всех оставшихся солдат, безуспешно старавшихся сбежать. Через пару минут все было закончено.

Я вспомнила кое-что, осторожно встала и подошла к костру, в которым догорали несколько угольков.

"Что ты делаешь?"

"Ее пепел... Я хочу..."

Он вручил мне черный кожаный мешочек, который, я была уверена, появился из ниоткуда. Сев на колени, я выкопала несколько горсток пепла, все, что осталось от женщины, которую мы оба любили, и привязала мешочек на пояс.

Арес тяжело дышал; меч в его руке был красным от крови, и такая же кровь была размазана по его лицу, наверное, когда он провел по нему рукой.

"Что ты собираешься теперь делать?" - спросила я, заставляя свой голос звучать ровно.

Он буркнул: "А ты как думаешь? Проведать старого друга и поболтать о ступенях к славе".

"Арес, подожди! Амазонки..."

Арес нахмурился. "Что с амазонками?"

"Арес, мы должны освободить их, мы пришли сюда из-за них, и если мы не поможем, то все это будет впустую".

"А если мы спасем их, то все будет замечательно, и будет иметь смысл? Ее жизнь в обмен на их?"

Я отступила и чуть не упала на остатки костра. Холодная ярость в его глазах вызвала воспоминания, которые я всеми силами старалась подавить с тех пор, как наши отношения стали почти дружественными: как Арес убил Элая, а впоследствии едва не отсек мне голову, когда я бросила ему вызов.

"Арес ... пожалуйста ... это то, чего хотела бы она ... "

Он поморщился и на секунду закрыл глаза.

"Идем".

Амазонки находились на территории за лагерем Алариха; там же мы нашли Варию, живую и не слишком сильно раненую. Ненужная мысль, что все же хорошо иметь бога на своей стороне, промелькнула в моем мозгу. Через минуту мужчины, охраняющие заключенных, были мертвы, а женщины освобождены из цепей.

"Теперь счастлива? - Арес не смотрел на меня. - Они могут вернуться в лагерь, взять лошадей и убираться отсюда".

"Что с солдатами?"

"Никаких солдат не будет".

"Арес... " - я открыла рот, и вдруг поняла, что попытка отговорить Ареса от убийства всех солдат Алариха не имеет смысла.

Он развернулся. Мускулы на его лице были неподвижны; очевидно, он прикладывал немалые усилия, сдерживая гнев, в ожидании, когда сможет дать ему полный выход.

"Габриель, следующие несколько часов я посоветовал бы тебе не попадаться мне на пути. Найди какое-нибудь безопасное место и жди меня там. Я сделаю то, что собираюсь, а затем доставлю тебя домой".

"Как ты узнаешь, где я... "- его насмешливый, ожесточенный взгляд ответил на мой вопрос.

Бог Войны исчез во вспышке.

***

Караван амазонок был отправлен по домам, а остатки армии Алариха не имели ни шанса выжить. Что-то заставило меня отправиться назад к замку. Всюду лежали мертвые и умирающие тела, некоторые обугленные, другие разрезанные на части. Это напоминало поле битвы, но здесь не было никакого сражения, никакое столкновения двух армий, только массовое убийство одним мстительным богом.

Рука, коснувшаяся моей лодыжки, почти заставила меня подпрыгнуть. Глядя вниз, я увидела лежащего на спине мужчину с зеленовато-серым лицом, его губы пытались двигаться, а глаза почти вылезли из орбит. Его живот был вспорот. Все внутри меня перевернулось, я схватила меч, валявшийся поблизости, и вонзила его, прекратив страдания солдата.

Через несколько шагов я снова остановилась. Память заполнила мое сознание - Зена, такая бледная и прекрасная, с влажными черными, как вороново крыло волосами, откинулась на белую подушку, и Арес, стоящий на коленях возле нее, их новорожденная кроха лежит на его руке; Зена кладет свою руку поверх его и шепчет: "Наш ребенок"; и безмятежное счастье освещает его лицо. Я запрокинула голову и выла в небо, невыносимо яркое и синее, когда оно должно было быть кроваво-красным.

Арес уже был в замке, я могла сказать это наверняка; из некоторых окон поднимался дым, и люди разбегались в смертельном страхе. Оказаться внутри отнюдь не было легким делом. Я даже точно не знала, почему хочу войти, рискуя оказаться растоптанной паникующей толпой и встретиться с обезумевшим Аресом, вопреки его предупреждениям. В этот момент я не была уверена, что меня пугает больше.

Наконец я смогла проникнуть за ворота замка.

Внутри было примерно то, что я ожидала. Каменные полы, липкие от крови; обугленные отверстия в некоторых стенах и колоннах - несомненно, от шаровых молний; тлеющие гобелены и ковры; мужчины и женщины, носящиеся вверх и вниз по коридорам; и, конечно, множество тел, распластанных или лежащих в кровавых кучах; и еще множество того, что, при всем моем опыте сражений, все еще заставляло меня отводить взгляд и вздрагивать.

Когда я приблизилась к тронному залу, среди множества чудовищных звуков особенно выделился один: самый чудовищный крик, который я когда-либо слышала. Я должна была остановиться и прислониться к колонне. 'Я заживо сдеру с тебя кожу'. Новая волна тошноты накатила на меня с осознанием, что Арес не пользовался метафорами.

Последнее, что мне хотелось сделать, это войти и убедиться, что мое предположение верно; к тому же это не было предположением, я это знала абсолютно точно. Я хотела уйти от этого пронзительного звука, казалось, что мои ноги заполнены желе. И все же что-то удерживало меня ... что-то, что еще сказал Арес...

"Уничтожу твой замок ... твоих солдат ... твое отродье ... "

Мой взгляд упали на молодую служанку, которая забилась в угол, дрожа от страха, закрыв руками уши, зажмурив глаза, парализованная ужасом. Заставляя себя переставлять ноги, я подошла к ней и схватила за плечи. Она закричала и еще больше вжалась в стену, как будто стремясь пройти сквозь нее.

"Посмотри на меня. Я не причиню тебе вреда!"

Она уставилась на меня дикими глазами, судорожно дыша.

"Все хорошо, ты будешь в порядке. Скажи мне только ... где дети Алариха?"

***

Теперь у меня была цель. Я бежала по коридорам и вверх по лестнице, перепрыгивая через сломанную мебель, упавшие статуи и мертвые тела; я больше не чувствовала себя ошеломленной, уставшей или голодной. Я бежала, как будто пытаясь выигрывать забег, в каком-то смысле, так и было.

Наконец я достигла дверей и толкнула их. Они были заперты или забаррикадированы изнутри. Я снова толкнула их и услышала женский крик.

"Впустите меня!" - во всю мощь легких завопила я.

"Убирайтесь!"

"Дети там? Дети Алариха?"

Тишина подтвердила то, что я и так знала.

"Они в порядке?"

После паузы женщина - я подумала, это Клотильда - спросила более нормальным тоном: "Кто ты?"

"Я здесь чтобы помочь. Пожалуйста, откройте дверь".

"Нет!" - истерия в ее голосе снова усилилась.

"Послушайте меня. Дети в ужасной опасности, и вы не сможете спасти их, забаррикадировав дверь. Вы должны впустить меня, это - ваш единственный шанс, - тишина. - Пожалуйста! У нас нет времени".

Я услышала визг отодвигаемого предмета и щелканье открывающихся замков. Служанка пропустила меня внутрь и снова заперла дверь; несколько женщин собирались придвинуть назад массивный сундук из красного дерева. Я покачала головой. "Это не поможет".

"Что происходит?"

Клотильда сидела на кушетке, дрожащая и очень бледная. Я огляделась. Даже женские и детские покои в замке Алариха имели суровый вид, с камином, высеченным из грубого серого камня, и огромной коричневой медвежьей шкурой на полу перед ним. На медвежьей шкуре играли трое маленьких детей - два мальчика-близнеца, приблизительно полутора лет, и девочка трех или четырех годков. Другая девочка, достаточно подросшая, чтобы понимать опасность, цеплялась за мать. Самый старший мальчик, лет десяти или одиннадцати, поразительно похожий на Алариха, стоял перед Клотильдой, лицом ко мне, его маленькая рука сжимала бесполезный кинжал на поясе; он, очевидно, чувствовал себя главным защитником семьи в отсутствие его отца.

"Кто штурмует замок?"- спросила Клотильда дрожащим голосом.

Я покачала головой. "Замок не штурмуют, Клотильда. Все намного хуже. Это не вражеская армия. Твой муж сделал кое-что, прогневавшее бога".

"Бога?" - прошептала она.

"Ареса, Бога Войны".

Клотильда мгновение размышляла - она не казалась слишком потрясенной фактом, что ее муж оказался целью ярости бога, и потом спросила успокоенным, ровным голосом, "Значит, он мертв?"

"Да", - сказала я. По крайней мере, я надеялась, что к настоящему времени он был мертв.

Губы старшего мальчика дрожали, и его лицо морщилось, борясь с подступающими слезами. Клотильда спокойно кивнула; она отнюдь не казалась убитой горем. Потом ее глаза переместились на троих детей, ползающих по медвежьей шкуре. С побелевшим лицом она взглянула на меня.

"Клотильда, - я старалась говорить ровным голосом. - Я думаю, что Арес будет пытаться расправиться с твоими детьми. Вы не можете уйти от него, не можете остановить, запирая двери. Он - бог. Но есть шанс, что я смогу его остановить".

"Кто ты?"

"Я - его друг". В тот момент, когда я это произнесла, я поняла, как абсурдно это звучало, и действительно Клотильда смотрела на меня, спрашивая себя, не впустила ли она в свои покои сумасшедшую. Но кто я действительно была Аресу, и кто он мне? У меня не было времени обдумать эти вопросы, потому что в этот момент я услышала свист воздуха позади себя и увидела вспышку света. Клотильда закричала и рухнула на пол. Я обернулась.

За те годы, когда Арес был нашим главным врагом, я думала, что видела его самым жестоким холодным и безжалостным. Но никогда, даже в самых страшных кошмарах, я не могла вообразить что-нибудь подобное Богу Войны в разгар сражения. Он выглядел, словно только что окунулся в чан с кровью. Его карие глаза пылали красным жаром, вместо усмешки был звериный оскал. Просто невероятно, что когда-то я считала его полностью человечным.

Казалось, комната закружилась. Я не уверена, как сумела удержаться на ногах, несколько раз глубоко вдохнуть и открыть рот, чтобы произнести "Арес".

Пылающие глаза скользнули по мне. "Габриель. Я велел тебе не попадаться мне на пути".

"Я не позволю тебе сделать это".

Он издал короткий смешок, больше похожий на лай. "Ты не позволишь мне?"

Я подошла к нему и заставила себя положить свои руки на его, борясь с тошнотой, появившейся при прикосновении к крови и частичкам внутренностей. Он посмотрел на меня, как на какое-то раздражающее насекомое, и отодвинул меня щелчком пальцев.

"Арес, ты отомстил за нее уже много раз".

"Но еще недостаточно".

"Я знаю тебя, Арес, - мой голос оборвался. - Я знаю, ты можешь быть лучше".

"Ты знаешь меня? - его рот сложился в усмешке. - Я - Бог Войны, Габриель".

"Это не поле битвы, Арес, это не война. Они только дети. Что они сделали?"

Его глаза сузились. "Они выбрали себе плохого отца".

"Арес, пожалуйста ... подумай о своей..."

Прежде, чем я смогла сказать "дочери", моя челюсть оказалась словно в железных тисках; я думала, что он ее сломает.

"Ты тоже хочешь умереть? - я закрыла глаза. - Я приму это как 'нет'. Так что заткнись и уйди с моей дороги".

Он освободил меня; я покачнулась и огляделась. Клотильда все еще была в обмороке; ее горничные попрятались по углам и за мебелью. Девочка помчалась к своим младшим братьям и сестре и обняла их всех. Самый старший сын Алариха все еще стоял на прежнем месте; забыв обо всех своих попытках выглядеть храбрым, у его ног образовалась маленькая лужица.

Арес поднял руку.

Единственное, что я смогла придумать - развернуться и подрезать его, тем самым способом, который я использовала в Амфиполисе, когда он хотел, чтобы я показала мои приемы его ученикам. Сейчас, когда у него были его божественные силы, это не сбило его, но все же застало его врасплох и сместило прицел, достаточно чтобы энергетический шар врезался в стену. Прежде чем он схватил меня, я подтолкнула испуганного мальчика к другим детям и встала перед ними, раскрыв руки. Я, должно быть, напоминала кошку, пытающеюся напугать тигра, но ни один из тех, кто следил за нами, не был в настроении оценить юмор ситуации.

"Назови хоть одну причину, почему я не должен убить тебя", - процедил он сквозь зубы.

"Прекрасно. Убей меня. Я предпочту умереть, чем увидеть, как ты сделаешь это, – меня озарила внезапная мысль. - Будь здесь Зена, она тоже предпочла бы умереть".

От его рева мои барабанные перепонки едва не лопнули, и я почувствовала его руку на своей шее. Вот и все, пронеслось у меня в голове, он собирается оторвать мне голову.

Я ждала, что сейчас наступит тьма, но вместо этого все вокруг меня сияло, и потом давление исчезло с моего горла. Я резко села, чувствуя что-то мягкое под коленями, и оставалась в таком положении с закрытыми глазами, не знаю уж, сколько, - стараясь восстановить дыхание. Я могла чувствовать запах травы и диких цветов, и слышать щебетание птиц и цикад. Возможно, я мертва и нахожусь на Елисейских Полях. Когда я открыла глаза, передо мной были деревья и берег реки.

"Где мы?"– мой голос прозвучал как карканье.

"Где-то в миле от Амфиполиса".

Арес сел на траву, обхватив голову, его тело сотрясала мелкая дрожь. Он посмотрел на меня, и его глаза снова были человеческие, с влагой и болью.

"Ты ранена?"

Я посмотрела на пятна крови. " Нет, это от..." - я кивнула на него.

Кажется, я видела, как он вздрогнул. Он закрыл глаза и сосредоточился, и в следующий момент был полностью чист, без единой капли крови.

Я отвязала с пояса кожаный мешочек, сняла ботинки и забралась в реку. Холодная вода привела меня в чувство и вернула к действительности. Как только вода дошла мне до шеи, я стащила свой топ и очистила его, потом сделала то же самое с юбкой и нырнула под воду. Когда я вышла, мокрая и дрожащая, Арес держал мешочек. Он открыл уже пустой кулон, который ранее содержал его обратный билет к бессмертию, и погрузил его в пепел, заполнив до краев; потом он приложил крышку и сжал кулон в руке, запечатывая его тонкими потоками синего света.

Он посмотрел на меня и поднял руку, с его ладони исходили теплые волны. Всего через минуту я была полностью сухой.

"Спасибо".

Он кивнул, смотря в сторону.

"Кстати, твои амазонки в порядке".

"Спасибо ... еще раз".

В уголках его глаз блестели крошечные слезинки. Вероятно, стоило мне дотронуться до его плеча, и стена бы рухнула, и он бы зарыдал так отчаянно, как в тот раз, когда он вынес ее из ледяной воды и положил ее тело на снег. Я не была уверена, хотела ли я поддержать его или развернуться и бежать от него без оглядки.

Он поднялся.

"Ты можешь дойти отсюда в город, или хочешь, чтобы я доставил тебя?"

"А ты?"

Едва видимая судорога исказила его лицо. "Для меня там ничего не осталось".

"Арес... - я дотронулась до его руки, но он отодвинулся. - Как же Ари?"

"Ты сможешь позаботиться о ней, - он не смотрел на меня. - Если ей что-нибудь понадобится, просто позови меня".

"Ей нужен отец".

Он покачал головой.

"Ее отец был смертным человеком, которого больше не существует".

***

Я отправилась назад пешком, набираясь сил сообщить новости Сирене и Еве. Учитывая обстоятельства, я практически вздохнула с облегчением, узнав, что Сирена умерла двумя ночами ранее, мирно скончавшись во сне. Что до Евы, точно не знаю, уменьшил или ухудшил боль потери тот факт, что она и Зена так и не успели стать настоящей семьей. Мы с ней никогда не могли поговорить по душам. Она предлагала остаться и помочь мне с Ари, но я убедила ее вернуться к ее миссии; я подумала, что так будет лучшее.

Вскоре после этого появился Вирджил. Он посетил нас несколько раз, еще когда мы с Зеной только вернулись в Амфиполис, но только теперь мы стали по-настоящему близки, объединенные скорбью по Джоксеру, его любимому отцу и моему дорогому другу, и по Зене, самому особенному человеку в моей жизни, которую он узнал через рассказы отца прежде, чем встретил нас. Потом он возвращался снова, и снова, и через несколько месяцев мы поженились. Вместе мы управляли таверной Сирены, проводили поэтические чтения и растили Ариану, к которой спустя два года добавился наш собственный сын, Филипп.

Ари знала, что ее мама "ушла в другое место", как мы сказали ей, и она не вернется. Что-то во мне восстало против того, чтобы сказать то же об отце. 'Он вернется', сказала я. Лучшее, что я сумела придумать, это то, что он был на войне в далеких странах. Хотя потом я стала волноваться, что мой обман будет иметь неприятные последствия: она может начать задаваться вопросом, почему папа никогда не пишет и не присылает ей подарки, и, наконец, почувствует себя брошенной.

Время проходило, а он все еще не возвращался. Храм Ареса в Амфиполисе, много лет пустовавший, повторно открылся через несколько месяцев после того, как он восстановил свою божественную силу. Однажды к нам пришел посланник храма и сказал, что я должна получать ежемесячную "плату" от храма по личному приказу Бога Ареса за мои заслуги как воина. Я согласилась. Насколько я могу судить, ни один из священников ничего не знает о дочери Ареса, и, конечно, я все оставила, как есть. Несколько раз я думала прийти в храм и потребовать его присутствия. Но так и не решилась.

***

И вот мы здесь, заканчиваем наш обед. Мы больше не говорим о ее сне. Я спрашиваю о школе и говорю ей, что на следующий месяц я и дядя Вирджил поедем на Великий Фестиваль Бардов в Коринфе, и она должна хорошо себя вести, если тоже хочет отправиться с нами. Она хочет знать, можно ли ей взять еще печенья, и я разрешаю, если она пообещает потом сразу идти спать.

Арбалетка вдруг выпрямляется и начинает лаять. Я иду к дверям и выглядываю наружу; там никого нет, но она все еще беспокоится, лает и виляет хвостом.

"Что в тебя вселилось, девочка?"

"Тетя Габби? - говорит Ари. - Здесь кто-то есть"

"Нет, милая, я уже посмотрела, там никого".

"Не там, - нетерпеливо объясняет она. - Здесь. Знаешь, как ты чувствуешь, когда кто-то смотрит на тебя на улице? Вот, и это так же, я просто чувствую это".

Внезапно в комнате становится холодно. По каким-то причинам, она не боится, словно быть наблюдаемой невидимкой - самая обычная вещь в мире.

"Ари, - я встаю, стараясь не выдать волнение. - Уже поздно, а мне еще нужно все убрать. Ты можешь забрать свое печенье и идти в комнату. Как послушная девочка".

"Я не хочу быть послушной девочкой", - говорит она серьезно, но идет в свою комнату, таща за собой Арбалетку.

Оставшись одна, я смотрю на то место, куда смотрела Арбалетка, когда лаяла.

"Арес".

Я чувствую себя смешной.

"Арес, пожалуйста, покажись. Я знаю, что ты здесь, - конечно, размышляю я, он уже мог уйти. - Пожалуйста, пожалуйста. Поговори со мной".

Ничего.

***

Намного позже я в одиночестве сижу за кухонным столом. Арбалетка спит у печи, дергая во сне лапами. Я уложила Ари в постель и рассказала ей историю, ту, которую она любит больше всего, об амазонках и кентаврах. Теперь я разглядываю чистый свиток, и размышляю.

Я написала много историй о Зене, Королеве Воинов, которая совершила много зла и затем изменила свою жизнь и совершила ещё больше добра, изменила и мою жизнь тоже. Я написала о многих удивительных подвигах, которые она совершила, и многих невероятных приключениях, которые мы пережили. Но я никогда не рассказывала и не писала ту, может быть, самую главную историю: как внушающий страх бог, который хотел соблазнить ее назад к темноте, так сильно полюбил ее, что пожелал следовать за нею в свет; как, после всех попыток сорвать ее стремление искупить прошлое, он нашел, по крайней мере, временный способ искупления (не сомневаюсь, что он будет насмехаться над этими словами) в его любви к ней. Общеизвестно, что Бог Войны стал смертным несколько лет назад, когда многие боги умерли, и что он позже восстановил свое место на Олимпе; но лишь трое из ныне живущих людей - Ева, Вирджил и я - знают, как и почему это произошло.

Я хотела бы рассказать эту историю, хотя не думаю, что ему это понравится. Да я и не уверена, что сама смогу рассказать это снова.

Убирая свиток, я иду наверх. Я должна проверить Ари и убедиться, что она не читает опять при свечах.

Я толкаю открытую дверь. И там, в лунном свете, я вижу его сидящего на ее кровати, его рука перебирает ее волосы. Она крепко спит.

Наши глаза встречаются; я открываю рот, и он подносит палец к губам.

Я ничем не могу помешать ему исчезнуть в искрах света и пятнах развеявшегося дыма. Но он не исчезает. Он поднимается и идет ко мне, выходит вместе со мной в прихожую и закрывает за собой дверь.

Мы спускаемся вниз, все еще в молчании. Я ловлю себя, думая, что внешне он не изменился, и затем прикидываю, хватит ли мне выдержки.

Он садится, скрещивая ноги. Арбалетка просыпается и несется к нему. Она помнит его? Никогда нельзя точно знать, когда имеешь дело с собаками. Она подпрыгивает, виляет хвостом, упирается передними лапами ему в грудь. Он почесывает ее за ушами и с полуулыбкой говорит: "Привет, Дисгармония".

Нет, нет, нет, я не собираюсь плакать, это верный способ отпугнуть его. Я постараюсь говорить с ним в его манере.

"Давно не виделись... " Я стараюсь звучать настолько легкомысленно, насколько возможно.

"Не могу сказать того же о тебе", - посмеивается он.

Я сглатываю. "Ты следишь за мной?"

"Иногда, - он видит, что я краснею, и добавляет. - Не так слежу", - от чего я краснею еще больше.

Он смотрит на меня выжидающе.

"У меня прекрасная жизнь", – почему я говорю, словно должна оправдываться?

Он вздыхает. "Ты могла бы стать великим воином, Габриель".

"Я все еще навещаю каждый год амазонок", - его веки дергаются; не стоило их упоминать. - И я пишу истории и поэмы о воинах, - главным образом, об одном воине, но я еще не могу произнести ее имя. - Я открываю Великий Фестиваль в Коринфе в следующем месяце".

Он кивает, все еще чего-то ожидая.

"Так, как твои дела?"

Абсурдный вопрос, конечно. Он пожимает плечами. "Войны всегда продолжаются, знаешь, - висит неловкое молчание, и наконец он спрашивает. - О чем ты хотела поговорить со мной?"

Мои следующие слова вызывают удивление у меня самой. "Я скучаю без тебя, Арес". Я на самом деле поразила его; его брови поднимаются, и никакого остроумного возражения. Тогда я делаю решающий шаг. "Ари скучает без тебя".

Он поглаживает свою бородку. "Она красавица".

"Арес, ты должен быть частью ее жизни".

Он вскидывает на меня глаза.

"И как ты это представляешь? Я беру ее на рыбалку, как все другие папы, и участвую в танцах отца-дочери на городской площади? Ты хочешь, чтобы я приходил на обед по вторникам и четвергам? Хочешь, чтобы на выходные я взял ее на Олимп и сказал: 'Посмотри, милая, вот здесь живет папа?' Хочешь, чтобы я взял ее на поле битвы, чтобы показать, чем я занимаюсь?"

"Ты мог бы приходить на обед по вторникам и четвергам ".

Он смеется и качает головой. Потом говорит: "На этой неделе ее день рождения. У меня есть для нее подарок".

При его словах меня охватывает невероятная радость. Он поднимает руку, и золотые искры мерцают в воздухе, образуя круг. Внезапно в моих коленях возникает такая слабость, что мне приходится сесть. Шакрам Зены. Я была уверена, что он навсегда потерян где-нибудь в... том месте.

"Он должен принадлежать ей".

"Когда маленькие девочки берутся за шакрамы – в четыре, пять?"

"Семь и ни днем раньше... "

Беспокойная мысль приходит мне на ум, и я выпаливаю: "Арес ... Ты не планируешь ... вырастить из нее особого воина или что-то вроде этого?"

Его смех почти весел. "Ты все еще считаешь, что я всегда что-то замышляю". Но он не отвечает да или нет, и я начинаю волноваться. Он серьезно говорит: "Габриель, я думаю, что Ариана будет особенным воином. Но это будет ее выбор. Я обещаю. Я не стану вмешиваться".

Я беру шакрам и медленно провожу по нему рукой, вспоминая, когда видела его в последний раз, и уже не могу остановить слез.

"Знаешь, - он говорит почти случайным тоном, - я действительно хотел только провести с ней всю свою жизнь".

"Да, я знаю", - я кладу свою руку поверх его, и он не отодвигает ее.

"Габриель?"

"Что?"

"Спасибо"

"За то, что забочусь об Ари?"

"И за это тоже".

Я поднимаю глаза и оказываюсь загипнотизированной этими глазами, как всегда.

"Ты была права, - говорит он. - И поступила очень храбро".

Он треплет Арбалетку по голове и встает.

"Арес, не уходи, - он ждет. - Ты должен поцеловать свою дочь, - я почти говорю "на прощание", но потом останавливаю себя, - на ночь".

После мгновения, показавшегося вечностью, он поворачивается и идет к лестнице.

Я следую за ним и задерживаюсь в прихожей, но он оставляет дверь приоткрытой, и я могу все видеть. Она лежит на животе, ее дыхание ровное и мирное. Он садится, кладет руки на ее тоненькие плечи и, нежно приподнимая, переворачивает ее; она бормочет, но не просыпается. Он проводит пальцами по ее лицу, наклоняется и целует ее. Я воображаю, какой прохладной и бархатной должна казаться ее щека под его губами. Когда он выходит, я на секунду вижу в его глазах вернувшееся тепло и счастье.

Он останавливается, и я знаю, что он собирается исчезать.

"До свидания, Арес".

Думаю, что я видела его кивок, прежде чем он исчезает в водовороте синего света.

Я заглядываю в спальню Ари укрыть ее, но потом понимаю, что не хочу нарушать этот момент, даже при том, что она ничего об этом не знает. Я спускаюсь в кухню и наливаю себе немного травяного чая. Удивительно, у меня такое чувство, что сегодня вечером я легко засну.

Возможно, завтра я предположу, что все это был сон. Но нет, там, на столе, лежит шакрам Зены. Я беру его и рассматриваю. В своей памяти я слышу ее голос, когда она качает дочь: "Несмотря на нашу историю, мы все же смогли создать что-то хорошее".

Однажды я расскажу эту историю.

КОНЕЦ